Грань

Эрик остановился, упер руки в бока и склонил голову вниз. Потом посмотрел на небо, шумно выдохнул и немного истерически хихикнул.

– Я, конечно, может, что-то не понимаю, но навигатор показывает, что прямо впереди должен быть этот долбаный «Пионер»! И не знаю, как ты, но я вот никак его не вижу!..

– Не поверишь, я тоже, – ответила Аня. – Но ты же повернул ровно в том же месте, где и в прошлый раз. Тогда его не было, откуда он сейчас-то появится?

Аня улыбнулась и, как ей казалось, нежно посмотрела на Эрика.

– Да вот же он, сама посмотри, – начинал заводиться Линдгаард. И он повернул экран смартфона так, чтобы Ане было хорошо видно. – Смотри, вот! Синяя точка. По расстоянию от нас 250 м. То есть он буквально вон там!

И Эрик указал рукой туда, где «буквально вон там» должен был находиться большой торговый центр с искомым кинотеатром. Однако упрямая действительность ясно показывала на том месте лишь невзрачную пятиэтажку.

– Ну, послушай, может, приложение старое, то есть не обновилось, а ТЦ снесли? – попробовала внести рациональное объяснение девушка.

– Ага, снесли. И дом построили тут же. Ерунда какая-то…

Эрик замолчал. Снова опустил голову, сощурился, как будто что-то вспоминая, помогая этому процессу интенсивным массажем обросшего приличной щетиной подбородка.

– Пошли-ка обратно. Кажется, в том переулке я видел проход направо. Наверно, в навигаторе просто не прорисовано.

Он схватил Аню за руку и потащил ее назад в переулок. Через несколько шагов они увидели заборчик из кованых черных прутьев и аккуратные в таком же стиле кованые воротца посредине.

– Вот, уверен, нам туда! Лишь бы было открыто… – и Эрик попробовал открыть воротца.

Те с легким скрипом поддались, и двое прошли внутрь. Дорога заметно сузилась, и ребята шли, достаточно плотно соприкасаясь телами друг с другом. Аня могла бы уйти за спину Эрика, и идти бы стало легче, но она боялась отпускать его руку, как можно точнее следуя указаниям Зеноса. И, чтобы не рисковать, шла с ним бок о бок в этом узком коридоре. Их бедра то и дело соприкасались. Аня даже повернулась бочком, прильнула ближе к Эрику и взяла его обеими ладонями за плечо. За довольно широкое и мускулистое плечо, как отметила девушка. Тут Анна обо что-то запнулась и потеряла равновесие. Эрик резко развернулся лицом к девушке и придержал ее за локоть, другой рукой обхватив талию. Пара оказалась критически близко. Эрик почувствовал, как грудь Ани очень упруго уперлась в его грудь. Эрик споткнулся обо что-то, потерял баланс и, чтобы не упасть, сделал полшага на Аню, тем самым плотно приперев девушку к стене.

– Ты как? – спросил он, по-прежнему держа Анну в объятьях.

Та только посмотрела на него, не успев еще ничего ответить, как услышала вокруг себя уже привычный низкий голос:

– Аня. Мы идентифицировали проекцию. Ты отлично справилась…

Девушка никак не ожидала вмешательства своего куратора сейчас, в столь тесной ситуации, и поэтому неожиданно даже для самой себя резко вздохнула. Получилось очень чувственно. Изменившееся выражение глаз девушки в сумме с дрожью, пробежавшей по телу от вмешательства Зеноса, дало Эрику некий сигнал к действию. Он отпустил Анин локоть и левой рукой, крепко сжав ее подбородок, впился губами в приоткрытый от неожиданности рот.

Он не видел, как расширились и округлились синие глаза, шокированные такой наглостью. Эрик запустил язык девушке в рот, одновременно с этим погружая пальцы правой руки ей в волосы.

И тут случилось неконтролируемое, непрогнозируемое событие.

Аня спала. А влияние подсознания на сон порой оказывает стихийный эффект, будто лавина, сметая все на своем пути. И это было подсознание девушки, погруженной в работу большую часть времени, изголодавшейся по мужскому вниманию.

Подсознание, спровоцированное импульсивными действиями мужчины, попавшего под чары красивой женщины, погасило Анину осознанность так же мгновенно, как ураган задувает пламя свечи.

Сознание и воля Ани угасали. А мир вокруг терял краски и будто бы облетал хлопьями с каркаса трех измерений. До ее затухающего сознания, как сквозь толщу воды, донеслись слова Зеноса:

– Это Земля-04, нужная проекция! А этот мужчина – это…

Узкая улочка вместе с приятной прохладой солнечного зимнего дня растаяли, и Анна сквозь полузакрытые глаза скорее чувствовала, чем увидела, приглушенный ласковый свет, а кожа ее ощутила приятный хлопок постели.

Затем она почувствовала приятное прикосновение горячего рта к своей шее. Несильное тягучее посасывание. По телу электрическими колючими искрами пробежали мурашки.

Губы поползли дальше вниз, а вместе с ними и разряды тока. Рот партнера остановился на ее торчащем напряженном соске, несколько раз поводил языком вокруг него, по ореолу груди, затем ощутимо, достаточно сильно прикусил зубами. Анна выгнулась дугой как кошка и застонала от удовольствия. Другой сосок также не остался без внимания.

Наигравшись с грудью, мужчина встал, взял Анины волосы в кулак, один раз обернул вокруг кисти и стащил голову девушки с края кровати. Опустившись на колени перед ее лицом, он резко вставил свой горячий подрагивающий член ей в рот.

Аню держали под голову большие сильные пальцы. Ягодицы в капельках пота ходили вперед и назад. Длинный и скользкий член то выходил наружу по самую головку, то погружался по самый корень. После нескольких фрикций, она отвернулась, освободила горло, со страстным стоном вздохнула и сплюнула слюну. Только она это сделала, как ее голову взяли двумя руками, и надели обратно.

На шее у девушки стал ритмично вздыматься бугорок, все быстрее и быстрее с каждым новым движением. И вот, наконец, член резко выдернули изо рта. Аня тут же, судорожно и с хрипом принялась вбирать воздух. Слегка отдышавшись, она сплюнула тягучую липкую слюну. Та струйкой повисла у нее на волосах.

Наигравшись с Аниным ртом, мужчина решил наконец перейти к другим отверстиям.

Он трахал ее долго, грубо и жестко, не стесняясь шлепал по заднице, наматывал волосы на кулак и впивался своими жадными лапами глубоко в самые мягкие места, так, что потом оставались красные разводы. Порой Аня не понимала, отчего же она все-таки кричит: от боли или удовольствия. Но ее партнер не обращал на это внимания и продолжал остервенело использовать девушку.

И тут с очередным ударом головки члена о что-то, очень глубоко внутри Ани, реакция началась: ее ноги задрожали, от ее лона по всему телу побежали сильнейшие импульсы, на коже выступили мурашки, а сама она зашлась в приступе невероятного восторга с громким долгим криком.

Пара разъединялась. Аня, тяжело дыша, извивалась на кровати в судорогах удовольствия.

Передышка была недолгой. Девушку снова перевернули, на этот раз на спину. Ее партнер небрежно расположился сверху. Движения были резкие и сильные. Каждый удар таза сопровождался громким шлепком. Аня царапала потные спину и руки, впивая ногти в трицепсы.

Он взял ее за горло одной рукой, сжал и увеличил темп. И скоро, воспринимая этот мир неясно из-за удушения, она ощутила, как горячая жидкость с напором заполняет ее изнутри.

Мужчина наконец извлек закончивший свое дело член. Спустя мгновение струйка клейкой спермы протянулась из вульвы и небольшой белой лужицей разлилась по простыне.

Аня с наслаждением откинулась на подушку и закрыла глаза. В следующей раз она открыла их, лежа в своем номере апарт-отеля, очередным прекрасным, солнечным зимним утром.

Глава 16

В кабинете на втором этаже было жарко и душно. Мысли путались, мешались и теряли ориентацию в этой духоте. Они то и дело норовили спрятаться друг другу за спину, смешаться с окружением, пропасть или вовсе раствориться в голове.

Эрик запустил пальцы себе в волосы и сильно помассировал голову, пытаясь сосредоточиться на пустяковой, в общем-то, задаче. Только вот невыносимая жара никак не давала этого сделать. Он резко повернулся на кресле, поднялся и распахнул настежь окно. В кабинет дохнуло морозным уличным воздухом, разом перехватило дыхание. Однако уже после второго вздоха Эрик совладал с суровым ледяным воздухом и теперь жадно втягивал в себя его массы одновременно и носом, и ртом. Грудь его высоко вздымалась и опускалась. Казалось, молодой человек никак не мог надышаться, а горячую грудь и лицо, которые пошли от жары красными пятнами, не мог охладить даже звенящий свежестью студеный сибирский воздух.

После того как Эрик проснулся, подавляющее большинство своих действий он делал в прострации на полном автомате. Как только он открыл глаза, разбуженный пиликанием телефонного будильника, он сразу принялся вспоминать, что именно было не так и в чем подвох. В том, что подвох этот непременно есть, Эрик не сомневался ни секунды. Он лежал в своей кровати, пялился невидящим расфокусированным взором в потолок и упрямо своим едва отошедшим ото сна мозгом пытался понять, что же не так. Каждому знакомо это чувство. Вы словно ощущаете это в ментальном своем теле, душе, если угодно. Скажем проще: вы ощущаете это в себе, некую иглу или занозу. Эта заноза пульсирует и ноет в вашем сознании, доставляет дискомфорт, но вы не понимаете, что же это впилось сейчас в вас, в чем причина и почему это не позволяет вам жить спокойно. И нет бы смириться и отпустить это гнетущее чувство, сфокусироваться на чем-нибудь приятном и вспомнить наконец, что в жизни все по-прежнему вполне сносно, а если вдуматься, то очень даже хорошо, а если подумать еще лучше, то просто чудесно. Но нет! Человек бросает все свое внимание, волю и концентрацию, чтобы локализовать эту наглую пульсирующую занозу, вынуть ее из себя, а затем долго и пристально рассмотреть во всех подробностях. Подвергнуть изучению каждую ее грань и малейшую шероховатость. Наблюдать, как по этим неровностям стекает слезами кровь твоей души. И все изучать ее и изучать, во всех ракурсах рассматривая этого возмутителя спокойствия. До тех пор, пока не становится ясно, что ты держишь и вертишь в руках никакую не занозу или иголку, а кусок собственной души, вырванной твоими же пальцами. В поисках мнимого несовершенства ты нашел еле заметную неровность, подцепил ее, расковырял и вырвал с корнем. Хотя мог бы просто не обращать внимания и спокойно жить дальше. И теперь, разумеется, в твоем более или менее целостном до этого, зажившем после последнего самокопания панцире зияет очередная кровавая трещина.

Иногда извлеченное таким образом из самого себя «несовершенство» не дает жить целыми днями. И ведь никто, как правило, не задумывается, что, быть может, природа неслучайно заставляет нас с таким трудом вычленять причину наших терзаний? Что раз она так глубока и неочевидна, то в таком случае, быть может, она и не стоит нашего внимания? Но нет! Человек призывает на помощь весь свой анализ, всю свою память и логику, с их помощью находит эту крохотную часть себя и начинает вытягивать. И, вытягивая, на остриё этой тонкой и маленькой иголки невольно наматывает целое веретено перепутанных между собой чувств и мыслей. Они цепляются друг за друга, вытягивая за собой из души все новые и новые переплетения. А склонный к негативизму человек, естественно, смотрит на распускающуюся по ниткам душу и сквозь открывшуюся брешь видит, но в подавляющей массе дорисовывает, все масштабы своей никчёмности.

Так и сейчас Эрик, вместо того чтобы проигнорировать укол тревожности, списав это на поганую природу вечно недовольного чем-то человека, вместо того чтобы встать и пойти заниматься привычными утренними делами, лежит и думает. Думает и ищет, в чем же дело, ведь он чувствует – что-то совсем не так.

Из памяти вдруг стерлись разом все приятные переживания вчерашнего дня. Стерлась красивая блондинка, случайно встреченная им в кафе, приятный флирт и разговор с ней. Потом то, как они вместе гуляли по городу, заблудившись в трех соснах как два дегенерата в поисках кинотеатра. И как промелькнула между ними искра, мгновенно переросшая в бушующий огненный шторм, поглощая и питаясь одиночеством двух молодых людей.

Все это Эрик не желал помнить, и все мысли его сейчас занимал поиск той самой занозы, которую объявил таковой его мозг, видимо, истосковавшийся по очередной дозе негатива. И Эрик сейчас нашел очень банальную и такую же глупую причину, из-за которой насторожился: он просто не верил в то, что так бывает. Или что может быть настолько хорошо в один обычный вечер.

Но не стоит слишком сильно придираться к Эрику. Дело в том, что карма снова расставила все на свои места, и Линдгаард, до этого изменяя чужие судьбы, наделенный силой внедряться в чужие миры, теперь испытал такое же внедрение на собственной шкуре. И ему бы, наоборот, стоило задуматься о том, насколько же сильно на самом деле ему повезло! На него не рушились своды подземных тоннелей, его не убивали и не волокли по холодному бетону. Его даже не заставляли испытывать то удручающее чувство, когда кажется, и весьма небезосновательно, что весь мир против тебя. Что как будто стали разом реальны все те сюжеты из ТВ-передач про паранормальное и сверхъестественное, над которыми ты столько раз насмехался за ужином. И прямо сейчас все эти вещи разрушают твою самую что ни на есть реальную жизнь и твои, да-да, именно твои цели! Да, еще раз: именно твои, а не чьи-то из телевизора. А ты в это время даже поверить в это не можешь, потому что не можешь себе разрешить в это поверить. Ведь ты же нормальный человек, который всю жизнь прожил, укореняя себя в повседневности и абсолютной обыденности этого мира.

Так что, можно сказать, карма только что обошлась с Эриком очень деликатно и даже с любовью, что вообще-то ей не свойственно.

С осознанностью зомби чистя зубы и после готовя подобие завтрака, Эрик постепенно приходил к тем же самым мыслям. А именно: если он может видеть такие сны, то почему бы не предположить, что другие люди тоже могут их видеть? А раз так и другие люди становились героями его снов, то почему бы и ему не стать таким же марионеточным героем в мире, подконтрольном чужому сознанию?

И вот тогда-то, уже на работе, от осознания этой возможности Эрику и стало очень жарко. Невыносимо жарко. Прохлады в мире оставалось только на то, чтобы дышать. Для того чтобы вдыхать воздух, который, казалось, тоже был очень горяч. И что еще буквально пару градусов добавь тому воздуху – и он воспламенил и сжег бы твои легкие дочерна.

И сейчас он стоял перед распахнутым настежь окном и пытался остудить нутро, изо всей силы вдыхая и выдыхая. Но поскольку пожар в груди Эрика горел и питался никаким не воздухом, а его собственной психической энергией, средства для его тушения искать стоило там же. Где-то в голове или в душе. Проще говоря, внутри.

Поэтому Эрик обратился внутрь себя. Он как бы посмотрел с третьей стороны на себя и на проблему. Этот прием, он читал, называется «метапозиция». Посмотрел и вдруг понял, что проблемы никакой и нет. Был только он, а проблема – это не более чем тень химеры, фантазм, живший лишь у него в душе. Но химер не существует. Человек придумал их сам себе, причем очень давно.

И о чудо! Как только это дошло до него, Эрик почувствовал, как в его кабинете на самом деле стало люто, нестерпимо холодно!

Окончательно прийти в себя помог веселый переливчатый сигнал внутреннего селектора. Эрик быстро закрыл оконную раму, повернулся и нажал на кнопку приема вызова. На дисплее высвечивался внутренний номер гендиректора.

– Слушаю, Андрей Геннадиевич! – как можно бодрее ответил Эрик.

– Эрик, зайди. Срочно.

– Уже иду, Андрей Геннадиевич, – ответил Линдгаард и нажал на селекторе на «отбой».

Спускаясь по лестнице на первый этаж, Эрик раздумывал, что же могло так резко понадобиться от него шефу, и тем более срочно. Быстро перебрав в голове все более или менее важные дела за последние две недели и не найдя там никаких заметных косяков, Эрик приободрился и, подойдя к двери в кабинет начальника, уверенно переступил порог.

– Здравия желаю, Андрей Геннадиевич! – придавая голосу исполнительскую веселость, начал Линдгаард. – Что же у нас такого срочного случилось? Я весь заинтригован, ведь, насколько я знаю, дела у нас идут довольно неплохо.

– Да, ты прав, Эрик. И они в скором времени могут стать еще лучше. Поэтому я тебя и позвал, собственно.

– Тогда, Андрей Геннадиевич, я весь внимание!

– Дело в том, Эрик, что на Камчатке сейчас готовится масштабный, амбициозный и прямо небывалых до этого масштабов проект по глубинному изучению земных недр. Это очень смелый государственный проект. Если в двух словах, то хотят пробурить глубокую скважину фактически у подножья нашей камчатской Ключевской Сопки. Скважину планируют провести очень близко от жерла вулкана. И после этого хотят спустить специальную телеметрию: зонды это будут или каротаж какой, не суть. Но вот хотят они что-то там прописать и зарегистрировать. И для того чтобы по пути все это хозяйство у них не сгорело, нужно хорошее заканчивание ствола. И так случилось, что наше оборудование, ты знаешь, как раз является лидером на рынке, на российском уж точно, по термозащищенности и способности выдерживать крайне высокие температуры.

– Понимаю, – сказал Эрик, – вам нужно, чтобы я подготовил тендерную документацию на конкурс?

– Да, Эрик. Но это, по сути, просто формальность. Я разговаривал с представителем «Роснедр». Все там хорошо осведомлены о состоянии дел на рынке и прекрасно знают о том, что в России у нас конкурентов нет. Зарубежные аналоги использовать не хотят, так как сверху ясно дали понять, что проект этот должен быть осуществлен с привлечением исключительно внутренних разработок и продукта. Так что… Да, ты подготовь коммерческое предложение, отправим куда следует. Все-таки порядок соблюдать нужно, – и Андрей Геннадиевич победно с веселой заговорщической хитрецой посмотрел на Эрика.

– Что ж, это и впрямь хорошие новости! – в тон начальнику ответил Эрик. – Растем, Андрей Геннадиевич!

– Это точно, дорогой, это точно!

– Однако есть еще кое-что, – после недолгой паузы продолжил директор, – я хочу, чтобы ты был нашим представителем там, на объекте. Я просто не вижу, кого можно было бы отправить еще. У тебя ведь из руководства самый богатый полевой опыт, соответственно, и оборудование ты знаешь, как никто другой.

– Я Вас понял, Андрей Геннадиевич, – отвечал Эрик, – все сделаем в лучшем виде и с удовольствием!

– Ну, вот и славно! Все, тогда больше не задерживаю. Все, что нужно для тендера, тебе на почту девочки скинут.

– Ладно, тогда я пошел. На связи в любое время! – Эрик поднял вверх руку с открытой ладонью в прощальном жесте, после чего вышел за дверь.

***

Описывать, как господин Эрик Линдгаард занимался делегированием полномочий по подготовке тендерной документации для участия в конкурсе, который, по сути, уже был выигран, нет никакого смысла.

Гораздо интереснее перенестись на несколько часов позднее и вообще в другое полушарие. На полушарии этом основными представителями суши были два больших материка, связанные между собой узкой перемычкой. А на восточном побережье северного материка в ночных огнях утопал огромный город, крыши домов которого иногда, в пасмурную погоду, пронзали низко висящие облака острыми шпилями.

В одном из самых высоких таких домов-небоскребов в полумраке зала для совещаний с большим столом с атласной, лакированной до блеска поверхностью, переливчатым светом из-под потолка проектор изливал на белую штору световой конус. Падая на штору, тот рождал картинки и образы, слайдами сменяющие друг друга. Последняя презентация была продемонстрирована уважаемой публике, и теперь проектор прогонял ее без звука бог знает по какому кругу. Отсветы с проектора красиво отражались от шкафов со стеклянными каркасами и дверками, от хрустальных ваз и скульптур, зажигая в комнате радужную волшебную иллюминацию.

В центре комнаты на ночные огни города, повернувшись спиной к столу, смотрел человек в дорогом атласном классическом костюме. Он был немолод, зачесанные назад непонятного цвета волосы редели под напором намечающейся лысины. Человек был в элегантных, тонкой оправы из светлого металла очках. Одну руку он сложил на груди, а локоть другой со стаканом янтарного цвета жидкости поставил на кисть той руки, сложенной в кулак. Такая поза позволяла ему время от времени пригублять свой напиток, оставлявший щедрые жирные разводы на стенках стакана.

Даже не особо сведущий в психологии наблюдатель, такой как, например, мы с вами, мог бы с большой долей уверенности сказать, что, несмотря на уверенность и плавность в жестах и позе, человек этот чего-то ждал. И поскольку, чтобы потягивать дорогой алкоголь из дорогих стаканов на вершине самых высоких башен нашего мира, нужно, помимо многих других качеств, обладать умением ждать, то и наш герой дождался того, чего хотел.

Внезапно тишину комнаты нарушило вдруг взявшееся из ниоткуда шипение. Услышав это резкое вмешательство в тишину, можно было испугаться, но затем вспомнить, что, вероятно, это просто заработали многочисленные невидимые динамики, вмонтированные в стены, и тут же успокоиться. Услышав этот треск, человек у окна встрепенулся – видно было, что он наконец-то дождался, чего хотел, одним махом осушил стакан, развернулся и сел в дорогое кожаное кресло на колесиках ровно посередине стола.

– Замля-04 на связи. Слушаю вас, куратор.

Из динамиков еще немного пошипело. То ли реплике, чтобы преодолеть колоссальные расстояния, требовалось время, то ли просто на другом конце выдерживали драматичную статусную паузу, однако спустя несколько мгновений голос ответил:

– И вам привет, четверка. Что нового, интересного?

Голос если и был искажен, то совсем немного, и связь вполне можно было назвать хорошей.

– Куратор, я бы сказал, нет ничего особенного, достойного Вашего внимания, – после недолгой паузы мужчина продолжал. – За исключением, пожалуй, одного.

– Что же это? Вы рассказывайте, а о полезности этого или бесполезности мы уж выводы сделаем сами.

– Русские затевают один смелый эксперимент. Об этом говорит сейчас весь мир. Эксперимент этот должен послужить науке, как кажется на первый взгляд, но вот для чего он на самом деле задуман, зная русских, остается только догадываться, – он немного помолчал и добавил: – Ну и, конечно же, мы не спускаем с них глаз.

– Все никак ума не приложу, – перебил рассказчика голос из динамиков, – я уже не первую сотню лет курирую Землю, но так до конца и не понимаю, почему большинство населения планеты так их не любят?.. Не любят или боятся… Я немного разбираюсь в вашей истории и не сказал бы, что они сделали больше всех ужасного для объяснения такой нелюбви.

– Вы прониклись проблемой как землянин, куратор, – весело фыркнув, ответил мужчина, – и, думаю, вы правы: если подумать, то объективных причин для этого вроде бы и нет. Но вот факт, как вы опять же совершенно точно отметили, налицо. Русских никто не любит. Лично я думаю, что все банально: они просто непонятны большинству цивилизованного мира. Имея так много: как данных природой ресурсов, так и внутреннего потенциала своего народа, – настолько безалаберно все это растрачивать. Ну, согласитесь, как такое можно понять? Зато, когда прижмет, эти русские всю жизнь выходили и выходят из любой передряги сухими из воды! А это, знаете ли, помимо непонимания, вызывает уже настоящую зависть и чувство несправедливости! Вот и спрашивается: ну зачем на планете в геополитической игре такая абсолютно непрогнозируемая нация, способная выкинуть что угодно и любое тщательно планируемое предприятие перевернуть с ног на голову? Вот поэтому, я думаю, и старается весь остальной развитый мир держать этих русских в ежовых рукавицах, насколько это возможно. Извините, куратор, Вам, кстати, знакомо это выражение?

– Какое? Про «ежовые рукавицы»? Да, разумеется, я знаю, кто такие ежи. В нашем мире, кстати, есть очень похожие зверушки, – динамики на какое-то время замолчали, а затем голос из них продолжал: – Ну, в общем, твоя точка зрения на русский вопрос мне ясна. Давай теперь переходи к сути.

– Так вот, суть в том, что внимание всего мира сейчас приковано к развертыванию буровой установки и всей необходимой инфраструктуры на месте эксперимента. И позволю себе заметить, что в сравнении с этим сейчас у нас, на Земле, интересного ничего не наблюдается.

– Понял тебя, Уильям… Тогда подготовь всю информацию по этому проекту к завтрашнему дню. Передашь нашим обычным способом. Суток же тебе хватит?

– Да, куратор, хватит.

– Хорошо, тогда спокойной ночи. Работай.

И шипение динамиков затихло. Спокойствие зала снова не нарушало ничего, кроме, разумеется, переливчатой игры света.

***

Следующий же разговор происходил в высоком белоснежном кабинете. Окна были спроектированы так, что свет, естественным образом вливавшийся в них, делал освещение одновременно и полностью достаточным, и не сильно ярким. Своды кабинета, как и говорилось, были очень высоки и стрелочным конусом, сходились кверху. Свод потолка терялся, утопая в солнечных переливах. Все это создавало иллюзию того, что в кабинете вообще нет потолка, а белые стены буквально парят в воздухе.

Это был кабинет куратора мира Земли Сольдена. Очень немногие посетители удостаивались его личной аудиенции. В числе последних, разумеется, был Зенос, которого мы с вами прекрасно успели узнать. Высший наблюдатель и член немногочисленной команды Сольдена, осуществляющей надзор и, скажем так, коррекцию вверенного ей под ответственность мира.

Но даже свою доверенную правую руку Сольден не стал бы вызывать лично к себе без самых веских на то причин. Начал же он беседу такими словами:

– Значит, Зен. Перейду сразу к делу, потому что мне, например, ясно дали понять, что оно не терпит.

– Слушаю внимательно в таком случае.

– Яхов заторопился. Я не понимаю, почему и что стало тому причиной, но он настойчиво дал понять, что в ближайшее время ждет от нас самых конкретных действий по Земле. По ближайшим проекциям.

– А чего конкретно он хочет? Мы же и так самым плотным образом сейчас с ними работаем.

– Как я понял, в совете узнали про практически одновременное появление входящих в двух смежных проекциях. Это, само собой, заставляет их по-новому взглянуть на Землю, возможно, даже задуматься о пересмотре статуса планеты. А ты знаешь, что влечет за собой пересмотр статуса?

– Представляю.

– Да. Сразу же возрастет уровень контроля. Инициируют протокол вербовки. И вся наша с Яховом деятельность на Земле будет под ударом.

– Да, Сольден, я именно так все это себе и представлял.

– Поэтому что у тебя с этой девочкой и как там наш разрушитель?

– Они контактировали. Контакт произошел на четверке. Девушка, ее, кстати, зовут Анна, успешно внедрилась в мир разрушителя. Насчет их связи мы не ошиблись. Мне лично думается, что подобная связь обусловлена связанностью самих проекций как ближайших друг к другу четных. Плюс эти люди, как два входящих, сейчас живут в одном городе. Вибрации бран часто резонируют, иногда можно сказать, что две этих проекции работают как одна. Для примера можно представить, когда ты пишешь на одном листке бумаги, а на второй тут же копируется твое письмо через специальную копировальную прокладку.

– Зенос, спасибо, – прервал пустившегося в объяснения коллегу куратор, – я ознакомлен с механизмом действия мультивселенной. Спасибо. Но я спросил про другое. Просто опиши мне, как прошел контакт и что удалось выяснить. Желательно проверенные данные.

– Ну, во-первых, мы теперь точно знаем, что это наш разрушитель. За время контакта, которое я специально попросил Анну сделать максимально долгим, полностью удалось считать его психосигнатуру. Теперь мы с легкостью вычислим его внедрение куда бы то ни было.

– Хорошо, а эта девушка знает, кого она нашла? Ты сообщил ей? Она ведь должна быть нашим основным орудием в борьбе с ним, учитывая ее личные мотивы… Надеюсь, ты понимаешь.

– Конечно, Сольден, я понимаю. Я вообще был с ней предельно честен и максимально информативен. Фактически говорил все, что знал сам. Конечно, с поправкой на то, что она в состоянии понять, учитывая знания о природе вселенной ее мира.

– Ну и?.. Она знает, с кем контактировала?

– Я уверен, что догадывается.

– Зенос, ты что, перетрудился за последнюю неделю?! Меня не интересуют догадки молодой девушки с Земли. Я спрашиваю: ты сообщил ей, что это наш разрушитель, или нет?

– Нет, Сольден, я не успел.

– Что? – немного опешил куратор. Удивление даже, казалось, можно было прочесть в его не совсем человеческих серых глазах. – Вот сейчас я правда не понимаю. Я читал твой отчет. Ты там писал, что вы использовали локальную пространственную петлю, так?

– Да, верно.

– А если так, то входящий и его объект или объекты должны были оставаться в этом лимбе, пока петля не будет разомкнута.

– Да, Сольден, все правильно. В теории.

– Тогда каким, черт возьми, образом ты не успел ей сообщить? Ты хочешь сказать, она проснулась? В лимбе?

– Я бы не сказал, что она проснулась. По крайней мере, после, изучая с инженером диаграмму записи с проекции, не было похоже, что она проснулась. Вообще, если бы она именно проснулась, чего быть не могло, потому что была петля, или лимб, как ты сказал, то большинство диаграмм превратились бы в прямые. Не буду перечислять, какие именно, думаю, ты и так прекрасно знаешь. Диаграммы были, она спала, но вот вывод на их основании мы с инженером сделали следующий: ее сон перестал быть осознанным. Следовательно, выполнять с ней какие-то совместные действия больше не представлялось возможным.

После этих слов Сольден отвел взгляд в сторону, обхватил рукой подбородок и принялся легко массировать его указательным и большим пальцами. После продолжительной паузы он продолжал:

– То, что ты говоришь, возможно и даже, более того, случается. Однако очень редко и еще реже должно встречаться у практикующих входящих. А тем более если у него еще есть усилитель, как тот, что ты дал этой девушке.

– Но это случилось на моих с инженером глазах. На диаграмме все отчетливо видно. Если ты, например, не веришь мне, то можешь запросить эту диаграмму.

– Зенос. Если мне не верить еще и тебе, то кому мне остается верить вообще?! Разумеется, я тебе верю.

– Спасибо, это приятно слышать. И вот именно по той причине, что сон девушки резко перестал быть осознанным, я и не успел ей сообщить подтверждение личности ее объекта.

Сольден еще немного помолчал, сфокусировав взгляд на одному ему ведомой точке в пространстве. Затем в упор посмотрел своими нечеловеческими, серыми, слегка светящимися глазами и спросил:

– А ты не думаешь, что он мог ее отсечь?

– Кто, – сначала даже не понял Зенос, – разрушитель? Этот Эрик? Отсечь входящего через осознанное сновидение в своей родной проекции, будучи бодрствующим??! Ты меня, конечно, извини, Сол, но это последнее, во что я поверю.