Идеология: между метафизикой и социальным контролем

Моему отцу

Дмитрию Андреевичу Голованову,

ветерану Великой Отечественной Войны,

посвящаю

Рецензенты:

доктор философских наук Е. А. Антонов

доктор философских наук В. М. Леонтьева

Введение

Идеология заявила о себе устами французских идеологов как наука и дисциплина, дающая возможность каждому овладеть потенциалом своего разума. Первые практические попытки воплотить высокие идеалы Просвещения в жизнь столкнулись с беспомощностью индивидуального разума. Стремление к индивидуальной свободе постоянно наталкивалось на скрытые барьеры коллективного бессознательного (традиции и предрассудки), выстроенные предшествующим процессом воспитания и образования. Великая Французская революция обнажила зависимость интеллектуального развития индивида от исторических и социокультурных особенностей коллективной ментальности. Проблемы, вышедшие наружу в революционную эпоху, заставили французских идеологов разрабатывать конкретные методы управления коллективным сознанием и поведением людей, участвующих в процессах социальных преобразований.

Следует прояснить в главных чертах содержание терминов «индивидуальное сознание» и «коллективное сознание» с учетом современных трактовок и вариативности терминологии. Автор исходит из реальности индивидуального сознания, которое дано каждому человеку непосредственно. Мы невольно допускаем искажение сознания и его содержания, используя термин «коллективное сознание», поскольку последнее не дано нам непосредственно. Содержание коллективного сознания формируется и даже навязывается обществом индивиду посредством воспитания и разнообразных форм идеологического давления. Хотя коллективное сознание является важнейшей общественной предпосылкой духовного развития индивидов, но индивидуальное сознание дает независимый духовный импульс для освоения содержания коллективного сознания. Предельный случай коллективного сознания – массовое сознание – лишь подчеркивает инертность и вещность этой модификации духа.

Воплощая свое содержание в действительность, сознание пользуется средствами, которые в той или иной мере искажают его идеальную природу. Указанное инструментальное искажение в категорической форме было подчеркнуто К. Марксом, который определил его как ложное сознание и идеологию. Критика ложного сознания опиралась на немецкую философскую традицию и направляла исследование идеологии в область мировоззрения. Новый поворот в исследовании коллективного сознания и идеологии связал эти категории с традиционно метафизическими вопросами о духе, свободе, нравственном сознании, абсолютном субъекте. Истина в вопросах идеологии и коллективного сознания стала рассматриваться не только как результат соответствия субъективного образа вещи, но и как соответствие внешнего мира субъективным устремлениям практически действующих индивидов. Указанные две тенденции в развертывании содержания феномена идеологии определили два направления исследований пространства идеологии: с одной стороны, прояснение предельных философских, метафизических оснований коллективного сознания и идеологии, с другой стороны – разработку новых методов управления коллективным сознанием и поведением индивидов.

Идеология – трудный объект для исследования методами современной науки, поскольку идеология представляет собой своего рода буфер между классической рациональностью науки и разнообразными формами вненаучного освоения мира, такими как мифология, религия, магия. Она втягивает в свою орбиту все формы ментальности и пытается создать из них интегрированное духовное основание практического действия.

Идеология самоопределяется в двух направлениях: через отношение к метафизике духа и через отношение к практике, преобразующей социальную реальность. В процессе движения к практике происходит формирование социальных субъектов разного уровня и соответствующих им уровней управления.

Исходя из обозначенных методологических ориентиров, идеологию можно рассматривать как двоякое отношение. С одной стороны, как отношение наличных идеологических доктрин к идеалу знания и реализуемым в соответствии с этими идеалами проектам общественного устройства, с другой стороны, как отношение идеологии к социальному бытию, как систему идеальной регуляции общественной жизни. Обе эти тенденции развертывают концептуальные модели идеологии от предельно-обобщенных философских представлений до конкретных социальных технологий, регулирующих жизнь современного общества.

Автор рассматривает феномен идеологии в двух ее ипостасях. Во-первых, идеологию как иллюзию, негативное действие которой может быть снято лишь через постижение истины как целого. Во вторых, идеологию как учение об управлении коллективным и индивидуальным сознанием, поскольку последнее становится и идентифицируется в контексте коллективной психики. Как управленческая структура идеология опирается на многочисленные политические технологии и восходит к метафизическим идеям, формируя политико-философские доктрины.

Приступая к изложению результатов исследования такого неоднозначного и многоуровневого феномена, как идеология, автор хотел бы оговорить особенности построения самого изложения. В отличие от исследования, изложение начинается там, где схвачена и понята суть исследуемого предмета. Путь к пониманию весьма извилист, чтобы не потеряться, необходимо постоянно сверять направление движения с интуитивно данными ориентирами^[1]. Когда исследование нащупывает твердую почву, наступает очередь изложения, которое рассчитывает построить нечто, подходящее для восприятия здравым смыслом и повседневным сознанием. Изложение стремится выстроить материал в соответствии с литературными правилами, чтобы результаты исследования стали доступны как можно более широкому кругу читателей. Излагая результаты исследования, автор старался, насколько это возможно, избегать политической ангажированности, которой пронизан предмет исследования. Он не выносит на страницы работы многочисленные ситуации идеологической полемики, если они не направлены на прояснение предметов, указанных в названии монографии.

Реконструируя социальный феномен, с одной стороны, трудно понять его суть, не погрузившись во внутреннюю живую реальность явления. С другой стороны, погружение в предмет, насыщенный политическими пристрастиями и скрытыми манипуляциями, обволакивает сознание исследователя и затрудняет возможность объективного взгляда на предмет исследования. Единственной возможностью полноценного постижения такого политически ангажированного предмета, как идеология, становится систематическая критика достигнутых представлений о предмете, критика, доходящая до изменений образа жизни и отношений. Исследование идеологии прокладывает путь через столкновение интересов политических сил, которые используют самые разнообразные средства влияния. Изложение результатов требует дистанцирования от противоборствующих сторон и разработки определенной техники снятия искажающего идеологического давления на мыслительный процесс.

Изложение концептуального видения предмета развертывается как систематическое воссоздание конкретных идеологических матриц в их исторической последовательности. Особое внимание автор уделяет методам концептуализации содержания идеологических матриц, очерчивая их метафизические и социально-технологические границы.

Более детально представлены концептуальные модели идеологии, формирующиеся на постсоветском пространстве. В каждой модели выделены две вышеозначенные тенденции: движение в направлении метафизических, общефилософских оснований и конструирование разнообразных технологий социального контроля.

При воспроизведении содержания каждой концептуальной модели идеологии автор руководствовался несколькими допущениями.

Выдвинуто предположение, что каждая воспроизводимая концептуальная модель опирается на интуитивное схватывание феномена идеологии как целого. Исходное представление реализуется и обогащается через репрезентацию составных частей интуитивного целого.

Автор исходит из предположения, что при развертывании конкретного интуитивного видения сущности идеологии происходит отбор объектов идеологического влияния, конкретизируется и доопределяется позиция субъектов политического действия.

Автором обозначаются и соединяются в определенную целостность основные черты исторического периода, в котором происходит концептуальное моделирование феномена идеологии. Учитывается то, что идеология как духовный феномен воспроизводит себя за счет погружения в определенную культурно-историческую среду и переработки ее содержания.

Автор не занимался исторической реконструкцией текстов. Работа с текстами, излагающими содержание идеологического процесса, представлена как комментарий и истолкование, учитывающие современные условия развертывания феномена идеологии.

Помимо текстов, в современной исторической ситуации важную роль играют визуально-символические конструкты, которые взяли на себя основную нагрузку организации коллективной ментальности. Следует отметить, что основное внимание исследования сосредоточено на изучении движения от текстов и визуально-символических форм к концептам и идеям, которые стоят за этими формами. В данном случае важна не столько историко-культурная реконструкция текстов, сколько расширение горизонта восприятия читателей и нацеленность читателей на более глубокое понимание своих внутренних переживаний.

Указанные принципы направляют нас к фактическим границам воспроизводства идеологии как духовного феномена. В пределах этих границ возможна определенная свобода в воспроизводстве концептуальных моделей. Эти модели воспроизводятся как культурно-исторические типы миросозерцания.

Часть 1. От метафизики к идеологии

1.1. Методологическая рефлексия и идолы целеполагания (Ф. Бэкон)

Практически все авторы, затрагивающие проблему идеологии, за отправную точку принимают деятельность французских идеологов конца XVIII века и работы Дестюта де Траси, поскольку лишь в эпоху Великой Французской революции разнообразные формы духовно-практического освоения действительности стали объектами систематической научной и философской рефлексии. Следует отметить, что проблема влияния вненаучных форм сознания на логику научного поиска была предметом философского осмысления одного из основателей европейской науки, создателя индуктивного метода – сэра Фрэнсиса Бэкона Веруламского.

Английский философ, предваряя изложение основ своего метода, указал на заблуждения, уводящие познание от истины, и назвал их идолами. Слово «idola» древнегреческого происхождения («эйдола» – уменьшительное от слова «эйдос» – «вид»), этим словом Гомер называл тени, или души умерших в царстве Аида. По преданию, эти призраки^[2] иногда появлялись в мире людей и искажали их сознание. Именно такое истолкование «идола» лежит в основе изречения «мертвый хватает живого».

Термин «идолы» Ф. Бэкон заимствовал у Эпикура, который «живыми идолами» называл богов. С точки зрения древнегреческого философа, «живые идолы» ни злы, ни добры, их невозмутимость и беспристрастность поддерживают порядок мироздания. Однако толпа переносит на богов собственное невежество, подпитываемое страстями. Высшая задача философа, считал Эпикур, – освободиться от мнения толпы, выйти из-под влияния собственных страстей и «жить, не зная смятения», – это состояние он именовал атараксией. Эпикурейский идеал свободно мыслящего и пребывающего в истине философа стал для английского мыслителя отправной точкой формирования правильной методологической рефлексии.

В философии Ф. Бэкона слово «идол» приобретает значение искажающего фактора, который выступает как препятствие на пути научного познания. Правильно проведенная критика идолов («демонов» человеческой души) освобождает путь для истинного познания. Ф. Бэкон пишет о многочисленных, невидимых для обыденного сознания призраках, «которые осаждают умы людей». Идолами поражены все сферы деятельности, направляемые человеческим умом. Практическое целеполагание, двигаясь к конечному результату, создает «полезные» иллюзии (призраки), которые препятствуют объективному научному познанию. В соответствии с видами деятельности Бэкон выделяет следующие виды идолов: идолы рода, идолы пещеры, идолы площади и идолы театра.^[3]

Рассмотрим более подробно свойства указанных разновидностей идолов. Идолы рода (idola tribus) коренятся в природе человеческого ума, последний «уподобляется неровному зеркалу, которое примешивает к природе вещей свою природу, отражает вещи в искривленном, обезображенном виде»^[4]. Ф. Бэкон, демонстрируя влияние идолов на человеческое мышление, за исходную точку берет конкретных индивидов, познавательная способность которых не отделена от энергии их желаний. Он пишет, что реальный процесс человеческого познания «окропляет воля и страсти, а это порождает в науке желательное каждому»^[5].

Обычный человеческий ум, не подготовленный к научному исследованию, предпочитает верить привычному и общепринятому, нежели самостоятельно искать истину. Отсутствие терпения останавливает его перед трудностями, он не желает трезво взглянуть на положение вещей, поскольку трезвый взгляд уничтожает призрачную, но сладостную надежду на лучшее. Человеческий ум боится открыться высшей истине и предпочитает иметь дело с суевериями, свет опыта он отвергает «из-за надменности и презрения», от парадоксов он бежит, предпочитая общепринятые верования. Ф. Бэкон пишет: «В наибольшей степени запутанность и заблуждения человеческого ума происходят от косности, несоответствия и обмана чувств, ибо то, что возбуждает чувства, предпочитается тому, что сразу чувства не возбуждает, хотя бы это последнее и было лучше. …Поэтому все движение духов, заключенных в осязаемых телах, остается скрытым и недоступным людям»^[6]. В повседневной жизни сила чувств и эмоциональных состояний настолько превосходит умозрение, что неподготовленный ум не в состоянии уловить тонкие влияния, присущие осязаемым вещам. Однако без исследования и выявления этого слоя бытия «нельзя достичь ничего значительного в природе в практическом отношении»^[7].

Второй вид заблуждений, которые вызываются индивидуальными особенностями развития человека, ограничивающими его мышление, Ф. Бэкон называет идолами пещеры (idola specus). Этот термин отсылает нас к седьмой главе книги Платона «Государство». Символ пещеры у древнегреческого философа указывает на всю совокупность преград, мешающих развитию индивидуального человеческого ума. Общие для всех людей препятствия на пути познания соединяются с индивидуальными особенностями каждого человека, со своеобразием его положения в общей «пещере». Возникшее своеобразие жизненной ситуации настолько устойчиво, что можно считать, что каждый индивид сидит в своей собственной пещере.

«Идолы пещеры, – утверждал Ф. Бэкон, – происходят из присущих каждому человеку свойств как души, так и тела, а также из воспитания, из привычек и случайностей»^[8]. На пути познания каждый человек рано или поздно сталкивается с только ему присущими проблемами. Индивидуальных искажений не могут избежать даже философы и ученые, посвящающие свою деятельность исследованию общих вопросов познания. Созданные ими теории искажаются предшествующими всякому теоретическому исследованию практическими интересами и желаниями. Ф. Бэкон выявляет призраки пещеры у такого научного авторитета античности, как Аристотель, «который свою натуральную философию совершенно предал своей логике и тем сделал ее сутяжной и почти бесполезной»^[9]. Для борьбы с идолами пещеры нужна, по мнению Ф. Бэкона, осмотрительность в созерцаниях. Он пишет: «…пусть каждый созерцающий природу вещей считает сомнительным то, что особенно захватило и пленило его разум. Необходима большая предосторожность в случаях такого предпочтения, чтобы разум остался уравновешенным и чистым»^[10].

К следующему роду идолов относятся заблуждения, проистекающие из особенностей совместной жизни людей. Необходимость совместного проживания актуализирует проблему общения и коммуникации. Идолов, гнездящихся в природе социальной коммуникации, Ф. Бэкон назвал идолами рынка (idola fori). Эти призраки возникают как результат зависимости деятельности ума от языка, с помощью которого люди формулируют и высказывают свои мысли. «Люди верят, что их разум повелевает словами. Но бывает и так, что слова обращают свою силу против разума. Это сделало науки и философию софистическими и бездейственными»^[11]. Английский философ указывает на то, что большая часть слов нашего языка создана для обслуживания повседневной коммуникации, в своих значениях они несут груз эмоциональных и интеллектуальных искажений нашей обыденной жизни. Естественный язык, когда мы пытаемся использовать его для целей познания, требует очищения от чувственных неясностей и двусмысленностей, которые в нем запечатлены. Озабоченный чистотой научного языка, Ф. Бэкон отмечает неизбежность вторжения элементов одного уровня познания в структуры другого уровня. В этой связи он пишет: «Большая же часть слов имеет своим источником обычное мнение и разделяет вещи в границах, наиболее очевидных для разума толпы. Когда же более острый разум и более прилежное наблюдение хотят пересмотреть эти границы, чтобы они более соответствовали природе, слова становятся помехой»^[12].

Идолы рынка, навязанные разуму словами, бывают двух разновидностей. Первая из них – это имена несуществующих вещей. К ним относятся слова, обозначающие вымыслы их авторов. Это своего рода слова-пустышки, исчезающие, как только мы обращаемся к опыту. Выдуманные для удовлетворения сиюминутных нужд авторов, идолы первого вида исчезают вместе с устаревшими теориями.

Другая разновидность идолов рынка более трудна для искоренения. Они возникают в результате образования плохих и неумелых абстракций. Слова, соответствующие таким абстракциям, часто соединяют значения прямо противоположного характера. Ф. Бэкон предлагает критически отнестись к многообразию значений таких слов и отбросить те, которые не имеют строгих определений.

Последнюю, четвертую группу идолов Ф. Бэкон назвал идолами театра (idola theatre), они сопутствуют созданию научных теорий и философских доктрин. Он сравнивает существующие философские системы с театральными спектаклями, представляющими вымышленные и искусственные миры. Английский философ отдает должное силе и богатству воображения авторов этих систем, но полагает, что на пути к истине воображение должно быть обуздано правильным методом, который оттачивает остроту и точность ума.

Идолы театра вызывают наибольшее неприятие у сэра Фрэнсиса. Он одобрительно отзывается о политической власти, которая противостоит этим идейным новшествам, навлекающим опасность на людей и наносящим ущерб их благосостоянию. Если бы не было противодействия такого рода идолам, то общество могло бы оказаться в плену многочисленных софистических школ, подобно тому, как это произошло в Афинах в V веке до н. э.

Возникновению идолов театра, полагал Ф. Бэкон, способствуют, прежде всего, искажения и перекосы в проведении научных доказательств и обоснований. Эти искажения приводят к появлению трех разновидностей принципиальных ошибок.

Первая разновидность ошибок предстает перед нами в таком гносеологическом феномене, как софистика. Софистические призраки возникают тогда, когда «философы рационалистического толка выхватывают из опыта разнообразные и тривиальные факты, не познав их точно, не изучив и не взвесив прилежно. Все остальное они возлагают на размышления и деятельность ума»^[13].

Вторая разновидность логических дефектов проистекает из догматизации выводов, сделанных на основе ограниченного опыта. Приверженцы быстрых умозаключений превращают частные эмпирические закономерности в универсальные философские принципы и, исходя из них, строят свои воззрения, «удивительным образом извращая и толкуя все остальное»^[14].

Третья разновидность методологических ошибок возникает под влиянием слепой веры и почитания ложных авторитетов. Обольщаясь слепой верой, философия смешивается с теологией и неясными преданиями, в результате чего человеческий ум попадает под влияние поэтических и иных вымыслов. «Эту суетность, – полагает Ф. Бэкон, – надо тем более сдерживать и подавлять, что из безрассудного смешения божественного и человеческого выводится не только фантастическая философия, но и еретическая религия»^[15].

Вторжение научного познания в практическое целеполагание поставило проблему устойчивости познавательного процесса по отношению к внешним влияниям. Английский философ выражает уверенность в том, что разработанный им метод поможет полностью очистить человеческий ум от влияния факторов, порождающих и поддерживащих заблуждения и иллюзии. Он пишет, что все многообразие идолов должно быть отброшено «твердым и торжественным решением, и разум должен быть совершенно освобожден и очищен от них. Пусть вход в царство человека, основанное на науках, будет почти таким же, как вход в царство небесное, “куда никому не дано войти, не уподобившись детям”».^[16]

Мы далеки от утверждения, что представления Ф. Бэкона об идолах как препятствиях на пути научного познания тождественны современным представлениям о феномене идеологии. Дело не только в том, что современная наука по своему методологическому арсеналу далеко превзошла науку XVII века; не меньшее значение имеют изменения, происшедшие в структуре общественной жизни, кардинально преобразовавшие отношения теории и практики.

Историческое значение учения Ф. Бэкона об идолах заключается в том, что оно явственно свидетельствует о методологическом повороте в философской традиции, фокусирует усилия философской мысли на проблемах научной рефлексии, укреплении практической ориентации научных исследований. Ф. Бэкон разрушает монополию теологической мысли на критику заблуждений и вводит научные критерии истинности/ложности познания. Ложные идеи в его философии трактуются не как призраки, пришедшие из царства Аида, и не как духи, вводящие в искушение сознание верующих. Он исходит из проявлений человеческого разума, имеющего своей реальной предпосылкой энергию практических импульсов. Разного рода идолам он дает конкретно-научную трактовку в соответствии с теми направлениями в познании и преобразовании природы, на которых они паразитируют. Рассматривая идолов как препятствия на пути применения научного метода, он полагает, что их правильная критика освобождает путь для истинного познания.