– Так, это мы и хотим уточнить. – Марков посмотрел на врача. – Так, подойдите к столу, пожалуйста. – Я почувствовал его руку, подталкивающую меня вперёд. Я подошёл к столу, врач откинул ткань. На столе лежала… – Так, вы узнаёте эту девушку?

– Нет, не узнаю. – На столе лежала какая-то незнакомая мне девушка с холодной бледной кожей, пустыми серыми глазами и переломанной шеей.

– Так, вы уверены?

– Абсолютно.

– Так, хорошо. Простите за беспокойство. Пойдемте, я провожу вас до выхода.

В сё тем же путём мы поднялись наверх, снова прошли через пост дежурного и расстались у входа в отделение. Я глубоко вдохнул, тяжело выдохнул и пошёл к машине.

– Витя! – Раздался голос откуда-то сзади.

Я обернулся и увидел машину скорой помощи. Она остановилась, видимо, у служебного входа в отделение. Открылись задние двери кареты и оттуда вылезли двое санитаров. Они в полуспешке выкатили каталку и куда-то её повезли. Ноги сами побежали за ними. Вскоре я их догнал.

– Маша! – На каталке лежала она… совсем как та девушка в подвале: холодная и бледная кожа, пустой взгляд жёлто-карих глаз. – Что с ней?!

– Мужчина, отойдите! Успокойтесь, пожалуйста!

– Что с ней?! Что с ней?! Маша! МАША!!!

– Что такое?!

Н а шум сбежались полицейские и оттащили меня от санитаров, которые вместе с Машей скрылись в подвале здания. Я же через семь минут в наручниках сидел перед знакомым мне полицейским.

– Так, товарищ Богуцкий, зачем вы напали на санитаров?

– …

– Так, вы знаете ту девушку, которую они привезли?

– …

– Так, кажется, вы её звали Марией.

– Маша.

– Так, верно, Маша. Откуда вы её знаете?

– Маша – моя жена…

– Так, мои соболезнования…

– … будущая мать наших детей.

– Так…

О фицер явно хотел что-то сказать, но почему-то замолчал. Тишина висела с минуту, затем старший лейтенант встал, расстегнул наручники и, выписав мне какую-то бумаженцию, отправил домой. Видимо для меня он больше ничего не мог сделать. Выйдя из отделения, я добрёл до машины, заполз внутрь и просидел в ней не знаю сколько времени. Дома не помню, как оказался. Помню, что на улицах уже горели фонари. Оставив машину на обыкновенном месте, я, как обычно, поднялся на свой этаж, провернул ключ в замочной скважине, открыл дверь, зашёл, снял пальто, разулся, надев тапочки, прошёл на кухню и сел за стол. Вдруг передо мной, по ту сторону стола оказалась сестра. Она с тревогой смотрела на меня.

– Витя. Витя. Витя! – Крикнула она, и я будто снова оказался в своём теле. Посмотрел на неё. – Где ты был? И где Маша?

– Маша?

– Да. Где Маша? – Она взяла мои руки. – Какие холодные. Сейчас я тебе кофе налью.

Л иза завертелась на кухне: поставила чайник на плиту, достала из холодильника молоко, а из кухонного шкафа пару чашек, блюдец и ложек, сахарницу – она терпеть не могла пить кофе без сахара, а со мной она пила только его, так повелось ещё с детства. Через несколько минут обе чашки доверху наполненные ароматным напитком, стояли на столе.

– Ты же не пьёшь кофе.

– Да… давно не пила… помнишь, как в детстве я сидела с тобой, пока родителей не было дома? Ты допоздна не хотел спать, и мне приходилось пить кофе, чтобы не уснуть. Хорошо было тогда дома.

– Хорошо… но потом всё полетело в бездну.

– В бездну?

– Сначала испортились отношения с отцом, затем…

– Не будем об этом…

– Мама умерла…

– Говорю же, не…

– А теперь и Маша…

– Что с Машей? Где она?

Я достал из кармана бумажку, которую мне дал офицер и положил на стол. Лиза пододвинула её к себе, взяла. Прочитав, глаза её расширились, навернулись пара слезинок, она закрыла рот рукой.

– Нет больше Маши…

– Маша… дети… всего месяц остался. – Прошептала сквозь зубы и ладонь сестра.

– У мамы завтра похороны. Пойду спать… тоже не сиди долго – уже поздно.

Я ушёл и заперся у себя в кабинете до самого утра, оставив Лизу одну на кухне с включённым светом.

П роснулся я под утро полностью опустошённый и абсолютно не выспавшийся. Глаза болели, а в голове отчаянно что-то гудело, солнце сквозь прозрачные занавески освещало всю комнату – на столе отчётливо виднелась пыль. Встав со стула, я пошёл на кухню. Проходя мимо спальни, увидел, что Лиза всё ещё лежит на кровати, спит. Не стал будить её и пошёл дальше. На кухне поставил чайник, турку, достал молоко, пару чашек, открыл пакет с кофейными зёрнами, засыпал их в турку в привычном количестве, включил плиту и начал варить кофе. Тем временем чайник закипел. Сняв его с плиты, обдал чашки кипятком. На кухне уже во всю царил аромат. Через несколько минут снял турку с плиты и на две трети наполнил чашки, остаток – молоко, немного взбитое в пену. Поставил кофе на стол на белоснежные блюдца с уже покоящимися на них серебряными ложечками. Следом за чашками на столе оказались сахарница, тарелки с печеньем одна и конфетами различных родов другая, пара розеточек с вишнёвым и черничным вареньем, чаша с лежащими в ней ломтями белого и бородинского хлеба. Услышал, как в туалете зажурчала вода. Я преспокойно присел и стал ожидать Лизу. Вскоре она появилась в проходе.

– Доброе утро. – Потирая левый глаз, сказала сестра. – Уже и завтрак приготовил.

– Утречка. Так, лёгкий перекус. Присоединяйся.

Л иза присела за стол напротив меня и с нескрываемым удовольствием принялась за кофе. Висела тишина.

– Во сколько похороны?

Сестра только поднесла чашку ко рту, замерла, изменившись в лице.

– В десять поедут на Южное кладбище.

Я бросил быстрый взгляд на часы, что висели у сестры за спиной прямо над дверным проёмом – 07:14.

– Хорошо. Время ещё есть. – Продолжил потягивать кофе. Лиза же продолжала сидеть с чашкой в руках, слегка касаясь ею губ.

– Мне кажется или ты слишком спокоен?

– Тебе кажется. – Я сделал последний глоток, помыл чашку в раковине, оставил сушиться и вышел из комнаты.

– У тебя так и не получилось наладить отношения с семьёй? Хотя бы с сестрой? Прости, перебил.

– Да, не особо у нас отношения ладились. Годы презрения пустили глубокие корни и вырвать их было сложно… Тем более времени на это было мало… – Вдалеке появилась маленькая точка, которая стремительно летела куда-то вниз и через несколько секунд скрылась. – Что это, там?

– «Глубокий и тяжёлый вздох» Упущенный шанс… продолжай.

– Ну, так вот, времени было мало.

М ы с сестрой прибыли на кладбище раньше всех остальных. Не дожидаясь их, мы пошли к могиле. Идя посреди всех этих захоронений, я ощутил странное чувство… столько людей различных возрастов и многим из них ещё жить бы и жить, но они почему-то здесь. Тут я заметил, что почти все надгробия были в форме православных крестов. «Неужели все эти люди здесь по воле Бога?» – подумал я тогда. «Неужели Он не мог всех их спасти от болезней, алкоголизма, наркомании, бандитизма и прочего?».

– Но вывод ты сделал другой.

– Да. До самой последней секунды я верил, что он правильный и истинный.

« В рачи не сумели оказать им достойную помощь» – всплыло у меня в голове. И ведь точно, если бы все врачи имели высокий уровень квалификации, боролись бы и старались бы спасти каждую жизнь, то скольких бы людей на этом кладбище не оказалось бы? С этой мыслью я подошёл к свежевырытой яме, которая вскоре станет маминой могилой.

П од звуки марша похоронная процессия медленно приближалась к нам. За гробом шло много людей в траурных одеждах. Они остановились у ямы, со слезами возложили цветы, какие-то люди опустили гроб на дно, после чего каждый подошёл и бросил горсть земли в могилу. Остаток закидали работники кладбища. Все стояли, приносили соболезнования отцу, брату, сестре, обсуждали мою маму, говоря только хорошее. Примерно через час процессия собралась и отправилась на поминки. Мы с отцом остались. Молчали.

– Почему ты так меня ненавидишь? – Начал я.

– …

– Из-за того, что я стал, как и ты врачом?

– …

– Или потому что решил жить так, как мне того хотелось?

– …

О тец начал уходить.

– Ответь! Прошу.

– Да.

– Что «да»?

– Из-за того, что ты стал врачом. – Он повернулся ко мне лицом – Я не хотел для тебя той же судьбы, что и моя.

– О чём ты?

– Ты не поймёшь. Никто из вас не поймёт… только она поняла.

– Так объясни.

Отец достал из кармана своего чёрного пальто пачку конвертов и положил её на могилу мамы.

– Она просила передать. Прощай. – Он развернулся и ушёл.

Б ольше я его не видел. Через несколько дней прошли похороны Маши. Людей было не так много, но зато пришёл брат, а с ним сестра. Это был последний день, когда у меня была семья: брат забрал сестру в Испанию, а земля забрала мою жену и не родившихся детей. Наш и без того маленький городишко уменьшился для меня до размеров двух зданий: дома и больницы. После похорон я прочёл письма, которые оставил отец – это его фронтовые письма домой и ответы мамы ему. Я читал их с удовольствием, особенно те, которые были созданы в концлагере. В одном из них он писал: «Родная, я больше не могу здесь находиться! Сегодня умерло ещё семеро! Итого сорок три за неделю! Сорок три! А скольких всего я не смог спасти – ужас! Смерть каждого – плевок мне в лицо, как врача. Я должен спасать ещё больше людей!». Эти слова ещё больше убедили меня, что мой вывод верный. Он пустил корни.

С тех пор я стал ещё усерднее во врачебном деле: боролся за каждую жизнь, спасал всех кого мог, работал на пределе возможного.

– Прости, мне надо отойти.

Я обернулся и увидел, что у ворот стоит молодая пара. Они явно были удивлены и не понимали, что происходит… я и сам не до конца понимаю. Он о чём-то с ними говорит, они начали кричать друг на друга. Их я слышал отчётливо, так как кричали. Он же говорил тихо и спокойно, поэтому мало что донеслось до меня. Когда Он их успокоил, они исчезли также неожиданно, как и появились. Он вернулся ко мне.

– Я могу продолжать?

– Да, конечно. Прости. В последнее время слишком много людей сюда попадает, но вот во второй раз – единицы.

– А эти?

– Эти в первый… Я верю, что окажутся здесь и во второй, последний раз.

– И что дальше?

– Скоро увидишь. Продолжай.

– Ну, хорошо.

Н очевал я в больнице, ел там же. Ни больничных, ни отпусков. Через два года я сам оказался на месте пациента – я не мог спать, но примерно каждые два-три часа терял сознание ровно на полчаса, а ещё через год потерял ноги – паралич. Решился на ампутацию и поставил протезы. Следующие двадцать семь лет провёл в операционных своего города, год – столицы, полгода – Америки, остатки – в своей родной. Каждая спасённая жизнь убеждала меня, что не Бог спасает людей, а я, своим трудом, своими руками вытаскиваю пациентов с того света. Параллельно я пытался узнать, что это за болезнь у меня. Узнал только, что мои нервные клетки отмирают. Сначала ноги, вскоре должны были отказать руки. Что касалось моих потерь сознания, то американские врачи объяснили, что мой мозг как бы «отключают от сети», а через полчаса включают снова. В какой-то момент я понял, что скоро не смогу помогать людям и тут в нашей больнице появился паренёк с тотальным поражением раком. Меня заинтересовало то, что он был христианином и как-то посетил его палату:

– Вы ведь христианин, верно? – Спросил я его.

– Да.

– И вы твёрдо убеждены, что Бог есть?

– Да!

– И что Он способен исцелить от любой болезни?

– Да! Конечно!

– И даже от неизвестной?

– Даже от такой.

– И что для этого нужно?

– Вера. Господство Иисуса Христа в вашей жизни. Любовь.

– Хм… и всё?

– И всё.

– Я ваш хирург и на двадцатое назначена операция. Сегодня оперировал парня – в его машину врезался грузовик, он был внутри. Он жив благодаря мне или вашему Богу?

Э то были мои последние слова тому парню.

– Почему ты ушёл тогда?

– Почему? Не знаю почему…

– Хочешь знать ответ?

– … пожалуй.

– У тебя тогда не было веры ни во что, даже в собственные силы и уж тем более ты не верил в Меня. Всю свою жизнь, а особенно последние дни ты полагался только на себя и почти не давал Мне вести тебя туда, где тебе будет лучше. И третье, самое главное – потеряв Марию, ты потерял способность любить, даже то, что ты делаешь.

– Как-то печально звучит.

– Не то слово. Поэтому ты здесь. Как бы далеко ты от Меня не был, Я всегда за тобой наблюдал и помогал тебе по мере твоей веры, надежды, любви, но больше любви.

– Понятно… а что стало с тем парнем?

– Очень скоро узнаешь. Наберись терпения. Продолжай.

– А что продолжать? Так я и проработал, оперируя людей и спасая им жизни. В один из тысячи других таких же серых дней я прооперировал своего последнего пациента – черепно-мозговая травма, обширные повреждения внутренних органов брюшной полости. Тяжёлая была операция. Закончив свою часть и зашив дыры, я вышел из операционной, сел на скамью, вырубился и очнулся здесь – рассказываю Тебе свою жизнь. Только зачем?

– Понимаешь, в настоящее время Я наблюдаю интересную тенденцию: люди считают, что могут всё и вся, пытаются достичь Моих высот, при этом пренебрегают Мной, перестают верить и стремиться ко Мне.