Читать книгу: «Сон разума», страница 29
Стас успел за это время натянуть на себя все, что попалось под руку и даже мою рубашку. Мы с Саней только и успели, что надеть штаны. А Серега так и вовсе стоял в трусах, ругаясь и стряхивая с себя солевую пыль.
– Ты был прав, – внезапно сказал Саня. – Он действительно похож на рисунок Ульяны.
Я оглянулся на него:
– Ты тоже видел?
Мой брат кивнул. Я перевел взгляд на Стаса.
– Видел, – подтвердил он. – Та еще, ну, эта, образина.
– А я вот ничего не видел, – выругался Серега. – Только какого-то хрена весь перепачкался солью.
– Это потому что ты уснул, я твой храп слышала даже в другой части цистерны.
Серега сверкнул глазами, но ничего не ответил.
Я залез рукой в задний карман и извлек оттуда сложенный в четыре раза снимок.
– Что это? – Наташка подошла ближе.
– Снимок, что мне дал Владимир Викторович. – Я развернул фотографию. – И пометки, что оставил тот солдат в универмаге.
– И ты думаешь…
– Я не думаю, я уверен. – Я опустил взгляд на снимок. – Кратер, оцепление, вышки. Эта тварь сейчас там. И мы едем за ней.
– Ну, хорошо, – кивнула Наташка. – Только сделайте для меня одно одолжение.
Мы дружно подняли на нее свои взгляды.
– Наденьте на себя уже что-нибудь.
10
Сентябрь 2017.
– И что это действительно работает, профессор?
Я оторвал пальцы от висков и поднял тяжелый взгляд на Бритни. Она как всегда сладковато улыбалась.
– Я не пытаюсь вас убедить в истинности моих заявлений, или в правдивости моего рассказа. Я лишь пересказываю вам историю, делать выводы ваша работа.
– Значит камера серносной деривации? – переспросил квотербек, сморщившись и почесав затылок.
– Сенсорной депривации, умник, – поправил его Райан.
– Иди в жопу, педрильо.
– Это, смотря в какую, я, знаешь ли, избирателен.
Я улыбнулся и тут же скривился, схватившись за виски. Удар был сильным, неожиданным. Я открыл глаза. Комната плыла, цвета сменились на красный. Кажется, опять началось. Я зажмурился. Только не сейчас.
– И вы говорите, что с помощью самодельной камеры, где не были выдержаны ни плотность раствора, ни температура, вы смоги установить некий психофизический контакт с этим существом?
Я открыл глаза, осмотрел аудиторию. Все пришло в норму, и только пульсация в висках напоминала о секундном приступе.
– Повторяю, я лишь передаю вам историю. Все остальное на ваше усмотрение.
Боковым зрением я уловил движение за окном, словно что-то большое рухнуло вниз. Рухнуло быстро. Осмотревшись, я понял, что никто этого не видел. Все внимательно смотрели на меня.
Я поднялся, покачнулся, подошел к окну, прижался лбом к его холодной поверхности. Посмотрел вниз.
Реки крови, горы мертвых тел, трещины в земле, полыхающий пожар.
Там ничего не было, только капли дождя отбивали свой незатейливый ритм по разрастающимся лужам.
– Я же говорил – похмелье.
– Нет никакого похмелья, – ответил я, оборачиваясь и присаживаясь на подоконник.
Слегка морщась, от бьющей в висках крови, я вытянул сигарету из нагрудного кармана и спросил:
– Так на чем я остановился?
– Вы собирались ехать на поиски…
– Нет, – перебила Райана Брини. – Вы говорили о том, что девушка опрометчиво просила вас надеть на себя что-нибудь.
Я сжал сигарету губами и кивнул. Да, кажется, я припоминал. Наташка всегда была слишком стеснительна, что ее, безусловно, красило. Что, безусловно, красит любую женщину. Но иногда мне казалось, что внутри этой зажатой стеснительности дремлет настоящее пламя. Хищное, голодное.
Черт, опять не о том. Я поймал ироничный взгляд Райана. Этот паршивец всегда точно знал, о чем я думаю.
– Так вот, – тихо произнес я, стараясь не разбудить головную боль. – Нам нужно было ехать, и ехать как можно скорее. Путь был не близким, а карта была примерной. Искать ориентиры? Да, легко. Но это легко когда вас не торопит время. А когда у вас за спиной руины родного города, а все твои родные не могут никак проснуться от чудовищного сна, то кажется, что каждая секунда промедления смерти подобна.
– Но и бросаться сломя голову тоже не лучший вариант, профессор.
– Верно. – Я указал пальцем на квотербека и тот довольно отвалился на спинку скамейки. – Потому мы не стали спешить, и все как следует обдумали. Заехали ко мне, закрыли мою маму в зале, на всякий случай. Помылись, запаслись продуктами. Взяли старенький, но очень подробный атлас дорог Красноярского края, и только тогда двинулись в путь.
Я затянулся не прикуренной сигаретой и откинул голову, чувствуя, как мысли приходят в порядок.
Глава шестая: «Бабочки в животе».
1
– Второй раз, – подумал я, глядя как темные очертания родного города постепенно исчезают в зеркале заднего вида. – Второй раз за последние две недели я покидаю свой город, и второй раз мне кажется, что больше я его не увижу.
В сгустившихся сумерках машина медленно катила вниз, мерно покачиваясь на ухабах дороги, а за ней постепенно истлевали черные коробки последних зданий, расположенных на самой границе города. Исчез последний дом, верхушка ковша, установленного на въезде экскаватора, и только густой лес остался единственным свидетелем нашего второго побега.
Я бросил последний взгляд в зеркало: ничего, только темнота…
«Тьма, – и больше ничего».
… и бесконечная глубина небес, усыпанных колючими звездами. Нас не провожал привычный для нас свет ночного города, обитаемого города, города, в котором еще живут люди. В этом городе нет больше людей, лишь призраки.
Я вздрогнул от своей мысли и принялся копаться правой рукой в нагрудном кармане, тщетно пытаясь вытянуть сигарету из пачки.
– Что-то случилось?
Наконец справившись с пачкой сигарет и выудив себе одну, я сжал ее уголком губ и оглянулся.
Мой брат, сидевший на пассажирском сидении справа от меня, чуть повернул голову и скосил взгляд.
– Нет, – поспешно ответил я. – Все нормально.
Мои руки вернулись на руль, нервно сжали кожаную обивку.
– А с виду не скажешь.
Достав верную «зиппо» из кармана, я щелкнул ей перед лицом и замер.
– Нет, честно, ничего такого. – Я прикурил.
Теплые кончики пальцев коснулись моего плеча сзади.
– Что у тебя на уме? – прошептал Наташкин голос.
Я попытался поймать ее взгляд в зеркале, но тщетно: было уже стишком темно, и только зеленоватый свет приборной панели освещал салон автомобиля.
Я вздохнул, сжал сигарету пальцами, покрепче ухватился за руль.
– У меня такое чувство, что мы видим свой город в последний раз.
Секунду в салоне висела тишина, и только нервный скрип Серегиного зада о сидения, выдавал присутствие других людей, разрушал нависшую атмосферу одиночества.
– Или видим его в последний раз таким, каким мы его знаем, – продолжил я.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Саня, все так же искоса поглядывая на меня и предпочитая изучать темный пейзаж за окном.
– Второй раз мы покидаем город, и второй раз оставляем наших родных.
– Мы ничего больше не можем сделать для них, – мрачно ответил Серега. – По крайней мере, там.
– Мы их не бросили, лишь оставили на время, – поддержал друга Стас.
– Вышка уничтожена, сеть над городом рухнула. Людьми больше никто не управляет, – подсказала Наташка. – Им ничего не грозит.
Я отвел взгляд в сторону:
– А как же те, кто не подвергся воздействию третьей волны?
Наташка протиснулась вперед, расталкивая локтями Серегу и Стаса; я слышал, как кряхтят пацаны, как шуршит материя.
– Что ты имеешь в виду? – спросила она, просунув голову между передними сидениями.
– Люди уже предпринимали попытки напасть на «светлячков», – напомнил я, кивнув головой назад, в сторону багажника, где у нас лежала конфискованная военным у безумца винтовка Драгунова.
– Но… но они же больше не ходят, они больше не светятся, они больше не «спят», – затараторила Наташка.
– Но все еще не двигаются, – внезапно произнес Саня.
Голова Наташки дернулась в его сторону.
– Но зачем им нападать на неподвижных людей, на людей, не несущих никакой угрозы? – с мольбой в голосе спросила девочка.
Саня пожал плечами и снова уставился за окно. Наташка повернулась ко мне и со всей силы сжала мое плечо.
– Сон разума рождает чудовищ, – ответил я и ее хватка ослабла.
Только произнеся это, я понял, что снова делаю все не так, снова совершаю все те же ошибки. Эти ребята зависят от меня, надеются на меня, и вместо того, чтобы поддержать их боевой дух, как-то сплотить вместе, я только глубже погружаю их в бессмысленное состояние тревоги, разрушая иллюзию относительной безопасности.
Скривившись от отвращения к себе, я выкинул окурок в окно и наполнил легкие холодным ночным воздухом. Голова слегка прояснилась, и я понял, что еще секунда и осознанная мною ошибка превратится в типичное для меня самобичевание. Еще секунда, и весь мой мир заполнило бы раздутое исключительное «я».
– Кхм, – кашлянул я, словно бы прочищая горло, но на самом деле пытаясь привлечь внимание остальных. – Значит единственное, что нам остается, это добраться до места, найти эту тварь и…
– Что «и»? – отозвалась Наташка. – Убить?
– Ну-у-у, – нервно протянул я. – Или отправить обратно.
– Обратно куда?
– Туда, откуда она вылезла.
– При этом как-то аккуратно проскочив мимо военных, – напомнил Саня.
– Д-да, – кивнул я. – Это конечно, но…
– Пересечь зону отчуждения, которую так и не смогли пересечь военные, – добавил Серега.
– И это тоже, – согласился я. – Но все же…
– И не попасть в лапы твари, которая всего за несколько месяцев смогла получить контроль почти над всеми жителями города, – закончил за всех Стас.
Я быстро оглянулся: в темноте блестело три пары глаз, и все взгляды были устремлены на меня.
– Да бросьте, – вскрикнул я, возвращаясь к дороге. – У нас все получится.
– У тебя есть какой-то план? – спросил Саня.
– Нет, – пожал я плечами. – Как всегда, будем импровизировать.
Саня кивнул и вновь отвернулся к окну. В салоне повисла прежняя гробовая тишина.
Следующие полчаса мы ехали молча погруженные каждый в свои мысли. За это время стемнело окончательно, и дорогу можно было разобрать только в свете фар. Иногда нам на встречу проносились редкие машины, куда-то спешащие посреди ночи, напоминающие нам, что мы не последние люди в этом мире. А иногда мы миновали крохотные городки, проезжая их насквозь, или объезжая по малой дуге. И тогда мы наслаждались этими моментами, грелись в лучах городского освещения, ловили оконный свет многоквартирных домов или приземистых частных домиков. Ловили и рисовали в голове картины: теплый свет маленькой кухоньки, что-то тихо булькает на плите, закрывается дверка новенького холодильника, и мама, которая нежно улыбается тебе.
Я дернул головой, оторвал взгляд от огней ночного города за нами, незаметно стер подступившую к левому глаза слезинку. А ведь эти люди даже не представляют, что происходит, всего лишь, в каких-то семидесяти-восьмидесяти километрах от них, от их тихой и уютной жизни. Они не знают, что где-то там, за горизонтом, есть город, чьи огни не горят и чьи улицы не наполняют весельем прохожие. Не знают, что где-то там, есть город, чьи улицы, дома и парки полнятся лишь тенями.
– Так, а-а-а, что там у нас с маршрутом, Саня? – беззаботно протянул я, болтая головой, словно осматривая пейзаж.
– Сейчас, – ответил мой брат, суетливо открывая бардачок.
Он достал оттуда нелепо длинный атлас дорог Красноярского края, в твердом глянцевом переплете белого цвета и маленький карманный фонарик, который уже не раз нас выручал.
– Маршрут, маршрут, – бормотал Саня, скользя лучом фонарика по гладким страницам атласа. – Маршрут… так, сейчас.
Саня поднял голову и посмотрел сначала на меня, а затем за окно, и внезапно спросил:
– А где мы?
Я чуть ошарашено не надавил на тормоз, но вовремя сдержал свой порыв.
– Поищи знаки, – посоветовал я ему.
– Да, точно.
Он принялся внимательно высматривать все знаки вдоль обочины, вопреки здравому смыслу пытаясь осветить дорогу карманным фонариком, который то и дело направлял за окно, устраивая бесконечную пляску отражений в салоне.
– Вот! – радостно воскликнул он, заметив дорожную отсечку. – Сейчас, сейчас.
Саня принялся водить пальцам по извилинам дорог, пока, наконец, его палец не застыл на месте.
– Через пару километров будет трасса, – сообщил он. – На ней нам нужно свернуть налево и следующие шестьдесят километров двигаться по ней, никуда не сворачивая.
– Шестьдесят? – подпрыгнул я. – А сколько же нам еще ехать?
– Предположительно? Ведь точного расположения полевой базы мы не знаем.
– Предположительно, – кивнул я.
– Около ста, может ста двадцати километров…
– Боже-е-е!
– … если не брать в расчет лесополосу, где, предположительно, и упал объект.
Я бросил сумрачный, тяжелый взгляд на брата и ничего не ответил. Саня оскалился в свете фонарика и только потом убрал все это добро обратно в бардачок. В этот момент громко всхрапнул Серега, так громко и неожиданно, что Наташка с визгом подскочила, чем еще сильнее перепугала Стаса, который спросонья ударился головой о дверцу.
Я коротко взглянул на то, как одна потирает место в районе груди, переводя дыхание, второй шипит и сжимает рукой лоб, а третий отдувает пузыри, как ни в чем не бывало, и подумал, что это будет очень долгая поездочка.
На часах была половина второго ночи, когда Саня внезапно сказал мне остановиться. Это была полнейшая неожиданность для меня. Я думал, все спокойно спят, так как сопение и храп с заднего сидения я слышал уже давно, а брат всю дорогу молчал.
– Давай помедленнее здесь, – сказал он. – Ищем съезд в лес.
– А это точно тот лес? – переспросил я.
– Выйди и спроси у прохожих, – огрызнулся Саня. – Уверен, местные медведи, волки, людоеды…
– Боевые крысы убийцы.
– … боевые кры… – Саня замолчал и уничтожающе взглянув на меня продолжил: – Вот они все тебе обязательно помогут, умник.
– Ладно, ладно, – примирительно кивнул я. – Но ты все же уверен?
– Более или менее, – пожал плечами брат.
Я уперся в него взглядом и остановил Морриган. Саня понял, что я не двинусь дальше пока не получу исчерпывающего ответа и откинув голову вздохнул:
– Я только что видел указатель, который обозначил на карте тот военный. Вот он. Мы его проехали минуту назад. Он так же сказал, что прямой дороги тут нет, но если мы будем внимательны, то сможем заметить место среди деревьев, где вполне сможет протиснуться автомобиль. Дальше нам нужно будет следовать примерному маршруту, что он указал. Вот смотри. Ну же смотри.
Я бросил взгляд на рисованную карту, где дорога ломано петляла между плохо нарисованными деревьями.
– Впечатляет, – оценил я.
– Лучшего у нас нет, так что перестань выделываться, и двигай вперед.
Я исподлобья взглянул на брата, тот только несколько раз кивнул в сторону дороги, приподняв брови.
Делать было нечего: я отпустил тормоз и позволил Морриган медленно катиться вдоль леса, а сам в этот момент пытался разглядеть просвет среди деревьев.
– Смотрим, словно в жопу слона, – пожаловался я.
– Там и окажемся, если ты не перестанешь ворчать и не начнешь наконец-таки искать путь.
Через пять минут медленной езды, Саня наконец-то шепнул:
– Кажется, что-то есть. Вон там. Видишь?
– Где?
– Вон, где пустая покрышка.
Я и в самом деле рассмотрел большую покрышку, явно от грузовика, что лежала метрах в двадцати от нас. Вот только никакого просвета между деревьями я там не заметил.
– Это знак! – между тем не унимался мой брат, охваченный ликованием. – Ее там оставили не просто так, это знак!
– Ты уже сказал это дважды.
– Ну, ты сам подумай, кто ее мог оставить?
– Кто угодно? – ответил я, разглядывая потрепанную, стертую покрышку, какие можно найти не только вдоль дорог, но и во дворах собственных домов. Венцом творения считается сделать из нее лебедя.
– Нет, – Саня несколько раз крутанул головой с довольной миной на лице. – Это точно та дорога. Давай туда.
– Как скажешь. Ты тут отвечаешь за маршрут.
Я направил автомобиль к обочине, и мы медленно, бочком, скатились вниз и дальше двинулись по траве к брошенной покрышке.
– Тут давай направо.
– Вижу, – буркнул я, и в самом деле заметив небольшой просвет, чуть превышающий габариты нашего RAV4.
Мы углубились, наверное, метров на пятьдесят, когда Саня внезапно зашипел:
– Стой! Стой, говорю.
Я надавил на тормоз, нас качнуло вперед, прижало к сидениям.
– Ну чего? – зашипел я в ответ, сам не понимая, почему мы перешли на шепот. Уж точно не для того, чтобы не разбудить сонное царство на заднем сидении.
– Выключи фары, а то нас заметят.
– Ты сдурел!
– Нет, выключай.
– Вот как? – Я выключил фары и указал брату на черный прямоугольник за окном. – И как мы поедем?
– Все просто, – ответил Саня, открывая бардачок. – У меня есть фонарик.
– Не стоит, – покачал я головой, поняв его мысль.
– Еще как стоит.
Саня с довольным лицом направил фонарик в окно и включил его. Больше воловины созданного лучом фонаря света отразилась обратно внутрь салона, создав незабываемую яркую кляксу на лобовом стекле.
– Еще идеи, Эйнштейн?
– Есть одна, – обиженно буркнул Саня.
Он открыл боковое окно и, высунувшись из него наполовину, принялся светить на дорогу.
– Езжай.
– А ты уверен? – усмехнулся я, склонившись над его сидением и наблюдая за его попытками работать маяком.
– Езжай, – повторил он, сжав зубы.
– Как скажешь.
Я запустил двигатель и медленно двинулся вперед. Света было совсем мало, но все же лучше, чем ничего. Однако, уже спустя минуту Саня вернулся в салон, получив по лицу особенно увесистой веткой.
– Как прогулялся? – ехидно спросил я.
– Заткнись и включай фары.
Я не стал больше мучить брата и дальше поехал молча, включив ближний свет.
Около часа мы медленно пробирались по лесной глуши со скоростью не превышающей десять километров в час. Мы с трудом протискивались среди деревьев, иногда сдавали назад, чтобы найти иной путь. Порой колеса Морриган попадали на торчащие из земли корни, и машину опасно кренило набок. А спустя первые полчаса езды заднее колесо чуть не провалилось в овраг, обвалив его край и чуть не утянув за собой весь автомобиль целиком и нас вместе с ним.
Первым далекий огонек, мелькающий среди деревьев, заметил мой брат.
– Что это там? – спросил он, указав пальцем куда-то за окно.
– Не знаю, – ответил я, всматриваясь в крошечную точку света.
Огонек мелькал высоко, намного выше человеческого роста.
– Может это одна из сторожевых вышек, о которых говорил тот солдат?
– Так, народ, подъем, – громко скомандовал я, пытаясь растормошить людей.
– Что… что такое? – бормотала спросонья Наташка, потирая руками глаза.
– Приехали, – тихо ответил я.
Атмосфера в салоне тут же изменилась: воздух сгустился, наполнился напряжением. Сон у друзей как рукой сняло.
– Что будем делать? – спросил Стас.
Я долго смотрел за окно и мысль о том, чтобы выйти наружу и добраться до вышки пешком все больше и больше мне не нравилась. И чем дольше я смотрел, тем менее привлекательной она мне казалась.
Наконец-то приняв решение, я выключил фары и медленно покатил вперед. Звука двигателя практически не было слышно, лишь ветки изредка скрипели под колесами Морриган, выдавая наше присутствие. Моя правая рука лежала на рукояти передач, готовая в любой момент включить задний ход.
Длинная ветка ели проскрежетала по кузову со стороны водителя, но я даже не взглянул на нее, даже не дернулся. Я до боли в глазах всматривался в увеличивающееся пятно света впереди.
Деревья расступились внезапно. Я надавил на тормоз и застыл на месте, прислушиваясь и пытаясь разглядеть, что творится за последним рядом стволов.
Я видел дорогу, промятую в траве тяжелыми автомобилями, видел протянутую проволоку ограждения, видел основу смотровой вышки – грубо сколоченные между собой доски, – и видел новую стену леса, но уже по другую сторону.
Отпустив тормоз, я позволил Морриган проехать еще два метра; хрустнуло несколько веток, по днищу глухо заскрежетало. Передний бампер автомобиля чуть коснулся линии последних деревьев. Мы все подались вперед, чтобы получше рассмотреть вышку.
Она стояла, как и положено, на четырех ногах и поднималась от земли метра на четыре, не больше. Наспех сколоченный короб, примерно два на два метра, был укрыт сверху брезентом. Где-то конвульсивно тарахтел генератор, периодически кашляя и сбиваясь с ритма. Большой и очень яркий прожектор, что обычно используют в тюрьмах, светил, иногда тускнея и изменяя длину и рисунок тени на земле, доживая свои последние минуты. Наверху никого не было.
– Кажется, никого нет дома, – нервно произнес я.
– Что будем делать? – шепотом спросила Наташка.
Правой рукой я расстегнул наплечную кобуру кольта и оглянулся:
– Прогуляться не желаете?
Все переглянулись. Кто-то громко сглотнул. Кажется, это был Стас, но точно я бы утверждать не взялся.
– Это действительно необходимо? – спросил Серега, ежась от подступившего внутреннего холода.
– Надо осмотреть вышку, вдруг там что-то есть. – А подумав, я добавил: – Или кто-то.
– Веселенькая перспектива.
Хлопнули двери, и мы все разом выбрались наружу. Высокие стволы лиственниц – последнее, что мы успели увидеть, прежде чем погас свет прожектора.