Читать книгу: «Энэр», страница 3

Кузя не нашёл другого выхода, как пойти к Алисе.

Квартира была закрыта, стук в дверь остался без ответа.

«Значит – на даче», – напросился вывод.

Оставалось податься на металлобазу, но ноги категорически не хотели туда идти, ведь после выстрела в мента его наверняка усиленно искали и могли оставить обязанность сообщить.

Город был небольшой. Многие знали друг друга, а Кузя с Катей жили своим тесным мирком, мало с кем контактируя. Идя по городу, Кузя обращал на себя внимание прохожих только неряшливостью. Да мало ли бомжей ходят так же?! Но в городке бомжей, похоже, не осталось – всех упекли. Придирчиво оглядев себя, Кузя ещё раз вынес приговор рваному костюму, но при этом отметил, что на нём не осталось никаких следов от крови и грязи. Тенистыми аллейками проулков шёл к центру. Там, в толчее, было больше шансов увидеть знакомые лица и оставаться менее заметным.

На рынке он задержался возле продавцов, игравших в карты, но его прогнали. И далее ловил на себе пристальные взгляды продавцов. К одному из них, по внешности узбеку, продававшему трусы, кальсоны, халаты и спортивные костюмы, Кузя обратился прямо: «Мне нужна одежда, а денег нет».

– Ой! Дарагой! Харашо-харашо-о! Прихади вечирам, будит тибе работа и адежда-а!..

– Вечером приду, – пообещал Кузя, настаивая: – Но одежда нужна сейчас.

Узбек оглядел бедолагу, склонив голову набок, поцокал, мотая головой, а потом посоветовал пойти в «Секонд хенд», показав пальцем на видневшуюся табличку.

– У меня денег нет, – напомнил Кузя.

– Иди-иди, дарагой, всё тибе буди-ит! – заверил узбек.

У двери магазина стояла женщина. Подходя к ней, Кузя обдумывал, что сказать, но женщина только поманила рукой, приглашая в помещение.

– Хотите покушать? – вежливо поинтересовалась она, войдя в магазин.

– Нет, вообще-то… – замялся Кузя.

– Машина придёт через час. Её надо будет разгрузить, а пока можете поесть, – пояснила женщина.

Кузя согласился и долго наслаждался узбекским пловом, дав согласие быть запертым. Угощаясь, отметил, что усы непривычно лезут в рот, и поставил себе задачу побриться по возможности.

Время шло, часов у Кузи не было. Он вновь пустился в размышления о планах и вариантах. Спустя длительное время женщина принесла упаковку сока и сообщила, что машина задерживается.

Шанс обрести одежду, которая не привлекала бы внимания, вынуждал терпеливо ждать, и терпение было вознаграждено. Машина наконец-то пришла, и её следовало срочно разгрузить. Тройка смуглых грузчиков засуетилась в коридоре и складе. Женщина, встретившая и угостившая Кузю, руководила размещением тюков на складе, а узбек подгонял у машины. Кузя проворно носил тяжёлые тюки, не останавливаясь на передышку, как другие, за что принимал похвалу с обеих сторон. В тёплый вечер со смуглых струился пот, а Кузя носился, как разгрузочная машина.

Освободившийся грузовик уехал. Узбек приветливо распрощался со смуглыми на своём языке, а Кузю попросил помочь принести вещи из ларька, где они встретились. Кузя и в этом не отказал, а проявил усердие.

Узбек тоже проявил щедрость: подарил спортивный костюм.

В ответ на приглашение поужинать Кузя лишь попросил разрешения позвонить.

Михалыч не ответил на упорные звонки, и Кузя вернул фон.

– Прихади утрам, дарагой! Прихади – ни пажалеишь! – радушно настаивал узбек на прощание.

 
                                                    * * *
 

Старая одежда осталась в мусорной корзине магазина, о чём Кузя пожалел позднее: ведь не в новой же ночевать под кустом или в лесу. Он допоздна просидел в сквере, ожидая, когда стемнеет, а потом улёгся на скамейке.

Проснулся от шёпота: «По башке бей!» – и, открыв глаза, увидел двух пацанов в зелёном свете. У одного в руке был камень, а у другого кирпич. Они медленно подходили – подрастающее поколение преступников – очевидно робея, но в решимости на «подвиг». Когда замах вознёсся, по удару получили оба – не настолько, чтобы травмировать, но запоминающиеся надолго.

После этого сам долго не мог заснуть.

Проснувшись на заре, решил не привлекать внимания и стал неспешным шагом накручивать круги по скверу.

С появлением ранних представителей здорового образа жизни занялся зарядкой и в бодром духе пошёл на рынок.

Конкретное время не было назначено, а потому пришлось снова коротать его.

Узбек обрадовался и сходу включился в процесс – вещи из магазина надлежало перевезти обратно в ларёк. Кузя взял на себя основную долю физической нагрузки и получил в награду старенький фон с добавкой из купюры:

– Не знай, деньга там есть-нет, вот вазьми, дарагой.

Кузя поблагодарил и отказываться не стал.

– Вечирам прихади, долма буди-ит! – пригласил узбек напоследок.

В салоне связи определили номер и пополнили счёт.

Вернувшись в сквер, Кузя стал названивать – гудки говорили, что номер действующий, но на вызовы никто не отвечал.

В периодических звонках прошло полдня. Отчаявшись, Кузя послал сообщение: «Михалыч, отзовись!» – и тотчас с другого номера позвонила девушка и спросила, куда она попала. Кузя догадался, что это неспроста, и повторил, что ищет Михалыча. Девушка поинтересовалась: «А вы кто?»

Кузя не рискнул называть себя по фону и представился другом.

Тотчас на другом конце девичий голос сменился женским, снова спросив: «А вы кто?»

– А Михалыч может ответить? – упорствовал Кузя.

– Нет его, – ответила женщина.

– А с вами можно встретиться, чтобы не по фону говорить?..

 
                                                    * * *
 

Женщина оказалась сестрой Михалыча. Она знала о Кузе и была шокирована, что он свободно гуляет по городу, – женщина даже оглядываться стала, словно ожидая слежки и погони.

Немного оправившись, она представилась Еленой и поделилась, что поначалу прошёл слух, будто Кузю убили, а потом стали врываться к ним даже среди ночи и искать не столько Толю (Михалыча), сколько Кузьму.

– А Михалыч жив?! – в нетерпении вопросил Кузя.

– Да жив он, жив! – обрадовала Елена. – К тётке уехал, в Украину.

Елена рассказала, что Анатолия схватили на въезде в город, привезли в полицию и стали пытать, но он ничего не сказал. А полицейские уже знали, что он отвёз Кузю с детьми в деревню, и избивали его только за то, что ничего не говорил.

Когда Кузю привезли, страшно избитого, то Анатолию через окно показали его и пригрозили, что и с ним будет то же самое, требуя признания в соучастии в нападении на жену полицейского и ограблении его квартиры. Его пытали до вечера, а ночью бандиты убили всех полицейских и все арестованные сбежали, и Анатолий сбежал. Он обошёл все камеры, но Кузю не нашёл даже среди мёртвых. А машина его так и осталась во дворе полиции. Потом из Украины Толя прислал Елене доверенность на совершение любых действий с его имуществом. Елена решила забрать машину, но та уже оказалась на штрафстоянке с огромным счётом «за услуги». Елене пришлось продать своё и брата имущество, чтобы «выкупить» машину, но и ту вернули разворованной: украли инструмент, запасное колесо и даже резиновые коврики. Только на старые чехлы сидений не позарились, а то нашли бы фон Анатолия за резинкой чехла подголовника. Стоило зарядить фон, как пошли звонки с разных номеров, но Елена не отвечала: слишком подозрительно это было.

Потом пошли судебные дела: о незаконных действиях полиции, о необоснованном помещении на штрафстоянку, о взыскании компенсации за украденное из машины имущество – повсюду суды горой вставали на защиту полиции и сокрытие их преступлений.

– Вы, наверное, злитесь на меня, что впутал вас в эти дела? – извиняющимся тоном обмолвился Кузя.

– Нет, – ответила Елена, – не злюсь. Жалко мне вас! Жалко, что у вас так получилось! Я ведь и детей ваших искала, только исчезла та сожительница Яруллина вместе с детьми. А люди говорили, что они продавали детей на востоке в рабство.

Кузя словно удар получил – сокрушённо вздохнул и в бессильной злобе покачал головой, прикрыв лицо ладонью.

Елена дала номер Анатолия и попросила звонить с другого номера, чтобы не могли определить враги.

Напоследок она попросила прощения за столь горькую информацию, и Кузя попросил прощения.

 
                                                    * * *
 

Кузя сидел в том же сквере, на той же скамеечке, и злоба кипела в нём, как тогда, когда его избивали.

Отдалённый звук полицейской сирены не охладил пыл, а только добавил жару:

– Езжайте сюда, сволочи! – выдавил Кузя, стиснув зубы.

И сволочи приехали: они заехали с разных сторон, как и давеча; не пощадили даже клумбы тюльпанов в сквере; блюстители порядка и защитники народа высыпали сворой, распинывая людей, вышедших вечерком прогуляться, и набросились стаей шакалов на «жертву».

Они били дубинками и пытались схватить и подмять, а Кузя, ударив лишь пару-тройку, вдруг, словно наяву, услышал: «Нельзя!» Ему тотчас представились: куча мёртвых тел, Елена под пытками и узбек…

Перестав сопротивляться, Кузя, расталкивая шакалов, пошёл в воронок, ожидавший с открытой дверью.

Его доставили в тот же двор. Шакалы окружили машину, оставив «почётный» проход. Дверь воронка открылась, и Кузя вышел. Нашлись рьяные, попытавшиеся заломить руки, но их решимость быстро остыла. За них вступились ещё несколько по неписаному закону, но и те отлетели, сминая шеренги. Основная масса, вопреки внушённым правилам, осталась благоразумной.

Кузя вошёл в знакомую «проходную», мельком убедился в целости окна и заявил окаймлявшим: «Мне к начальнику!» Кортеж молча указал руками вдоль живой изгороди. Пройдя по коридору, Кузя свернул в дверь налево, по-прежнему в окаймлении, а потом ещё налево и оказался в тупике. Сопровождавшие засуетились позади и захлопнули дверь: оказалось, что была приготовлена западня – часть комнаты, огороженная решётками из толстой арматуры, замаскированная снаружи обоями.

– И что?! – возмутился Кузя. – Я требовал разговора с начальником!

– Начальник придё-ёт! – пообещали ему.

Полицейские сдёрнули обои и стали довольно пожимать друг другу руки, предрекая заслуженные награды, называя Кузю обезьяной, а клетку обезьянником.

Кузя ещё раз напомнил о начальнике, но смиренные рожи, стоявшие в оцеплении, превратились в наглые – обезьяньи. Одни выходили из комнаты, а другие входили: всем хотелось посмотреть на «зверя в клетке».

Наконец собрание зашушукало-притихло, и вошёл полковник, в коем угадывался именно начальник. Тот подошёл к клетке, оставаясь на расстоянии вытянутой руки, и рубанул столь же нагло и презрительно: «Ну что, десантник, допрыгался?!»

– Я желаю поговорить наедине! – потребовал Кузя.

– Будет тебе наедине, п – — к! Я тебе на этот раз такого кабана найду, б – -ь, – всю с – -у тебе р – — – т! Десантник, е – -а мать!!! – полковник демонстративно развернулся и вышел.

Кузя припомнил, что тоже иногда прибегал к мату в отношении нерадивого, но матерное обращение представителя власти – не рядового какого-нибудь, а руководящего – приравнивало всю государственную власть к тому ворью, которое общается на этом языке.

 
                                                    * * *
 

Кузя не знал, может ли скафандр справиться с этой клеткой, но пытаться не стал, а сел на пол, прислонившись спиной к стене.

В клетке не было абсолютно ничего: пол, две стены и решётка, вытянутая узким коридорчиком. Лишь пол был покрыт линолеумом, а стены оставались голым бетоном.

Продолжился обезьяний цирк, и Кузя закрыл глаза, чтобы не видеть его.

Было слышно, что менялся контингент. Вошёл кто-то из начальства, рангом пониже, и возмущённо съехидничал, почему обезьяна сидит.

– Никаких распоряжений не было! – последовал ответ.

– Приказ был мочить всех! – прозвучало надменно.

Начальник ушёл, а среди обезьян продолжились смешки и издёвки.

Кузя демонстративно не открывал глаз.

Наконец смешки приутихли и послышался плеск воды.

Прижавшись спиной к бетонной стене, полагалось чувствовать её холод, но холода не было. Кузя припомнил, что и вода не касалась лица, и ветки на бегу не хлестали в лицо – всё же была какая-то граница, но при этом он, как обычно, кушал плов и пил сок. Вспомнилось обещание угостить долма. Кузя не знал, что это за блюдо, но название интриговало. Ему очень захотелось, чтобы обезьяны не помешали узбеку кушать.

«Хотя узбек ли он?! Или таджик?! Может, грузин? – подумал Кузя, но решил: – Всё равно хороший человек!»

Ему даже представилось, как благодетель с наслаждением угощается этим блюдом, которое, несомненно, должно быть самым восхитительным шедевром кулинарного искусства.

Плеск усилился, и Кузя открыл глаза: несколько обезьян, стоя вплотную к решётке, мочились на него, и под ним была уже лужа мочи.

Взрыв гнева был настолько велик, что Кузя вскочил и сходу врезал одному в морду, а другого пнул по выставленному. Все отпрянули, и началось всеобщее ржание, но вскоре дикий крик подавил его – орал один из получивших, а второй безмолвно лежал на руках сослуживцев.

На ор прибежал тот, кто ещё недавно приказал мочить, оказавшийся подполковником, и стал матом крыть всех и вся, выставляя виновниками Кузю и мочившихся.

Поверженных утащили, и по матерному приказу помещение освободилось ото всех.

Дверь кабинета закрылась, и Кузя остался один. Он осмотрел себя: одежда нигде не намокла, и даже кроссовки, выйдя из лужи, не оставляли мокрых следов.

«Вот это да-а!» – удивился Кузя.

 
                                                    * * *
 

Узник оглядел кабинет: в нём были стол, пара стульев и сейф; камер наблюдения не было видно; решётка снизу объединялась приваренным уголком, крепившимся к полу анкерами; сверху клетка также ограничивалась решёткой, прикреплённой к стене несколькими пластинами с анкерами.

Кузя сразу определил слабые места и, забравшись по решётке вверх и упёршись ногой в стену, мягко попытался оторвать решётку от неё – пластины слегка отошли. Было очевидно, что их можно выдернуть вместе с анкерами, и этого было достаточно. Кузя спустился удовлетворённый, но возникла новая идея: решётка состояла из частых вертикальных прутов и лишь трёх горизонтальных, и в этом была их слабость. Приложил усилие, и пара прутов изогнулась в разные стороны. Новое усилие – и пруты приняли прежнее положение.

«Сотня упражнений, и они сломаются», – заключил Кузя.

Затем он осмотрел замок и усомнился, что он крепче того дерева, которое сломалось от удара.

Дверь кабинета открылась, и вошёл сержант. Усевшись за стол, он достал бумагу и ручку и грозно огласил: «Фамилия?»

– Сначала позови начальника, чтобы вымыл здесь пол! – ультимативно потребовал Кузя.

– Фамилия?!! – ещё более грозно выдал сержант.

Кузя, не унижаясь повторениями, выбрал сухое место и, сев на пол, снова закрыл глаза.

Сержант ещё повыкрикивал: «Дата рождения?»; «Судимость?»; «Приводы?» А потом бросил ручку и упёрся взглядом в пол.

Прошло немалое время – сержанта сменил лейтенант и стал задавать те же вопросы. Кузя повторил требование. Лейтенант тоже остался немым наблюдателем – стола.

Так караул менялся до утра.

Утром пришла старушка и стала сквозь решётку мыть пол шваброй, коря обезьян на все лады, напомнив ту, что убирала в больнице.

Когда старушка удалилась, пришёл начальник.

– Так что ты хотел?! – прожевал он надменно.

– Сначала извинитесь и накажите тех, кто это сделал! – потребовал Кузя.

Начальник презрительно хмыкнул и, ответив: «Посмотрим», вышел. Из коридора донеслось его распоряжение:

– В сортир не мотать! Пусть с – т и с – т в штаны!

Спустя время в кабинет пришла пара монтажников и, немало провозившись, установила камеру видеонаблюдения. Прошло ещё некоторое время, и пара человек – явно «синих» – принесла пруты арматуры. После них пришёл сварщик с аппаратом и инструментом и принялся отмерять и нарезать арматуру.

– За что они тебя? – прошептал он, хотя карауливший сержант не мог не слышать.

– Они знают, – ответил Кузя неопределённо.

Сварщик выразил мимикой сочувствие и попросил не смотреть на сварку. Кузя закрыл глаза.

Включился аппарат, зашипела дуга… Кузя наугад назвал марку электродов, предположив по звуку.

– Они-и, – подтвердил сварщик.

– Что, подсушить не мог?

– Как дали, тем и с-у! – последовал ответ.

Работа продолжалась. Горизонтальные пруты становились чаще, не особо соблюдая горизонтальность.

В короткую паузу Кузя на миг открыл глаза, чтобы посмотреть, что делается, и тут же «словил зайчика» – должен был словить. Только вместо яркой вспышки увидел скромную дугу без ореола вокруг – Кузя машинально закрыл глаза, но, удивившись, открыл снова, а затем подошёл ближе: дуга оставалась такой же задавленной, как в «хамелеоне».

– Дай-ка мне, брат! – попросил Кузя со вспыхнувшим нетерпением и взялся за держак.

– Э… э!!! – вскочил сержант.

Но Кузя, пригрозив ему держаком, потребовал: «На место!» Сержант послушно попятился и сел.

Кузя, без маски, принялся варить, «накручивая», как положено, а сварщик смотрел, оставаясь в маске.

– Это навечно! – согласился сварщик, принимая держак обратно. – Только так все электроды изведёшь! Им ничего украсть не оставишь!

– Пусть! – согласился и Кузя.

За арматурой последовал второй замок: более мощный.

– Удачи, браток! – с ещё большим сочувствием пожелал сварщик, прощаясь.

После его ухода Кузя оценил качество работы – железа прибавилось много, а «надёжность» осталась прежней: «Умело н – — л!»

Снова прошло немалое время, и снова пришли монтажники с камерой: видеокамера, установленная утром, «сгорела» от сварки: видимо, некому было думать о последовательности работ.

Как в унисон этому выводу донеслись насмешки и ржание из коридора: «Сержант, б – -ь, закоцал у пацана мопед и закандехал в отдел, а как переключать передачи, ни х – не рубит!!! Ха! Ха! Ха!.. Запорол движок, тупорылый, и полгорода таранил пешкодралом!!! Ха! Ха! Ха!..»

«Некому было думать или нечем!» – поправил свой вывод Кузя.

 
                                                    * * *
 

В коридоре, очевидно, курили, обсуждая новости. Обсуждение изобиловало матом и уголовным сленгом. Из очередного рассказа Кузя почерпнул следующее.

Трое алкоголиков «раздавили пузырь» в квартире одного из них. Один из гостей сразу заснул «готовый», а хозяину с другим гостем показалось мало, и они, закрыв приятеля отсыпаться, пошли «догоняться». Оставшийся отдыхать вскоре проснулся и, не обнаружив приятелей, смекнул, что остался без «догона». Входная дверь открывалась только ключом, и пьяный, решив, что ему море по колено, спрыгнул с балкона второго этажа, но асфальт не море – пациента с переломом ноги доставили в больницу, где он честно всё рассказал. «Догнавшихся» приятелей полиция ждала уже с наручниками, и по всему выходило, что им «пришит» долгий срок по бандитской статье «лишение человека свободы», а полицейским светят награды за обезвреживание бандитской группировки.

Рассказ сопровождался тем же издевательским ржанием подонков, абсолютно безразличных к судьбе ни в чём не повинных людей. И это гневило Кузю.

Он не испытывал ни холода, ни голода, ни других потребностей, но в этом была его исключительность, обеспечиваемая невидимым скафандром, однако отсутствие со стороны полицейских человеческого понимания в данном вопросе по отношению к запертому в клетке также возмущало и гневило. Только ради проверки Кузя попросил еды у дежурившего офицера, и тот сразу вышел. Вскоре пришёл довольный подполковник, который накануне указал мочить, и с издёвкой проблеял: «Чё, жрать захотел?!» Его сопровождали два майора, которые сразу стали насмехаться, косясь на Кузю.

– Вы принесёте мне поесть? – укорил Кузя, стараясь выглядеть спокойным.

– Г – -а будешь? – съязвил майор. – У нас оно есть для тебя! Мы все из внутренних органов!

Издевательство продолжалось. Кузя понимал, что сам спровоцировал его, но едва сдерживался, чтобы не взорваться.

Но обстановка резко изменилась: в комнату вошёл человек в сером костюме – ржание прекратилось, и прочие спешно удалились.

Кузя стоял у решётки. Серый костюм встал напротив, вытаращившись в упор, и, состроив противную гримасу, желчно съязвил, не предвещая ничего хорошего:

– Так как ты стекло сломал?!

– Показать?! – вспылил Кузя, не успевший остыть.

– Пока-ажеш-шь! Ты у меня всё покажеш-шь! – прошипел тот, выпучив глаза.

– Змей! – догадался Кузя.

– Ты, с – а, меня надолго запомниш-шь! – продолжал тот угрожать.

– А Рыжего за что упёк, если знаешь, что не он?..

– Я вас, б – — й, всех в – -у и высушу!.. – перебил Змей, потянувшись рукой во внутренний карман.

С непрекращающимися угрозами он достал резиновую перчатку и надел её, продолжая упираться выпученным взглядом. Затем извлёк из кармана баллончик и направил его в лицо Кузе.

Кузя, не сводя взгляда с врага, оценил расположение прутов.

Большой палец перчатки нажал на красную кнопку, и струя ударила в лицо. Редкие брызги отлетали на пруты и кипели на них. Пузырящаяся жидкость стекала с лица вниз. Кузя взглянул под ноги: линолеум пенился, как кипящее молоко. Что-то вскипело и в Кузе – его рука пронеслась между прутами и, выбив баллончик, схватила пиджак.

– А теперь оближи! – потребовал Кузя и притянул рожу врага к решётке.

Змей злобно застонал сквозь зубы, пытался вырваться, но добротная ткань припирала к прутам, принуждая лично отведать подаренное… Враг неистово заскулил, обезобразившись ещё более, а затем взлетела его рука с пистолетом, направленным в лицо, и раздались выстрелы.

Кузя видел, как пули останавливались прямо перед глазами и падали вниз.

Он в ярости так же добавил воздействие второй рукой, и шея врага хрустнула.

Кузя ещё удерживал жертву, осознавая произошедшее, как в кабинет влетели трое, ещё недавно глумившиеся.

– З – — – е его!!! – орал подполковник.

В руках одного майора был красный лом, а у другого – красная лопата. Лом сразу нацелился в лицо, но Кузя успел отвести голову, и лом проскочил мимо. Лопата тоже намеревалась пронзить, но остановилась возле живота. Кузя отпустил Змея и на лету схватил пролетевший лом. Змей ещё не успел упасть, а лом уже полетел обратно и пригвоздил подполковника к столу. Майоры спешно ретировались, подсказав и Кузе, что надо действовать. То же самое просигналило звонком в кармане Змея.

Кузя подскочил к двери и собрался ударить ногой, но вовремя сообразил, что могут наказать сварщика.

Вновь взлетев к верхнему углу клетки, он оторвал её от стены и выбрался. Пара секунд ушла на то, чтобы забрать тренькающий фон Змея. Рука машинально прихватила и пистолет.

 
                                                    * * *
 

Из злополучного здания Кузя выбежал с оттопыривающимися карманами.

Мысли вновь были заняты Еленой и узбеком.

– Чё там? – с форсом процедил парень, стоявший на дороге.

Нос у парня был обычным, но его манеры и тон говорили о принадлежности к «синему» клану.

– Бардак! – честно определил Кузя.

– Я братка фонарю по срыву. Чё там, будут выкидывать?

Кузя не вполне понял сказанное, но, уловив общий смысл, брякнул:

– О-о! Сейчас им точно не до этого!

– А ты чё?

– А я сам ушёл.

– В бегах?! – воспрянул парень с радостью.

– Да вроде того.

– Падай, братан, отвезу, куда надо! – оживившись, парень показал на открытую дверь кара.

– Это было бы кстати! – согласился Кузя.

Машина тронулась и набрала скорость. Кузя на ходу выбросил фон узбека в окно. Потом с фона Змея отослал Елене сообщение, что есть срочное дело. Ответа не было.

– Чё там, насвистели, что Змей снова засветился?! – снова форсанул парень.

– Допрыгался Змей!

– Допрыгался?! – удивился парень, утратив наигранный форс.

– Ты передай всем, что шерстить снова будут, и пуще прежнего! Лучше мотать из города.

– А кто?! – не мог успокоиться парень.

– Да всё тот же.

– Так Рыжий пайку хавает?!

– А Фунтика знаешь?

– Фунтика?.. – силился вспомнить парень.

– Нет… Мурзика, – поправился Кузя.

– Да чё не знать?! Но он слабак, и не в уважухе он…

За разговором доехали до рынка.

– Это тебе Змеев ствол, – Кузя забросил пистолет в бардачок, – а Мурзику передай своей почтой, что Змей допрыгался.

 
                                                    * * *
 

– О-о! Дарагой! – обрадовался узбек.

– Сразу к делу! – урезонил Кузя. – Тот номер, на который я звонил в прошлый раз, был на прослушке ментов.

– Так фон-то не мой, – догадался узбек, – их тут продают пачками!

– О-о! Тогда всё хорошо! – успокоился Кузя.

– А что случилось? – поинтересовался узбек.

– Передай, кому надо, что снова облавы будут.

– Передам! – пообещал узбек, и Кузя поспешил удалиться.

Найдя укромное местечко, Кузя вновь отправил сообщение и подписался, но ответа опять не последовало.

«Возможно, их достал этот номер», – предположил Кузя и позвонил Михалычу. Михалыч тоже не отвечал. Тогда Кузя отослал и ему сообщение, и адресат отозвался.

Предположение подтвердилось: номер был в чёрном списке, переданном Еленой.

Михалыч был безмерно рад вновь услышать Кузю и говорил о возможном приезде, а Кузя его, напротив, огорошил: необходимо срочно спасать Елену и всех близких. Михалыч, пообещав перезвонить, отключился.

Перезвонила сама Елена и сообщила, что она не дома, а в центре – выяснилось, что они в двух шагах друг от друга.

Они встретились тепло, по-родственному, и разработали план действий.

Елена почему-то нисколько не волновалась, не сетовала, а приговаривала довольно: «Ой! Как интересно!»

Перво-наперво они направились в школу за дочкой Лены – Настей. Настю забрали прямо с урока, пояснив срочностью семейных обстоятельств, и поехали домой за документами и ценностями.

Машину благоразумно остановили во дворе дома за квартал от своего.

Пока Кузя, вняв инструкциям, отправился в их квартиру, Елена и Настя «отдыхали» во дворе, держа свою (Михалыча) машину в поле зрения на значительном расстоянии.

Кузя нашёл их и сообщил, что дом окружён, а они показали на полицейский кар, остановившийся неподалёку от их машины. Елена поделилась, что забыла фон в машине, а Кузя похвалил за эту предусмотрительность и, разбив, выбросил фон Змея. Пройдя закоулками, они вышли на внутреннюю дорогу и остановили случайное такси, которое вернуло их в центр, где они обзавелись несколькими новыми – бывшими в употреблении – фонами.

Кузя вновь подошёл к узбеку и поинтересовался, не будет ли снова грузовика. Узбек с сожалением поцокал, сказав, что долго не будет.

– Как выбраться из города? – напрямую выдал Кузя.

Узбек понял всё в плане предыдущей информации и уточнил: «Адин?»

– Ещё женщина и девочка.

– Тагда хадити магазин. Машина будит! – заверил узбек.

– Денег нет, но могу это отдать, – силуэт пистолета обрисовался на растянувшейся ткани спортивных брюк.

– Э! Не нада! – снова поцокал узбек, но, подумав, добавил: – Вадила адаш.

Кузя уже собрался уйти, но узбек остановил вопросом:

– Куда ехать, дарагой?

– Как можно дальше, – ответил Кузя и предупредил: – На дорогах могут быть проверки. И хотелось бы побриться.

– Харашо-харашо! – снова заверил узбек.

Кузя, Елена и Настя, сидя в той же комнате под замком, угощались очередным шедевром восточного кулинарного искусства. Кушали втроём из общей посуды. Вкус был превосходный, но Кузя позволил себе съесть лишь для пробы.

– Что-то вы мало кушаете, – заметила Елена.

– Вы кушайте побольше. Не смотрите на меня: я сыт. Неизвестно, когда ещё доведётся, – пояснил Кузя.

Покушали молча.

– А что будет с квартирой, машиной, моими вещами? – поинтересовалась Настя.

– Придумаем что-нибудь, – пообещал Кузя. – По-любому они дешевле свободы.

Ожидать пришлось долго. Женщина принесла упаковку одноразовых бритв, и Кузя сменил вид на общепринятый. Вечером пришла машина, и троица спряталась в кузове за кучей пустых коробок. Судя по звуку, машину догрузили мешками из магазина: видимо, теми же, которые разгружали ранее.

Кузов закрылся, и стало темно. Елена и Настя присели на корточки, а Кузя сел на пол, прислонившись к стенке, зная, что ни холодный пол, ни жёсткая стенка не проявят себя.

– Ну почему мы так должны ехать! – возмутилась Настя.

Елена взяла её за руку и прошептала:

– Успокойся! Всё так, как должно быть.

– Я хочу хотя бы сесть нормально! – продолжала капризы Настя.

– А вы попробуйте сесть на мои ноги, – предложил Кузя.

– Да мы раздавим вас, – мягко отказалась Елена.

– Только попробуйте. Если будет тяжело, то я скажу, – уговаривал Кузя так же шёпотом.

– Вот и садись! – скомандовала Елена, обращаясь к Насте, а Кузя почувствовал намаренность грубого тона.

– Я?! К нему?! – ещё больше возмутилась Настя. – Да не буду я!

– Вот и не хнычь тогда! – а тон с обеих сторон был фальшивым.

Машина долго стояла в ожидании. Наконец пришёл водитель и, хлопнув дверью, громко выдал в открытое окно:

– Поехали!

– Звани, Муса! – послышался голос узбека. – Аллах акбар!

– Бисмилляхир рахманир рахим! – ответил водитель.

Кузя каким-то чутьём определил, что это пожелание добра, доброго пути, а, видя попутчиц в зелёном свете, заметил, что они испугались.

Машина тронулась.

– Это пожелание удачи, – прошептал Кузя Елене.

– А вы откуда знаете?! – удивилась она.

– Догадываюсь, – признался Кузя.

– Что-что?.. – вякнула Настя, склонившись к матери.

Машина в этот момент повернула, и Настя по инерции повалилась на мать, а та – на Кузю.

– Вот так и лежите, чтобы не падать, – посоветовал Кузя.

– Пол-то не чистый, – посетовала Елена, а Настя всё-таки приняла прежнее положение: на корточках.

Кузя взял коробку и, сложив её, попросил Елену приподняться. Та оперлась локтем в пол, а рукой о ногу Кузи, но он это не почувствовал, как и предшествовавшее падение. Он подложил под Елену картонную подстилку и прикосновением дал знать, чтобы она опустилась. Она последовала совету, а Кузя почувствовал, как её рука, опиравшаяся на него, коснулась ноги в тот самый момент, когда он сам прикоснулся.

«Интересно!» – подумал Кузя.

Елена положила голову на бедро Кузи и улеглась поудобней.

Машина то ехала, то останавливалась, то поворачивала туда-сюда. Настя упорно сопротивлялась толчкам и поворотам, всякий раз рискуя упасть, а Елена, в темноте, лежала с открытыми глазами, о чём-то думая.

Наконец машина остановилась, и водитель вышел.

– Чё, Миха, за товаром? – спросил кто-то.

– За товаром, капитан, – ответил водитель.

– А чё зачастил-то?

– Да, бараны, погрузили не то, что надо. Менять везу.

– Открывай! – потребовал капитан.

Двери кузова открылись, и потолок осветился.

– Разгружать придётся, – выдал капитан.

– Зачем?! – удивился Миха.

– «Перехват» объявили.

– О-о! Тогда я обратно поеду, – протянул водитель.

– Ладно! – смилостивился капитан. – Двойной тариф, и я сообщу, чтоб не тормозили.

Дверь закрылась. Прошло некоторое время, и машина вновь поехала. Елена заснула, а Настя продолжала сопротивляться. Кузя взял ещё одну коробку и, сложив её много раз, подал Насте, чтобы присела на неё, но Настя не видела поданный предмет, а только измученно озиралась. Кузя, протянув руку, молча взял её за мизинец, чтобы не будить Елену. Настя сначала взглянула испуганно на Кузю, а потом блаженно закрыла глаза. Кузя положил её руку на приготовленную «табуреточку», и она, догадавшись, присела на неё, став чуть ближе к Кузе.