– У немцев строго с документами. Это ваше разрешение на проживание в Балаклаве из местной ортскомендатуры на имя Ивана Бирюкова и его дочери Екатерины Бирюковой, беженцев из-под Смоленска. А вот это, – он развернул бумагу с немецким орлом и печатью, – как и заказывали, патент на двести рейхсмарок для открытия собственного дела – фотографии. С такими документами вы сможете совершенно легально передвигаться практически по всей территории Крыма. Всё надёжное и настоящее. Жить и работать будете вот по этому адресу, – и он передал Бате очередной, сложенный вчетверо небольшой листок. – Это прямо на набережной, недалеко находится дом генерала Йенеке, комендатура города, «Гранд-отель» – в общем, всё то, что позволит иметь дополнительную информацию, полезную для нашей операции.

– Спасибо, Энвер, – сказал Батя, пряча документы в карман пиджака, в который тоже успел уже переодеться. – А резервный вариант у нас такой, если не выйдет с первым. Он шумный, со стрельбой и более рискованный, – усмехнулся он. – Когда генерал Йенеке выедет из Балаклавы к Симферопольскому аэродрому, мы устраиваем засаду и минируем дорогу. Взрываем его машину и забираем карту. Кому повезёт остаться в живых, тот должен будет передать карту партизанам.

– Будем надеяться, что с первым вариантом всё получится, – отозвался Энвер.

– А как вам удалось так приблизиться к самому генералу? – не скрывал своего восхищения отцом Айдер.

– Генерал страстный рыбак. Да и я рыбак не хуже, если ты помнишь. Так вот, сначала подпольщики посодействовали, чтобы я пару раз организовал ему отличную рыбалку, потом генерал сам ко мне обращался. Ему понравилось. Вот так потихоньку вошёл в его доверие, и он сделал меня капитаном своего личного катера. Это даже не катер, а приличных размеров моторная яхта. Её пригнали генералу из Европы по Дунаю. В доме графа Шумовского, где живёт генерал, есть свой причал, у которого яхта как раз и швартуется. Так вот, почти полгода уже, с самого назначения генерала сюда, каждую неделю мы с ним рыбачим.

– Энвер, а как вы общаетесь с генералом? – спросил Батя.

– Отец в немецкой слободе жил, здесь недалеко, в Карасане, и учился ещё до революции в центральной немецкой школе! – ответил за отца Айдер.

– Верно, сынок. В Карасане у нас целая колония немцев-меннонитов была, это тех, кто против оружия и насилия. Жили мы дружно, почти все дети и на немецком, и на русском, и на татарском говорили! Но генерал даже не догадывается, что я немецкий знаю. Потому не боится при мне обсуждать серьёзные темы. Ну а для нашего с ним общения хватает того русского, что он за время войны нахватался, – усмехнулся Энвер.

– Теперь понятно, откуда в Разведуправлении столь важная и подробная информация по генералу Йенеке, – улыбнулся Батя.

– Вчера, по приглашению генерала Йенеке, в Балаклаву на несколько дней прибыл новый руководитель подразделения СС и полиции в Таврии, Крыму и Севастополе группенфюрер СС Людольф фон Альвенслебен. А завтра прибывает экспертная комиссия для расследования обстоятельств дела, как прозвали его немцы, «Русская торпеда». К утру мне поручено подготовить яхту, господа хотят порыбачить. Завтра же вечером генерал с группенфюрером выезжают обратно в Симферополь, в штаб армии. Так что на связь я выйду тоже не раньше, чем к вечеру.

– Ясно. Энвер, вы, пока есть время, поговорите с сыном, мы мешать не будем. – Батя жестом приказал своим бойцам оставить Энвера и Айдера наедине.

Энвер прекрасно понимал, о чём прежде всего хотелось бы узнать Айдеру:

– С Асие всё в порядке. И с сыном твоим тоже.

– Сын, – с гордостью произнёс Айдер.

– Ему уже два с половиной года. Асие назвала его Сервером, в честь отца. Ведь родители её погибли, попали под бомбёжку. Малыш твой растёт крепким и здоровым. Я научил его плавать. Живём все вместе, в нашем доме. Асие несколько часов в день работает в кассе бывшего кинотеатра «Родина». Сын всегда при ней. Она хорошая мать и честный человек. С первого дня оккупации, партизанам помогает. Соседи, правда, с нами почти не общаются, считают нас предателями, думают, что мы фашистам служим.

– Представляю, отец, как это тяжело, – с сочувствием произнёс Айдер. – Время всё расставит на свои места…

– А ещё, сынок, Асие не верит, что ты погиб. Говорит, чувствует, что жив…

– Эх! Только никак нельзя мне сейчас с ними встретиться, – с сожалением в голосе проговорил Айдер.

– Я понимаю, сынок…

– А про Николая что-нибудь слышно? – Айдер поймал себя на мысли, что с большим трудом произнёс это имя.

– Ничего с тех самых пор, как вы с ним ушли на фронт. Бабушке его мы помогали. Но она умерла в прошлом году. Наверное, от тоски и одиночества. Не пережила разлуки с любимым внуком…

– Хорошо, что она так и не узнала правду… – проговорил Айдер.

– Какую правду, сынок?

Айдер рассказал отцу и о том, как Тризуб едва не убил его в самом начале войны и перебежал к немцам, и о том, как долго сам во всё это не верил. И как потом тот появился в Витебске и вместе с немцами участвовал в расстреле наших…

– Какой же подлец оказался, – отозвался, наконец, отец. И больше не сказал про Николая ни слова.

– Отец, я вот что подумал, раз уж Батя с Феей теперь у нас фотографы, приведите к ним Асие с сыном, пусть их сфотографируют. На память. А фото вы мне при случае передадите.

– Сделаем, сын, – ответил Энвер.

Глава 30

Рано утром Батя с Феей, они же отец и дочь Бирюковы, выбрались по центральному коридору из грота. И отправились по адресу своего балаклавского местожительства и фотоателье.

Здание оказалось одноэтажным и состояло из трёх небольших, но чистых комнат и маленькой кухни. В одной комнате решено было оборудовать саму фотостудию, во второй фотолабораторию для проявки фотографий, а третья стала спальней для разведчиков.

В платяном шкафу они, как и предполагалось, обнаружили самое ценное, приготовленное для них партизанами. То самое, при помощи чего они могли теперь зарабатывать себе на жизнь в собственном фотоателье.

Это был фотоаппарат марки «Фотокор», выпущенный ещё, естественно, до войны. Он вполне годился как для съёмок на документы, так и для портретных и семейных фото. Прилагалась к нему коробка фотопластин и вся другая мелкая атрибутика, которая могла бы понадобиться для нормальной работы фотоателье.

Остальные «Призраки» остались в гроте. Они ждали Энвера, который по кяризам должен был сегодня вывести их к «рыбацкому домику» генерала Йенеке. Точнее, под «домик», откуда и предполагалось осуществить операцию по захвату фортификационной карты Крыма.

Этим же утром яхта «Гертруда» вышла из Балаклавы под охраной торпедного катера, следующего за яхтой генерала чуть правее параллельным курсом.

Для декабря море было удивительно спокойным. Волнения почти не наблюдалось, и вовсю светило солнце. Но даже по такой погоде уходить далеко не имело смысла, рыба зимой всё больше жмётся к берегам. Поэтому Энвер, выведя яхту из Балаклавской бухты, взял чуть восточнее и бросил якорь напротив крепости.

Конечно, Балаклава издавна считалась самым рыбным местом всего Крыма. И весной-летом-осенью тут изобильно ловились султанка, морская лисица, камбала и знаменитая черноморская кефаль. Сейчас же можно было рассчитывать разве что на ставриду и морского окуня. Зато уж этой рыбы должно было быть вдоволь.

Снасти для генерала Йенеке и его гостя, группенфюрера СС Людольфа фон Альвенслебена, Энвер приготовил заранее. И плетёную корзинку для улова.

Молча передав удочки гостям, Энвер указал им рукой на правый борт, откуда ловить было всего удобнее, а сам отправился ближе к корме, чтобы своим присутствием не мешать высокопоставленным рыбакам.

Как он и предполагал, серебристая узкая ставрида пошла одна за одной, сильно подняв рыбакам настроение. Более крупный, с характерными синими полосками по бокам морской окунь попадался реже. И в основном генералу, как рыбаку более опытному и, видимо, более удачливому.

В плетёной корзине било хвостами уже с дюжину рыбин. Таким образом, утолив первоначальную рыбацкую страсть, генерал и группенфюрер смогли перейти и к обсуждению наболевших служебных вопросов.

Вытащив очередного окуня, генерал с торжествующим видом повернулся к группенфюреру:

– Надеюсь, вы не разочарованы, Людольф, этой русской рыбалкой? – Тон и поведение генерала Йенеке говорили о том, что он очень хотел бы подружиться с личным другом рейхсфюрера Гиммлера. Хотя вёл он себя достаточно осторожно, как бы прощупывая своего собеседника.

– Вовсе нет, хотя вам, генерал, конечно, везёт и в этом деле! – улыбнулся фон Альвенслебен.

– А как у нас с вами, – генерал несколько двусмысленный комплимент пропустил мимо, – обстоит дело с русской торпедой? Так нечаянно к нам залетевшей?

На лице группенфюрера обозначилась резкая озабоченность:

– Пока у нас больше вопросов, чем ответов. Надеюсь, экспертная комиссия во всём разберётся.

Тихо подошёл Энвер и молча высыпал в корзину ещё с десяток пойманных им рыбин. Взяв весь улов, он жестом указал в сторону каюты и камбуза, а рыбакам оставил свою пустую корзину.

Проводив капитана взглядом, Людольф продолжил:

– Водолазы обшарили здесь всё дно и нашли фрагменты торпеды. На одном из них указана модель «53-75». Такой торпеды у русских не было. Но повторюсь. По данным нашей разведки и уверениям военно-морских экспертов, на сегодняшний день они используют, в основном, парогазовые торпеды типа «53-38» и «53-39». И редко экспериментальную электроторпеду ЭТ-80. Если мы имеем дело не с диверсантами, а с реальной торпедой, то могу заверить, что она по своей мощности и дальности во много раз превосходит всё, что до этого имели русские. Причём и акустики, и лётчики, наблюдавшие её пуск и движение, утверждают, что ещё за десять километров до цели торпеда скрылась под водой, откуда и нанесла удар.

– Но факт остаётся фактом, она уничтожила наш торпедный катер, – констатировал генерал Йенеке.

– И вот ещё что тоже очень странно. Самолёт зафиксировал и успел заснять в надводном положении выпустившую торпеду лодку, относящуюся к типу «Щука». И на её рубке эксперты при последующем просмотре фотографий обнаружили обозначение «Щ-210». Но этого просто не может быть. Лодку под таким номером мы уничтожили ещё в сорок втором году!

– Пока, группенфюрер, много мистики и сплошные вопросы. Но я надеюсь, что скоро мы получим на них ответы. – Генерал строго покачал головой.

Ветерок со стороны камбуза донёс вкуснейший запах свежепожаренной рыбы, которую отец Айдера приготовил по старым крымскотатарским рецептам.

– Теперь – о самом важном, – продолжил генерал. – Я бы хотел попросить вас, группенфюрер, двадцатого декабря обеспечить охрану всех комендантов по пути их следования в Балаклаву и обратно, а также охрану моего охотничьего дома, на всё время, пока будут копироваться карты укрепрайонов.

– Обеспечим, господин генерал, – уверенно пообещал группенфюрер.

– А чтобы объединить необходимое с приятным, то приглашаю вас накануне, девятнадцатого декабря, прибыть сюда в Балаклаву. Вы же не против повторить столь замечательную рыбалку с хорошим молодым вином? – Группенфюрер был явно не против. – На следующий день вместе проведём совещание, а потом вместе же отправимся на аэродром. Мне так будет спокойнее, а вы не будете переживать за то, чтобы карты были мной вовремя и без происшествий доставлены в Фатерланд. И да, в Берлин к фюреру я полечу не с Симферопольского, как предполагалось ранее, а с Херсонесского аэродрома. Ну а вы со спокойной душой направитесь обратно в Симферополь, – улыбаясь, предложил генерал.

– Яволь, мой генерал, – по-военному ответил группенфюрер.

Капитан Энвер появился на палубе и пригласил рыбаков в каюту – отобедать.

Николай Тризубцев, унтерштурмфюрер СС, проснулся от стука в дверь. Его комната располагалась на втором этаже здания «Централь-отеля» в городе Николаеве. Часы на прикроватной тумбочке показывали шесть утра. Он резко вскочил и всё же успел сунуть ноги в тапочки, прежде чем открыть дверь номера.

На пороге стоял посыльный. В предписании значилось, что унтерштурмфюрер СС Николай Тризубцев должен немедленно явиться в штаб региональной группировки СС.

В Николаев он прибыл два дня назад, его перевели сюда из Белоруссии непосредственно в аппарат руководителя штаба региональной группировки СС с присвоением нового звания унтерштурмфюрер. Наконец-то его заметили!

Для Николая это было очень солидное назначение, так как он попал в штаб, руководство которого контролировало и координировало все подразделения СС и полиции в Таврии, Крыму и Севастополе. На первое же совещание, которое проводил лично руководитель всех подразделений СС и полиции в Таврии, Крыму и Севастополе группенфюрер Людольф фон Альвенслебен, где присутствовал и Николай, срочно прибыл из Балаклавы с докладом гауптштурмфюрер СС Отто Бланк.

Оказалось, что накануне на входе в Балаклавскую бухту русской торпедой, выпущенной из подводной лодки, был подорван немецкий торпедный катер. Особый статус происшествию придавал тот факт, что торпеда была выпущена с расстояния в двадцать километров. В то время как все специалисты сходились на том, что известные русские торпеды обладают реальным поражающим действием лишь на расстоянии до десяти километров. Таким образом, речь могла идти об использовании русскими нового вида сверхмощных торпед.

Для расследования всех обстоятельств в Балаклаву было приказано отбыть команде экспертов во главе с гауптштурмфюрером СС Бланком. В команду включили и унтерштурмфюрера СС Николая Тризубцева, как уроженца тамошних мест.

Николай был изрядно польщён этим назначением. Конечно, он понимал, что в городе детства многие удивятся, увидев его в немецкой форме. Но он не боялся косых взглядов. Они были – никто, а он, Николай Тризубцев, представлял теперь победоносную армию Третьего рейха! Но больше всего он надеялся, что Асие всё ещё в Балаклаве, и он жаждал встречи с ней. Теперь-то уж точно никто и ничто не встанет у него на пути. С Айдером он разделался, остальные ему не помеха. Он, Николай, теперь власть и сила. Он – победитель. И ему обязательно достанется та, которая когда-то отвергла его.

Вечером, добравшись до грота, Энвер развернул самодельную схему подземных лабиринтов:

– Конечно, за абсолютную точность не ручаюсь, – сказал он «Призракам». – Но, думаю, дойдём куда надо. Я в своё время тут всё излазил. И под домом графа Шумовского сам был.

И всё-таки схема, пусть и несколько корявая, им помогла. Потому как несколько раз в подземном ходе обнаруживались ответвления вправо и влево, и если бы им пришлось выбирать дальнейший путь по наитию, то они потеряли бы массу времени.

Пару раз пришлось разгребать и настоящие завалы, преграждавшие дорогу. И всё же через час они выбрались к широкому колодцу, уходившему вертикально вверх, и осветили его фонариками.

– Это – оно, то, что нам надо! – уверенно сказал Энвер. – Мы с вами сейчас буквально под первым этажом генеральского дома. Вот только работа предстоит трудная. Видите, колодец там, выше, довольно сильно разрушен. Долго придётся разгребать. И самое главное, не известно, есть ли под домом подвал. Когда-то поговаривали, что был.

– Ладно, отец, по ходу дела разберёмся, – ответил Айдер.

Во всяком случае, первоначальная цель была достигнута. И это уже было немало.

Глава 31

Транспортный самолёт Люфтваффе Junkers Ju 52, взлетев из Николаева, взял курс в сторону Севастополя, Херсонесского аэродрома.

На борту находилась группа военно-морских экспертов, в задачу которых входило расследовать все обстоятельства по поводу использования русскими новой сверхмощной торпеды, и несколько офицеров СС.

Унтерштурмфюрер СС Николай Тризубцев пребывал в самом лучшем расположении духа. В отличие от всех остальных, он летел домой. Он с интересом смотрел в прямоугольное окно-иллюминатор на землю, быстро проносящуюся под крылом – самолёт шёл на небольшой высоте. От греха подальше. Русские истребители пока редко залетали сюда, не имея поблизости надёжных аэродромов, но всё же опасаться их стоило. Никогда не знаешь, что от русских ждать. А почти бреющий полёт создавал ощущение безопасности и даже невидимости самолёта с больших высот, так как Junkers сверху был выкрашен в чёрно-зелёно-жёлтые маскировочные цвета и практически сливался с зимней землёй.

Совсем другое настроение было у полноватого соседа Николая оберштурмфюрера СС Рихарда Шмита. Он, наоборот, старался не смотреть в иллюминатор, но нет-нет а переводил взгляд на него, словно вид за ним его завораживал. Тогда он резко откидывался в неудобном кресле и прикрывал глаза ладонью. Ещё его и подташнивало, а лицо приобрело желтовато-зелёный оттенок.

Николай посматривал на него с сочувствием:

– Рихард, скоро будем на месте. Уже близко.

– Да-да, – пробормотал Шмит и, потерев кончиками пальцев виски, постарался прийти в себя. – Поверишь, на земле я готов хоть в пекло. А летать боюсь. Да ещё когда самолёт твой могут в любую секунду подбить!

– Не подобьют, успокойся, – улыбнулся Николай. – Русским сюда далеко. Хотя все мы, как говорится, под Богом ходим. И летаем тоже, – попытался успокоить он пугливого оберштурмфюрера СС.

Хотя Рихард, конечно, вызывал у него особую симпатию. Во-первых, они были практически ровесниками. Во-вторых, и это было самое главное, Шмит, в отличие от многих немцев, не кичился перед Николаем своим арийским происхождением, а воспринимал его почти как равного. И это Николаю особо импонировало. По сути дела, Рихард оказался едва ли не первым среди немцев, кто не смотрел на него косо и относился к нему, в общем, по-приятельски. Поэтому Николаю так хотелось, чтобы Шмит перестал бросать панические взгляды в иллюминатор и чем-нибудь отвлёкся. Лучшим способом было бы выпить коньяка. И коньяк-то в запасе был, но в присутствии старших по званию офицеров СС Николай не решился предложить Рихарду выпить. Стало быть, следовало его отвлечь чем-нибудь другим.

– У меня совсем недавно была такая история. Как ты знаешь, я сюда переведён из Витебска, где был помощником коменданта города майора Крюгера. Так вот, у генерала Штейнберга, начальника штаба тылового района, как раз случился юбилей. Праздновать должны были на теплоходе, весело и с размахом, – вспоминал Николай.

Рихард, похоже, на эту тему отвлёкся от своих страхов. И даже лицо его начало приобретать почти человеческий цвет.

– В городе находилось много гостей и генерала, и из нашего ведомства, и из вермахта. Но, несмотря на усиленную охрану, генерал Штейнберг поручил майору Крюгеру лично проверить блокпосты на въездах в Витебск. Короче, мы должны были обеспечить порядок в городе, пока почти всё руководство будет на банкете. Не скрою, я тогда расстроился, очень уж праздника хотелось. Но мы с майором покинули теплоход и занялись делом.

– Всегда хочется праздника, – подтвердил Шмит. – Особенно когда война.

– Вот именно, – согласился Николай. – А через пару часов мы узнали, что теплоход с генералом Штейнбергом и всеми его гостями подорвали русские диверсанты. Никто не выжил, а я вот сижу перед тобой живой и вполне здоровый, – и Николай невольно вспомнил Пауля Мюллера, который всё-таки оказался куда менее везучим, чем сам он. И ту глазастую бедняжку сестру немого музыканта, на которую Мюллер так запал.

История Николая, кажется, совсем не успокоила Рихарда:

– Русским сюда далеко, говоришь? Уверен, на том теплоходе не было посторонних. А если даже и были, то охрана их хорошо проверила. Диверсантов нашли?

Николаю на это ответить было нечего. Русских диверсантов не нашли. Версий произошедшего тогда было две: первая – «заминировали теплоход заранее», вторая – «диверсанты были на теплоходе среди гостей, а значит, тоже погибли».

Тем временем Junkers стал набирать высоту – под крылом как раз раскинулась гряда Крымских гор. Рихард потряс головой и снова прикрыл глаза ладонью.

– Зато в Балаклаве, – коснулся его плеча Николай, – я тебе такой праздник устрою. Я ж отсюда родом! И это мой город! Тебе он понравится, Рихард.

Вскоре самолёт уже был над морем. Николай успел увидеть мелькнувшую левее взлётно-посадочную полосу Херсонесского аэродрома. Самолёт широко развернулся и, наконец, пошёл на посадку.

Новое фотоателье на набережной представляло собой небольшую комнату со множеством фотографий в застеклённой витрине и на стенах. В глубине стояло кресло и кожаный диванчик, на который была накинута настоящая бурка. Сфотографироваться можно было и в этой бурке, обернув ею залихватски плечи, а на голову нацепив набекрень папаху, и с почти настоящей шашкой или с настоящей уж совсем нагайкой, какие использовались всадниками и для наказания непокорных.

Несмотря на выгодное расположение фотоателье, посетителей было не так уж много. Иногда заглядывали прогуливающиеся по набережной немецкие или румынские офицеры и солдаты, чтобы запечатлеться в какой-нибудь кавказской бурке или просто так, на память о завоёванном морском городе. Местные, в основном, фотографировались на немецкие документы. Ну, ещё и детей снимали, куда ж без этого?

Как раз вчера Энвер приводил в фотоателье Асие и внука Сервера.

Едва увидев на пороге Энвера с Асие и внуком, Тася, она же Екатерина Бирюкова, и Батя, он же хозяин ателье Иван Бирюков, расплылись в улыбках, что было, конечно, совершенно естественно. Женщина была хороша собой, а крепкий, весёлый и улыбчивый ребёнок оказался маленькой копией Айдера. Знала бы Асие, что фотограф и его ассистентка ещё буквально на днях общались с её любимым мужем, который и сам сейчас здесь, в Балаклаве, совсем неподалёку. Но сообщить об этом ей никто не имел права.

Глава 32

Прилетевшие после обеда члены комиссии разместились в гостинице «Гранд-отель». Николай с Рихардом Шмитом знатно отобедали. Ресторан «Гранд-отеля» порадовал их отменными закусками, свежей ухой и приличными свиными отбивными. Коньяк тоже оказался вполне себе ничего. Правда, Рихард несколько перебрал. Пора было выйти на воздух и проветриться.

Набережная была, конечно, не такой оживлённой, как в прежние времена – оно и понятно, военное положение. И всё же жизнь какая-то текла. Навстречу попадались и гражданские, но их было значительно меньше, чем немецких офицеров, солдат и патрулей. Причём патрули были, в основном, не немецкие, а румынские.

Но зато уж сама Балаклавская бухта и город, взбегающий по обе её стороны на возвышенности, оставались прекрасными и неповторимыми. И Николая переполняла понятная гордость за свой родной город:

– Балаклава существует уже множество столетий, – говорил он, поддерживая чуть нетвёрдо стоящего на ногах Рихарда. – О Балаклавской бухте писал ещё Гомер. Именно здесь Одиссей со своими товарищами спасался от великанов-людоедов. А в средние века генуэзцы построили здесь крепость. Она частично сохранилась, я тебе её покажу. Потом это место захватили турки, русские потом её отбили. – В голосе Николая прозвучала такая гордость за русских, что Шмит, хоть и спьяну, но посмотрел на него с подозрением. Николай опомнился: – А потом Балаклава снова пала. Во время Крымской войны тут была база английского флота…

– А теперь база немецкого, – чуть заплетаясь языком, проговорил Шмит. – И так теперь будет всегда! – Он поднял указательный палец и потряс им перед носом Николая. – Всегда!

– Конечно, всегда! – послушно согласился Николай. – И Балаклава станет жемчужиной новых немецких земель на востоке!

К вечеру Энвер пришёл за готовым снимком. Даже при общении с ним соблюдались необходимые правила конспирации.

– Здравствуйте, господин хороший! – приветствовал Энвера хозяин ателье. – Всё готово. Отличный у нас с вами снимок вышел. Ну-ка, дочка, принеси. Мы к нему и рамочку особую подобрали. Вы только посмотрите.

Рамочку из толстой проволоки накануне сделал Айдер. Каждый отдельный кусок проволоки представлял собой «восьмёрку», аккуратно перекрученную по «талии», причём один конец проволоки был закручен по часовой, а другой против часовой стрелки. «Восьмёрки» наподобие цепи соединялись одна с другой, образуя как раз симпатичную рамочку для овальной формы фото. В таких рамочках и у них в доме висели на стенах некоторые семейные фотографии.

– Спасибо, – принимая рамочку с фото и расплачиваясь, сказал Энвер.

Тася заняла место у входа, чтобы предупредить, если вдруг появится очередной клиент. Батя и Энвер скрылись в фотолаборатории.

– Что с нашим подкопом? – Батю этот вопрос сейчас волновал больше всего.

– Я передал ребятам схему. Точно известно, что копирование будет проходить в охотничьем доме генерала Йенеке. Только вот в какой именно комнате, пока не ясно.

– Тогда где копать? Не подо всем же домом?

– Наш человек из штаба генерала ближе к делу обещал сообщить.

– Надо подумать, как отвлечь прислугу и охрану, пока мы будем делать лаз в комнату.

– С этим проблем не будет. Генерал очень любит цветы. Неважно, дома он или нет, но каждый день во всех комнатах должны стоять свежие цветы.

– Я не совсем понимаю, при чём здесь цветы? – не скрывая своего удивления, спросил Батя.

– А при том, что как-то одна из прислуг, посчитав, что и старые ещё ничего, не поменяла в комнатах цветы. А генерал внезапно вернулся. Ну и выгнал бедняжку. С тех пор это важное задание поручено мне, – усмехнулся Энвер. – Так что допуск в дом у меня есть. Как только будет ясность с комнатой, я проконтролирую, чтобы там ни прислуги, ни охраны не было.

– Хорошо, значит, пока копаем тот колодец под домом генерала, который вы указали на схеме.

– Думаю, ребята уже приступили. И кстати, на случай второго варианта, ну, если вдруг первый сорвётся, имейте в виду, что генерал Йенеке будет вылетать в Берлин не с Симферопольского аэродрома, а с Херсонесского.

Батя молча кивнул.

– А пока до свидания, господа, – ответил Энвер, направляясь к выходу.

– Уж больно хорошо получилось, – улыбнулась Тася.

– Спасибо, дочка, пойду порадую внука!

В это самое время Узбек, Дельфин, Моцарт и Малой разложили схему, переданную им Энвером, прямо на земле. Дельфин достал компас и совместил схему, ориентированную по сторонам света, с показаниями компаса.

Всё посмотрели наверх, где над ними находился охотничий домик генерала Йенеке. Но толку от схемы пока особо не было, потому как наверх вёл только один ход, представлявший собой древний полузасыпанный колодец. И куда он в конце концов выведет, тоже было сущей загадкой. Но все взяли в руки лопаты и принялись за работу.

Николай и Рихард совсем недалеко отошли от «Гранд-отеля», потому как походка Шмита была не слишком твёрдой, и наткнулись на вывеску фотоателье.

– Рихард, давай зайдём сфотографируемся на память!

Николай открыл дверь и любезно пропустил Рихарда вперёд. Сам зашёл следом. И столкнулся с посетителем, которого никак не думал здесь увидеть. Энвер уже собирался выходить, и эта встреча была для него не просто нежданной, но и совсем неприятной.

– Проходите, господа хорошие, – поприветствовал новых посетителей однорукий фотограф. Николай взглянул на фотографа, а затем посмотрел на стоявшую рядом худенькую девушку. Но та тут же опустила глаза и скрылась в фотолаборатории. Николай, конечно же, узнал эти огромные выразительные голубые глаза сестры немого скрипача из Витебска. Но виду, естественно, не подал.

Батя, хотя и видел этого человека в форме унтерштурмфюрера СС всего раз и на далёком расстоянии, на расстреле под Витебском, признал его сразу, всё-таки память у него была во всех смыслах фотографическая. «И как его сюда занесло?! – мгновенно мелькнула мысль. – Будто его специально к нам кто-то подсылает, чтоб помешать нашему делу!»

Рихард уселся на диван.

– Пару минут, Рихард. – Николай перевёл свой взгляд на Энвера. – Я тут старого знакомого встретил.

Рихард одобрительно кивнул и икнул.

– Ну здравствуй, дядя Энвер.

– Здравствуй, Николай. – Энвер натянул на лицо улыбку. – Не ожидал тебя здесь увидеть.

– Отчего ж? Я дома. И как видишь, теперь я власть. Ну а ты?

– До власти мне далеко, но я тоже свой выбор сделал.

– Надеюсь, правильный?

– Правильный, Николай, как и ты. Капитаном на генеральской яхте работаю.

– Ну-ну. – Николай опустил глаза и заметил в руках у Энвера фотографию в рамке. – А сюда чего приходил?

– Внука приводил на днях фотографировать, вот за фотографией пришёл.

– Дай-ка взглянуть на внука. – Николай потянулся к фотографии.

В это время Батя показывал Рихарду всё, с чем только можно было сфотографироваться. Рихард уже примерил даже бурку с папахой.

С фотографии на Николая смотрела Асие с сыном на руках.

– Значит, у них сын.

Энвер молча кивнул.

– А Айдер?

– Погиб Айдер. Ещё в самом начале войны похоронку

получил.

Николай не отрывал глаз от Асие. И на него словно нахлынуло – и ревность, и злоба, и надежда – ведь теперь-то он хозяин положения. Он нервно усмехнулся, но всё никак не мог оторвать взгляда от фото. И что-то ещё его к нему привлекало помимо лица любимой и прежде недоступной женщины. Ну конечно же, рамка! Она была выполнена чьей-то искусной рукой в виде овальной цепочки из проволочных восьмёрок. И скручена проволока была так, как это делал только один человек! Но в сочетании с фото Асие всё указывало на то, что рамку эту мог сделать только Айдер. Меметовская скрутка. «Неужели он жив?» – мелькнуло в голове. Нет, этого не может быть, уж Николай-то это точно знает. Наверное, он ещё до войны успел её сделать.

Коротко распрощавшись с Энвером, Николай присоединился к Рихарду. Сначала они сфотографировались просто так – два бравых офицера на отдыхе. Потом Рихард надел бурку с папахой. Скрестив руки на груди, он потребовал себя фотографировать так. Что и было незамедлительно исполнено. С нагайкой в правой и с шашкой в левой руке Рихард смотрелся смешно, но никто не решился ему это сказать.

Пока Батя любезничал с немецкими офицерами, из фотолаборатории за всей троицей наблюдала Тася. Она-то сразу узнала этого немецкого офицера, что не раз приходил в ресторан и приказал их тщательно осмотреть перед банкетом на теплоходе в Витебске. Девушка надеялась, что Николай её не узнал, и посмотрелась в зеркало. На всякий случай, она положила в карман чёрного халата, надетого поверх её ситцевого платья, пистолет.