Клон 8012

Глава 11

Рана на ладони перестала кровоточить. Казалось бы, после двух недель регулярного вспарывания моей кожи и её быстротечного заживления я уже должна бы привыкнуть к своей новообретенной, неестественно скоростной регенерации, и всё же даже теперь мне кажется это необычном: на месте дыры от спицы теперь осталась только зудящая розовая точка – пройдет еще несколько часов, и она обратится в белую, а от белой скоро не останется даже намёка на след. Как и не бывало…

– У тебя юбка в крови, – заметил 7900, стоило мне остановиться подле него – он сидел на лавке в тени главного здания Миррор и, расправляя складки голубого бумажного фонарика, чертил на нём почти засохшим и оттого плохо пишущим чёрным маркером имя нашего общего друга – 7997. – Менструация, что ли?

– Нет. Просто кровь.

– Если у тебя не критические дни, тогда, может, сходим в комнату для уединений на втором этаже, займемся классным сексом? – с этими словами он встал передо мной, оставив на лавке фонарик с маркером, и, запустив руки в карманы брюк, посмотрел прямо мне в глаза. 7900 был всего на пару сантиметров выше меня, однако в плечах заметно шире. Сегодня он был привычно красив, хотя его кожа и казалась чрезмерно белой, почти бледной. Предложи такой красавец секс какой-нибудь случайно проходящей мимо девчонке – ни за что бы не отказалась. Мне же совершенно неинтересно…

– Есть предложение позанимательнее, – повела одной бровью я.

– Пф… – 7900 фыркнул почти презрительно, хотя, может, это было не почти презрение, а почти обида. – Не знаю ничего, что могло бы обойти секс в занимательности. Удиви.

– Как насчет побега из Миррор в мир за забором?

Я никогда прежде не думала об этом. Даже не знаю, почему не думала. Почему с момента своего появления на свет в этом месте мои мысли не занимал только этот вопрос. Однако вот с чего-то вдруг я начала думать эту мысль и сразу же озвучила её. Что же ответит 7900? Ведь он, в чём я не сомневаюсь, как и я не думал об этом… До сих пор. Но вот я произнесла мысль вслух, она заронилась в его уши, через них коснулась его мозга, и уже теперь, по выражению его глаз, я вижу, что́ он подумал о ней…

Я внимательно наблюдала за реакцией 7900… Его широкие плечи вдруг осунулись, резко потухший взгляд перекочевал с моего лица в сторону. И вот наконец, спустя целых десять секунд молчания, он нашел в себе силы выдать правдивый ответ:

– Не могу.

– Почему?

– У меня на завтра назначено изъятие почки. Не могу сбежать, иначе опоздаю на процедуру.

Я немного помолчала, прежде чем ответила на это односложной установкой в виде слова “понятно”. И вот что удивительно: мне действительно было понятно. Но. Две недели назад было как будто понятнее, чем сейчас. Сейчас же в моём сознании что-то едва уловимо, но всё же не состыковывалось. Внутри меня запульсировал… Протест.

7900 опустился назад на лавку и, взяв фонарик с засохшим маркером, продолжил выводить цифру 7 на гофрированной бумаге. Именно в этот момент я, кажется впервые в жизни, почувствовала столь странную смесь беспокойства с испугом: что за вакцину в меня вкололи? Возможно ли через обыкновенный шприц вколоть клону душу? Или ее частички?..

Я испуганно схватилась за место укола – правая часть шеи. И ничего не почувствовала: никакой души под кожей, где-то глубоко внутри моего тела. Только тупой испуг: почему я хочу протестовать? Словно клон 11111…

Стоило неисправному образу 11111 предстать перед моими глазами, как я сразу же нашла ответ на свой вопрос: поломка! Внутри меня сломали какую-то деталь, а может, даже не одну, может, даже всю меня переломали внутри и заново собрали этой странной вакциной, потому что теперь я не предполагаю – я знаю, что не позволю… Не отдам своё тело на разбор. Не без боя!

Была вторая половина дня – пять часов. Громкое стрекотание сверчков в горячий летний день предвещало дождь, но по небу плыли исключительно миролюбивые тучки, из которых не выжмется ни дождинки, пока они далеко на севере не соберутся в одну большую, грозовую тучу. Там, на севере, они прольются холодным дождём истекающих летних часов, не подарив ни единой капли своей свежести Миррор. И они правы в своём решении – это место не достойно живительной силы. А я именно такая сила. Миррор живет только потому, что в нём живу я и тысячи мне подобных… Пора бы убить это место. Хотя бы частичку его. Я сбегу, не оставив этому месту ни капли, ни кусочка себя. Я сбегу.

Мне нужен план. Но прежде плана мне необходимо обзавестись целью. Как сбежать – это один вопрос, но ради чего – это совсем иное, более мощное, придающее смысл не столько моему побегу, сколько моему существованию. И вот что примечательно – с целью мне удалось определиться моментально. Вернее, с целями. Но чтобы их достать, необходимо сделать опасный, даже безумный шаг, пойти на самый серьёзный риск из всех, на которые мне приходилось ходить за время всего своего существования, однако… В полной мере осознав реальность этого расклада, я не ощутила испуга. Лишь лёгкое покалывание в кончиках пальцев говорило об унции адреналина, попавшей в мою кровь, но и этот адреналин был лишь результатом предвкушения, никак не связанного со страхом. Если бесстрашие – это глупость, значит, я беспросветно глупа.

Вся информация о клонах, их оригиналах и тех оригиналах, которые являются сотрудниками Миррор, хранится в кабинете миссис Лундберг. Так как предмет этикета негласно считается бесполезным, миссис Лундберг, для уравновешивания её положения, доверили ключи от самого ценного хранилища в Миррор. Для оригиналов, конечно, бо́льшую ценность представляют собой морозильные хранилища с нашими органами, но на мой клоновский взгляд в Миррор нет ничего ценнее информации. И эта информация в кабинете миссис Лундберг, в её компьютере, которым я толком не умею пользоваться, но это не важно, потому как интересующая меня информация продублирована в бумажном варианте. Три года назад я собственными глазами видела, как миссис Лундберг вносила информацию в специальную карточку, которую вставляла в шкаф длинной во всю стену – уникальные ID-card клонов, которые никогда не показываются самим клонам. В этих ID-card указывается информация об оригиналах клонов. И эти ID-card хранятся в заветном стенном шкафу, пронумерованные, расставленные, защищенные всего лишь одним ключом, хранящимся в кармане далеко не самого бдительного наставника Миррор. И всё равно достать ключ незаметно будет проблематично, да и ходить за Лундберг хвостом на протяжении нескольких дней – то ещё удовольствие, а я чувствую нетерпение… И откуда только оно взялось? Никогда прежде я не была столь импульсивной.

Уже спустя пять минут после разговора с 7900 я отправилась на первый этаж главного здания Миррор, в тупик коридора, за которым начиналось медицинское крыло.

Как вскрыть замок запертой двери? Правильно – спицей. Где взять спицу?.. Пришлось вернуться к пристройке Баркера и стащить с подоконника его открытого окна запачканную в мою собственную кровь спицу. Я застала Баркера в хлам упившимся и спящим на полу – явно промахнулся мимо стоящей рядом лавки. Мне достаточно было перепрыгнуть через окно, чтобы с размаха вонзить в его сердце остриё спицы и прекратить существование этой мучащейся жизни. Меня остановило только данное мной пару часов назад обещание о том, что я не стану охотиться на него. Если бы обещание не сорвалось с моих уст – Баркер стал бы первым. И зачем только я пообещала?.. Может, видела, что он уже уничтожен, а уничтожить уже уничтоженное невозможно. Скорее всего, именно поэтому я не прервала существование этой жизни. Хотя, может быть, в тот момент еще просто не была готова…

Замочные скважины в дверях именно первого этажа главного здания Миррор отличаются классикой: высокие, широкие, украшенные резными завитушками. То есть уязвимые перед взломом, а значит – бесполезные. Засунуть тонкую спицу в скважину такого размера – раз плюнуть. Ну или два раза. В зависимости от того, из какого места у тебя растут руки. У меня они всегда росли из плеч, так что мне хватило одной попытки.

Я могла не переживать о появлении миссис Лундберг – с пяти до шести часов она преподаёт этикет младшим клонам, – так что я беспокоилась лишь о том, чтобы остаться незамеченной для случайных прохожих. Благо в этой части здания в это время суток мало гуляющих – в жаркие летние дни клоны обожают понежиться на солнышке или поваляться в тени деревьев, – так что перешагнуть порог кабинета получилось достаточно просто. И это удивило. Местные оригиналы, оказывается, беспечны. Но почему? Потому что клоны пассивны. Клоны послушны. Клоны не протестуют. Почему? Не знаю. Как и не знаю, с чего вдруг взбунтовалось моё нутро… Вакцина? Допустим. В любом случае моё поведение интересно даже для меня. Будь я оригиналом, обязательно бы изучила внутренности клона с такой нестандартной поломкой.

Проникнув в нужный кабинет, я первым делом обратила внимание не на правую стену, целиком представляющую собой картотеку, а на огромное окно, занавешенное одним тонким тюлем. Через такую “броню” снаружи ничего не рассмотришь, но только до тех пор, пока не подойдёшь к окну впритык – впритык увидишь не только человека в помещении, но даже ручки в стакане, установленном на перекошенном столе рассеянной Лундберг. С улицы в любой момент и запросто могут заметить моё присутствие в запретном месте, а значит, мешкать нельзя.

Я быстро приблизилась к отделу стеллажа, из которого наружу торчала отметка в виде имен клонов “7015-8015”. Найти свою ID-card не составило труда – пластиковая карточка с цифрами 8012 будто сама прыгнула в мою руку. Я начала жадно поглощать информацию:

“Клон: 8012.

Оригинал: Кассандра Джой.

Возраст оригинала по состоянию на текущий год: 50 лет.

Деятельность: советник премьер-министра Великобритании.

Адрес: Великобритания, пригород Лондона ***, ***-стрит, дом 16”.

Я запомнила с первого раза. Вернула карточку на её место и сразу же схватилась за следующую:

“Клон: 8001.

Оригинал: Чхон Пан Сок.

Возраст оригинала по состоянию на текущий год: 27 лет.

Деятельность: видеоблогер.

Адрес: Великобритания, Лондон, ***-стрит, дом 99, квартира 201”.

Запомнила. Следующая карточка:

“Клон: 7997.

Оригинал: Зигмунд Батлер.

Возраст оригинала по состоянию на текущий год: 75 лет.

Деятельность: учёный, медик.

Адрес: Великобритания, Лондон, ***-стрит, дом 173, квартира 353”.

Моя рука уже тянулась к карточке оригинала 7900, как вдруг взгляд зацепился за неровно выступающую из шкафа карточку. Я на секунду замерла, потому как эта карточка принадлежала оригиналу 11111. Недолго думая, я сделала шаг в сторону и, вытащив эту карточку, приготовившись с жадностью впитывать информацию, но ничего не вышло. Потому что карточка содержала в себе странное. Клон – 11111. Оригинал – прочерк. Возраст оригинала по состоянию на текущий год – прочерк. Деятельность – прочерк. Адрес – прочерк. Один-сплошной-прочерк! Что это такое?.. Что это может значить?..

Возвращая карточку на место, я непроизвольно хмурилась: я пришла сюда за ответами, а не за головоломками. И снова моя рука потянулась к карточке оригинала 7900, а мой взгляд зацепился совсем за иное: “Отдел информации. Рабочий состав Миррор”. Резко развернув руку, я вцепилась пальцами в букву “Р” и начала судорожно искать фамилию Роудриг. Нашла почти сразу: “Адрес: Швеция, Стокгольм, улица ***гет, дом 9”.

…В этот момент я расслышала шаги в коридоре. Они стремительно приближались, но я еще не закончила. Пальцы вцепились в букву “М”, начали шарить по карточкам. Нашли со второй попытки необходимую – М.Мортон: “Адрес: Швеция, Стокгольм, улица ***гатан, дом 54”.

Я хотела еще больше информации. Больше целей. Будь у меня время, я бы схватилась за карточку оригинала 7900 и заглянула бы в карточки оригиналов под номерами 0 и 1 – кем были первые из первых?.. Но я не успела. Стоило мне только вернуть карточку с информацией по Мортон на её запылившееся место, как входная дверь распахнулась настежь.

Глава 12

Я ожидала увидеть хозяйку кабинета, миссис Лундберг, и потому почти удивилась, когда порог кабинета переступил Сигге Хеллстрём. Вот чью карточку я хотела посмотреть следующей после Роудрига и Мортон. Может быть даже стоило начать именно с его карточки…

– Так-так-так… – помощник главного хирурга плотно прикрыл за собой дверь и сразу же вцепился в меня плотоядным взглядом. – Кто тут у нас… 8012, – он немного помолчал, с ног до головы обдав меня нарочито оценивающим взглядом. – Я, знаешь ли, предпочитаю блондиночек, хотя непротив иногда употребить и азиаточек, но рыжих у меня до сих пор не было… – с этими словами он начал приближаться ко мне. – Что ты здесь делаешь, мышка? Ты ведь знаешь, что тебе нельзя здесь находиться, – остановившись напротив меня, Хеллстрём вдруг коснулся моего оранжевого локона и начал аккуратно наматывать его на свой указательный палец. От него разило потом и ментальной грязью, но вот что странно – я не ощущала ни малейшего намека на страх от происходящего. – Тебя жестоко накажут, когда узнают о том, что ты совала свой миленький курносый носик в запретную зону. Но, знаешь, мы можем никому ничего не сказать, – с этими словами он отпустил мой локон и этой же рукой резко, с нарочитой силой схватил меня за грудь. Я ударилась спиной о стеллаж, что сразу же вызвало у него злорадную улыбку. – Задирай юбку и не издавай ни звука, – вторая его рука поспешно опустилась к подолу моей юбки, но я молниеносно положила свою руку поверх нее. Не прекращая смотреть прямо в глаза морального урода и ощущать его сжимающую лапу на своей груди, я спросила совершенно ровным тоном:

– Сколько тебе лет?

– Тридцать девять. Тебе может показаться, будто я для тебя староват, но уверяю тебя – чем старше мужчина, тем больше кайфа для женщины…

Он не успел договорить. Потому что мне было неинтересно. Меня интересовал только его возраст, потому как я знала возраста всех своих целей, а остальное меня нет, не интересовало.

Стремительно вытащив из кармана своего пиджака спицу, при помощи которой несколькими минутами ранее открыла дверь этого кабинета, я с размаха всадила её остриё в сонную артерию ублюдка.

Он успел понять, что́ именно́ я сделала. Успел почувствовать моментальный приход своей смерти. Я видела это по его ошарашенному взгляду. Он хотел вытащить спицу из своей шеи, но у него получилось лишь усугубить состояние раны. Кровь начала бурно фонтанировать в сторону, он в считаные секунды завалился на пол, лицом вниз и, произведя последнее судорожное движение, окончательно замер. Кровь продолжила выливаться из тучной шеи, собираться в лужу, уже начавшую просачиваться под ножку стола и в щели потёртого паркета…

Мои впечатления от произошедшего оказались странными. Никакого шока. Никакого страха. Никакой растерянности. Ничего особенного – то есть ничего из того, что бы я не могла предугадать. Клоны прежде не лишали жизней оригиналов. Насколько мне известно. Максимальное наказание для клона – полный разбор. Я всю свою жизнь прожила со страхом быть разобранной – с чего вдруг ему усиливаться в эту минуту?

Сначала я действительно не видела никакой причины для обоснованного страха. Но вдруг поняла: разберут! Стоит только оригиналам увидеть труп себе подобного, оригинальную жизнь, отобранную клоном, как самый главный мой страх оживёт: меня будут резать без анестезии, долго и мучительно, пока боль не лишит меня разума, а кровопотеря не лишит меня жизни. И это произойдет сегодня. Сейчас. Через пару часов или всего лишь через пару десятков минут…

За окном послышались хлопки, и я неосознанно вздрогнула: лаборанты открыли двери медицинской кареты и вновь начали грузить в нее портативные холодильные камеры с органами. Загрузив первую партию, они ушли за второй, оставив двери машины открытыми…

Я не задумывалась о том, что делаю. Иначе бы прихватила с собой пару-тройку десятков карточек оригиналов и работников Миррор.

Я подбежала к окну, распахнула его и выпрыгнула на улицу, больно стукнувшись коленом о кособокий подоконник. Стремглав преодолела двадцать метров до медицинской кареты, впрыгнула в её открытую пасть… Как часто я представляла, как меня в виде разрозненных кусков мяса помещают в эту машину? Как долго боялась этого дня? И вот сама запрыгнула, вся целиком, не по кускам… Неудачное место для пряток: вариант всего один – забиться под стеллаж, на котором уже стоят морозильные камеры с органами подобных мне клонов… Я сделала это. Залезла под стеллаж, поместилась в узкую щель, приникла щекой к холодному полу и забыла, как дышать… Всё в последний момент. В момент, когда последняя партия органов приближалась к карете.

– Почему сегодня с задержкой? – спросил один лаборант у другого. – Мы должны были выехать еще два часа назад.

– Ты как новичок, Улоф, хотя работаешь в доставке уже шесть месяцев. Не переживай, органы в таких криокамерах могут храниться месяцами, так что мы никуда не опоздаем, – с этими словами ноги одного из вошедших в машину мужчин остановились прямо перед моими глазами, и на железную стойку над моей головой с грохотом установилась одна из морозильных камер. – Кто бы мог подумать, что лёгкие могут быть такими тяжёлыми… – он гнусаво хихикнул и отошел.

– Ты не ответил на мой вопрос, Ове.

– Ты о причине задержки? Да банальщина! У одного из клонов, находящегося в переходном состоянии, отказал организм – пришлось в срочном порядке производить полный разбор, вот мы и ждали, чтоб забрать заодно и эти детали. Давай уже ставь глаза на полку и пошли, и вправду пора уж выдвигаться.

– Но здесь не осталось места, – откликнулся Урбан, но Ове уже не слушал его – он ушел. – Вот ведь дурак! – сразу же начал бубнить всё ещё стоящий прямо перед моим укрытием лаборант. – Занял этими лишними лёгкими предназначенное для глаз место!.. Ну что, красотка, – сразу же с этими словами раздался лёгкий стук, как будто стучали костяшками по стеклу. Моё сердце мгновенно сжалось – он обнаружил меня?! – Поедешь на полу… – Моё сердце уже готово было выпрыгнуть через горло – он обращался ко мне! – как вдруг прямо перед моими глазами… Он установил прозрачный контейнер: вертикальную банку, закованную в железную раму и наполненную желтоватой жидкостью, в которой, словно в невесомости, парили… Глазные яблоки!

Он ногой придвинул контейнер поближе к моему лицу, и теперь мои глаза смотрели в упор на глаза, плавающие в плотном желе – вот как выглядели бы мои собственные глаза, если бы меня разобрали! Только мои с голубыми зрачками, а зрачки этих глаз чёрные-чёрные…

Прежде чем двери кареты захлопнулись, я увидела… Подпись… Один плавающий глаз как будто смотрел на эту подпись и заставлял меня посмотреть в том же направлении… Внизу, на железкой раме, было выгравировано имя клона, которому прежде принадлежали эти чёрные глаза.

…Не понимая, что́ делаю, я до крови прокусила костяшку своего согнутого указательного пальца, чтобы не закричать от отчаяния, боли, растерянности, ужаса… Эти чёрные глаза когда-то смотрели на меня, узнавали меня, разговаривали со мной без использования пустых слов…

Эти чёрные глаза принадлежали нашей 8001.

ЧАСТЬ 2
ОХОТА

Глава 13

Чтобы не видеть глаз, изъятых из хрупких глазниц 8001, я до боли зажмурилась. Когда машина тронулась с места, я даже не боялась того, что она остановится, что моё присутствие всё-таки заметят, что в конце концов меня поймают и разберут на кровавые куски, поместят мои глаза в желтоватое желе, а части тела распихают по портативным морозильным камерам… Я боялась только одного: открыть глаза, чтобы вновь увидеть это – будущее, уготованное мне по факту моего появления на этом свете. В этой банке не 8001 – в этой банке все мы. Все клоны. Я. По очереди. Сначала они, потом я, после другие – бесконечно… Но ведь не всё бесконечно! Всё конечно!..

Не знаю, сколько мы ехали. Кажется, достаточно долго, но вдруг…

Машина резко остановилась, и я распахнула глаза. Чёрные зрачки продолжали сверлить меня предупредительно, будто немо кричали мне: “Беги!”. И я бы побежала, прямо в этот момент. Если бы только не услыша голоса́ за пределами машины. Один принадлежал Улофу, второй был мужским и не был для меня знакомым…

Дверь кареты скорой помощи открылась на распашку.

Очевидно, моё присутствие не осталось незамеченным. Зря я не вытащила спицу из шеи Сигге Хеллстрёма. Она бы мне сейчас пригодилась…

– И долго ты собираешься протирать штаны на этом КПП?

– Столько, сколько это будет возможно, – прохрипел незнакомый голос в ответ на вопрос водителя. – Ну, что вы на сей раз вывозите?

– Пару сердец, пару печенок, две почки и четыре лёгких… Почти полный набор из двух клонов. Представляешь, скольких людей спасём?

– А ты видел их живыми?

– Кого?

– Кого-кого! Клонов, конечно же.

– Конкретно этих – не знаю, может, и видел. А так да, вижу каждый раз, как приезжаю в этот клятый Миррор.

– И что, сильно они отличаются от нас?

– Да вообще никак не отличаются. Перемешай людей с клонами – не разберешь, кто есть кто.

Я замерла, получив в своё распоряжение ценную информацию: значит, меня ничто не выдаст – ни взгляд, ни походка, ни голос… Нужно только успеть смешаться с массой оригиналов. Успеть…

– И не страшно тебе такие посылки развозить?

– А чего тут страшного-то? Это просто мясо. Душ в этих кусках нет, так что и мстить после их смерти никто не станет…

Мужчины по очереди гулко хохотнули, после чего дверь, наконец, с громким щелчком захлопнулась.

Я продолжила лежать на холодном полу – никто не выдернул меня из моего укрытия, чтобы вырвать мои голубые глаза из предназначенных им глазниц и поместить их в холодную банку с желтым желе. Но если бы попробовали… Я бы не остановилась, пока собственными пальцами не выцарапала глаза своих противников, через которые, если верить клоновским байкам, у оригиналов отображаются их чёрные души.

Стоило машине вновь тронуться с места, как в моих ушах зазвенело эхо только что услышанных слов: “Душ в этих кусках нет, так что и мстить после их смерти никто не станет”. Сжав кулаки, я коснулась костяшками стекла банки, в которой плавали глаза 8001. Жидкость едва уловимо дрогнула и перенесла вибрацию на знакомые чёрные зрачки… Пусть я еще не увидела собственными глазами – я знала, что сейчас в этой машине не только 8001 едет расфасованной по морозильным камерам, установленным прямо над моей головой. 7997 тоже здесь. Из нашей компании только 7900 всё ещё остаётся в Миррор.

Хотели бы 7997 и 8001 исполнить предназначение, ради которого их создали? Или… Как я, были бы не против протеста, способного перечеркнуть всю суть предназначения, установленного для них другими существами? У них больше нет возможности выбирать. А впрочем, у них никогда и не было права на выбор. Но в этом мире всё ещё есть я, и я могу выбрать за них, выбрать за себя.

Отодвинув контейнер с глазами 8001 в сторону, я начала выбираться из своего укрытия.