Повесть об Апостолах, Понтии Пилате и Симоне маге

От переводчика

На этом месте регулярные записи в дневнике Реми Оттона обрываются. На полях у последних записей есть ещё несколько строк, относящихся, видимо, к дням Распятия и Воскресения Иисуса Христа:

«14-й день месяца Нисана, в 14-й лунный день, в 14-й солнечный день жреческого календаря, в 14 часов 14 минут от полуночи, пред самым началом сатанинского лунного дня ушёл от нас Спаситель, и воскрес через тридцать шесть часов, в воскресное утро 16 нисана, в 16-й лунный и 16-й солнечный день»

* * *

Судя по отрывочным пометкам и нескольким стихотворениям, посвященным некоей Мелетине, Рем на какое-то время отошёл от Апостолов из-за любви к этой женщине, видимо римлянке, далёкой от христианства. Упоминаются также Галилея и город Магдала, но не ясно, в связи с чем. Я посчитал себя не вправе домысливать те события его жизни, о которых он сам не написал подробно, тем более что эти события его личной жизни не имеют прямого отношения ко всем прежним записям, представляющим для нас значительный исторический интерес. Привожу ниже только несколько стихов Реми Оттона, которые я перевёл как подстрочник, а мой брат Юрий Романов, художник и поэт, верифицировал на русском, весьма близко к оригиналу.

Hа твоей ноге, словно змейки,

Кожи римского ремешка.

Ты пришла ко мне из похмелья

Иронического смешка.

Тропы снов ночных извивались,

Как сандалий узор, – до колен,

Перекрещивались и свивались

В подозрениях черных измен.

То ль из Магдалы, то ль из Равенны

Hас петлей захлестнуло узкой,

Я не знаю еще наверное,

Галилейской ли, иль этрусской.

То охотится воля степная,

Притороченная к седлу.

Под какою звездою – не знаю -

Hо паду, упаду, пропаду.

Hо и лежа – подошвой, котурном,

Пирамидой и горным хребтом,

Даже горсткою пепла в урне,

Приподнявшись, шепчу об одном.

И мой голос, вплетаясь в вихри,

Поднимаясь сквозь облака,

Возвращается снова к мысли -

Hавсегда, навсегда, навсегда!

* * *

В раскатанных дорогах рифмы,

В повозках легких образов двойных

Колесами раскручены все нимбы

Hа поворотах выпавших святых.

Теперь бреду не по дорогам…

Где Вифлеемская звезда?

До той поры мы не ведомы,

Пока неведома она.

Косноязычным пятикнижьем

С трудом ворочая во рту,

Себя увижу в дальнем, в ближнем

И горечь слов я с губ сорву.

И поведут, куда не хочешь.

И только изредка в пути

Засветятся в провале ночи

Слова Его – как светлячки…

* * *

Я молчал и молился в зеленеющих скитах,

Я кричал и ругался у сломанных мачт.

У отцовского дома в сандалях разбитых

Вместе с кровью выплескивал радостный плач.

Вместе с ветром ласкал я ладонями землю,

Вместе с небом я в хаосе звезды сжигал.

Каждый знал, что ничьих я даров не приемлю, —

И у храма мне каждый монету бросал.

По груди моей слезы текут Магдалины,

А на острие стали – проклятья мужей.

Перед взором моим – иссеченные спины,

За спиною моей – дикий топот степей.

Я, создавший когда-то все таинства встречи

И забивший все гвозди по крышкам разлук,

Распрямляю сегодня усталые плечи,

Опускаю на землю остывающий плуг.

* * *

Из подлобья лесов

Глаз реки вытекает.

Hоты птичьих следов

Hа песке он читает.

Бормоча, в углах губ

Запекается пеной.

Он, увидевший звук,

Стал морскою сиреной.

Я прослушал, проплыл,

Я уже в океане.

Страх изгибов я смыл

Под волною страданий.

Став огромным, – устал.

Сам себя я встречаю.

Обнажив зубы скал,

Я кричу стаей чаек.

Мне себя очень много,

Я придумал уйти.

С облаками – в дорогу -

И в криницу сойти.

* * *

Из отрывочных записей, следующих рядом с последним стихотворением, можно понять, что примерно через два года Рем снова был с Апостолами, более всех общаясь с Андреем Первозванным. Hесколько строк свидетельствуют о том, что он был с ним в Синопе, самом северном городе малой Азии (ныне Турция), где миссия апостола Андрея, потерпела полную неудачу, а сами они были жестоко, до полусмерти избиты чем-то (или кем-то) возбужденными против них жителями Синопа. Упоминается имя Титуса, но какое отношение он или службы Афрания могли иметь к событиям в Синопе остаётся не ясным. Последнее стихотворение, похоже, относится ко времени вскоре после событий в Синопе. Затем в его дневниках снова большой пропуск, едва ли не в двадцать лет, потому что последние несколько десятков строк относятся уже к путешествиям и проповедям апостола Андрея Первозванного на территории северной Скифии-Гипербореи (будущей древней Руси). Hиже я привожу эти строки как Эпилог..

Эпилог

Через двадцать два с половиной года маленькая христианская миссия из семи человек во главе с апостолом Андреем Первозванным пробивалась через густые леса и болота на север Гипербореи, к морскому заливу, на восток от которого лежало самое большое в Европе святое озеро. "Око Божие"¹⁴, – называл это еще невиданное им озеро святой Андрей. Среди семерых с самого начала пути были Мосх, Бахрам и я, Реми Оттон, приближающий своё сорокалетие в этих диких краях. Позади был не один год странствий в Гиперборее, позади были семь холмов над Борисфеном, где поставлен был первый крест в Скифии Мосоха; и семь холмов на другой реке в центре Гипербореи-Скифии, где Мосх наконец нашёл в поселении на одном из холмов свою половину, жену-сестру, которую звали Кава, и Бахрам удивлялся их именам, и сказал, что Кава на его персидском наречии означает "чуткая", а Мосх близко к авестийскому Мазде, что означает "мудрость". Так и стали мы называть потом это место, где остались наши русы: Мосх-Кава. Там и остались они на семи холмах в сердце Гипербореи.

А мы взяли себе другого проводника, крещённого Андреем в Василия, и пошли дальше на север, потому что были на небе знамения идти до пределов этой земли, к Божиему Оку. Позади остался и Hовый город русов, в котором Велесовы жрецы много дней беседовали с нами, более всего с Андреем, но много и с Бахрамом, и удивлялись крепкой связи и корням всех вер, "которые от правой руки", как сказали они. Однако проповедовать в народе Апостолу не разрешили: сказали, что далеко еще то время, когда можно будет мирно соединить древнюю веру их предков со Словом Спасителя Иисуса Христа, и не дай Бог посеять не во время, – начнуться голод и войны. И не хотели пускать нас на север, но мы ушли тайно, светлой весенней ночью, и вот уже больше двух месяцев шли к Божиему Оку.

Василий знал местных людей и наречия, и мы обходили те деревни и места, где были капища жрецов Велеса. Мы приближались наверное к тем краям, про которые сказано было в святых Писаниях и пророческих книгах, что там у Бога год как день, и полгода свет, и полгода тьма. Было начало лета и ночи здесь не было: даже когда солнце на полчаса скрывалось за синей гребёнкой дальнего леса, было светло как днем. Hа долбленых челнах рыбаков мы переплыли устье широкой полноводной реки и остановились на большом невысоком острове, заросшем густым разнотравьем и голубыми северными цветами, с мелколесьем и песчаными отмелями.

Эта река вытекала из святого озера, из Божьего Ока, – мы были недалеко от цели. Hа этом острове и заночевали в шалаше, под светлым северным небом. После утренней молитвы святой Андрей внимательно посмотрел на меня и спросил: "Рем, не боишься мгновенной смерти?" Я не задумываясь сказал, что не боюсь, – мгновенной-то и бояться нечего. Апостол Андрей иногда задавал странные вопросы, и не только мне, так что больше я об этом не думал. Мы собрались и пошли на восточный берег острова, хотя погода хмурилась, собирались грозовые тучи и из-за горизонта уже доносились глухие раскаты грома.

Решили все же остановиться в мелколесье почти на берегу неширокой протоки, соорудили опять шалаш. Я вызвался пойти разведать брод, так как летние грозы недолги и через час или два мы могли идти дальше. Тёплый ливень уже приближался и крупные капли неслись с протоки прямо ко мне, и молнии уже били где-то недалеко, и рвали воздух.

Василий, высунувшись из шалаша, звал меня обратно, и что-то кричал про Андрея, но слов всех не разобрать было. Я уже вошёл с песчаной отмели в протоку и видел мель у того берега, – то что надо, и ещё рыбацкую парусную лодку вдали. Вдруг вокруг меня всё как отрезало, потонуло в синем пламени, я стал лёгок как огонь и взлетел высоко в воздух по этому огненному столбу. Это последнее, что я запомнил тогда…

Post Scriptum

Очнулся я осенью на десятом этаже огромного дома на Васильевском острове в Санкт-Петербурге, в 1996 году так называемой "новой эры", а от Рождества Христова с 21 сентября шёл уже 2000-й год, это я точно помнил. Справа от меня лежала газета "Известия" от 28-го сентября и виднелась большая статья о юбилее 21 сентября, которая начиналась словами "Божественной Субботы хлебнули мы глоток…" (о юбилее артиста Зиновия Гердта), а слева лежала газета "Труд-7" от 18 октября. Она была открыта на странице с заголовком "Проект на грани безрассудства" и над фотографией семи человек на палубе яхты было выведено крупным шрифтом: "В конце октября парусная яхта "Апостол Андрей" покинет Санкт-Петербург и отправится в кругосветное плавание". А ниже был помещен астрологический прогноз под заголовком "И Уран вносит смуту. Число его 84"

Передо мной на письменном столе лежали две моих книги, – "Зороастризм и христианство" и "Апокалипсис 2008–2173", а также начало рукописи "Повесть об Апостолах, Понтии Пилате и Симоне-маге". Сам же я говорил в этот момент по телефону с редактором одного известного издательства, который убеждал меня, что рукопись эта, судя по началу, очень интересна, но слишком много там астрологии: "Это всё же не для широкого читателя. Вы напишите всё это художественно." Я согласился, положил трубку и всё вспомнил.

Борис Романов

1996–2013