Ангел Михаэль оказался прав в своем прогнозе. Гершель и Айзик сошлись замечательно. За несколько десятков лет, проведенных вместе в раю, недружелюбие и подозрительность исчезли, разногласия сгладились, а взгляды на бытие и на небытие сблизились. Однако, линии их воззрений не стали строго параллельными, и пересечения кое-где сохранились, что одобрялось Михаэлем.

Старший над раем отдавал предпочтение непритязательному разномыслию пред абсолютным единомыслием. Он опирался в своих суждениях на фундаментальные принципы творения. Возводя мир, Бог всякой вещи создавал ее противоположность: рай и ад, праведник и грешник, знание и невежество, и так далее до бесконечности. Поэтому, по мнению Михаэля, разномыслие хорошо согласуется с идеей творения.

Стоит отметить, что Михаэлю свойстенно было некоторое вольнодумство. Он полагал, что за последние четыре-пять тысяч лет небесная администрация несколько охладела к сложному диалектическому методу правления и порой уступала соблазну упрощенчества. Власти, разумеется, не выставляли напоказ свою новую непохвальную склонность, равно, как и Михаэль по-ангельски терпеливо и благоразумно не спорил и не жаловался.

Неистощимая многоликость изучаемого праведниками предмета отражала глобальную идею сосуществования противоположных вещей. Поэтому единообразие в раю было неизбежным спутником тамошнего многообразия. Обитатели рая пребывали сотни и тысячи лет в абсолютно благотворной, но в то же время замкнутой и беспроблемной среде. В этом состояла причина самоустремления личностей к единообразию.

Бессмертие небесных счастливцев создало неизвестную на земле ситуацию сохранения облика. Пока человек жив, он меняется, и в старости лицо его – какое заслужил. Но лик обитателя рая остается неизменным. Если разница в земном возрасте в двадцать-тридцать лет весьма ощутима во внешности человека, то разница в тысячу лет в раю незаметна вовсе. Факт сей хоть и приятен, но чреват скукой.

По прошествии нескольких тысячелетий с начала заселения рая, ангел Габриэль обратил внимание на появление признаков хандры у некоторых жителей небес. Его встревожило это обстоятельство. Капля меланхолии в серце есть капля ада, то бишь капля яда. Он обсудил свои наблюдения с ангелом Михаэлем, и оба решились доложить о них Богу. Заработав похвалу Всевышнего за наблюдательность, ангелы получили задание от Него: изобрести нечто такое, что добавит свежести ощущениям. Со своей стороны Бог обещал поддержку чудесами, если таковые потребуются.

И вот что придумали Михаэль и Габриэль. Праведников, на лицах которых обозначились следы меланхолии, следует возвращать на короткий срок к острым переживаниям былого. Это изобретение получило название “День, как вся жизнь”. В течение одного дня ипохондрик насладится радостями детства, вкусит сладость молодости, переживет хлопоты зрелости, и, наконец, отведает горечь старости и смерти. Последнее, по мнению авторов плана, особенно важно для создания благоприятного контраста по возвращении праведника в райское настоящее. После доработки всех деталей ангелы представят проект на суд Господа.

Итак, Айзик и Гершель почти забыли с годами о своем хасидском и хасидоборческом прошлом и целиком отдались учению. Пробуждались ото сна с первыми лучами дневного светила и принимались сообща вникать в премудрости Писания, самые волнующие места которого обсуждали меж собой или с другими близкими по духу товарищами. Вместе трапезничали, поглощая райскую пищу и утоляя жажду райскими напитками.

В часы досуга толковали о небесных событиях. Как-то раз, утомленный после напряженного дня Айзик сказал Гершелю: “Я слышал, однажды Бог устроил состязание между Адамом и дьяволом – кто больше знает названий обитающих в раю животных. Адам победил в этом соперничестве, но Господь подсказывал ему!” Гершель по своему обыкновению заметил: “Я читал об этом.”

В другой раз Гершель сообщил товарищу еще одну подробность из жизни Адама: “Когда Бог изгнал первого человека из рая, некий жалостливый ангел научил отверженного кузнечному ремеслу и снабдил его необходимыми инструментами. Покинув рай, Адам поселился на горе Мория. Ненужные на небесах трудовые навыки помогли ему и его семье на земле.” Айзику это было известно из книг, но он воскликнул: “Какой интересный факт!”

Малка

Пока жив был, Гершель казался себе человеком практическим и в тоже время не лишенным романтических устремлений сердца. Как реалист, он не без оснований мнил себя, закаленного праведника, обитателем рая после смерти. Как романтик, он мечтал встретить на небесах зазнобу юности – очаровательную Малку. У раввина не было и тени сомнения, что безвременно умершая на заре молодости Малка, чистое и невинное существо, девица не знавшая мужа и не ожесточенная борьбою с соблазнами, также, как и Гершель, окажется в раю.

Из предыдущего изложения читатель уже знает, что пребывание в раю в определенной мере нивелирует личности его обитателей. Сердечные порывы несколько ослабевают и отчасти уступают место жажде знаний. Однако, перемены эти не абсолютны, они есть, но действуют “в определенной мере”, “несколько” и “отчасти”. В первые три-четыре века жизни на небесах внутренние свойства характера сохраняются, хотя среда безальтернативного счастья притупляет их.

В свете этих фактов понятно, что, очутившись на небесах и погрузившись в учение Торы, наслаждаясь райской сладостью этого творчества и пользуясь возможностью обсуждения идей с другом, Гершель ни на год не переставал думать о прекрасной Малке. Он мечтал встретить ее и боялся встречи. Роковая разница в возрасте! Когда-то они были ровесниками, а сейчас… Малка и прежде не знала о его любви, что сказать ей, коли увидит ее? Однако, любовь возвышает дух, а он одухотворяет тело! Да, чтобы любить, нужна живая плоть и горячая кровь. Но разве прикажешь сердцу?

Как найти Малку? Ведь не станешь же спрашивать у ангелов, где размещаются праведницы! Из книг Гершель знал о существовании рая для женщин. Но как мало об этом написано! Короткие, скупые строки. Прежде он не задумывался о причинах такого положения. Теперь оно привлекло его внимание и казалось несправедливым. “Кто осчастливил нас Святыми Книгами, кроме тех, что даны Богом? – размышлял Гершель, – их сочинили мужчины! В каком мире мы жили, пока жили? В каком мире мы обитаем сейчас, после смерти? На том ли свете, на этом ли – главенствуют усы и бороды! Однако, не разумеется само собой мужчин господство!”

“Так вот где зарыта собака псевдомудрости, да простится мне сия неприличность! – вскричал про себя Гершель и тут же испугался, что мысль эта может быть истолкована неверно, как ставящая под сомнение мудрость книг, – нет, я не то хотел подумать, – оправдывался перед собой Гершель, – я имел в виду лишь недостаток внимания к женщине в раю. Ведь не зря же Господь сотворил женщину для мужчины. Она в помощь ему дана. И на небесах ей пристало пребывать в той же почетной сущности.”

“Людей обоих полов рождается поровну, стало быть, и умирает поровну. Однако, как и где живут мужчины на небесах – мы знаем хорошо, но слишком мало нам известно о женщинах. Боже сохрани меня покуситься на непреложность догмата скромности! Как и в синагоге, так и в раю пребывание мужчин и женщин должно быть неукоснительно раздельным, и это правило, слава Богу, соблюдается. Но не держать в тайне от мужчин местопребывание женщин в раю, – разве в этом есть ущерб целомудрию? Надо обсудить с Айзиком и с Михаэлем.”

Рай слухами полнится. Раз услышал Гершель разговор коллег-праведников, мол в такой-то день, в такой-то час, на такой-то аллее райского сада будут прогуливаться жилицы женского рая. Случившийся поблизости ангел c неодобрением отнесся к странному направлению беседы и попутно заметил, что правильно говорить не “женский рай” и не “мужской рай”, а “рай для женщин” и “рай для мужчин”, ибо неточность формулировки чревата нежелательным трактованием. Педант Гершель мысленно признал правоту ангела, но главным для него было сведение о прогулке. “Возможно, – подумал Гершель, – это регулярный моцион, надо присмотреться. Вдруг встречу Малку!”

Гершель установил наблюдение, и вскоре упорство и терпение были вознаграждены. Среди женской публики он узнал знакомую фигуру, разглядел милые черты: Малка! Она отстала от подруг, и это облегчило задачу искателя приключений (если в раю допустимо такое выражение!). Он нагнал ее. Как представиться ей, как начать разговор? Они оба из Вильно. А Вильно – это Европа, а не заскорузлый украинский Божин. Требуются хорошие манеры, чтобы расположить к себе женщину, не испугать, не показаться грубияном. Память о правилах этикета выручила. Гершель умело подошел, назвал себя, напомнил о юности.

Увы! Малка долго не могла узнать виленского соседа. Она не ведала о чувствах юного Гершеля – ведь он был слишком робок! Однако, услыхав запоздалое признание, приняла его благосклонно. Хотя в одобрении ее сквозил справедливый упрек: где ты был раньше, воздыхатель? Ведь молодость не вернешь! С женским практицизмом она обратила его внимание на бесперспективность ситуации. Гершель рассказал Малке о плане ангелов Михаэля и Габриэля “День, как вся жизнь”. Это пришлось к месту и добавило теплоты. Малке пора было догонять товарок, да и Гершель заторопился. Главное, первая встреча состоялась!

Гершель вновь разыскал Малку. Беседа текала вяло, и неудовлетворенность его росла. И уж не Малка, а сам он был тому причиной. Он мечтал ее встретить, а встретив, не ощутил воскрешения романтических порывов. “Ах, она осталась молодой, а я уж стар… Что рай творит с нашими годами, что наши годы творят с сердцами!” – сокрушался Гершель. И подумал он, что правильно будет приобщить к этим встречам Айзика – быстрый ум и острое слово бывшего хасида непременно оживят разговор.

Первая феминистка

Итак, Гершель задумал приобщить Айзика к встречам с Малкой. Товарищ его боек, за словом в карман не лезет, и разговор оживится. Так он представил дело себе самому, и в том же лестном для Айзика духе предложил ему стать участником бесед. Малка подумала сперва, что земляк знакомит ее с новым человеком в надежде занять позицию положительного антипода. Гибкий женский ум не удовлетворился единственной версией и придумал еще одну: Гершель утратил интерес к ней и хочет изящно освободиться от бремени. Такое допущение огорчило Малку.

Было бы ошибкой полагать, что женщина способна выдвинуть только две альтернативы, но Малка этим удовлетворилась. Доброе ее сердце шепнуло ей: “Эти милые старички родились и умерли мужчинами и не виноваты в этом. В мужских головах даже рай не заместит бессмыслие невнятных надежд на прочность здравого смысла. Не будь строга, дева, к слабым от природы – ведь их половина человечества!” И Малка согласилась встречаться вместе с Гершелем и его другом, подумав гордо, что ей вполне есть что сказать обоим, а ее собеседикам – чему внимать.

Айзик отнесся к идее Гершеля легко и естественно. Он не утрудил себя тонкими вопросами и не искал глубокомысленных ответов. Он был рад перспективе новизны.

Малка сообщила своим слушателям, что проживает в том отделе рая для женщин, который расположен на пятом небе. Это весьма важный отдел. В нем поселились Сара, Ривка, Рахель, Лея. Несколько раз она удостоилась видеть мельком великих женщин, сыгравших столь важную роль в истории иудейского народа.

Разумеется, Малка не находилась в непосредственном соседстве с праматерями: ведь и в раю для женщин, как и в раю для мужчин, существует разделение сфер обитания по критериям праведности и заслуг перед Богом. “Моя праведность в чистоте помыслов, мои заслуги перед Богом не считались великими на земле, но весьма ценимы в раю. Я умерла, не успев познать мужа, и душа моя была свободна от похоти. Посему меня определили в столь почетное отделение рая!” Девица сказала это мужчинам без всякого смущения, и Гершель с Айзиком пришли к мысли, что стыдливость тяготеет скорее к пороку, нежели к добродетели.

“Нашим отделом управляет Авигаиль, самая красивая из жен царя Давида, – сообщила Малка, – мы все любим ее и сочувствуем ей.” Мужчины переглянулись. “Отчего же прекрасная Авигаиль нуждается в сочувствии?” – спросил Айзик. Глаза Малки подернулись грустью. “Авигаиль говорит, что возлюбленный муж ее обитает неподалеку. В небесном Храме на непрестанных пирах он играет на лютне и поет сочиненные им псалмы во славу Бога. Ангелы подают вино самое старое и самое лучшее, выдержанное с дней творения. Слушатели внемлют Давиду, а он бесконечно увлечен благородным и возвышенным своим занятием. Авигаиль гордится мужем, но вот уж несколько тысяч лет, как бывший царь не справляется о жене. И Авигаиль пребывает в печали,” – ответила Малка.