– Я, кажется, говорил тебе раньше, что родители задумали овладеть моими дневниковыми записями – хотят украсть у меня переворотные идеи и облыжно приписать их старшему брату.

– Мне помнится, ты утверждал, что они замыслили похитить твои картины ради обогащения!

– Я все время думаю об этом, Яара, и я начал понимать, что дело тут не в деньгах. Все гораздо сложнее. Кое-кто хочет, во-первых, причинить мне зло, а во-вторых, прославить брата за мой счет. Да, Яара, есть люди, которые ожесточились против меня. Они верно служат моим недругам-родителям и следят за мной.

– Успокойся, милый. Подумай хорошенько, ведь ты никому не причинил никакого вреда, и поэтому на всем марсе не сыщешь человека, желающего тебе худого. Надав, не забывай, я всегда с тобой!

– Спасибо, Яара, – взволнованно выпалил Надав, – ты верная и добрая душа. Но ты наивна.

– Пусть так. Допивай свой кофе – стынет.

Яара и раньше догадывалась, а теперь и вовсе не сомневалась: Надав нездоров. “Ему кажется, что его преследуют, – рассуждала она, – то нелюбимые родители, то наймиты их. Хотят обокрасть, лишить приоритета. Как он сам не понимает, что все это – сущий бред!”

Сострадание к возлюбленному затопляло женское сердце. Недуг Надава не охлаждал чувства Яары, наоборот, крепил их. Мысль благоразумного отступничества не докучала ей, и она гордилась открытой в себе преданностью.

“Как обходиться с Надавом, когда его одолевают бесы? – спрашивала она себя, – хорошо бы посоветоваться с Хагаем, наверняка он подсказал бы линию поведения!” Но внутренний голос удерживал от бращения к брату и оставлял ее наедине с сомнениями. “В другой раз попытаюсь доказать Надаву неосновательность подозрений, их нелепость и нелогичность. Да, так я и поступлю, – решила она, – здравомыслящий человек не станет настаивать на заблуждениях и непременно откажется от них!”

– Покажи-ка мне, студентка Яара, свои курсовые работы! – попросил как-то раз Надав.

– Милый, когда ты обращаешься ко мне “студентка Яара”, мне кажется, ты забываешь, что я в твоей жизни занимаю место большее, чем просто ученица!” – надула губы Яара.

– Факты требуют уважения, голубушка! – сказал Надав и примирительно погладил ее по руке.

– Да, факты требуют уважения, – многозначительно заметила Яара и предъявила учителю несколько картонов с рисунками, – вот полюбуйся.

– Недурно! Так рисуют наши художники. У тебя не хуже, чем у других.

– Ты чем-то неудовлетворен?

– Весьма! Но твоей вины здесь нет. Обратила ли ты внимание, Яара, что изображения пейзажей, зданий и улиц, дорог и неба, моря и облаков и так далее, выглядят на картинах двухмерными? Почему до сих пор художническое наше племя не придумало способа создать у зрителя иллюзию пространства? Словно не хватает нам пытливости, любопытства, или ум наш чересчур индифферентен, чтобы сыскать золотую уловку и обмануть плоскость холста?

– Конечно, я заметила это, но не думала, что можно что-то изменить!

– Можно! Я уверен, дорогая! Я работаю над этим. Мои идеи только в зачатке, но я добьюсь своего, и плоская картина обретет объем!

– Как это будет выглядеть?

– Взгляни сюда, здесь мои опыты, – сказал Надав, доставая карандашные рисунки, – ты видишь, что дорога уходит вдаль, а здесь одни облака близко, другие – далеко?

– Верно! Вот здорово!

– Мне еще предстоит найти точку схождения линий и закон изменения размеров!

Как любила Яара такого Надава – кипящего вдохновением, окрыленного планами, подлинного творца! Счастье быть верной подругой великого человека! И не так уж ей важна иллюзия пространства, как то, что их любовь – не иллюзия. “Он говорит замечательно! И не слыхать ни какого бреда. Слава Богу, худшее остается позади!”

– Кажется, я совершил непростительную ошибку, Яара! – воскликнул Надав, и лицо его помрачнело, приняло знакомое ей отчужденное выражение.

– В чем дело, милый? – насторожилась Яара.

– Сейчас я имел неосторожность вслух сообщить тебе о своих изысканиях…

– Ты мне не доверяешь?

– О, только тебе и доверяю! Беда в том, что сегодня утром я видел того мужчину, помнишь, соседа моих родителей, что следил за мной. Этот человек держал в руках осубую слуховую трубку. Поняв, что я заметил его, он поспешил убрать инструмент в карман. Я проследовал мимимо, вошел к себе в квартиру. А сейчас, стоя за углом, он подслушал наш разговор с помощью своего дьявольского прибора. Он доложит родителям о моих планах, у меня выкрадут записи и я лишусь авторства на мои открытия! Я в отчаянии, Яара!

– Дорогой мой! – воскликнула Яара, намереваясь следовать своему решению опровергать нелепости, – о каком приборе ты говоришь?

– Я говорю о слуховой трубке!

– Но разве можно с ее помощью слышать, о чем говорят за стенами дома?

– Еще как!

– Откуда тебе известно, что этот субъект находился за углом дома и привел в действие свое мнимое чудо-орудие? Разве оно выдает себя звуком или светом?

– Я вижу, ты подшучиваешь надо мной! Инструмент испускает в пространство невидимые эфирные лучи, и мой мозг воспринимает их! Молодчик думает, что незаметен. Но только не для меня!

– Разве лучи способны огибать угол?

– Этого не требуется! Они пронизывают стены любой толщины!

– Надав, умоляю тебя, оставь свои фантазии! Тебя одолевают галлюцианции!

– Ах вот как! Ты не веришь мне! Или ты в сговоре с моими врагами?

– Что ты мелешь? Твои страхи – несусветная чушь! Опомнись!

– Убирайся вон, предательница! – вспылил Надав, – о, как болит голова…

– Милый, пожалуйста, успокойся, проглоти эту таблетку и усни.

Надав сник. Даже в минуты безумия он слишком любил Яару, чтобы враждовать с ней. Он послушно отправил в рот снотворное и вскоре задремал. Не теряя времени, Яара помчалась к Хагаю. Хватит скрывать. Она выуждена была рассказать брату обо всем. Хагай отрядил двух санитаров, и вместе с ними и с Яарой они отправились на квартиру к Надаву. Тот еще спал. Увидев его, Хагай только руками всплеснул. “Повезло тебе, сестренка, подружиться с нашим старым пациентом! Ремиссия окончилась, и он снова попадает к нам!”

Хагай скомандовал санитарам разбудить Надава, препроводить его в медицинскую карету и везти в больницу.

– Ты будешь лечить Надава по своей новой системе? – спросила Яара.

– Увы, его душевное расстройство не поддается моему методу. Он будет госпитализирован в другом отделении. Ты сможешь навещать его хоть каждый день.

– Его болезнь излечима? – всхлипнула Яара.

– И да и нет. Недуг иногда возвращается, как это случилось сейчас. Ему могут помочь сила воли и любовь. Эти две волшебные пилюли уменьшат риск рецидива, но не исключат его полностью. Что поделаешь, болезнь наступает верхом, а отступает пешком! Пойми, Яара, он не знал любви ни в детстве, ни в юности. Он так нуждается в ней!

– Когда он начинает говорить о своих бредовых подозрениях, я тереюсь, не знаю, как разубедить его!

– Не пытайся ничего опровергать, иначе он причислит тебя к своим врагам – такова особенность его болезни!

Простоватый Хагай проговорился матери о тайне Яары, и, как всегда, клял свой длинный язык. Не так Яара, как Малка сердилась на него за оплошность. Хоть и чувствовала молодая жена скрытую неприязнь свекрови, но понимала ее и желела. А уж досада на мужа была ей не внове, вошла в привычку и не нуждалась в поводах.

Удивительно, но мать не порицала дочку, только себя осуждала за недогляд. Еще удивительнее, что Адель с сочувствием отнеслась к Надаву, и даже несколько раз навещала его в больнице вместе с Яарой. Адель пила из горькой чаши материнского бездолья: первый удар нанесла Цвия, потом сомнительное счастье Хагая, и вот теперь – бедняжка Яара! “Все напасти – из-за пытливых умов, – думала про себя Адель, – один переделывает головы землянам, другой воображает, будто исцеляет безумцев, третий вершит переворот в рисовании! Зачем? Для кого? Ради чего?”

“Почему Итро павадился ездить из Зюдмарса в Марс? – продолжала свои размышления Адель, – и всё норовит поехать без меня. Говорит, мол, дел в столице невпроворот. Засиживается с Малкой. Старый бес! Боже мой, неужели я снова подозреваю своего молодца? Глупо. Прошла его пора. Да разве любящий отец сделает худое сыну?”

ГЛАВА 11

Я не раз в упоеньи великой борьбы

Побеждаем был вражеской силой

И не раз под напором жестокой судьбы

Находился у края могилы.

Николай Гумилев.

Гонимый любовью к Цвие, марсианке из хорошей семьи с неординарной биографией, простой земной работяга Гиора воспользовался корыстными дарами ее хозяина Омера и купил себе за полцены приличный костюм, а также абонемент. Тяжело сносить благодеяния гордому и мятежному сердцу, но любовная страсть кричит громче амбиции, а та коварно таится, уповая на сладкую месть.

Гиора и Цвия встречались под сенью храма ненавистного Омера. Души любовников млели радостью, найдя вожделенный клад – один на двоих ковчег заветных чувств. Простившись, ждали следующей встречи. Она думала только о ней, он – не только.

Гиора не знал точно, велика ли всякого рода кривда на Марсе. Но зуд неудовлетворенного честолюбия толкал к борьбе за справедливость. Благо, неравенство существует всегда. “Вступиться за слабых, за бедных, за гонимых – возглавить, прославиться, утвердиться!” – говорил он себе.

В пролетарском трактире “Кружка да плошка” Гиора не только харчевался, но и совершенствовал пропагандистское мастерство. Он собирал вокруг себя слушателей, всё больше таких же, как он, выходцев с Земли и в прошлом обитателей рая, и разглагольствовал о равенстве.

– Друзья, вокруг нас творится слишком много несправедливых вещей! – заявлял Гиора.

– А кто знает меру сего? – звучал осторожный вопрос.

– На Земле и в раю нас учили Святые книги. Есть мера, и нельзя ее превосходить, – отвечал Гиора.

– Ты прав, – раздавался голос единомышленника, – травят бедняка, потому что он не страшен!

– Верно! Говорят, дескать, нас, пролетариев, жалеют! Ничего подобного! Их слезы – вода, их сердца – камень! – добавлял еще кто-то.

– Устои расшатывать опасно, – прозвучал шепот умеренности, – это чревато бедами. Закон один для всех!

– Закон заставляет ползти улиткой того, кто мог бы взлететь орлом! – воскликнул Гиора и поймал на себе уважительные взгляды.

– Он верно говорит, ребята! – раздался голос обожателя, – точно бельмо спало с глаз моих!

– Дух мой жаждет подвигов, дыхание – свободы! – обрел окончательную уверенность Гиора.

– Прочь сострадание и милосердие к лживым друзьям! – раздался воинственный клич.

– Скажу в добавку тому, кто говорил о законе, – произнес Гиора, – что порождает героев и высокие порывы? Свобода, а не тога продажного судьи!

– Нам нужен вдохновитель на делах, не на словах!

– Клянусь своею жизнью: я – ваш атаман! – воскликнул Гиора.

– Браво, браво! – прорвались сквозь вязкую пелену табачного дыма восторженные крики.

– Собираемся здесь завтра в полдень для обсуждения планов! – распорядился Гиора.

– Да придут ли, поверят ли тебе?

– Кто смеет сомневаться, коли я приказываю? – грозным окриком закрепил Гиора авторитет верховода.

Наступил назначенный час, и верные Гиоре люди окружили его и приготовились внимать предводителю. Благосклонность слушателей разжигает ум оратора. Не истине, но убеждению служат уста краснослова.

– Друзья, – начал свою речь Гиора, – те из вас, кто выразил благородное согласие вступить под мое знамя, прославят свои имена и преподнесут справедливость в дар нашей планете. Мы не совершим зла, отняв у толстосумов неправедно нажитое, и сотворим благо, вручив добычу неимущим.

– Ура командиру! – раздались голоса.

– Земляне, попавшие на Марс из рая, несомненно помнят напутствия ангелов Михаэля и Габриэля. На планете этой не встретишь насилия, и горячая любовь – редкость. Мы, праведники в прошлом, вступаем на разбойничью тропу и самостийно возлагаем на себя священную миссию. Деяния наши вырвут людей из полусна и подарят им полную жизнь, – заключил трибун.

– Мы с тобой, Гиора!

– Не словеса, но жестокие схватки приведут нас к успеху. Насилие священно в борьбе за добро. Без сентиментов принуждая и убивая, мы удружим одним и разбудим истинную природу в других. Нас ждут ненависть, любовь и слава! – продолжал пророчествовать Гиора.

– Где взять нам то, чего не сыскать на всей планете – как добыть оружие?

– Для начала обзаведемся топорами и ножами. Заимообразно. Продадим первые трофеи и купим лошадей. Долги вернем. Друзья, запомните этот день! Сегодня мы открываем новую страницу марсианской истории. Мы с вами пионеры-первопроходцы! За мной, нас ждут великие свершения!

Приступая к исполнению задуманной авантюры, Гиора для начала нанес визит старшему товарищу. Молодой бунтарь надеялся получить благословение из уст Гершеля, знатока Писания. Как известно, в Святых книгах справедливость и равенство – одни из маяков. Не смотря на занятость, Гершель со щедростью уделил время Гиоре. Тепло расспросил, как складывается жизнь молодая на новом месте. Рассказал об общих знакомых – о Малке и ее замужестве, об Айзике и о его процветании.

Намерения мятежника раввин не одобрил. Отнимать неправедно нажитое? Да ведь это разбой! Помогать неимущим – благое дело, но не награбленным же добром! Гершель объяснил юному повстанцу, что и он радеет о бедняках – но молитвой и Божественным словом! И уж совсем не годится разжигать низкие страсти в людях! Или забыл Гиора, как в Божине убили его? Гершель напомнил гостю, что пока, слава Богу, на планете нет гонений на иудеев. Однако, в банде у Гиоры таковых много, и не мешает помнить бунтовшику, кого любят избирать козлом отпущения. “Не хлещи кобылу – и не лягнет!” – нравоучительно закончил меламед. Чрезмерное благоразумие Гершеля ничуть не убавило от одержимости Гиоры: “Я молод и многое могу, а у старика-знатока достанет мудрости одобрить меня задним числом!”

Гиора вошел в заведение Омера твердым решительным шагом, с видом гордым и лицом открытым. Смело, словно направлялся к себе домой, застучал каблуками вверх по лестнице навстречу своей пассии. Хозяин поглядел ему вслед и не нашел объяснения метаморфозе. Волнуясь, Гиора усадил возлюбленную напротив и торжествующе посвятил в свои разбойничьи замыслы. Цвия слушала с восторгом.

– Ты собираешься грабить, мой милый?

– Да, любимая!

– Кого ты наметил в первую жертву?

– Рабовладельца Омера!

– Ты хочешь занять его место?

– О, нет! Я намерен похитить тебя!

– Как я счастлива! – плача от восторга вскричала Цвия и бросилась в объятия Гиоры.

– Идем! Ты свободна! С этой минуты ты моя жена и самая прекрасная разбойница в моем атаманстве!

Законный муж Цвии наждался в лошадях, и она с радостью рекомендавала ему конный завод матери. Наконец-то она принесет пользу родительскому дому! Гиора отправился на переговоры к Адели. Контракт на покупку лошадей с немедленной поставкой товара и отсроченным погашением долга заключили быстро. Адель радовалась крупному заказу, но не знала еще, как принять крутую перемену в судьбе дочери. Она убеждала себя, что новый бандит окажется лучше прежнего лиходея. Сперва Малка, теперь Гиора – вот уж второй экземпляр с Земли, вступающий в лоно семейства. Итак, мать и дочь стали первыми марсианскими субъектами воздействия нового духа.

Неосторожная откровенность Гершеля указала Гиоре подходящую жертву, и конный разбойничий отряд направился из Марса в Зюдмарс, где атаман рассчитывал углубить прежнее шапочное знакомство с разбогатевшим Айзиком. Встреча, как и следовало ожидать, началась приятной беседой. Гиора и Айзик обнялись. Почтенная Рина почти подружилась с юной Цвией.

Хозяевам показались интересными и многообещающими планы гостей перестроить сердца марсиан. Тут Гиора пояснил, что великое сие начинание требует больших пожертвований. Разумеется, добровольных. Заявление атамана замутило атмосферу встречи. Но делать нечего – надо раскошеливаться. Поскольку, согласно брачному договору, имущество у Айзика и Рины раздельное, то разбойничья казна пополнилась из двух источников.

Желая успеха почину молодого товарища, Айзик подсказал ему, что скорее всего в Нордмарсе, где проживает богатая элита планеты, они смогут хорошенько пограбить. Гиора с женой и верными товарищами совершили конный переход через всю страну с юга на север.

Чопорный вид Нордмарса поразил Гиору и заставил непривычно оробеть. На помощь пришел один из богатейших горожан виконт Ярив. Этот воротила держался того мнения, что для успеха дела крайне важно узнавать новости раньше конкурентов. Он первый в городе проведал о приближении отряда и сам вышел ему навстречу. Ярив усмотрел в действиях разбойников зарю желанных и назревших перемен. Он снабдил их деньгами, и при условии сохранения тайны обещал помогать и впредь, ибо чутье подсказывало ему, что вложения окупяться многократно.

На этом закончилась ненасильственная часть анабасиса Гиоры. Приобретались сабли, всевозможная амуниция, колесницы, повозки и так далее. Нашлись люди, которые знали, как изготовлять эти непривычные для Марса вещи. Не желавшие расставаться с деньгами толстосумы отдавали их под угрозой применения оружия.

Однажды пролилась кровь. Раз случившись, это событие повторялось, утратило уникальность и, хоть и не превратилось в обыденщину, но уже не оскорбляло чувства людей. Происходя часто, насилие становится терпимым. Отряд Гиоры обездоливал одних и осчастливливал других. Атамана любили товарищи, боготворила жена и боялись власти. Для поддержания порядка, они тоже собирали войско, вооружались, сражались с бандой. Адель расширяла дело, получая новые заказы один за другим.

Брожение умов охватило безмятежную прежде планету. Хладнодушие не исчезает сразу, но многие решали для себя – с кем они. Перемены в сердцах происходили незаметно для людей. Дремавшие страсти и инстинкты просыпались.

ГЛАВА 12

Постели, нежные от ласки аромата,

Как жадные гроба, раскроются для нас,

И странные цветы, дышавшие когда-то

Под блеском лучших дней, вздохнут в последний раз.

Шарль Бодлер, “CXXXI. Смерть любовников”, перевод К. Бальмонта.

О ложе, ты, что брачный пояс мой

Распущенным увидело, – прости!

Я не сержусь, хоть только ты сгубило

Меня: тебе и мужу изменить

Боялась я и, видишь, – умираю.

Еврипид, “Алкеста”, эписодий первый, перевод И. Анненского.

Война Гиоры поначалу походила на бунт, но постепенно такое сходство исчезло, и борение превратилось в негасимую, но не слишком бурную гражданскую войну. Брошенная им искра упала на огнеопасную почву подавленных влечений, и помимо его воли разгорелись два набиравших мощь очага пламени. Природные страсти искали выход, кусали и раскачивали исконную апатию, а та, в свою очередь, не желала сдавать позиции, и обе эти силы завладевали массами марсиан.

Безымянный атаман-хулиган становился известным полководцем. Гиора давно переступил порог своих амбиций, но как остановить камнепад? Тому честь, кто может снесть! Трудно сказать, то ли Гиора правил событиями, то ли они влекли его за собой. Неуверенность мужа передавалась жене и огорчала ее.

Удивительно легко приживались в характерах многих марсиан неведомые прежде черты – кровожадность, похоть, любопытство. Храмы Божьи гудели проповедями, трактующими по-новому деяния Каина и Хавы: искусные толкователи всегда шли в ногу со временем.

Как и ожидалось, оказались на высоте правящие круги масианские: они проявили коренное свойство всякой власти – инстинкт выживания. Повелевающим положено бессмертие. Были увеличены налоги, создана полиция, тюрьмы, армия. Марсиане спешно учились у землян ковать холодное и лить и точить из стали огнестрельное оружие, выдумали изобретенный на другой планете порох, приняли законы о гуманной казни и нашли добровольцев-палачей.

Ускорилась постройка железных дорог, паровая тяга теснила гужевую, инженерия обрела престиж, а поэты и художники набирали полные легкие нового воздуха.

Виконт Ярив потирал руки. Военные поставки приятным бременем тяжелили семейную казну. “Если можешь – обогащайся честно, а если нет – то как можешь!” – шутил виконт, не имея в виду себя. Берта выполняла заказы одной из воюющих сторон, Ярив снабжал другой лагерь. Однако, не алчность, но патриотическая идея главенствовала во взглядах магната. Марс необратимо стал на новый путь. Опасное отставание от дьявольски агрессивной Земли счастливо сокращалось, души раскрепощались, сердца просыпались к жизни.

Психиатр Хагай ревниво наблюдал за прогрессом неразвитых прежде областей медицины. Необходимо оперировать раненых, лечить переломы и ожоги, ампутировать конечности, ухаживать за инвалидами. При этом беспристрастная медицинская статистика тревожила цифрами о сокращении душевных заболеваний.

В рядах армии Гиоры сражалось непропорционально большое число земных иудеев-праведников, сокрушавших чужие устои. Это зловещее обстоятельство кололо глаза ортодоксальным массам марсианского народа и оказывало двоякое действие на власти. Кормчие планеты, с одной стороны, не желали нарушающей их покой межрелигиозной вражды, а с другой стороны, радовались появлению удобного русла, в которое при желании можно было направить гнев большинства. В новой реальности правительство осваивало государственные маневры, меламед и раввин Гершель тяжко вздыхал, а тщеславный неслух Гиора вспоминал пророческие остережения мудрого земляка.

Для настоящего ученого не существует политики. Поле его интересов простирается в научной области, и только в ней. Озабоченный переменами медицинских приоритетов, Хагай еще больше углубился в работу. Необходимо форсировать результаты нового метода лечения душевных болезней. Кроме того, убыль психических недугов казалась ему явлением случайным, этакой статистической флуктуацией. Новые духовные веяния на планете должны были, по его мнению, лишь увеличить опасность безумия. Хагай проводил в своей клинике дни и ночи и совсем позабыл о молодой жене.

Демонический дух витал над планетой и вселялся в души. Огонек эстетизма с младых ногтей шуршал в сердце Итро, подпитывался восхищением юной женской красой, хотя не грозил пожаром. С годами костерок почти потух, но нынче занялся на свежем ветру, запылал трескучим пламенем. Скучающая Малка благосклонно снизошла к страсти незрелого старика. Итро потерял голову. Из Зюдмарса переселился в Марс. Провожал Малку на занятия и встречал ее. Домогался близости молодухи.

Однажды несчастная Адель, задумавшись, неосторожно без стука вошла в дом сына. Развратное непотребство взорвало ее понимание целомудренной чистоты супружества. В центре гостиной она узрела полуодетую Малку, волосы были призывно разбросаны по плечам. На коленях перед девкой стоял Итро и жадно целовал ей руки.

“Гнусный снохач!” – взвизгнула Адель, захлопнула дверь и бросилась прочь. “Как простой вахлак! Профессор! Грубая скотина! Самец! Кобель! – рыдала бедняжка, – а моя Цвия – святая против этой мерзавки! Бедный Хагай ничего не подозревает. Какое огромное сердце – самозабвенно лечит недужных! Сладкий сынок мой, тебе чужды бешеные страсти, только благоразумие и польза живут в добропорядочной душе твоей!”

Адель возвращалась в Зюдмарс в сопровождении Яары и Надава. Дочь нежно гладила голову и плечи неуемно плачущей матери, а та в свою очередь вцепилась в руку Надава. “Пусть он больной, но ведь хороший парень, – думала Адель, – доживу ли до их женитьбы?”

Лад меж Яарой и Малкой совершенно расстроился. “Как дружить с той, кто принес столько горя в семью?” – рассуждала Яара. Она пыталась говорить об этом с Надавом, но он избегал личной темы. В последнее время он крепко думал об изображении пространства на плоском холсте, кажется, нащупал главное. Новые веяния заострили ум, он пребывал в благополучном периоде ремиссии, и жаль было растрачивать силы.

Потрясение сломило Адель, и она занемогла. Черые мысли сверлили воспаленный мозг. “Что будет с Итро? Как сказать Хагаю? Стыдно слуг.” Даже маленький Амир почуял недоброе в семье и не оходил от больной матери.

Мир, как известно, мал. До Гершеля дошли скандальные слухи. Не думая долго, он послал к Итро одного из мальчиков-учеников с запиской. Старый меламед категорически требовал от бывшего покровителя немедленно явиться к нему домой. Да, времена изменились. Гершель заработал столь высокий моральный авторитет среди марсианских интеллектуалов, что смело мог говорить повелительным языком с профессором и важным государственным чиновником.

Итро покорно явился к былому своему протеже. Гершель принялся наставлять бесшабашного любовника. Огромность знаний несколько часов поддерживала красноречие учителя. Увы, слишком мало значит слово мудреца против немудреного дела Хавы!

“Я прожил долгую жизнь, – размышлял огорченный неудачей Гершель, – я видел браки благополучные и неуспешные. Воистину, бесконечно многообразно супружеское счастье, но бездольные семьи все несчастливы одинаково: горе, горе и горе – их жалкий удел!”

Гершель вспомнил почему-то свою отроческую любовь к Малке. “Милая девочка в городе Вильно. Потом Божин разлучил нас, и уже ничто в мире не смогло соединить наши судьбы. Она умерла молодой, я – стариком. В раю мы свиделись, я признался ей и раскаялся. Ведь я стар! И вот теперь она вновь молода, но другой старик, что смелее меня, завоевывает юное сердце…”

Безрассудство идет до конца и возраста оно не разбирает. Итро и Малка ударились в бега. Они укрылись в самом дальнем и безлюдном западном конце планеты – в какой-то безвестной деревне за Вестмарсом.

Гершель принял эту новость с бесхитростным простецким изумлением. “Какими, однако, невероятными изменами отмечено марсово беспутство! – размышлял он, – на Земле, случалось, юная жена удирала с лихим ухарем от немилого мужа-старца, а тут баба в соку бежит со стариком от молодого мужика!”

Адель ждала этого бедствия. Она была уже тяжело больна. К ней приставили сиделку. Бедняжка предвидела скорую смерть и молила Господа, чтоб поскорее кончил муки ее. Не о своей несчастной доле горевала Адель, думы о судьбе Хагая терзали материнское сердце.

Рожденный переменами дух честолюбия казался всепроникающ. Основательный и педантичный ум Хагая поддался непривычной лихорадке поиска, азартно и быстро находил решения сложных, порой, застарелых проблем. Молодой ученый жадно вдыхал запах победы. Все шло, как нельзя лучше. Метод работал.