Поезд

Его нет минут пять. Судя по настойчивому шёпоту, он в данный момент пытается добудиться повара, чтоб тот приготовил мне бутерброды. И не вполне удовлетворенный отзывчивостью последнего, начинает греметь посудой, перехватив часть его забот на себя. Наконец, оживленная перепалка негромких голосов подтверждает, что повар все же приступил. Знаю, что от выпивки они имеют самый большой процент и решаю сделать им приятное. Зову официанта. Через несколько секунд, в дверном проеме появляется голова, видимо он совсем не может оторваться. Уверен, сейчас он подбежит ко мне, так принято, но не хочу морочить его условностями и не давая ему разогнаться, кричу, что не откажусь от рюмки коньяка. Он радостно ухмыляется и обещает оформить в две секунды. Оглядываю вагон. Пожалуй это последнее место куда придет прогресс. Люди любят уют старины. Окна до сих пор украшены резьбой и их обрамляют массивные шторы, подвязанные канатами с кисточками. На стенах викторианские обои. Мебель хоть и закреплена, по нормам безопасности, но все равно деревянная и под старину. Нахожу это место уютным. Мягкий свет, из под бумажных абажуров, заполняет вагон приятным персиковым светом. Разваливаюсь в кресле поудобней в предвкушении сытного ночного перекуса. Смотрю в окно, в непроглядную темноту, раскрываю простор для фантазии и мысли снова уносят меня далеко. Кажется вот оно, то ощущение, тот благоприятный настрой.

Позади раздается шум отъезжающей двери. Настрой улетучивается, похоже у меня компания. Не хочу привлекать к себе внимание, по этому не поворачиваюсь. Напрягаюсь, пытаясь собрать разбредающиеся мысли воедино, усилием воли игнорирую происходящее вокруг меня, но пасую, под напором шума творящегося за моей спиной. Окончательно теряю ход мысли. По звукам пытаюсь представить картину происходящего. У меня есть призрачная надежда, что если не подавать вида, то возможно меня не заметят. Слышу шум от нерасторопных движений. Вот посетитель наткнулся на стул, при этом уронив его. Затем облокотился на стол, чуть не перевернув, судя по звякнувшим столовым судкам. Теперь он кряхтит и пытается собрать все, но видимо пальцы не очень слушаются. У меня недоброе предчувствие и я поворачиваюсь. Тучный мужчина, небольшого роста, с характерным для выпивохи, отечным, покрытым пунцовыми пятнами, лицом. Его безжизненные слипшиеся волосы падают на глаза, отчего он крутит головой, пытаясь их стряхнуть. Теперь он пытается заставить стул стоять. Стул и сам бы рад, но как только тот его поднимает, то зацепив рукавом снова валит стул на пол. На шум выбегает официант. Он просит гостя не обращать внимание и присесть за стол. Проводив его под локоть, до ближайшего к окну стола, он возвращается и поднимает стул. Потом возвращается к гостю и справляется, что тот желает. Он то и дело виновато поглядывает на меня, ловя мой взгляд, чтобы я не дай бог не передумал у них ужинать. Впрочем он любезен и с пропойцей.

Я отворачиваюсь. Ничто сегодня не заставит меня отказаться от ночного перекуса в вагоне-ресторане летящего в ночи поезда. Через пару минут официант приносит тарелку с великолепными бутербродами и кофе. Спрашивает доволен ли я и хочу ли чего-то еще. Мотаю головой и говорю, что все в порядке. Он отступает назад, предварительно сообщив, что если все же что-то нужно, то он полностью к моим услугам. Что же, еще рюмка коньяка мне не повредит. Прошу его принести и ее. Он откланивается и исчезает на кухне.

Мой ночной сосед внимательно посматривает на меня. Словно силится узнать. Я уверен, что вижу его впервые, но выпивохам везде мерещатся друзья. Стараюсь не смотреть в его сторону. Лишь краем глаза слежу за его действиями. Все "нужные" мои мысли уже выветрились из головы, а остальные сосредоточены на сочном вкусном сандвиче. Время от времени отхлебываю кофе, но как-то без удовольствия. Кофе перебивает любой вкус. Неуклюжее движение сбоку, заставляет меня насторожиться. Мой «товарищ», по ночному гастрономическому загулу, резко встает и на непослушных ногах направляется ко мне. Я предвижу неприятный разговор и невольно во мне растет раздражение. Ожидания меня не подводят. Еще за несколько шагов до меня, окружающий воздух «кричит» о приближении пьяницы. Он подходит вплотную и кладет руку мне на плечо. Поднимаю глаза и всем своим видом даю понять, что такое панибратство мне не по душе. Впрочем он этого даже не замечает.

– Уважаемый. Кажется я вас где-то встречал – с трудом произносит он, собирая по буквам слова.

– Вполне возможно. Но это не дает вам права, класть руку мне на плечо – учтиво отвечаю я, но во мне все кипит.

– О простите, пожалуйста. Не хотел вас задеть – немного сварливо выдавливает он.

– И все же вы это сделали.

Он убирает руку и отступает назад, на пару шагов, изображая наигранное почтение. Кажется он вот-вот свалится на пол, но в последний момент восстанавливает равновесие каким-то непостижимым образом, в манере, свойственной только людям в сильном подпитии. После чего он ловко падает на стул, по другою сторону от моего стола.

– Ну и как вам здесь? Кажется бутерброд у вас вкусный.

– Вы правы бутерброд очень хорош. Закажите, не пожалеете.

– А я закажу… Закажу…

Он отворачивается и пытается выпустить из себя свист, но выплевывает лишь слюни. Я рад, что официант не за моей спиной. Так и не выдавив из себя ни звука, вновь поворачивается ко мне и махнув рукой, выдает:

– А, черт с ним. Потом закажу.

Я молчу и смотрю в окно. Если поддержать беседу, то он не отстанет никогда. Подумываю ретироваться отсюда.

– А куда вы едите? Простите за нескромность – спрашивает он.

– А это важно? – нервно парирую я.

Мне нечего ему ответить, он пьян и все мое остроумие улетучивается. Что бы я не ответил, боюсь он даже не поймет, а завтра еще и не вспомнит. Утром он будет ходить бледным, помятым, а на его хмуром лице будет лишь гримаса боли. И если я пройду мимо, он даже не вспомнит меня, хоть сегодня он бы и узнал обо мне все.

Теперь он тоже смотрит в окно и кажется вот-вот потеряет ко мне интерес, из-за моего недружелюбного приема.

Я закончил с бутербродом и допил кофе. Появляется официант. Он несет мою рюмку коньяку и на его лице тревога. Кажется он даже побледнел от испуга. Его мимика выражает сожаление, что я вынужденно оказался в подобной компании. Он ставит рюмку не стол. И отступает на пару шагов. Теперь он позади выпивохи и выжидает. Кивком показываю, что все в порядке.

Пьяница снова поворачивается, словно и не заметил подошедшего официанта, и видит рюмку передо мной. Его взгляд наполняется благоговением. Кажется это его божество.

– А вы тоже выпиваете? – с каким-то восторгом интересуется он.

Я молча беру рюмку и опрокидываю одним залпом. А затем, не поведя и бровью, ставлю ее на стол.

Он с нескрываемым восхищением смотрит на меня.

– Доброй ночи – отвечаю я и встаю.

Кажется я погорячился в своей прыти. Поезд начинает довольно резко замедляться. Я теряю равновесие и чуть не разваливаюсь на полу. Рюмка проносится мимо моего соседа и разбрасывая снопы искр, от окружающих ламп, падает на суконный пол и с глухим стуком катится по нему. На кухне раздается раскатистый звон падающей посуды.

Я чертыхаюсь, держась за стол, удивительно прочно привинченный к полу.

– Да что они там себе позволяют? – слышу я свой голос.

Минуту длится тишина. Мой ночной «приятель», растянувшись на полу, испуганно озирается. Из кухни выползают двое – официант и повар – довольно молодой и очень толстый парень, со слабовыраженными чертами на добродушном лице. Оба недоумевают и немного встревожены.

Наконец, после непродолжительного треска, из динамика раздается взволнованный голос машиниста. Он приносит извинения и сообщает, что нам не стоит тревожиться, у него все под контролем.

– Как же, под контролем – огрызаюсь я, оглядывая своих соседей – Пойду узнаю, что там приключилось.

Я махаю рукой повару и официанту.

– Спасибо за уютную атмосферу! Как и условились, завтра я передам вам деньги с проводником, а может и сам.

Официант испуганно кивает, кажется после такого он готов еще раз покормить меня, совершенно бесплатно.

***

Я прошел через вагоны до своего купе. В коридор начинали выглядывать сонные лица пассажиров. Кто испуган, а кто и в гневе.

Я вошел в купе, жена, испуганная и сонная, сидела подобрав под себя ноги и обмотавшись одеялом.

– Что случилось? – спросила она.

– Не знаю. Резко остановились. Пока ничего не говорят и проводники не в курсе. Все произошло неожиданно. Я схожу в начало состава, спрошу у машиниста, что там случилось.

Она молча кивнула, не то, приняв мой ответ, не то, одобрив мое желание "разведать" обстановку.

Пробираться через переполненные коридоры и тамбуры мне не хочется, проще пройти весь путь снаружи, тем более, что проводники уже открыли двери вагонов. Я надеваю шапку и накидываю пальто. Наспех намотав шарф, я открыл дверь купе и оглянулся.

– Будь осторожен – просит супруга.

Я киваю.

– Думаю мы в безопасности, не переживай. Наверно какие-то технические проблемы. Снега много выпало.

Выпрыгнув из вагона, я буквально сразу почувствовал разницу между одеждой деревенского жителя и городского пижона. Под брюки сразу набился снег, обжигая кожу под штаниной, а пронизывающий горный ветер выдул все тепло из под пальто. Я поежился. Окружающий воздух свеж и морозен, сковывает дыхание, от неожиданности я сдерживаю вдохи – пытаюсь дышать ровнее и не так глубоко. Повсюду вокруг, сколько видит глаз, скалы. Они настолько величественны и отвесны, что даже безумное количество снега выпавшее вчера не в состоянии накрыть их.

Свет в окнах поезда теперь горит ярко и мягким светом разливается по сугробам. Пассажиры прильнувшие к окнам, глазеют вокруг и оживленно беседуют. Некоторые, особо любопытные, уже выпрыгнули из вагонов и теперь как дети, соскучившиеся по зиме, дурачатся в глубоком снегу или вытаптывают дорожки вдоль вагонов пытаясь разобраться, что происходит. Вокруг столько движения, что это даже напоминает мне перрон в тот день, когда мы тронулись в путь. Не хватает только провожающих.

Чуть в стороне я заметил нашего проводника, он стоит закутавшись в теплый тулуп из собачьей шерсти и нервно курит.

– Что случилось? – интересуюсь я.

– Ничего не сказали. Говорят, мол, помогайте пассажирам. Остановка ненадолго.

– И это все? – с легким нажимом спросил я.

– Это все что сказали – с заметной усталостью ответил он и глубоко затянулся сигаретой.

Недовольный я отвернулся и направился в начало поезда.

– Я то что? Мне сказали успокаивать… – видимо почувствовав, что не проявил достаточной чуткости, бросает он мне в след.

Я не оглядываясь махнул рукой. Мысли мои уже были у локомотива. Ноги теперь следовали за ними.

То и дело проваливаясь в снег, при обходе других пассажиров, я добрался к началу состава. Люди вокруг, после первого легкого помешательства от свежего горного воздуха, потихоньку приходят в себя и начинают задумываться, что едва ли поезд остановился, чтоб они могли вдоволь поиграть со снегом. Переговариваясь между собой, они строят догадки и расспрашивают тех, кто возвращается от начала поезда. Из обрывков фраз я понимаю, что погода стала причиной остановки, что беспокоиться не о чем и скоро мы продолжим путь. Но звучит это как-то тревожно и похоже не сильно развенчивает сомнения пассажиров.

Наконец я достиг локомотива. Все любопытные уже ушли. Впереди, освещенный мощным пучком света от поезда, узкой вьющейся лентой над ущельем, висит мост. Голос сзади заставил меня обернуться.