– Смотри, какую вещицу раздобыл! – Семёныч залез в карман и извлёк оттуда монету. Повертел в чахлом вечернем свете – она была серебряной и чуть толще обычной – и, поставив на ребро, крутанул.

– Диво, и правда диво! – восхитился Иван Ильич. Монета с минуту вращалась, как детский волчок, а после замерла, не падая: ни тебе орёл, ни решка.

– Да ты погляди, как сделано!

Иван Ильич подцепил монету непослушными пальцами, разглядывая иероглиф с одной стороны и цветущую сакуру с другой.

– Где ты взял такую?..

– А это товарищ давний, Марв, прислал мне из самой Англии, – Семёныч горделиво вскинул голову. – Лавка там есть одна, где этой всячины – завались. А хозяйка в ней – японка.

Иван Ильич порывисто вздохнул. Что-то в его лице изменилось, будто злые тени легли на лоб и щёки: подбородок мелко задрожал, а в уголках глаз собрались редкие старческие слёзы.

– А ведь верно… Ты говорил, была у тебя одна, – вспомнил Семёныч. – Как бишь её звали?

Иван Ильич промокнул глаза рукавом:

– Мэй. – Он поднял крышку заварника и принюхался – чай был готов.

Иван Ильич разлил его в стаканы, протянул один Семёнычу, и пока тот восторгался цветом и запахом, снова крутанул чудную монету. Брызги декабрьского солнца принялись резвиться на её боках, отражаясь в гранёном стекле и зелёном чае. Иван Ильич опустил плечи, с головой уходя в толщу воспоминаний, и тихо, но уверенно заговорил…

***

Мы тогда стояли недалеко от Порт-Артура, а как япошки его осадили, нас кинули в Ляоян. Ох и грязи было в то лето! Дожди зарядили будь здоров, а нам и на руку. Устроились в засаде и стали поджидать – добраться до нас они не могут, а мы знай себе окопы роем да местность обследуем, готовимся к бою, стало быть. Там я её и встретил.

Дядька её держал аптеку с травами и снадобьями. Сам-то он был из местных, а брат его на японке женился. Да только жили они бедно, вот дочку старшую к родственникам и спровадили. Кто ж знал, что война в те места явится.

Мэй. Только так её никто кроме меня не звал. Мэй-сан, по их, стало быть, с уважением. Дядька немного по-русски говорил и рассказал, что Мэй, вроде как, ведьмой считалась. Однажды, мол, когда ещё малая была, прогнала из родной деревни ёкая – злого духа. Уж ведьма, не ведьма, а что красивая была – это точно.