Мари Лансель. Книга Вторая

Книга Вторая

Всё обман, всё мечта, всё не то, чем кажется.

Николай Гоголь, «Невский проспект»

Глава 1. Начало

Меня зовут Эрик N и мне сегодня пятьдесят три года. Хотя я чувствую себя отважным юнцом, и выгляжу на сорок пять, глаза порой слезятся, как у дряблого старикашки, когда проносится пред мысленным взором мой жизненный путь. Пусть то от жалости к себе или от умиленья при воспоминаниях о редких необычайных состояниях, которых довелось достигнуть моему распалённому сознанию при затейливых обстоятельствах.

Я немолод и нестар, я любознателен и дерзок, имею белоснежную улыбку и подтянутый силуэт, лишь только седина на висках и бакенбардах предательски блестит на солнце. О незабываемой пронзительности моих серо-голубых глаз мне приходилось слышать немало восхищений, как от женского, так и от мужского пола.

До сорока восьми лет, я мнил себя художником и даже выставлялся в элитных галереях Европы и Великобритании. Изгаляясь во лжи, я дошёл до солидного звания – «красавчик-лицемер»; выдумывал сны, где возлюбленные авторитеты Караваджо и Гойя нашёптывают сюжеты для работ, хотя, должен признаться, у меня напрочь отсутствовала память на сновидения до момента соприкосновения с невероятной ситуацией, о которой я собираюсь вам поведать.

В глубине души я знал, что нет во мне надлежащей искры таланта, дабы всецело отдаться творчеству, и оттого-то и приключилось всё совсем не так, как могло бы. И как порой бы ни вздымалось ввысь нутро при восторженных возгласах слепых зевак, наивное желание стать гением при жизни не оправдалось. Потребовались годы, чтобы прийти в себя после столь горького поражения.

Итак, начну с начала: жили-были, мама-папа, мы из Новосибирска, но всем говорил, что из Сочи. Уж так хотелось быть поближе к Монте-Карло, где тени пальм ложатся на освещённый променад тёплыми ночами, и температура воздуха почти всегда со знаком плюс. Именно в Монте-Карло мне впервые крупно повезло на осеннем салоне, где чопорный швейцарец скупил все восемь картин, представленных на выставке. Солидный чек придал уверенности жестам; облачившись в новые одежды, я почувствовал себя новоиспечённым Гэтсби и поспешил в казино. Рука задрожала при первой ставке. Возлагая надежды на поговорку о том, что новичок вправе рассчитывать на фортуну, я выдвинул все фишки на ковровое поле и поставил на красное. Бинго! Удивление игорного стола заставило меня расплыться в самодовольной улыбке. Тридцатилетний Эрик стал событием сезона!

С этого момента дела мои пошли стремительно в гору, и, поверьте, гораздо приятнее вспоминать во время застолья счастливые голодные дни в Париже, когда засовываешь руку в карман брюк, чтобы ощутить манящий хруст банкнот.

Я полюбил деньги и всё что они могли предоставить: шик и блеск, дорогих женщин и зависть. Именно в зависть, которую был способен вызывать в людях своими выходками молодой денди, я влюбился безоговорочно.

Работа шла легко. Казалось, я нашёл стиль, где, не слишком напрягаясь, выдавал достаточно картин для регулярных выставок- продаж. Авторитет и влияние росли из-за дня в день. Популярность укреплялась неимоверными публичными скандалами, которые устраивали мои раздосадованные пассии, «жёлтая» пресса меня обожала.

Ох, как я наслаждался, когда Марлен колотила на глазах у Рахель несчастную Эстель! Я вёл открытую жизнь, и все мои женщины знали о существовании себе подобных. И ещё они имели поразительное свойство становиться близкими подругами, когда мой роман с одной из них достигал апогея.

Друзей я выбирал тщательно: основным критерием в выборе служило абсолютное преклонение перед превосходством «мэтра» над «счастливчиками»!

Я был неуёмен в щедрости, всегда за всех платил и не мог позволить, чтобы вино было заказано другими. И каждый раз разыгрывал этакий спектакль, где гарсон обязан пригубить первым из бутылки, – король, не желает быть отравлен раньше времени; мне предстояло нажить потомство.

Я изучил действие каждого существующего вида алкоголя на человеческий организм и мог, как доктор-гомеопат, прописать применение определенного напитка в соответствующих с весом пациента дозе и периодичности.

Я имею двоих детей, но их нет рядом со мной. Я для них чужой человек, мифический персонаж, от которого не осталось и следа в их детской памяти. Рахель уехала в Штаты, наевшись сполна метаморфоз неугомонного Эрика. Мне не удалось помириться с ней. Я думал, что деньги возместят всё то, чего недостаёт – естественной гармонии отношений и любви. Я так и не смог её полюбить и часто изменял, а она постоянно злилась и начала мстить. Назло мне Рахель стала спать с журналистом Ваханским!

В самом начале восхождения по лестнице успеха, меня не оставляла в покое одна мысль – мысль о том, что происходит, когда взбираться дальше некуда?! Я не слишком начитан, однако в молодости был склонен к путешествиям внутреннего характера, блуждая по лабиринтам сознания, натыкался на нечаянные открытия, которые нередко совпадали со словами мудрецов. Это сильно воодушевляло, и я проникался особенным чувством избранности. Отсюда, как мне кажется, и проросли первые зачатки ложной идеи «самонадеянного совершенства». Однако, когда внешняя жизнь стала бурно развиваться и я оказался во власти обстоятельств хаоса, стало вовсе не до взысканий истин.

Мною завладело неопределённое беспокойство. Я уже и не говорю о том, что заснуть обычным сном не удавалось вовсе, да и припомнить не смогу, когда я доползал трезвым до постели; если со мной в этот вечер не оказывалось женщины рядом, которая смогла бы раздеть и уложить, то я так и валился с ног в одежде.

Конечно же, нельзя обойти стороной кошмары параноидальных припадков. Бедная та, что очутилась со мной в ту ночь в постели, – утро ей предстояло не самым сладким, да, я мог пригрозить и даже ударить. Мне мерещились воры, хотя я просто мог забыть, где сам оставил приличную сумму «на чай». После бурной любовной сессии, как правило, меня прощали.

Адреналин стал моим верным спутником, и когда он вырабатывался в недостаточном количестве, я просто не мог работать. Однажды ко мне в ателье зашёл известный критик современной живописи, и мы предались мужскому разговору. Перемалывая детали постельных сцен, я прокручивал, как киноплёнку перед глазами, отдельные моменты из своего опыта, и перед моим взором предстало зловещее существо, которое совокуплялось вместо меня с Рахель и другими. Мне стало сильно не по себе, точнее, страх оттого, что ты себе больше не хозяин, пронзил нестерпимой болью, мои конечности заледенели, и сухой ком застрял в груди. Помню те первые слова, которые пришли в тот момент на ум, это были: «Боже, спаси и сохрани!».

Однако одобрительный громкий смех собеседника вывел меня из транса, и я рассмеялся ему в ответ и через минуту подумал про себя: «Да что это я, в самом деле, так устроен этот мир и нужно брать всё, что в нём есть, пока ты достаточно для этого молод и тело твоё не превратилось в мешок из раздробленных костей».

Удивительно то, насколько ярким был этот образ, образ сущего чудовища, про которое просто не хочу вспоминать, и чётко знаю, что забыть его не смогу вовек. После пришла Рахель с бутылкой шампанского и немедленно прильнула ко мне проверить температуру лба губами и хотела заняться любовью. Я не захотел её, просто не смог.

Пока мы допивали игристое вино, Рахель странно посматривала на меня, словно не узнавая:

– Ты выглядишь совсем неважно, – сказала она.

– Мне нужна муза, а ты просто обычная, скучная баба!

В конце концов я не выдержал и сказал ей, чтоб убиралась с глаз долой. Стандартный набор женских хитростей Рахель больше не работал. Меня всё раздражало в ней. Я всегда был очень чувствителен к звуковым тембрам. Высокие и визгливые нотки её манерно-капризного голоса вызывали теперь особую неприязнь. Как и почему я вступил с ней в отношения?! Точно бес попутал! Это была большая ошибка. Я больше не мог на неё смотреть.

Тем вечером я долго лежал в ванне и разглядывал себя в подвесное зеркало на потолке и не мог налюбоваться собой. Это и было начало падения Эрика, хотя ему ещё чудилось, что есть куда подниматься.

Глава 2. Встреча в вагоне

Утром следующего дня я чувствовал себя превосходно. Тело было настолько гибким и мягким, что хотелось вытягивать по-иному шею. Неимоверный аппетит и привкус неугасаемой эйфории подстёгивал к приключениям. День я начал с того, что позвонил своему агенту, чтобы сделать заявление о том, что с настоящего момента работы удваиваются в цене. Шокированный агент не знал как к этому отнестись, но вынужден был согласиться, так как открытие выставки было назначено на ближайшее время. Во время просмотра утренних новостей за чашкой кофе у меня промелькнула мысль о том, что следует сделать выступление на центральном телеканале, ток-шоу, и заполнить массовые средства информацией о себе. О себе! Ну конечно, хотелось, чтобы весь мир хором воспел славу «Новому Эрику»!

Осенний солнечный день выдался довольно тёплым, и приятный, чуть влажный ветерок ласкал свежевыбритое лицо. Многозначительные взгляды прохожих спешили оценить элегантный, идеально сидящий по фигуре костюм. Я жадно затягивался первой сигаретой, ожидая такси. На этой неделе у меня была запланирована поездка в Лондон. Там проходила ежегодная ярмарка современного искусства. Образ хлопающей дверью Рахель оставил крайне неприятный осадок. Путешествие всегда отвлекало. Я обзавёлся блокнотом, чтобы в поезде составить приветственную речь, которую предстояло произнести на открытии каждому из приглашённых для участия в выставке художников; у одного из главных организаторов выдался юбилей.

– Салют, Эрик, – отозвался голос с противоположной стороны перекрёстка. – Как поживаешь?! Удачи тебе, в Лондоне!

Это был Ваханский – создатель телевизионных комедий. Удивительно то, что, при таком обширном круге знакомств, Ваханского можно было редко увидеть на официальных мероприятиях столицы. Поговаривали, что он в тайне посвящает всё своё свободное время написанию романа, о сюжете которого, соответственно, не было известно никому. Я не считал его близким приятелем, хотя упрекнуть Ваханского было не в чем, испытывал к нему как минимум недоверие. Ваханский был невысокого роста и пропорционального телосложения. Была в нём определённая цельность и раздражающая отстранённость. И где бы он ни попадался мне на глаза, он всегда был один, без компании и без женщин. Ещё одна отличительная его черта – это удивительная учтивость.

– Приходи на выставку в конце ноября, там свидимся, – ответил я, садясь в такси.

Многолюдный вагон фирменного поезда «Евростар» был заполнен до отказа. Все пассажиры были заняты своими делами, лишь одна женщина неопределённого возраста с точёным профилем смотрела в окно как-то иначе.

«Как только тронемся, сразу приступлю к штурму», – подумал я про себя.

Художником быть чудесно, это крайне облегчает знакомство с женщинами. Стоит только предложить сделать эскиз-портрет, и незнакомка уже готова ласкать вас нежным, кокетливым взглядом. Возможно поэтому я выбрал себе это занятие, чтобы нравиться женщинам, чтобы они видели во мне царское подобие высших сил, восхваляли и носили на руках, придавались самым смелым фантазиям на мою тему. Я стал рисовальщиком, соблазняя каждую ради тщеславия. Но где был настоящий Эрик, и что он имел сказать, что принести нового в этот мир, какие идеалы прославить и за что бороться?! Ответов на эти вопросы я не искал.

После отправки поезда прошло минут двадцать, и я вернулся к тому месту, где, в чём я уверен и по сей день неуклонно, увидел Мари впервые. Пассажиры, которые могли считаться её соседями, уверяли, что не было никакой женщины у окна.

«Нет, – говорил я себе, – этого не может быть! Они просто не увидели, как она переместилась».

Незнакомка таинственным образом испарилась из вагона.

Я двинулся в вагон-бар и в ожидании осуществления своего заказа стал слышать негромкие голоса. Прислушавшись, я смог услышать диалог, состоящий из женского и мужского голоса. Женский голос шептал с необычайным трепетом о том, что потерял самое сокровенное, – надежду на любовь, на Небо! И теперь она совсем не понимает как быть. Мужской голос тихо утешительно отвечал, но что именно – расслышать было невозможно. Я обернулся и увидел ту самую незнакомку из моего вагона в компании неординарного старика.

– Вы едете в Лондон, на осенний художественный салон?

Мужской голос обращался ко мне, в нём была необъяснимая пронзительная вибрация.

– Да, именно туда, – ответил я. – Послушайте, можно вас угостить чем-нибудь, чего бы вам хотелось, сэр?

– Просто кофе, если можно, – ответила женщина и отстранённо перевела взгляд на окно.

Меня не покидала мысль, что именно она произнесла эту речь о жизни на небесах, и я решил спросить, обращаясь к ним:

– Невозможно поверить в то, что всё, о чём я только что случайно услышал, на самом деле имеет место быть…

– Конечно! Нельзя верить на слово, хотя инстинктам доверяют многие, – ответил пожилой мужчина и нацелил на меня острый взгляд.

Я хотел было поднять правую руку, чтобы расстегнуть верхнюю пуговицу воротника рубашки, но не смог пошевелить даже пальцем.

Это оцепенение продлилось неопределённое время, казалось, всё в мире остановилось, и только после того, как старик предложил мне сделать глубокий вдох, ко мне вернулась жизнь.

Ужас охватил меня при мысли, что некая сила вот так может меня парализовать. А вдруг я больше не смогу держать кисть в руке? Что тогда вообще я могу?

Именно в то мгновение впервые доселе непоколебимая уверенность в себе, которая так тщательно крепла с годами, питалась разнообразными источниками извне, внезапно улетучилась. От «Великого Эрика» не осталось и следа. Да, представляете, и такое бывает!

Старик, казалось, на полном серьёзе обращался ко мне, однако теперь игриво подмигивал своей очаровательной собеседнице. Я присел за соседний столик, и мне принесли моё пиво с фисташками. Я хотел сказать официантке «мерси», но вместо этого издал некий неестественный стон, который, скорее, напоминал собачий.

– Ваше здоровье, Эрик!

И откуда этот прозорливый пожилой человек мог знать моё имя, на лбу, что ли, написано?!

«Ах, ну конечно, он узнал меня по репортажам светских хроник», – промелькнуло в уме. Я же Эрик, тот самый неповторимый Эрик!

Рука, освобождённая, жадно потянулась за холодным напитком. После первого глотка самообладание частично вернулось, и я продолжил вслух:

– Надеюсь немного отдохнуть в Лондоне, Париж меня совсем измотал.

Мой голос звучал отвратительно, я сам себя не узнал. Старик и его спутница не обратили на мою фразу никого внимания. В момент как я собрался предложить им выпить вместе, женщина залилась таким безмятежным смехом, что я непроизвольно заскулил от бессилия.

Этого просто не могло быть, то есть могло, но не с Эриком! Я впал в откровенный ступор. Собираясь вновь что-нибудь сказать этакое «великое», неминуемо сталкивался с необъяснимым внутренним препятствием, которое просто не давало построить полноценное предложение. Я закрыл глаза, чтобы собраться с мыслями, и впал в некоторый транс на неопределённое время. Время пролетело незаметно, и по поезду пронеслось сообщение о скором прибытии в Лондон. Мои спутники испарились в неведомом направлении, и я вернулся на своё место за вещами.