Первая звезда

И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему [и] по подобию Нашему, и да владычествуют он над рыбами морскими, и над птицами небесными, [и над зверями,] и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле.

Ветхий Завет

Бытие 1:26

1

Привет! У меня к вам вопрос!

Да-да, именно к вам. Тому или той, кто сейчас читает эти самые строки.

Но вначале, представлюсь…

Меня зовут – Адам Малиновский.

Совершенно обычное имя. Такое же обычное, как и моя внешность.

Опишу себя, чтобы вам было легче понять о чём это я…

Рост у меня почти метр восемьдесят, волосы светлые, глаза голубые, телосложение среднее. Вот такой, в принципе, непримечательный, ни в толпе, ни по отдельности, человек.

Но на самом деле, я звезда мировой величины, и вряд ли найдётся тот или та, кто обо мне не слышал или по крайней мере не читал. Этим, между прочим, я совершенно не кичусь и не горжусь.

Подумаешь, знаменитость… Ну и что?

Ну ладно, оставим это тему в покое…

Что там я собирался сделать?

А, ну да. Я хотел вас спросить… Кстати, если мы с вами встречались до того, как я заделался звездой, то тогда вы уже догадываетесь о чём я буду вас спрашивать. В таком случае, тратить ваше драгоценное время я совсем не желаю. Всего вам хорошего и передавайте привет нашим общим знакомым…

Итак, теперь, когда со мной остались все остальные, вернёмся к вопросу.

Должен сказать, что вопрос этот весьма необычен и звучит странно для непривыкшего к моим разглагольствованиям, уха:

– Вы когда-нибудь слышали смех судьбы?

Можете не отвечать, я сделаю это за вас.

Вы его никогда не слышали и даже не знали, что судьба умеет смеяться. И всё это при условии, что вы вообще верите в такого "зверя" как судьба.

Кстати, у судьбы есть ещё много имён. Вы можете называть её Богом, Космосом, Роком, Законом Вселенской Случайности, Провидением, Кармическим Мирозданием и т.д., и т.п. на ваше усмотрение.

Но, представьте себе, как бы звучал вопрос:

– Вы когда-нибудь слышали смех Закона Вселенской Случайности?

Звучит несколько глуповато, не правда ли?

Так что я думаю, оставить за судьбой, название "судьба". И пусть не гневается на меня читатель называющий её по-другому.

А сейчас, я хочу рассказать вам свою историю. Чтобы вы, пройдя вместе со мной по страницам моих воспоминаний, воочию убедились, что нахалка-судьба не только существует, но ещё и умеет смеяться…

2

Итак, если бы я писал книгу о собственной жизни. Я бы начал её так:

"Судьба всегда смеялась над Адамом Малиновским, и его родители были первой причиной этого смеха.

Его отец – на четверть поляк, на четверть еврей, на четверть венгр и на четверть индеец племени Шайенн, влюбился в его мать, наполовину японку, наполовину эфиопку. При этом женившись, он, по настоянию новоприобретённого тестя-японца, взял фамилию жены, из Малиновского, превратившись в Минамото".

Можете себе представить, из какой невиданной смеси состоит ваш покорный слуга?

Кошмар!

Но давайте продолжим…

Итак, я урождённый Адам Минамото.

Неправда ли, жуткое имя для голубоглазого блондина?

Которым я, на самом деле, не являюсь…

То есть блондин я, конечно, натуральный, но глаза у меня отнюдь не голубые.

Нет. Не так. Я совсем запутался и запутал вас…

Короче – мой правый глаз, серо-голубой, цвета послештормового моря. Левый же, чёрный как смоль, точь-в-точь как у моего японского деда. (с эфиопским дедом мне познакомиться не довелось, поэтому я не совсем уверен какого цвета были его глаза…)

Но слава современной науке, изобретшей цветные линзы и рынку оптики, в конце 90-х, сделавшему это изобретение доступным абсолютно для всех!

Сейчас мой левый, выглядит таким же голубым, как и правый. Правда линзу приходится снимать на ночь, но это мне совершенно не мешает…

Правда, так было далеко не всегда.

Во времена моего детства, линзы всё ещё были очень дорогим удовольствием, и никому из моей семьи не пришло бы в голову тратить деньги на такие "пустяки".

Отец вообще считал, что беспокоится по любым пустякам, не имеет смысла. Он был потомственным ковбоем, из города Шайенн, штат Вайоминг, где в последнюю неделю июля, начиная с 1897 года, проводилось (а может и до сих пор проводится), самое крутое родео Америки.

Отец правда не пошёл по стопам деда и прадеда, а вместо этого вступил во всемирно известную банду байкеров "Бандидос", где добился довольно высокого статуса. Затем он сидел в тюрьме за продажу оружия и наезд на полицейского. А когда наконец вышел, решил, что с него хватит этакой жестокой школы жизни и подался в буддисты.

Именно в буддийском храме, где-то в Колорадо, мои родители и встретились. Понятия не имею, что они оба там забыли, но как говорится, "пути господни неисповедимы", ну или что-то в этом роде…

После той встречи у мамы начал расти живот. В общем, это был я…

Она сообщила об этом отцу, и он, решив, что это его возможность остепениться, сделал ей предложение.

Поженившись, они переехали в Даллас, штат Техас. На тот момент там жило большинство маминых родственников. Конечно, кроме тех, что в Эфиопии и в Японии…

Вот в Далласе я и родился. И с самого рождения слышал ковбойские шуточки вперемешку с изречениями Гаутамы Будды.

– Нельзя надолго скрыть три вещи: солнце, луну и истину, – говорила мне мать. – Адам, просто прими себя таким какой ты есть…

– Не стоит волноваться по пустякам, сынок, – поддакивал отец. – Это потому, что надо копить силы на те времена, когда наступит полный п****ц.

Вот это его коронная фраза, которую я слышал ещё с тех пор, как лежал в колыбели.

Не представляю откуда папа знал о том, что ждёт меня впереди, но время показало, что он был совершенно прав…

Я ещё помню, что, иногда косясь на меня и улыбаясь в свои густые рыжеватые усы, он говорил:

– Эх, не быть тебе расистом, сынок. Ты только попытайся, сам же себя за хвост и укусишь.

Его этот факт, почему-то, сильно веселил.

А я тем временем, слыша смех злосчастной судьбы, непосильно страдал.

Я страдал от того, что суеверная няня в детском саду, глядя в мои разноцветные глаза, называла меня "сатанинским отродьем ненормальных буддистов".

Я страдал от того, что меня дразнили в начальной школе, издеваясь над совсем неподходящей мне фамилией.

Я страдал от того, что, когда шли бить евреев, то, зная о моём происхождении, били и меня. И ещё от того что, когда шли бить негров, то, зная о моём происхождении, били и меня. А также от того, что, когда шли бить азиатов, то, зная о моём происхождении, били и меня.

Я страдал от того, что, выделялся, будучи выше всех в классе, а потом, когда все дети выросли, оказался чуть выше среднего роста.

– Почему я? – спрашивал себя маленький Адам Минамото.

А в ответ звучал лишь воображаемый смех.

Это моя судьба смеялась надо мной, истерично гогоча во всё горло.

В школе я считался очень странным мальчиком и, наверное, поэтому, у меня вообще не было друзей.

Хотя нет. Один всё-таки был…

Нет. Не воображаемый друг, а самый настоящий.

Звали его Джордж. Он с девяти лет учился со мной в одном классе, был чёрным и ходил на костылях. Из-за какой-то генетической болезни он едва передвигал ноги, но мне это совершенно не мешало… Я даже благодарил бога за то, что послал Джорджу эту самую болезнь, благодаря которой, он стал моим другом.

Мы проводили довольно много времени вместе и клялись друг другу в вечной дружбе, но у судьбы были иные планы.

В тот год, когда нам стукнуло по двенадцать, Джорджу сделали операцию. Он отходил от неё где-то семь или восемь месяцев, а затем выбросил костыли и занялся бегом.

Ещё через полгода он занял первое место в школе и его даже послали на детскую олимпиаду, где он показал отличные результаты и принёс славу не только нашему району, но и всему городу.

Так у Джорджа появилась целая куча новых друзей и надобность во мне отпала сама собой.

Я остался один, но мне было не привыкать…

Стараясь не обращать внимание на смех судьбы в своих ушах, я проглотил обиду и продолжил жить дальше.

Оставшись без друга, я окунулся в мир книг. И этот мир был воистину чудесным. Зачитываясь каким-нибудь романом, я сбегал от надоевшей реальности и только тогда был по-настоящему счастлив.

Я "глотал" все замеченные мной книги и очень скоро "прикончил" всю семейную библиотеку. Тогда, родителям пришлось выложиться на постоянный абонемент в "публичку", так называли большую публичную библиотеку, находящуюся поблизости. За исключением тренировок по гимнастике, я проводил там всё свободное время.

Кстати, о гимнастике…

Спорт тоже приносил мне радость в детстве.

Точно! Так оно и было… Книги и спорт!

Тренеру гимнастической секции, в которую привёл меня отец, было абсолютно всё равно, какого цвета у меня глаза и как меня зовут. Его волновала лишь правильность и отточенность моих движений, а также беспрекословное подчинение на тренировке.

В общем, так и пролетело моё детство… а с наступлением юности, у судьбы появились новые причины смеяться надо мной.

Лет этак в пятнадцать, я набрался смелости и пригласил на свидание девочку по имени Шарлин.

Ох как же она мне нравилась…

В общем, я получил резкий отказ. Однако не сдался и следуя совету отца, попробовал снова. И опять получил, как говорится, от ворот поворот. И так, семь раз. В конце концов её родители вызвали полицейских и те арестовали меня за домогательство.

Никогда не забуду, как ржали из-за моей фамилии, оформлявшие меня офицеры

После этих событий, я предлагал дружбу ещё нескольким девочкам в школе, но никто не хотел иметь со мной никаких дел.

В итоге, одна из них, сжалилась надо мной и удосужилась объяснить, что никто и никогда не станет встречаться с озабоченным блондином с разноцветными глазами и фамилией Минамото. Это и послужило одной из причин того, что, когда мне наконец стукнуло двадцать один, я изменил фамилию на ту, с которой должен был ходить с самого начала.

Линзы я приобрел за два года до этого, и теперь, став обладателем "новеньких", глаза и фамилии, готовился к поступлению в престижный колледж, при этом, совершено не догадываясь, что злорадный смех судьбы я услышу уже за первым поворотом.

В колледж меня не приняли. Мои, сильно разрозненные знания, накопленные за годы интенсивного чтения, никого не впечатлили.

После вступительных экзаменов, профессора пришли к выводу, что у меня наблюдается совершенно нестандартное мышление, которое никак не может подойти студенту столь престижного вуза.

– Вы, молодой человек, не расстраивайтесь, – сказал мне лысый толстощёкий декан, когда я вломился к нему в кабине за объяснениями. – Есть ещё немало учебных заведений, куда вас вполне могут принять и даже будут оплачивать обучение. Например, сельскохозяйственный колледж… Они там не смотрят на мышление, как на какой-либо фактор. К тому же, в сельском хозяйстве, острая нехватка рабочих рук…

Меня потрясли его слова.

Я-то думал, что такого "всезнайку" как я, просто обязаны принять в то учебное заведение которое он сам и выберет. Однако на деле оказалось совсем не так.

Конечно, если бы у моих родителей были деньги, всё выглядело бы совсем иначе, но, к сожалению, всё упиралось в слово "если" …

Получив отказ ещё в нескольких тому подобных заведениях, я понял, что кроме изучения сельского хозяйства мне ничего не светит.

Я был городским парнем и меня совершенно не прельщала работа на ферме или в поле. По натуре, я больше охотник чем земледелец…

Хотя, кого я обманываю?

Я ни тот и не другой.

Скорее уж философ и мыслитель.

Вот я и сел размышлять, что мне делать дальше…

Скажите, что предпринять молодому совершеннолетнему ботану-оболтусу, если его не принимают учиться, туда, куда он хочет?

Не отвечайте, я сделаю это сам:

1) Ехать за границу (в Европу) и попытаться поступить в университет. (Всё это при условии, что у него откуда-то появилась куча долларов).

2) Призваться в армию (чтобы защищать родину или просто чтобы было чем заняться) и постараться продвинуться по службе.

3) Найти временную работу (которая может стать постоянной, так как нет ничего временного как постоянство (или наоборот)) и трудиться там до пенсии.

Долларами даже и не пахло, к тому же начинать работать мне пока не хотелось. Вот я и решил, что мне прямая дорога на службу.

Буду на передовой, как-нибудь выбьюсь в сержанты, а там, и до офицера уже недалеко…

Ага, как же…

Я попрощался с родителями, собрал вещички и был таков.

Доехав на автобусе до ближайшего призывного пункта, я "нацарапал" заявление с просьбой принять меня в армию. В вопросе о выбранном мной подразделении, я написал "морская пехота", решив, что, если уж призываться, так служить по-настоящему. Затем меня отправили на медосмотр, где мне снова пришлось вспомнить о том, что я ничто иное, как игрушка в руках судьбы.

Доктора, отпустив всех проверяемых, попросили меня подождать.

Я сидел, кусая ногти, не зная, что и думать, а часа через полтора, дверь открылась и показавшийся в проёме коротышка в белом халате, пригласил меня к себе в кабинет.

– У вас гетерохромия, – с очень обеспокоенным видом сообщил мне он. – Глаза разного цвета. Хм-м… Чтобы одобрить вашу кандидатуру, понадобится более тщательное обследование. Видите ли, причиной вашего заболевания…

– Да нет у меня никакого заболевания! – перебил его я. – Доктор, у меня с рождения глаза разные и поверьте, никакого отношения к здоровью, это не имеет.

– А это уже не вам решать, молодой человек, – укоризненно посмотрел на меня поверх очков, он. – У вас может быть всё, что угодно, начиная с врождённых аномалий и заканчивая злокачественной опухолью.

– Да ничего у меня нет! – начал закипать, я. – Просто у меня невероятное смешение генов! В этом и причина!

– Хотите в армию, будьте добры обследоваться, – отрезал он. – Иначе никак.

– Ладно, – вздохнул я. – Делайте со мной что хотите. Всё равно не найдёте никаких болезней.

– Посмотрим, – уже отвернувшись, бросил врач. – А пока отправляйтесь домой и возвращайтесь на следующей неделе…

3

Когда я появился в дверях родительского дома, мама с папой, смотревшие по телевизору буддийскую проповедь, даже бровью не повели.

– Садись сюда, сынок, – похлопал по месту на диване рядом с собой, отец.

Мама просто улыбнулась, кивнула и снова перевела взгляд на телевизор.

Ну что за родители такие?!

Я швырнул сумку с вещами на пол и побрёл страдать в свою комнату.

А что мне ещё оставалось делать?

Хотелось бросить всё и больше никогда не возвращаться к армейским докторам, но как иногда говаривал отец, "славный самурайский клан Минамото, быстро не сдаётся". А я, хоть и поменял фамилию, всё же был частью этого клана.

Поэтому, сжав кулаки, и другие части тела, я дождался условленного дня и опять явился на медосмотр.

На этот раз обычной проверкой всё не обошлось.

Меня подвергли всевозможным анализам, болезненным процедурам, сканированиям и просвечиваниям. В конце концов, примерно через пару недель, врачи, придя к выводу, что я совершенно здоров, дали мне разрешение на подписание четырёхлетнего контракта с армией.

Я ликовал!

Во-первых, моя правота подтвердилась, а во-вторых, мои планы по призыву в армию, наконец претворялись в жизнь.

И вот, получив новенькую, светло-зеленую форму, "бравый солдат" Адам Малиновский, отправился на собеседование с офицером-распределителем.

– Где хочешь служить, сынок? – не поднимая головы от бумаг на собственном столе, спросил меня майор.

– Морская пехота, сэр! – бодро отрапортовал я.

– Пехота так пехота, – всё ещё не смотря на меня, кивнул он и подняв руку собрался поставить печать на бланк с моей фотографией, приклеенной к нему.

Пронзительно зазвенел стоящий на его столе телефон, который я вначале даже не заметил под кипой бумаг.

Моё сердце замерло от нехорошего предчувствия.

Майор удивлённо уставился на телефон.

Видимо ему в кабинет не так часто звонили.

– Да? – после недолгого раздумья поднял трубку он. – Малиновский? Всё ещё у меня.

Он наконец удосужил меня взглядом, в котором читалось неприкрытое изумление.

– А по виду и не скажешь, – продолжал говорить с кем-то майор. – Ага. Морская пехота… Нет, ещё нет.

Он опустил руку с печатью и положив трубку, вздохнул.

– Пришли твои генетические анализы, – сообщил он мне. – К сожалению, на данный момент и речи быть не может ни о какой пехоте.

– Но почему, сэр? – вскричал я.

– Я и сам толком не понял, – пожал плечами он. – Что-то там у тебя в генах…

– И что теперь со мной будет? – с отчаянием спросил я.

– Даже не представляю, – хмыкнул офицер. – Это первый такой случай за всю мою службу. А теперь, солдат, отправляйся в казарму и жди там новых указаний.

Я уныло побрёл в указанном направлении даже не представляя, что меня теперь ждёт.

В казарме оказалось ещё сорок или пятьдесят солдат, ждущих распределения, и я немного успокоился.

– Ты куда идёшь служить? – спросил меня улыбчивый кореец, когда я уселся на стул рядом с ним.

– Пока не знаю, – пожал плечами я. – А ты?

– А я буду моряком, – жизнерадостно сообщил он. – Как мой отец, когда-то.

– Поздравляю, – буркнул я. – А вот мой отец был байкером.

– Тоже ничего! Мотоциклетные войска, это… – начал отвечать азиат, но так и не успел закончить.

В казарму зашли два здоровенных капрала и один из них велел нам строится. Потом нас стали вызывать по списку в алфавитном порядке.

Как я понял, все присутствующие солдаты кроме меня, уже знали о своём месте назначения.

Фамилия моего нового знакомца оказалась Мун и когда её назвали, он вытянулся, и по-молодецки ответив выкрикивающему имена и фамилии капралу, присоединился к остальным морякам.

При этом он успел обернуться ко мне и произнести одними губами "удачи".

Я рассеянно кивнул, рассуждая о том, что фамилия Малиновский должна была идти раньше, чем Мун.

Я решил было узнать, что тут всё-таки происходит и только открыл рот, как молчавший до этого, глазастый верзила-капрал, придвинулся ко мне вплотную и заорал нечеловеческим басом.

Он велел мне заткнутся и помалкивать, а не то он устроит для меня "ад в преисподней". Я, даже не успев вымолвить и слова, остался молча стоять, недоумевая по поводу двух новоявленных вопросов.

Вопрос первый: Что теперь со мной будет?

Вопрос второй: Как можно устроить ад в преисподней, если преисподняя уже является адом?

Оставшись последним в казарме, я получил указание взять стоявшую в углу метлу и пока два капрала решали мою дальнейшую судьбу, подметать и без того сверкающий чистотой, пол.

Один из них тотчас удалился, по-видимому, собираясь спросить у вышестоящего начальства, что делать с лишним солдатом, другой же, скорее всего, от нечего делать, завопил на меня в вопросительной форме.

Мол, чего это я тут грязь развожу своей "поганой метлой". При этом он пользовался словами, не делающими чести ни ему, ни мне и упоминавшими мою мать, а также всех моих предков до седьмого колена.

Я ещё не успел отвыкнуть от гражданской жизни и поэтому не мог оставить столь несправедливое обвинение меня самого и моих предков в моём же лице.

Я очень вежливо указал ему на то, что метла действительно "поганая", но отнюдь не моя, а скорее его. К тому же, ни с моими предками, ни с моей дорогой моему сердцу, мамой, он лично не знаком и знать не может, чем они все в свободное время занимались и занимаются. Поэтому, дорогой "сэр, капрал" должен взять свои очень некрасивые слова обратно, а не то рядовой Малиновский воткнёт ему их обратно в глотку.

Капрал побелел, покраснел и думаю, что он бы позеленел, не помешай нашей перепалке какой-то лейтенант.

Он оглядел казарму и вопросительно уставившись на меня, спросил:

– Рядовой Малиновский?

– Так точно сэр! – гаркнул я.

– За мной! – коротко бросил лейтенант и отвернулся.

Мы с капралом с ненавистью посмотрели друг на друга, но больше ничего не сказали.

Я бросил "поганую метлу" и стрелой выскочил из казармы, стараясь не отставать от офицера.

Мы подошли к армейскому джипу, водитель которого, при виде нас, завёл мотор.

– Садись на заднее сиденье, солдат! – распорядился лейтенант.

– Прошу прощения, сэр? – обратился к нему я, прежде чем выполнить приказ. – Куда мы едем?

– В исследовательский центр, – последовал ответ. – У меня приказ доставить тебя туда.

– А почему, сэр?

– Ну, вообще-то, я не должен с тобой это обсуждать… – медленно проговорил он. – Но мне самому интересно. Судя по бумагам, ты являешься носителем невероятного смешения ген, которого просто не может быть в природе. Интересно, откуда ты такой взялся?

– Из Далласа, сэр, – автоматически ответил я. – Пожалуйста, объясните медикам, что совсем не обязательно меня куда-то везти. Я сам всё расскажу о своём происхождении. Видимо оно и является причиной, моей, так сказать, генной аномалии.

– Я только выполняю приказ, – хлопнул меня по плечу он. – В центре доктора со всем разберутся. А пока садись на заднее сиденье и поехали!

Так я и узнал ответ на вопрос, что происходит и почему пропустили мою фамилию, а вот на второй вопрос, ответа не получил до сих пор.

Верзилу капрала, я увидел из окна отъезжающего джипа, и спросить его, как можно устроить ад в преисподней, так и не сумел.

Наблюдая за удаляющимися воротами базы, я слышал злонравный смех судьбы.

Не прошло и нескольких часов, как я стал главным объектом исследования в проекте под названием "Чудо природы" …

Никто из врачей и генных инженеров просто не желал меня слушать. Они как дети, увлеклись необыкновенной "находкой", которой являлся ваш покорный слуга.

Поэтому, будучи совершенно здоровым, я провёл в военном медицинском центре почти два года.

Меня изучали как какую-то диковинку, время от времени беря кровь на анализ и мазки слюны. Мне запретили заниматься какой-либо работой и днями на пролёт я валялся на больничной койке с библиотечной книгой в руках. Хвала небесам, библиотека центра была огромна и по количеству хранившихся в ней книг раза в два превышала нашу районную "публичку".

В солнечные дни мне позволялось гулять в разделённом на зелёные квадраты парке, располагавшимся с задней стороны центра. Там, в тайне от "мучающих" меня докторов, я занимался гимнастическими упражнениями.

Я всё ещё помнил, как делать сальто в два поворота и ходить на руках Мой, почивший три года назад, тренер, мог бы мной гордится.

Ещё одним утешением в моей больничной жизни был бассейн. Я пересекал его вплавь, вдоль и поперёк по несколько раз ежедневно.

Постоянные упражнения и плавание, не давали моим мускулам застояться.

Был в медицинском центре, так сказать, ещё один бонус… А именно медсёстры.

В основном, это были молодые девушки от двадцати двух до тридцати пяти лет отроду. Я нравился многим из них, к тому же, был единственным здоровым мужчиной в центре, не отягощённым какими-либо обязанностями.

Вначале, меня начала регулярно посещать всего лишь одна миловидная медсестра по имени Глэдис. Я был вне себя от счастья и даже помыслить не мог о чём-то большем… Но у Глэдис оказался длинный язык (как в прямом, так и в переносном смысле) и ко мне зачастили другие медсёстры.

Это было что-то невероятное и напоминало нерест – миграцию форели, когда невообразимое количество рыб выпрыгивает из реки прямо к вам в руки…

В итоге, я стал принимать медсестёр и некоторых женщин-врачей только по предварительной записи. Иначе никак.

Если бы в юности мне кто-то рассказал, какой популярностью я буду пользоваться у женщин через пять-шесть лет, я бы просто ему не поверил. Ну а если бы всё-таки поверил, то, наверное, был бы гораздо спокойнее по этому поводу и не приставал бы к тем девчонкам в школе…

Как-то, когда я уже готовился отмечать моё двухлетнее пребывание в этом, порядком надоевшем заведении, ко мне в комнату вошёл седоватый мужчина в белом халате.

Хорошо, что он хотя бы предварительно постучал. Медсестра Кэти едва успела накинуть свою форму и сделать вид, будто поправляет мне подушки.

Мужчина осмотрелся и попросив Кэти оставить нас одних, присел на пластиковый стул у моей койки.

Выходя, девушка послала мне воздушный поцелуй и притворно нахмурившись погрозила мужчине пальцем. Мол какой всё-таки негодяй. Помешал людям заниматься чем-то приятным. Я тихонько усмехнулся и с интересом посмотрел на своего визитёра.

– Сынок, меня зовут полковник Монтгомери и я руководитель проекта "Чудо природы", – официальным тоном начал седовласый. – Ты явно неглуп и сам понимаешь, что являешься этим самым чудом…

Он трубно высморкался в платок и заглянув в толстую тетрадь, продолжил:

– Мы, обнаружив весь генный потенциал, которым ты обладаешь, были поражены. Видишь ли, такой набор генов как у тебя, просто невозможен для белого человека. Даже если предположить, что в тебе кроме смеси польской, еврейской и венгерской крови, есть, ну скажем ещё и индейская, что в принципе не очень вероятно, то и тогда твой генный набор, мягко скажем – ненормален. Мы откопали у тебя активные гены, принадлежащие к азиатской группе, а также… Ты просто не поверишь! Гены одного из африканских племён, предположительно эфиопов. Всё это просто невообразимо! Между прочим, кое-кто даже выдвинул теорию о твоём внеземном происхождении…

Он на столько разволновался, что уже не замечал, что вытирает пот со лба платком, в который только что сморкался.

– Э-э-э, а можно мне кое-что спросить, сэр? – еле сдержавшись чтобы не засмеяться, почесал голову, я. – Почему это предположительно?

– Не понял, – нахмурился он. – Что это значит?

– Почему это предположительно? – повторил я. – Моя мать наполовину эфиопка. Кстати, наполовину она японка. Это, по-видимому, относится к.… Как вы сказали? Азиатской группе? Да и моя бабка по отцу, наполовину индианка племени Шайенн. И ни один, из нижеперечисленных фактов, никак нельзя назвать маловероятным или внеземным. Ведь что есть, то есть.

– Хм-м-м, ты это серьёзно, сынок? – как-то уж очень странно посмотрел на меня он.

– Конечно, – кивнул я. – Уже два года я пытаюсь с кем-то об этом поговорить, но меня никто не слушает.

– Ясно, – протянул он и не засиживаясь далее, ретировался.

Подумать только! Эти ученые обезьяны в халатах "мучили" меня почти два года, и никто из них не сообразил просто меня расспросить.

На следующее утро, я получил письменный приказ, обязывающий меня явиться в 15:00 к воротам медицинского центра, с вещами. Ниже следовали указания о запрете моей службы в боевых частях.

"Рядовой Малиновский является носителем ценных генетических наборов, значительно важных для Соединённых Штатов Америки. Строжайше запрещается подвергать его жизнь как прямой, так и косвенной опасности…".

К приказу прилагалось, подписанное каким-то генералом, назначение в интендантскую службу.

Мечты о морской пехоте канули в небытие.

Вместо того чтобы завоёвывать себе звание на передовой, я отправлялся чистить картошку.

В моих ушах грохотал заливистый смех.

Угадайте-ка, чей!