Шолох. Долина Колокольчиков

Да, на карте действительно отсутствовало ущелье, внезапно возникшее перед нами. Мой зуб мог оставаться при мне, но легче от этого не становилось. Потому что, отмеченное или нет, а вот оно – прямо здесь, и его сейчас придётся пересекать. Невыносимо глубокое, ущелье казалось смертельной раной на белоснежных снегах вокруг.

«Волчье ущелье», – гласил кривоватый деревянный указатель возле самого обрыва.

Через пропасть был перекинут хлипкий висячий мостик. Он шёл под наклоном и выглядел настолько непрочно, насколько это вообще было возможно. Да ещё и порывистый ледяной ветер немилосердно раскачивал его, делая похожим на сбрендивший маятник.

Вот пепел. Обычно я не боюсь высоты, мне только дай побегать по карнизам ведомства или залезть на секвойю в азарте погони за преступником, но вид на это широченное ущелье заставлял мою голову идти кругом, а колени – подгибаться.

Тряхнув волосами и пошлёпав себя по щекам для бодрости, я попробовала шагнуть на первую из болтающихся деревянных дощечек, но…

Ноги просто не двигались, и всё тут.

Зато руки – ещё как. А именно: взяли и самовольно схватились за столб-указатель. Кляня себя на чём свет стоит, я напряжённо уставилась на свои непослушные ступни.

Ну давайте же.

Шагаем, шагаем!

– Куда ты смотришь? – заинтересовался Голден-Халла. Судя по тому, как низко он наклонился над ущельем, его ничего не смущало в сложившейся ситуации.

Не успела я ответить, как Берти обрадовался:

– О! Здесь водятся сольвегги! – и указал на уступ в скале под нами.

Там было свито гигантских размером птичье гнездо… Пустое.

– Знаешь, кто это такие? – подмигнул Голден-Халла.

– Нет, – соврала я, пытаясь выиграть время, чтобы сладить со своими взбунтовавшимися конечностями. – Расскажи мне, пожалуйста.

Берти, кажется, из деликатности решил не замечать моих внезапных проблем.

– Волшебные сольвегги, – сказал он, по-профессорки закладывая руки за спину и начиная расхаживать вдоль обрыва. Шаг за шагом, у самой кромки. «Вот видишь, у него всё нормально! И у тебя будет!» – пыталась я договориться с собственным организмом, но прах там был. – Птицы с сияющим оранжевым оперением. Огромные, будто бастарды драконов. Обладают добродушным нравом, и от них исходит яркий свет, как от огня.

– Они певчие? – сквозь зубы процедила я.

– О да! – с жаром закивал Берти. – Точнее, они не столько поют, сколько певуче разговаривают. У них есть свой язык, музыкальный. Очень красивый, кстати говоря.

– Круто.

Руки, мать вашу, не отцепитесь сейчас от столба – оторву!

Ноги! Пошли, пошли!

Ходу!

…Меж тем я не только знала, кто такие сольвегги, но и однажды участвовала в провалившейся миссии по их поимке.

Виновником того действа был Дахху. Ещё на первом году нашего обучения, когда мы были совсем уж жизнерадостными молодыми олухами, он раскопал у магистра Орлина самоучитель по языку этих славных пташек и немедленно возжелал призвать одну из них откуда-нибудь из глубин леса.

Дахху залез на крышу коттеджа, сел на корточки, и, пародируя сольвеггу, стал старательно по книжечке выводить их брачные рулады.

Сольвегги не прилетели.

Зато прилетела бутылка от проезжавшего мимо мальчишки-молочника, который решил, что это какая-то чащобная тварюга забралась на респектабельный дом и орёт дурным голосом, собираясь сожрать его обитателей.

Разбившаяся рядом бутылка не умерила пыл Дахху, лишь заставила его снять капюшон плаща-летяги, дабы издали было видно, какой он безобидный и симпатичный лапушка. А что в странной позе и чуть ли не на флюгере – ну, у всех свои увлечения…

Но после второго подхода к песне случилось нечто более страшное.

А именно – с соседнего дерева с сердечными приступами попадали дрозды. Весь оставшийся день мы откачивали их на пару с Кадией. И Дахху откачивали – заодно, ибо он пребывал в глубочайшем шоке по поводу «безвременно погубленных» им птиц.

Но это уже другая история.

– Расскажи ещё что-нибудь о сольвеггах, Берти, – похоронно попросила я, потому что сыщик замолчал, ностальгическая пауза закончилась, а я так и не сладила со своим организмом.

Но Голден-Халла покачал головой:

– Расскажу по пути, хватит терять время.

А потом непререкаемо и всё с такой же лёгкой улыбкой он попробовал отцепить мои руки от столба. Я, улыбаясь не менее мило, сопротивлялась.

– Хорошая погода, да? – осклабился Берти, разжимая мне мизинец.

– Прекрасная! – воодушевлённо отозвалась я, сгибая его обратно, едва сыщик перешёл к безымянному пальцу.

– Чудный снег в горах! – заливался рыжий.

– Чудесный! – мурлыкала я.

В общем, через пять минут напряжённой лицемерной борьбы мы сломали столб.

– М-да, – Берти озадаченно цокнул языком. – Ну, будет тебе посох.

Я же невероятно обрадовалась тому, что мои руки снова в моём распоряжении. И, боясь, как бы они ещё чего не учудили, побыстрее обняла себя за плечи.

– Нет уж, давай прикопаем беднягу обратно! – решила я. – В смысле, ты прикопай. Пожалуйста. Если я опять до него дотронусь, мы меня точно не оторвём…

Когда столб вернулся на место (став при этом ещё кривее), я снова бросилась штурмовать мост, на сей раз успешно. Так мы и пересекли ущелье: лихо раскачивающийся мостик, перекрывающий голоса гул ветра в ушах, и Берти, всю дорогу страхующий меня – одной рукой я держалась за верёвку, другой – за него, для надёжности обхватившего меня сзади. От Голден-Халлы едва заметно пахло приятным древесным парфюмом, и меня, уроженку Лесного королевства, это дополнительно успокаивало.

– Так на меня девушки ещё не вешались, – рассмеялся Берти, когда мы снова ступили на твёрдую землю.

Я лишь с благодарностью выдохнула:

– Ты лучший!

– Ты похвально быстро это поняла.

10. Сто колоколен Покинутого Асулена

Великаны Покинутого Асулена – народность, исчезнувшая с лица земли ещё в прошлой эре из-за случившегося в Седых горах катаклизма. Судя по историческим источникам, рост великанов колебался в пределах 2.2–2.8 метра. Они были худые и с ярко выраженными когтями на руках и ногах. С детства ходили с посохами, которые помогали им поддерживать тонкокостные тела в вертикальном положении.

Энциклопедия «Доронах» под авторством Дахху из Дома Смеющихся

Вскоре после Волчьего ущелья нас ждал первый в моей жизни погодный разлом. Он выглядел как полоса тумана, в которой блуждали магические огоньки. Чарующий, поглощающий звуки и неколебимый, влево и вправо разлом тянулся до самого горизонта, а наверх поднимался примерно на высоту двухэтажного дома.

Над ним, как над забором, возвышались древние башни Асулена. Казалось, они неодобрительно следят за нами, двумя чужаками, нагло топчущимися у них на пороге. «Ну и что за хмыри тут опять объявились?..», «Ходят и ходят…»

Опытный Берти рассказывал мне, что ждёт нас внутри тумана, а я сосредоточенно внимала, одновременно с тем любуясь танцами огоньков и прислушиваясь к неясному, крайне мрачному и язвительному шёпоту, доносящемуся оттуда.

– Кажется, будто осипший озлобленный призрак наводит порчу на весь мир, да? – Берти хмыкнул.

– Для меня это похоже на комментарии, которыми замглавы департамента Ловчих сопровождает чтение моих отчётов… – сглотнула я, вспомнив Селию.

– Ужас какой, – восхитился Берти. – Но на самом деле это просто иллюзия, там никого нет. Ты как, всё поняла? Готова?

– Готова!

И, набрав воздуха в лёгкие и задержав дыхание, я вслед за Берти нырнула в туман. Шаг вперёд – огоньки ускорились и засуетились, оставляя в воздухе длинные светящиеся следы, налепляясь на наши тела. Ещё шаг – снег под ногами исчез, сменившись жухлой травой. Третий шаг… Я зажмурилась, когда меня чуть не сбил с ног яростный порыв ветра. И, наконец, четвёртый шаг – прочь из разлома.

Ш-ш-ш-ш-шух.

По ушам будто ладонями хлопнули, а голова стала тяжёлой, как чугун. Ох! Если ты плохо реагируешь на смену погоды и давления – в таком разломе тебе крышка. Но я была относительно крепким орешком, поэтому через несколько секунд дискомфорт растворился, уступив место чистому восторгу.

– Боги-хранители! – Я так и подпрыгнула. – Так вот ты какой – последний оплот Древней эпохи, темница хищных теней и погибель могущественных великанов!.. Подумать только, я могла уехать из Норшвайна, не увидев этой красоты!..

Прямо от туманной стены начиналась аллея изящных краснолистных клёнов. Она вела на высокий холм и там заканчивалась колоссальными распахнутыми вратами. Их охраняли статуи в виде волков, вырезанные древним скульптором столь искусно, что, казалось, они сейчас припадут к земле и оскалятся. Высоченные белые стены Асулена были полностью покрыты резными изображениями, рассказывающими историю строительства города, и по сравнению со всем этим масштабом я почувствовала себя незначительной пылинкой на игральной доске веков.

Мы с Берти сменили зимние шуфы на непромокаемые плащи, и, подхватив сумки, пошли вверх. Вечная осень Асулена быстро окутала нас запахами каменной крошки, яблок и старой кожи, а прохладный ветер, перемешанный с сухими листьями, задумчиво изучал наши лица, брал за руки – «Кто вы? Куда вы?»

Из ворот открывался вид на широченные улицы и громады покинутых зданий. Знаменитые колокольни тянулись в серое небо, многие из них были увиты багряными плющами. Припылённое облаками солнце окрашивало всё вокруг в тусклые серовато-золотистые тона, и такого же цвета были призраки животных и птиц, иногда безмолвно появляющиеся в разрушенных переулках и провожающие нас пустыми взглядами.

Покой и смерть были царём и царицей Асулена.

– Ты когда-нибудь бывала в подобных местах? – понизив голос – говорить громко здесь казалось кощунством, – спросил меня Берти.

– Да. В Мудре. А ты?

– На острове Этерны.

Мы удивлённо переглянулись. Надо же. Немногие могут похвастаться такими путешествиями, а нас свёл слепой случай, да ещё и где!.. Впрочем, всё логично. Мы всегда притягиваем тех, кто находится с нами на одной волне. Это один из законов жизни: верь ты в него или нет.

Наш проводник-снуи, очень беленький на фоне тусклого города, опустился отдохнуть на круглое каменное возвышение, которое густо испещряли тексты на позабытом языке. Интересно, что это? Что-то вроде сцены или же площадка для магических практик?

Я хотела пригласить явно уставшего снуи сесть на моё плечо, но при нашем приближении дух вспорхнул и упрямо полетел вперёд, старательно изображая, что ему совсем несложно преодолевать такие огромные расстояния. Надо же, какой гордый! Весь в Силграса, что ли?

Поскольку каждая минута была дорога, я не стала подходить к заинтересовавшей меня платформе.

– А расскажи мне о своей поездке в Мудру, пожалуйста, – попросил между тем Берти.

И эта, казалось бы, невинная просьба превратила следующие полчаса моей жизни в экзамен по недомолвкам. Мой мозг буквально кипел из-за непростой задачи: рассказать Берти побольше (потому что мне хотелось этого), но притом не выдать ему ни одной из ужасно опасных тайн, связанных с тем путешествием (потому что они даже не мои). Одновременно с этим я расспрашивала Голден-Халлу об острове Этерны, где он, оказывается, работал преподавателем, и что-то мне подсказывало, что сыщик выбирал слова для своего рассказа не менее осторожно, чем я…

– А какими были три самые важные вещи, случившиеся с тобой на Этерне? – спросила я.

Берти задумался, поудобнее устроил на плече ремень сумки, взятой им в Долине Колокольчиков вместо громоздкого саквояжа.

– Хм. Я смог помочь своим студентам. Обрёл лучшего друга. И… – Голден-Халла помедлил. Потом всё же со вздохом закончил: – Потерял женщину, которая была мне очень дорога.

Ох…

– Она умерла, – пояснил Берти. И, поймав мой встревоженный взгляд, покачал головой: – Только не вздумай сейчас корить себя за заданный вопрос. Скорее уж я прошу прощения за откровенный ответ – он был неуместен.

– Уместен, – возразила я. И, помолчав, добавила: – Мне так жаль, Берти.

– Мне тоже. И с учётом того, что, поговори мы с ней вовремя, она осталась бы жива… – Пальцы Голден-Халлы сжались в кулак. – Я очень, очень хочу помочь Силграсу, Тинави.

Какое-то время мы шли молча, и только ветер тоскливо нашёптывал нам свою историю. Я вытащила из волос сорванный ветром стебелёк плюща.

– Ненавижу смерть, – сказала я, сдув его с ладони. – Просто ненавижу. И время – ту безжалостность, с которой оно уничтожает всё на свете и не прощает ошибок. Я тоже очень хочу помочь Силграсу, Берти. И из-за того, что как раз ненавистные мне время и смерть – его враги. И из-за того, что сам Силграс – воплощённое одиночество. Знаешь, у меня с детства были прекрасные друзья, но, несмотря на это, мне всегда казалось, что я как-то не вписываюсь, что со мной что-то не так, что я не способна достичь настоящей близости с людьми, как бы к этому ни стремилась. Будто между мной и остальными – невидимая стена, слишком большая для того, чтобы я могла разрушить её. Но мне иногда удаётся заглядывать за неё – и это всегда такое счастье… Так вот, мне кажется, у Силграса есть такая же стена. Только в сотни раз выше и толще, чем моя. И сейчас, после всего случившегося, если мы вернём ему дом, он наконец-то сможет увидеть её – и, может, даже разрушить… И я очень, очень хочу, чтобы это случилось. Я болею за него, Берти. И в то же время мне так горько оттого, что его друг Тофф уже мёртв – и вот этого мы изменить не сможем.

Голден-Халла серьёзно кивнул в ответ на мои слова.

– Я хорошо понимаю тебя, – произнёс он. – И про смерть. И про эту стену.

Мы продолжали путь.

В какой-то момент нам встретилась птица-сольвегга – судя по всему, как раз та, чьё гнездо мы видели в ущелье. Пламенеющая и огромная, она наискось пролетела над улицей, спугнув призраков Асулена, а потом скрылась где-то в соседнем квартале. При этом выглядела сольвегга очень важно, будто ворочала здесь какими-то серьёзными делами.

Впрочем, возможно, так оно и было. Возможно даже, она считала себя хозяйкой города – и, при отсутствии других кандидатур, имела на это полное право.

Наконец показалась Рассветная башня. Её покосившиеся стены были местами разрушены, а исполинский вход почти доверху засыпало камнями.

– Пип! – торжественно провозгласил снуи, влетел в щель между верхним валуном и притолокой и помахал, подзывая нас.

Мы с Берти забрались туда же, протиснулись сквозь дыру и вздохнули… Из-под груды камней торчала нижняя часть давно пожелтевшего скелета. Неподалёку стоял аккуратный сундук.

– Что ж, время поработать, – Голден-Халла протянул мне руку, и по скатывающимся и гулко стучащим друг о друга камням мы спустились вниз.

Там, закатав рукава и обнажив запястья с маг-браслетами^[2], Берти склонился над сундуком, а я опустилась на корточки возле скелета. Беззаботный снуи стал наворачивать круги по колокольне, разглядывая сквозь сломанные перекрытия огромный колокол высоко над нами.

– На крышке сундука стоит защитное заклинание, которое поразит любого, кто попробует поднять его, – задумчиво произнёс Голден-Халла. – Придётся немного повозиться.

– Мне тоже. Ведь мы пообещали Силграсу не только привезти кости Хеголы, но и выяснить, как именно он умер. Конечно, самое простое объяснение – попал под завал, но… Возможно, он погиб по другой причине, а потом уже над ним разрушилась часть башни, похоронив под собой. В общем, я поищу зацепки – и соберу кости.

– Отлично. Зови, когда нужно будет откатывать валуны.

И мы занялись каждый своим делом.

Но не прошло и десяти минут, как я раскопала среди камней оторванную кисть скелета. И кое-что в её виде заставило меня сначала недоумённо нахмуриться, а потом…

– Это не Хегола! – заорала я так радостно, что сама от себя не ожидала, и вскочила, торжественно вскинув руку со своей добычей.

Берти обернулся на меня в некотором изумлении.

– Видишь эти шипы на большом пальце? – Я сунула кости ему под нос. – Это вообще не человеческий скелет! Это был просто гуль!

– Вижу. – Берти сглотнул и аккуратненько отодвинул от себя улику. – Но вряд ли ты ликуешь потому, что помнишь такие детали из курса о нежити.

– Да просто я счастлива, что это не Тофф! В темноте, в одиночестве, под камнями, – это была бы ужасная смерть… И я рада, что, возможно, Хегола умер как-то более… – Мой энтузиазм пошёл на спад. Находка не отменяла самого факта гибели старосты. – Более… спокойно.

Голден-Халла, всё это время продолжавший распутывать чары, вдруг остановился и цепко прищурился, глядя на нити заклинания, висевшие перед ним прихотливым жемчужным плетением.

– Посмотри-ка сюда, Тинави. – Берти показал мне на участок, в котором прямые линии неожиданно складывались в рукописную вязь.

В ней угадывались две буквы: «Х. Т.». Вчера мы с Берти уже видели этот почерк, когда от нечего делать изучали документы Тоффа в Избе-У-Колодца.

– Триста лет назад у колдунов было принято подписывать свои чары. В этом плане совершенно неудивительно, что Хегола Тофф поставил тут автограф. – Берти ловко потянул несколько ниточек заклинания на себя, и подпись старосты увеличилась, приближаясь к нам. – Странно другое… Догадываешься, что именно?

Я детальнее рассмотрела плетение. Скользящие узлы, одинарная сетка формулы… Минималистичное заклинание из тех, что подвязываются на личную энергию мага.

Стоп.

– Но ведь формулы из этой категории разрушаются сразу после смерти колдуна. – Я так низко склонилась над проклятием, что Берти обеспокоенно схватил меня за шкирку: не дай небо, грохнусь на сундук – и всё, прощай, любопытная Тинави из Дома Страждущих.

– Вот именно, – закивал Голден-Халла. – А заклятие держится вполне себе крепко. И это возможно только в одном случае…

Мы надолго переглянулись.

– В случае, если Хегола Тофф… – ошарашенно начала я.

– …Всё ещё жив, – закончил Берти.

Он торжественно сделал пальцами такое движение, будто перерезает нитку, и плетение, опутывавшее сундук, тихо растаяло.

Я уже думала, что сейчас мы с Голден-Халлой (определённо воодушевившиеся, мгновенно зацепившиеся даже за такую странную надежду – жив? как он вообще может быть жив?) начнём фонтанировать гипотезами и прямо тут соорудим классическую детективную доску, как вдруг…

Всё пошло не по плану.

Потому что освобождённый от проклятия сундук с какой-то радости решил сам по себе распахнуться. Крышка откинулась, открывая взору десятки стеклянных колокольчиков, лежащих на бордовых подушечках.

И все эти колокольчики дружно зазвенели. Пронзительно. Оглушающе. Абсолютно бесстыже. Их звонкие голоса эхом попрыгали по Рассветной башне, отражаясь от её полуразрушенных стен.

Берти, как лисица, напрыгнул на сундук и захлопнул его.

– Прах! – выдохнул Голден-Халла. Его голос доносился до меня как сквозь слой ваты. – Я надеюсь, от этого звона на нас сейчас что-нибудь не обрушится… Как же это было громко, с ума сойти!

Впрочем, мгновение спустя стало ясно, что это было ещё вполне «умеренно» или даже «тихо». Ведь всё познаётся в сравнении, увы.

…Высоко над нами раздался протяжный скрип, будто зашевелилось нечто очень большое, а потом… А потом такой всепоглощающий «бом-м-м», что по стене побежала очередная трещина.

Глаза у Берти стали воистину ошалевшие, и, думаю, мои – не лучше. Сглотнув, я с опаской подняла голову.

Там, за рядами порушенных перекрытий, огромный колокол Рассветной башни медленно качнулся в обратную сторону…

И снова: бом-м-м-м-м.

* * *

Каменный пол задрожал… Мы с Берти охнули. Обсуждать было нечего: следовало просто как можно шустрее валить отсюда.

Голден-Халла хрустнул пальцами и развернул бурную магическую деятельность по уменьшению сундука, а я тем временем вскарабкалась на валуны, преграждающие вход, и оттуда протянула ему руку.

– Хватайся!..

Сыщик сунул бывший сундук в карман и, разбежавшись, прыгнул ко мне. Когда он вцепился в моё запястье, мы оба чуть с позором не ухнули обратно.

– Ой! Ты чего такой тяжёлый, Голден-Халла?

– Это не я! – оскорбился Берти. – Это сундук! Какого бы он ни был размера, а весит по-прежнему много! Кто же знал, что души этих крестьян такие неподъёмные. Грешили они, что ли, всю жизнь?..

– Ты хоть бежать-то с ним можешь, чудовище?! – посочувствовала я, ящеркой пробираясь наружу.

– Могу! – сосредоточенно пыхтели сзади. – И я не чудовище, эй. Я вполне себе чудо!

– Чудовище – это комплимент.

– С каких это пор?! – опешил Берти.

– Издавна. Меня так мой напарник называет в мои лучшие дни.

– Не хочу тебя расстраивать, Стражди, но твои лучшие дни, видимо, так себе!..

Я что-то тоже вдруг призадумалась.

Так-так. Вернусь – обговорю эту животрепещущую тему с Полынью. Хотя нет. Не обговорю. Мне всё нравится, а с Внемлющего станется сменить обращение.

Мы с Голден-Халлой мчались сквозь Асулен, сотрясающийся от звона. Уже на всех башнях подхватили эту тягучую, скорбную песнь – будто высасывающую из тебя душу. Звук был столь плотным, что на клёнах дрожали красные листья. Стены знаменитых колоколен стремительно зарастали плесенью, а недавние тихие призраки выходили перед нами на дорогу и беззвучно растворялись в воздухе, не сводя с нас укоряющих взглядов.

– Стоп! – вдруг ахнула я. – Берти, а где снуи?!

Нашего мелкого друга и впрямь не было рядом. Помнится, он кружил над нами, когда мы обсуждали сундук, а потом, когда колокол зазвенел, дух оглушительно взвизгнул и… Исчез?

– Боги, я надеюсь, он не взорвался от мощности звука!

– Эм. Я тоже. – Берти аж передёрнуло. – Зато, значит, мы не зря запоминали карту города. Это сейчас пригодится!

– А ты оптимист, Голден-Халла.

– Ничего подобного. Я рациональная сволочь, которая научилась управлять фокусом своего внимания. Траур по снуи нам сейчас не поможет. Давай, ещё немного!..

И тут колокола, все как один, затихли.

Наступившая тишина оглушала. Мы продолжали бежать – два хриплых дыхания посреди мёртвых стен. И бешеная надежда – мы обязательно успеем, днём всё это вообще не считается – барабанами стучала у меня в ушах.

Но вот на город накинулся яростный ветер, знаменитые колокольни оказались полностью укутаны чёрной плесенью, а листва на плющах и деревьях превратилась в прах. И тогда из пустых домов Асулена водопадом полились хищные тени… Это были уже не те безобидные привидения, которых мы видели прежде. Нет: теперь к нам жадным потоком стекались плотоядные твари, бич Покинутого Асулена. Узкие, колышущиеся и голодные.

Казалось, кто-то широкой кистью прошёлся по всему миру – затянутый темнотой город невозможно было узнать.

– Переходим к плану Б! – крикнул Берти и сложил пальцы в плетение Божественного Обручённого. Вспышка ярко-белого света и воцарившееся вокруг нас спокойное сияние заставили тени беззвучно завизжать и резко отпрянуть.

Мы с Берти оказались спрятаны в ауре света. Голден-Халла стоял в центре, вытянувшись по струнке и разведёнными руками изо всех сил удерживая своё плетение. Я выхватила из сумки латунную баночку, взятую вчера в бывшем кабинете Силграса, и, развинтив крышку, обмакнула пальцы в её содержимое. Это была густая краска из особых горных кристаллов и растений, которые применяют в своих ритуалах шаманы скальников и которые хорошо и, главное, долго горят – даже в виде рисунка. Я начертила вокруг нас широкое кольцо.

– Готово!

Берти тотчас отпустил своё заклинание и щелчком поджёг смесь. Ещё одна вспышка! Ровный белый свет Божественного Обручённого сменился густо-фиолетовым пламенем, поднявшимся от земли до уровня моих бёдер. Сквозь него было видно, как одинокие тени облепляют нас всё более тугим и жадным кольцом: это были уже не отдельные твари, а единая чёрная масса без конца и края.

– Так, ну пока что командная работа удаётся нам на славу, – облизнул губы Берти и встряхнул кистями рук. – Хорошо, что мы вчера всё-таки обсудили, что делать в подобном случае – вопреки скучающе-критикующим минам Авалати…

– Ага. – Я не отрывала взгляда от пламени. – Но, кажется, Силграс всё же был в чём-то прав, когда заявлял, что в наших стараниях нет смысла… Берти, тени уже прорываются.

И действительно: чем больше хищников становилось снаружи – а они собирались, как на зов маяка, со всего Асулена, – тем хуже было нашему защитному кольцу. Твари давили на него и по чуть-чуть сдвигали. Ещё немного – и либо нарушится целостность линии, либо нас просто сожмёт в тиски.

– Вот пепел! – Голден-Халла поудобнее закатал рукава плаща. – Ладно, значит, я снова наколдую свет. Будем двигаться вместе с ним.

Я покосилась на его маг-браслеты – уже наполовину пустые. Прах. Ни один маг не может колдовать бесконечно – силы каждого ограниченны. В таких мёртвых местах, как Асулен, заклинания даются гораздо тяжелее, и маги выдыхаются быстрее. Берти уже и снимал проклятие, и уменьшал сундук, и сплетал Божественного Обручённого… Вон какие у него синяки под глазами. Боюсь, его надолго не хватит. Пара заклинаний, а дальше – головокружения, кровотечения, ожоги и другие недвусмысленные сигналы от тела: теперь ты колдуешь ценой своего здоровья, пора остановиться, парень, не то умрёшь.

Нужны ещё идеи. Думай, Тинави.

Я огляделась. Нет, до выхода из города слишком далеко – мы сейчас добежали только до того места, где встретили сольвеггу, это всего лишь полпути, и… Хм.

– Берти! У тебя есть монетка?

– Да! Зачем тебе?

– Помнишь, я сказала, что не умею колдовать?..

Голден-Халла кивнул.

В ночь нашего знакомства, через некоторое время после того, как мы оставили пустой кэб на дороге, я вдруг сообразила, что мой спутник наверняка считает меня сильным магом – каковым и полагается быть любому Ловчему из Лесного королевства. Да и в принципе – любому шолоховцу. Ведь мы – самый волшебный из человеческих народов Лайонассы! У нас даже первоклашки в состоянии загипнотизировать и усыпить учительницу – причём случайно, просто от нежелания сидеть на скучном уроке.

Но я – особый случай. Около трёх лет назад я напрочь потеряла способность к колдовству. И пусть сначала мне казалось, что жизнь моя на этом и закончилась (я тогда как раз получила высшее образование и готовилась к блестящей карьере в Башне магов, которую мне пророчили все вокруг), постепенно выяснилось, что колдовство не настолько уж важно. Магия – всего лишь один из способов управления реальностью, а не смысл всего и вся. А потом и вовсе оказалось, что я потеряла лишь способность к классическому колдовству… А бывают и другие его разновидности, очень специфические, которые я с тех пор потихонечку изучаю. В последний год – вместе со своим наставником Анте Давьером. Но объяснять всё это очень долго, поэтому чужакам я обычно просто представляюсь не-магом.

Так что тогда, в горах, я сказала Берти: я не колдую, имей это в виду, прежде чем дальше идти со мной по какому-то крайне сомнительному маршруту. Голден-Халла ответил, что ему не важно, умею я колдовать или нет. Главное, что у нас похожие скорость бега и чувство юмора – а там разберёмся.

– В общем, я не могу применять обычные заклинания, – объясняла я теперь скороговоркой, забирая у Берти монету. – Но мне удаются некоторые древние ритуалы и заговоры, направленные на работу с искрами живых существ.

Голден-Халла удивлённо расширил глаза, в которых явно читалось: «С искрами?.. То есть прямо с душами? Такие действительно бывают?» – но не стал переспрашивать. Мягко говоря, в окружении теней было не до того.

Под заинтересованным взглядом сыщика, стараясь не отвлекаться на тени, я стала перекладывать монетку между пальцами по определённой схеме, шепча заговор последовательно на трёх языках: стародольнем, нитальском и шэрхенлинге.

Когда монета прошла полный путь от большого пальца одной моей руки до большого пальца другой, я глубоко вдохнула и плотно закрыла глаза. Звуки, тактильные ощущения, свет, вкус – спасибо, всем до свидания, увидимся позже, сейчас мне нужен покой.

Бум.

В темноте проступили два ярких светящихся сгустка – один прямо во мне, другой – там, где должен стоять Берти. Это были наши искры, их и позволял увидеть заговор. Но я искала третью искру…

Внутренним взором я стала охватывать всё большее пространство вокруг. Пусто-пусто-пусто… Есть! Комок света в трёхстах шагах к западу!

– Берти, через две улицы от нас сидит сольвегга! – Я распахнула глаза. – Давай добежим до неё? Говорят, если их как следует попросить, они разрешают летать на себе! Может, уговорим её унести нас из города? Их язык я знаю, если что!

– Оу. Сколько от тебя информации зараз, в том числе противоречащей предыдущим данным! – хмыкнул-поразился Берти. – Давай. Если что, просто её слегка ощиплем, светящуюся, – и он снова пропел заклятие.

Вокруг нас опять появилась аура. Прямо в ней мы перепрыгнули через фиолетовый огонь и бросились в указанную мной сторону, изо всех сил прорываясь сквозь плотную и жестокую массу теней.

– Левее! – иногда поправляла я, закрывая глаза, чтобы свериться с местоположением птицы. К счастью, сольвегга никуда не спешила, а действие заговора всё ещё продолжалось. – Сократим путь через этот проулок!

Берти кивал, постепенно становясь бледнее, но не подавая виду, как ему тяжело поддерживать мощное заклинание, со всех сторон атакуемое врагами. И вот наконец мы выскочили на нужную площадь.

Там на развалинах дома сидела огромная птица, безмятежно любовавшаяся небом. Уровню её спокойствия можно было позавидовать с учётом того, что небо было вообще-то грозовым, а вокруг чёрной рекой лились тени. Впрочем, они держались на почтительном расстоянии от сольвегги: её светящееся оперение им явно не нравилось.

Мы рванули к птице. Я уже повторяла себе под нос заготовленную просьбу о помощи, но… В итоге мне не довелось поупражняться в прикладном языкознании.

Перед домом, на котором сидела сольвегга, располагалась приподнятая круглая площадка, густо испещрённая письменами – точно такая же, как та, на которой отдыхал наш снуи. Мы запрыгнули на платформу и помчались по ней, как вдруг она засветилась… Одна за другой вспыхнули витиеватые буквы. Потом в воздухе появились и закрутились по часовой стрелке их объёмные близнецы, сотканные из дыма.

Воздух мгновенно стал вязким, будто на полной скорости мы ухнули в воду. Сопротивление оказалось настолько сильным, что я буквально зависла в очередном прыжке, и развевающиеся полы плаща у меня за спиной живописно застыли.

«Так это те самые великаньи телепорты?!» – мысленно поразилась я, а в следующий момент весь мир завернулся спиралью и исчез.