Секретный рейд адмирала Брэда

7

Ноябрь 1938 года. Германия.

Борт трансатлантического лайнера «Саксония»

Теплое, пропитанное запахами недорогих духов и взбудораженной плоти, тело германки показалось Роберту Брэду как никогда ранее вожделенным и почти родным. Медленно, почти с суеверным трепетом исцеловывая ее шею, грудь и подрагивающие мышцы живота, Роберт оттягивал тот момент, когда их тела должны были слиться во взаимовоспламеняемой страсти.

Несколько ночей, проведенных в постели с этой ржановолосой арийкой, достаточно насытили его физиологически, чтобы теперь он приучал себя дорожить мгновениями такого вот, платонически трепетного наслаждения близостью друг с другом.

– Вы ласкаете меня так, словно в самом деле влюблены, мой Полярный Паломник, – Роберт почувствовал волнительную дрожь ее голоса, и это придало его ласкам еще большей нежности.

– Мне и самому теперь уже кажется, что «в самом деле», – явно поскупился Полярный Паломник на комплимент или все ту же, милую постельную неправду, которая давно освящена устами миллионов влюбленных.

– Опять эта кроткая неуверенность, – не простила ему Фройнштаг, – с которой вы почти двое суток подступались ко мне, теряя невосполнимое время блужданий в океане ночных страстей.

Конечно, от этого оберфельдфебельского замечания Фройнштаг могла бы и воздержаться, так что Бог ей в этом судья. Но, в общем-то, она была права: после того, как еще в порту, сразу же после посадки на судно, Лилия протиснулась к фальшборту между ним и, как он теперь знает, Куртом Древицем, на Брэда вдруг нахлынула волна апатичной стеснительности.

То поначалу ему все казалось, что эту женщину он уже несколько раз видел у своего дома в Бриджпорте, на окраине Нью-Йорка, – и Полярный Паломник пытался осторожно выяснить, так ли это и не в том ли районе она проживает. То, вновь встретившись с ней уже под вечер, когда нью-йоркский остров Лонг-Айленд остался далеко за горизонтом, долго не решался пригласить ее в бар, хотя девушка явно рассчитывала на это, мужественно выдерживая его пустословие и порывы холодного атлантического ветра.

И даже когда после бара она демонстративно не проявляла желания вернуться в свою каюту, Роберт все еще позорно мялся и что-то там, подобно влюбленному гимназисту, мямлил, пока Лилия не снизошла до спасительного круга в виде слов: «Я так понимаю, что вы ищете повода, чтобы познакомиться со мной поближе, сэр?».

Казалось бы, какой еще вопрос должна была подбросить Роберту эта привлекательная женщина, чтобы заставить его отказаться от своего гимназического блеяния? Но где-то там, в глубине то ли сознания, то ли интуиции, вновь, как чеку гранаты, рвануло какой-то морально-этический предохранитель, уже в который раз повергая тридцатипятилетнего доктора в состояние унизительной неуверенности, которой никогда раньше он, вроде бы, не страдал.

«Мы плывем на одном судне, – теряясь и явно оправдываясь, проговорил Роберт. – И поскольку впереди у нас много дней, и, как мне кажется, есть темы для общения…»

«Считаете, что дней действительно настолько много, что большую часть из них мы с вами должны проводить на продуваемой всеми ветрами и взглядами палубе этой «галеры»? – почти язвительно поинтересовалась Лилия, называвшая себя в то время Эльзой. – Какой же вы неувядаемый оптимист, доктор Брэд!».

Кстати, именно тогда Фройнштаг впервые употребила в разговоре его ученую степень, хотя, представляясь, Роберт ее не называл. Уже тогда это должно было основательно насторожить его.

«Что вы предлагаете?».

Рассмеялась Лилия, вроде бы, кротко, и тем не менее убийственно.

«Я задумала против вас целую диверсию, – молвила Фройнштаг, почти у самого лба стягивая концы мехового ворота своей куртки и опасно налегая на невысокие деревянные перила, окаймляющие шлюпочную палубу, словно бы ставила перед ним условие: или в каюту, или за борт. – Вот уже который час подряд я безуспешно пытаюсь подвести вас к совершенно неожиданной мысли: пригласить меня к себе в каюту».

«Вы действительно пытаетесь подвести меня к этой мысли?!»

«Мужайтесь, сэр! Я понимаю, что вам непросто будет решиться на подобный шаг, но обстоятельства, видите ли, обстоятельства…».

И опять, вместо того чтобы, воздав немке должное за догадливость и храбрость, сразу же галантно пригласить ее к себе, Брэд вдруг насторожился: «Что-то слишком легко эта красавица атакует твои сети, старый бродяга!». И тянул кота за хвост даже после того, как Фройнштаг без обиняков заверила его, что с венерическими болезнями она не дружит, а посему волноваться ему нечего.

Единственным оправданием его «непростительной осторожности» могло служить теперь только то, что в подсознании срабатывало ощущение навязчивости этого знакомства и всего того, что за ним может скрываться. И если исходить из сведений, которые только что открылись ему, то предчувствие действительно не обманывало: оказывается, письмо Германского общества полярных исследований было лишь формальной стороной операции по «похищению американского полярника Брэда».

Как он теперь понимает, в эти же дни за ним велась негласная слежка, во время которой германская служба безопасности пыталась выяснить, как он отнесется к приглашению ступить на борт полярного авианосца «Швабенланд». А главное, не будет ли агентами Разведывательного управления стратегической службы США предпринята попытка завербовать Полярного Паломника (эта кличка пристала к Брэду еще во время его первого арктического рейда в составе международной группы на канадский остров Элсмир из архипелага Королевы Елизаветы) и «забросить его на авианосец уже в качестве своего агента.

И хотя никакого подтверждения своих опасений германские развед-гонцы не получили, их шефам, очевидно, трудно будет поверить, что к этому вояжу известного полярника в Германию американские спецслужбы не проявили абсолютно никакого внимания. Поверить, а главное, смириться. И это – после всех контрразведывательных страстей, которые они у себя, в Главном управлении имперской безопасности, накаляли, узнав о намерении баронов Риттера и Готта пригласить к себе на борт американца. После всех предпринимаемых СД мер и после жестких указаний, последовавших от высшего руководства рейха, как только фюрер и Гиммлер ухватились за идею полярных баронов «американизировать» экспедицию.

Но в это время доктор Брэд еще не знал, да и не мог знать, что, отбросив «мелочные» научные претензии и амбиции полярников, Гитлер поставил две задачи, которые они должны были выполнить с военной неукоснительностью: выяснить, существуют ли в Антарктиде какие-то свидетельства того, что в глубинах ее обитает некая мифическая цивилизация Внутреннего Мира; и заявить дипломатические претензии на всю ту огромную часть континента, которую полярным летчикам удастся облетать, увековечить во множестве снимков и сразу же застолбить специальными металлическими вымпелами с гербом рейха.

Само собой разумеется, что тройка журналистов, которые уже были «приписаны» к «Швабенланду», должны были срочно передать сообщения об этом в германские, шведские и швейцарские газеты, которые они представляли.

Причем об исследованиях Внутреннего Мира и контактах с его обитателями американец вообще знать не должен был. Если же он каким-то образом станет обладателем такой информацией, то после возвращения в Германию и серии откорректированных цензурой интервью, заявлений для прессы и прочей рекламной суеты должен будет погибнуть в банальной автокатастрофе, выпасть за борт судна по пути в США или взорваться вместе с не вовремя взлетевшим самолетом.

Впрочем, об этой части «антарктического исхода» американского исследователя знали лишь немногие посвященные. Что же касается дипломатического захвата Новой Швабии, как планировалось назвать антарктический анклав рейха, то в этом деле, наоборот, участие известнейшего американского полярного исследователя было самым желаемым. Ему следовало предоставить возможность лично облететь какую-то прибрежную часть Новой Швабии, было бы очень хорошо, если бы на одном из снимков появилась трогательная сцена того, как доктор Брэд выбрасывает из самолета очередной вымпел. А еще лучше – устанавливает его на одном из арктических холмов.

Руководство рейха понимало, что его антарктические претензии вызовут бурную реакцию правительств многих стран, и причастность – скандальная причастность! – американцев к совместной операции кригсмарине, люфтваффе и Германского общества полярных исследований оказалась бы очень кстати.

…Однако все аналитические терзания полярника Лилией Фройнштаг остались то ли незамеченными, то ли попросту проигнорированными. Резкими, сильными движениями уложив Брэда рядом с собой, она по-кошачьи потерлась щекой о его живот, а еще после нескольких томительных для мужчины минут напряженного ожидания предалась усладам орального блаженства.

– Вы даже представить себе, Фройнштаг, не можете, какое это изысканное наслаждение, – едва слышно проговорил, почти простонал доктор Брэд.

– Зато прекрасно представляю себе, – на минутку прервала она дарованные блаженства, – сколько времени вы потеряли, избегая нашей «бермудской постели».

– Впервые мы оказались в ней действительно где-то в районе Бермудских островов, – и мысленно добавил: «О которых среди моряков ходит очень недобрая молва».

– Вы никогда не сумеете просить себе этого – вот в чем заключается моя месть!

– Но ведь искупать свою вину я смогу не только на борту этого лайнера? – с надеждой спросил он.

– Судя по всему, вам, доктор Брэд, предстоит вечное искупление, – с уверенностью настоятельницы монастыря, горестно покачала головой гауптшарфюрер СС.

– Я готов взвалить на себя этот голгофный крест.

– О-ля-ля, готовы ли! Глядя на поле боя со стороны, каждый мнит себя Наполеоном.

Однако предаваться суесловию Фройнштаг уже не стала, а жертвенность его одобрила стрекозиной пробежкой своих пальчиков по адамовому подреберью мужчины.

Брэду нравилась эта любовная игра, нравилось, как Лилия относится к ней, как говорит, как смеется, а главное, как мастерски она ласкает.

Он не знал, стоит ли называть то чувство, которое зарождалось в нем, любовью, поскольку вообще старался избегать всяких сантиментов, но что все сильнее привязывался к германке – это уже было не только очевидно, но и необратимо. Почти необратимо.

И теперь Брэду уже не хотелось, чтобы лайнер входил в русло Эльбы, или вообще когда-либо достигал германских берегов. Пока эта женщина оставалась рядом с ним, он готов был разделить судьбу еще одного «летучего голландца», превращаясь в члена его незримой, но бессмертной команды.

8

Ноябрь 1946 года. Южная Атлантика.

Море Скоша.

Полярная эскадра адмирала Брэда.

Борт флагманского авианосца «Флорида»

Контр-адмирал все еще пребывал на вершине походного блаженства, когда вдруг ожил один из двух телефонных аппаратов, доселе мирно покоящихся в глубоких нишах мраморного столика, окаймленного высокими бортовыми планками.

Прежде чем вырвать трубку из латунных противоштормовых фиксаторов, Брэд проворчал проклятия в адрес адъютанта и всех тех, кому вздумалось тревожить его в такие минуты.

– Слушаю, – наконец произнес он, поняв, что на том конце провода слишком жаждут услышать его голос.

– Прошу прощения, сэр, но, позволю себе заметить, айсберг опять активизировался, – донесся до него взволнованный голос кэптена Вордана.

– Что на этот раз? – недовольно спросил контр-адмирал. – Только учтите, что легенда об океанской воронке в расчет уже не принимается.

– Но это уже действительно смахивает на чертовщину. Он резко активизировался.

– Вы говорите об этом айсберге так, словно на нем произошло извержение вулкана.

– Поверьте, сэр, это не так удивило бы нас, как вам кажется. Он вновь пошел параллельным курсом. Все скопление айсбергов медленно дрейфует в северо-западном направлении, в сторону южного побережья Аргентины, а этот возвращается в Антарктиду.

– Причем оптический обман и массовые галлюцинации исключаются.

– О причудах «Ледового Титаника» сообщают командиры «Галифакса» и «Сан-Антонио», а также арьергардного линкора «Колорадо». В то же время северо-западнее арьергардного эсминца «Ягуар» вновь всплыла германо-аргентинская субмарина. Хотел бы я знать, кто же это все-таки крысятничает: германцы или уже аргентинцы?

– Субмарина нас пока что не интересует. С ней все ясно, – запрокинув голову на прорезиненную подушечку, Брэд с ужасом подумал, что сейчас ему придется оставить эту теплую ванну с океанской водой. Только не это! Да и какая разница, где он будет находиться сейчас: в ванной или на командном пункте, рядом с Ворданом и полковником разведки Ричмондом. – Как там айсберг, все еще движется?

– Почти с той же скоростью, с которой движемся мы, сэр. Помнится, вы говорили о ледовом авианосце, слепленном по проекту некоего британского инженера…

– Джеффри Пайка. Опытный образец ледового авианосца «Аввакум», построенный и испытанный на канадском озере Patricia Lake.

– Так не он ли испытывает сейчас наши нервы и терпение?

– Тот погиб под артиллерийскими залпами учебных стрельб и торпедами учебных пусков.

– И это произошло на ваших глазах?

Роберт Брэд поколебался. Он понял, к чему клонит Вордан, но возразить ему было нечего.

– Добивали его, естественно, уже без меня. К началу испытаний было ясно, что строительство подобных ледяных «Титаников» представляется слишком дорогим и неперспективным, и по этой причине от него попросту отказались. Так что мое слово решающим стать уже не могло. Да оно и не прозвучало бы.

– Может, тогда, в сорок третьем, от проекта действительно отказались. Но в конечном итоге вышло так, что отказались от строительства ледяной флотилии союзников, но не от самой идеи, которую за прошедшие годы можно было основательно выверить и модернизировать.

– С сорок третьего – да, можно было. Во всяком случае, иного объяснения пока что не существует, – признал контр-адмирал, делая несколько глотков из карманной коньячной фляги, заблаговременно пристроенной на подвесной мыльнице.

Они оба помолчали, и Брэд подумал, что, пожалуй, полковник разведки был прав: о странном айсберге следовало сразу же доложить в штаб флота и в офис генерала Доновэна. И потом, интересно, знают ли об этом «антарктическом голландце» в Международном ледовом патруле? Вряд ли. А если бы и узнали. Что они способны изменить?

– Скорее всего, это проделки англичан, – нарушил молчание командир авианосца. – Они ревниво следили за тем, как мы готовились к этому рейду.

– Согласен, канадцы вряд ли решились бы накалять страсти по такому пустяшному поводу, как рейд в Антарктиду Полярной эскадры американцев. У них там своя неисследованная «Антарктида» в виде Баффиновой Земли, Элсмира, Виктории и целого архипелага островов Королевы Елизаветы.

– Англичане или норвежцы, – неожиданно пошатнулся в своей уверенности Николас Вордан. – Вспомните: как только германцы уведомили мир о своих видах на «застолбленную» ими Новую Швабию, норвежцы тотчас же официально объявили эту территорию своей, чем-то вроде антарктической колонии.

– Причем «норвежский след» в данном случае выглядит убедительнее, – вновь припал к фляге контр-адмирал. – Свяжитесь со штабом флота и попросите их сделать запрос в «Регистр Ллойда» и страховую компанию «Лондонский Ллойд»^[24], вдруг у них есть какие-то сведения об «Аввакуме» или о любом другом судне-айсберге какой-либо страны.

– О судне-айсберге? Вряд ли… – начал было кэптен, однако адмирал мгновенно прервал его.

– Понимаю, что шансов мало, что, скорее всего, мы имеем дело с некоей секретной разработкой, и все же. Хотя бы для удовлетворения профессионального любопытства.

– Сейчас же прикажу связаться, сэр.

Они несколько мгновений помолчали, прежде чем Брэд вновь поинтересовался, как ведет себя «Ледовый Титаник».

– Без изменений, – последовал ответ Вордана, успевшего отдать распоряжение относительно «Регистра Ллойда».

– Продолжайте внимательно следить за его маневрами. Прикажите сделать как можно больше снимков, и пусть гляциологи засвидетельствуют его движения на кинопленке.

– Будет выполнено, сэр. Прекрасная мысль: предоставим эту загадку нашим гляциологам.

Услышав это, Брэд снисходительно ухмыльнулся: Вордан явно лукавил. Уж он-то, старый военный моряк, прекрасно понимал, что появление в море Скоша «Ледового Титаника» – это проблема не гляциологии.

– Они должны быть в курсе. Но не более того. – Адмирал хорошо помнил, как мало толку было тогда, в Канаде, и от гляциологов, и от него, исследователя-полярника, когда начались испытания судна-айсберга «Аввакум». – Не следует требовать от этих двоих ученых мужей разгадки того, что не подвластно их знаниям и опыту.

– Может, вновь поднять в воздух разведывательное звено первого лейтенанта Робертса, сэр?

– Мы с вами уже знаем, что именно он сообщит. А вот в отряде бомбардировщиков боевую готовность объявить надо. И высшую степень готовности, с боезапасом на борту.

– В самом деле, пусть наши бомбардировщики и штурмовики поупражняются? Парни давно роют копытами землю. Впрочем, как и субмаринники коммандера Гриффина.

– Торпеды субмаринников нам еще могут пригодиться. Что говорят радисты? Что происходит в эфире?

– Была перехвачена шифровка, переданная радистом германо-аргентинской субмарины, которую мои парни уже прозвали «Мулаткой». Текст пока не расшифрован. А вот что касается «Ледового Титаника», то вокруг него полное радиомолчание. Простите, сэр, – вдруг прервал свой доклад Вордан, – там опять что-то происходит.

– Что там еще, дьявол бы вас побрал?!

Прошло несколько тягостных минут молчания, прежде чем вновь послышался голос кэптена:

– Сэр, «Ледовый Титаник» увеличивает скорость и нацеливается прямо на линкор «Сан-Антонио»!

– Бред какой-то! – взорвался адмирал. – Нет-нет, кэптен, к вам это не относится, – тотчас же уточнил он.

– Мы, конечно, можем уйти от этого дьявольского наваждения, – Вордан прекрасно понимал его состояние, – но теперь уже нет сомнения, что эта безмозглая глыба льда кем-то и каким-то образом управляется.

– Хотелось бы знать: кем и каким образом? Неужели проект «Аввакум» нашел свое воплощение в этом айсберге?

– «Аввакум» или какой-то иной, но нашел, сэр.

– Увеличивайте скорость, и одновременно – залп из орудий главного калибра всех левофланговых линкоров, а также из орудий авианосца. Цельтесь в центр правого борта, удар должен быть предельно массивным и мощным.

– Они не оставили нам иного выбора, разве не так, сэр?

– Решение принято, и приказ вы слышали, – холодно напомнил ему контр-адмирал, давая понять, что не нуждается в его, кэптена Вордана, оценках и оправданиях.

– Может, еще попытаться растрощить его торпедой «Томагавка»?

– Это позволительно. Пройдитесь по нему еще и торпедой из аппарата крейсера «Томагавк». Увидим, понравится ли это вашей глыбе льда. Кстати, все, что сейчас происходит в районе пребывания эскадры, должно быть тщательнейшим образом отображено в вашем бортовом журнале.

– Со всеми возможными подробностями и эмоциями, сэр.

Адмирал уже вальяжно обронил свое «окей», но сразу же спохватился:

– Только без излишних, – нажал он на слове «излишних», – эмоций, кэптен. Вряд ли они помогут выяснению истинных обстоятельств.

9

Ноябрь 1946 года. Южная Атлантика.

Море Скоша.

Полярная эскадра адмирала Брэда.

Борт флагманского авианосца «Флорида»

Вновь откинувшись на приятно пахнущую мылом прорезиненную подушку, Брэд взглянул на настенные часы. Залп должен был прогреметь не позднее чем через три минуты, сказал он себе, иначе, что это за артиллеристы и чего стоит их боевая выучка?

Вода все еще была достаточно теплой, чтобы, находясь в ней, на какое-то время забыть об айсбергах, скопившихся в районе пребывания эскадры, и о том «ледяном безмолвии», которое ждет его впереди, у берегов все еще таинственной Антарктиды. Как раз тогда, когда, блаженственно закрыв глаза, Брэд как можно глубже погрузился в ванну, ему вдруг вспомнилась та немка, с которой в тридцать восьмом пересекал Атлантику на лайнере «Саксония». Не должна была бы, явно не ко времени… Но, очевидно, теплая морская купель посреди ледяного океана располагала и к таким экскурсам в собственное прошлое…

Единственное, о чем Брэд мог пожалеть, вспоминая дни, проведенные на борту этого трансокеанского «аристократа», так это о том, что на нем он не смог стать обладателем такой вот прекрасной ванны. Впрочем, так ли уж и нужна была она на «Саксонии»? Насколько ему помнится, они с Фройнштаг вполне обходились скромной, слишком узкой для двоих, даже влюбленных, лежанкой.

Во время этого перехода, связанного с готовящейся германской экспедицией в Антарктику, у Полярного Паломника тоже возникла тайна, правда, не столь угрожающая, – появление на судне этой прекрасной германки: романтичной, загадочной, потрясающе сыгравшей свою роль. Вот именно, вздохнул он, всего лишь «сыгравшей роль» – такое определение будет самым справедливым.

Роберт так и не понял, была ли тогда Фройнштаг хоть немножечко влюблена или хотя бы увлечена им. Киноактриса Николь Верден, которой Брэд увлекся незадолго до того, как узнал о рейде в Антарктиду, как-то призналась ему: «Мне не удается роль, если я хоть немножечко не увлечена своим партнером или режиссером».

Странно, что теперь в его сексуальных бреднях возникла не американская актриса Николь из недавних похождений, а гауптшарфюрер СС Лилия Фройнштаг из далекого тридцать восьмого.

«Это потому, – объяснил себе адмирал, – что тебе есть о чем вспомнить из того далекого тридцать восьмого. Нет, в постели Николь тоже не выглядела сторонницей платонических вздохов, и все же роль «любовницы адмирала Брэда» оказалась не лучшей в ее личном репертуаре. А еще потому, что сам ты оказался слишком плохим постельным актером и эта голливудка попросту не почувствовала в тебе партнера, – не стал щадить себя Полярный Паломник. – Иное дело, что по красоте и изысканности поведения она, конечно же, переигрывала Фройнштаг».

Адмирал открыл глаза и взглянул на часы. Отведенные им корабельным артиллеристам три минуты еще не прошли. Но он представил себе, с каким напряжением они расчехляют и заряжают сейчас громадные орудия, которые уже наведены стволами на цель.

«А что будет, если судно-айсберг каким-то образом ответит ударом на удар?! – вдруг спросил себя командующий эскадрой, вспомнив, что ведь фактор ответного удара он так и не учел. – Почему? – жестко поинтересовался он. – Только потому, что тебе как командующему не дали возможность заглянуть в ствол вражеского орудия? А ведь у судна-айсберга, у корабля такого класса может оказаться оружие погрознее, нежели стволы твоих главных калибров. Но не собираешься же ты отменять приказ? – въедливо спросил Брэд некстати проснувшегося в нем флотоводца. – Значит, положись на волю судьбы и дай возможность морякам заниматься тем, чем они призваны заниматься по самой своей природе. А поскольку изменить ты уже ничего не можешь, лучше вернись в грезы тридцать восьмого».

Даже после того, как Брэду со всей убийственной откровенностью открылось, что гауптшарфюрер СС Лилию Фройнштаг самым наглым образом подсунули ему в виде сексуальной приманки, отношение с его стороны ничуть не изменилось. Не ему знать, какой Лилия Фройнштаг представала где-то там, в Берлине, в лике агента СД, но что в постели она оставалась бесподобной, – в этом у него была возможность убедиться лично.

– Командир авианосца интересуется, находитесь ли вы все еще в ванной, – просунул голову в проем двери адъютант, который так и не сумел избавиться от детской привычки заглядывать вот так, в дверную щель, без разрешения и доклада.

– Один раз в жизни можете сказать ему правду, – разрешил командующий эскадрой. – Снизойдите до его любопытства. Уверен, кэптен будет приятно тронут.

– Ему – только один раз в жизни, сэр, – охотно принял правила игры адъютант. Ему льстило, что время от времени адмирал создает какую-то маленькую тайну на двоих. А главное, ему это нравилось быть союзником своего адмирала.

– Кстати, вы не выяснили, зачем ему это понадобилось?

– Возможно, кэптен удивлен тем, что, выслушав его доклад, вы не бросились на командный пункт.

– Какого же вы плохого мнения обо мне, Шербрук! Вам это непростительно.

– Не я, а кэптен Вордан, – напомнил адъютант, прежде чем исчезнуть за дверью.

Контр-адмирал понимал, что кэптен имел право осуждать его за нежелание покинуть ванну даже в такие минуты океанской чертовщины, однако решил, что в этом его пренебрежении к опасности есть что-то бонапартистское. И было бы слишком банально – прерывать свое купельное блаженство из-за какого-то осколка льда, пусть даже и ведущего себя со всеми возможными в этом мире странностями.

Он услышал залп только орудий авианосца и ощутил, как огромное судно содрогнулось всем своим мощным корпусом. Взглянул на часы: артиллеристы старались уложиться в намеченный им норматив.

Телефон молчал, и Брэд тоже молчал, никаких докладов ни от кого не требуя. Он ждал. Стоически ждал.

Лишь когда он выбрался из ванны и, укутавшись в халат, принялся тщательно высушивать полотенцем седеющие волосы, в трубке наконец проявился сипловатый голос командира авианосца.

– Мы остановили его, сэр.

– Остановили или разнесли в клочья?

– Всего лишь остановили.

– Надолго ли?

– Не могу знать, сэр.

Главное, что судно-айсберг не ответило огнем на огонь или каким-то иным образом, мысленно поблагодарил Господа адмирал. Странно, что кэптен не понимает, на какой грани риска оказалась вся их эскадра, прибегая к этому артналету.

– Какова степень разрушений судна-айсберга?

– Нам не удалось расколоть его хотя бы на две части, сэр.

– Это я уже уловил.

– То ли артиллеристы не сумели достичь нужной кучности, то ли наши снаряды и торпеда оказались не того калибра и той мощи, чтобы прекратить его существование. Да, подолбили мы его основательно, но не настолько, чтобы праздновать победу.

– Значит, владельцы этого «Титаника» все же воспользовались изобретением Джефри Пайка, – Брэд попытался вспомнить, как Пайк назвал изобретенный им лед, но так и не смог.

– Насколько мне помнится, инженер этот являлся англичанином.

– Англичанином, да. И лед свой Джеффри амбициозно именовал «пайкритом», увековечивая в нем свою фамилию.

– Предполагаю, что джентльмены из Ливерпуля или Плимута вморозили в этот айсберг одно из военных судов, возможно, какой-то старый ледокол, и, зная о нашем рейде, решили испытать свой «Ледяной Титаник» в действии.

– Провоцируя нас на артиллерийскую атаку?

– Экономя при этом собственные снаряды и приближая конфликт к реальной, почти военной ситуации.

– Правдоподобная версия. На ней мы и остановимся в своих официальных отчетах.

– А может, ударить по нему еще двумя залпами?

– Какой в этом смысл?

– Иначе уйдем из этого района, так и не разгадав загадки «Ледяного Титаника», сэр.

– Официальная версия у нас уже есть, она вполне приемлема, так что об инциденте уже можно забыть.

– Не для отчета, для себя – разгадать, – уточнил Вордан.

Брэд покряхтел и, не кладя трубки, свободной рукой взялся за карманную флягу.

– Утешайте себя тем, кэптен, что это не последняя загадка, с которой нам придется столкнуться в водах Антарктики.

– Если так пойдет и дальше, то не сомневаюсь…

– Их будет множество, – опустился командующий эскадрой в глубокое кожаное кресло.

– Следует предполагать, сэр.

Ванная каюта была меблирована таким образом, чтобы обладатель ее не торопился оставлять стены своей купели. Кресло, столик, картина – с видом на какой-то экзотический островок при неизменных пальмах, пирогах и индейских хижинах… Сама обстановка этого вполне мирного и достаточно цивилизованного уголка позволяла забыть, на каком судне ты находишься и какие тонны смертоносного груза таятся за стенками каюты, особенно в трюмах этого океанского гиганта.

– Их, этих тайн, еще будет немало, кэптен, да только вряд ли нам удастся разгадать хотя бы одну из них.

– Именно поэтому я и предлагаю развернуть эскадру, охватить айсберг– «Титаник» полукругом и дать ему настоящий бой.

– Убежденно рассчитывая, что в ответ не прозвучит ни одного выстрела?

– Но ведь пока что не прозвучало, сэр. Не спорю, каким-то оружием эта ледяная гробница все же должна обладать. Вопрос: каким именно?

– Мы не станем терять времени на стычки с айсбергами, которые неминуемо превратятся в «войну с ветряными мельницами», – назидательно произнес Брэд. – Я и так уже становлюсь суеверным. А мне бы этого не хотелось, я им никогда не был. С какой скоростью мы идем?

– Все еще девять узлов, сэр.

– Это что за скорость такая, кэптен?

– Как утверждают пушкари, самая удобная для прицельной стрельбы.

– Передайте по эскадре: «Увеличить до двенадцати». Уходим на всех парах. Вахтенным на авангардном крейсере «Томагавк» максимально усилить бдительность.

Как только контр-адмирал вернулся в свою каюту, с ним по внутренней связи сразу же связался адъютант:

– К вам пытаются прорваться журналисты, сэр.

– Они уже знают о странностях поведения «Ледяного Титаника»?

– Нет, сэр.

– Не может такого быть!

– Все это время они ужинали и обживали каюты. Правда, подозреваю, что проныра-журналистка уже кое о чем догадывается, кое-что пронюхала. Смазливая. Такой нетрудно налаживать отношения и обрастать собственной агентурой.

– Среди журналистов есть и женщина?! – удивился адмирал. – В списке значились только мужчины.

– Она появилась в последние минуты. По-моему, кэптен даже немного знаком с ней.

– Вот оно что!

– По крайней мере, мне так показалось. Но дело сейчас не в ней. В виде стюарда к журналистам приставлен один из парней полковника разведки, который по мере возможности следит, чтобы гости авианосца не забивали себе головы ненужной информацией.

– Тогда что их привело ко мне?

– Интересуются, почему прозвучали выстрелы.

– И вы не знаете, как эти выстрелы объяснить?! Вас и этому учить надо, лейтенант-коммандер? Обычная учебная тревога. Обычная, учебная, – почти по слогам повторил адмирал. – И напомните журналистам, что они находятся на флагмане военной эскадры, а не на торговой барже.