Поезд

– Сэр, будьте осторожны. Не стоит туда ходить.

Поодаль от меня, чуть в стороне, стоят и курят два мужчины. Увлеченный своими мыслями я их даже не заметил. Один, судя по одежде и строгому лицу, наш машинист. Это он окликнул меня. Второй, больше похож на манекен, обвешанный множеством шуб и накидок, с окладистой бородой, густо обрамляющей лицо. Он не подходит ни под один типаж и выглядит очень необычно.

– Что случилось? – спросил я.

– В ущелье течет река. Пар от нее, образует наледь на рельсах – ответил машинист и смачно затянувшись облезлой сигарой, продолжил – ехать дальше опасно. Нужно убрать лед.

– Как странно. Я не первый раз еду здесь зимой, но такое слышу впервые.

– Вы правы, сэр. Такое здесь не часто и обычно с этим справляется наш ангел-хранитель – он кивнул в сторону своего необычного соседа. Тот, смутившись, неловко опустил лицо, отчего его борода вылезла наружу как меховое жабо.

– Но сегодняшний снегопад… ухудшил обычное положение вещей – продолжил машинист. Он постоянно затягивается и выпускает клубы дыма так, словно это служит ему напоминанием о тех временах, когда поезда ходили на паровой тяге.

– Рельсы сильно обмерзли. Он не смог справиться с обледенением. Но… к счастью – он снова пыхнул табачным дымом – вовремя успел предупредить нас.

Борода путевого сторожа снова вылезла наружу, закрывая лицо.

– Спасибо вам – я кивнул сторожу.

От радости он только и смог, что закрыть рукой лицо и отмахнуться от нас другой рукой.

– Да что уж там, господа. Такая работа – его бархатистый, глубокий и приятный голос больше подошел бы оперному певцу.

– И все же, не всякая работа делается добросовестно – сказал я.

Сторож снова отмахнулся от похвалы.

– Пойду посмотрю как продвигаемся – сказал машинист.

– Могу я с вами? – спросил я.

– Пожалуйста. Только аккуратно. Не подходите к краю.

– Спасибо.

Мы втроем зашагали к краю расселины.

Ущелье выглядит величественно и прекрасно, освещенное ярким светом прожектора и посеребренное лунным светом. Огромный разлом земной коры, обнесенный, по краям, неприступными горными грядами. Массивные уступы, покрытые чистым, сверкающим словно звездная пыль снегом, как огромные ступени лестницы спускаются в бездонное ущелье. Но как бы неприступны не были скалы, окружающие нас, даже здесь природа разбросала живое. Могучие ели, похожие на древних бородатых великанов, даже в таких тяжелых условиях умудряются найти место и пустить корни. И судя по их размерам – отлично себя при этом чувствуют. Вот тут и остановился наш поезд, в каких-то метрах от разверзшейся пропасти. И единственным путем через это ущелье, является узкий мост. Трудно даже представить, что подобное строение мог создать человек. Больше похожий на плоды трудов титанов, а то и древних богов, сложенный из грубо обработанного камня, опирающийся на массивные колонны, мост отходил от обрыва и повторяя контур ущелья на несколько десятков метров, находил уступ на другом краю и врастал в него, словно за столетия укоренился в саму породу. Я подошел практически к самому краю. Внизу, невидимая в темноте, струилась река, это было понятно, по клубящемуся в ущелье туману – он и был причиной остановки поезда.

Как и сказал машинист – с обычным для этого места обледенением человек еще мог справиться, но снег, шедший последние несколько дней, способен был истощить всякие силы. А без посторонней помощи это было просто опасно. Теперь помощники машиниста, одетые не по зимнему легко, чтоб не стеснять движений, подпоясавшись страховочными веревками, двигаются по краю моста, отбивая лед с рельсов мягкими медными молотками на длинных ручках. Еще двое, одетые в теплые меховые тулупы и массивные меховые шапки, травят страховочные веревки удерживая их в раскинутых в разные стороны руках. К нашему счастью, снег на время прекратился, что вселяет надежду, что проделанная работа не пойдет прахом и мы успеем перебраться через этот опасный, но от этого не менее прекрасный мост до следующего снегопада.

Судя по всему, остановка должна быть достаточно долгой и я увидев все, что хотел, поблагодарил машиниста, и поспешил назад. Часть пути мы прошли вместе с путевым сторожем. Он тоже отправился домой, чтоб отдохнуть.

– Как вы тут живете? Вам не скучно? У вас же наверное есть семья? – спросил я.

– Старухи давно нет – со скромной улыбкой, польщенный таким вниманием, ответил он. А его, и без того раскрасневшееся на морозе лицо, кажется стало еще более пунцовым – А дети в городе живут. Незачем, нам старикам, им мешать. Вот я сюда и подрядился. Холодновато. Но зато красиво, чисто и воздух свежий. Платят – не обижают. Да деньги я детям отправляю. Зачем они мне здесь. Всем необходимым компания обеспечивает.

И внезапно осознав, что увлекся и наговорил уже больше чем позволяет подобный вопрос, резко осекся, и снова зардевшись сказал, что если мне и правда интересно, то он почтет за честь показать мне свой дом, и угостит меня чаем.

Не знаю поверил ли он мне, но то ли от нежелания возвращаться к рукописи, то ли рассудив, что это поможет моим изысканиям, я охотно согласился. Упомянув, что вот только сообщу супруге о положении дел и обязательно зайду к нему "на огонек".

***

Порядком напуганные и одетые в основном не по погоде пассажиры оживленно обсуждали внезапную остановку поезда, стоя у входа в наш вагон. Любопытные детишки глазели из окон на своих родителей, улавливая их настроение и о чем то суматошно споря между собой. Им не меньше взрослых хотелось на улицу, но было нельзя.

Испытывая чувство долга, я как мог объяснил соседям причину остановки и высказал предположение относительно времени, которое потребуется на расчистку рельс ото льда. Кажется я немного их успокоил – внушив, что у команды поезда все под контролем и даже если мы задержимся чуть дольше чем планировали, то в поезде их обеспечат всем необходимым. И лучшее, что они сейчас могут сделать, это вернуться обратно и запастись терпением. Люди кивали, но расходиться не торопились. Сделав все, что было в мои силах, я поспешил к жене.

Она сидела в той же позе, в которой я оставил ее, когда уходил. Впрочем, судя по стакану чая с вьющимися струйками пара, времени зря она не теряла.

– Согреваешься? – спросил я.

– Нет. Я в порядке. Просто коротаю время… – и как будто не удовлетворившись своим ответом, продолжила – По вагону ходит проводник и наливает чай всем желающим. Похоже, он все же очень предупредителен и догадлив.

– Отличный малый. Кажется ты не очень ему доверяла? – с укоризной подметил я.

Она, словно и не заметив мой "укол", невинно продолжила:

– Как там на улице? Что случилось?

– На улице довольно холодно и много снега. Это и есть причина нашей остановки. Впереди мост, а на рельсах сильное обледенение. Сейчас бригада машиниста откалывает с них лед.

– Мм, так и знала, что не стоит ждать ничего хорошего от железной дороги в горах.

Кажется она в порядке, раз ее сварливость при ней.

– Такая погода, это помеха для любого вида транспорта.

– О, ты всегда всем доволен. Тебя совершенно ничего не выводит из равновесия. А впрочем… не важно. Надолго мы застряли?

– Надеюсь, что нет. Но погода непредсказуема. Можем задержаться подольше.

Она воздела глаза, словно хочет сказать "Я же говорила".

Я стою в дверях, не скидывая пальто и переминаясь с ноги на ногу, как нашкодивший ученик.

– Ты не раздеваешься? – подняв бровь, спросила она.

– Я познакомился с очень приятным человеком. Это местный путевой обходчик. Сторож. И он любезно предложил посмотреть как он тут живет. Мне показалось это отличной идеей.

– Что же в этом может быть интересного?

– А разве тебе не интересно, как может жить человек в горах, в полном одиночестве?

– Да не особо.

Я пожал плечами.

– То есть ты оставляешь меня одну?

Я почувствовал раздражение, которое посещало меня всякий раз, когда что-то мешало моим планам. Лучше всего я изучил его, благодаря работе над рукописью. Я мог целый день отлынивать от работы, но рано или поздно наступал момент, когда я начинал раздражаться. Не желая давать ему разрастись и затмить мои мысли, я обычно сдавался и садился за дело. Вот и сейчас, мне лучше было настоять на своем, нежели копить в себе раздражение, пойдя на поводу у жены.

– Дорогая, ты всегда находишь такие слова, что я начинаю чувствовать неловкость от того, что я делаю. Ты можешь прогуляться на свежем воздухе или посетить вагон-ресторан, кстати там очень вкусные сандвичи. Можешь составить мне компанию, не думаю, что это большая проблема. В конце концов почитай. Мне не кажется, что я должен тебя повсюду сопровождать, разве это то, ради чего я живу?

Она вздернула подбородок и ее глаза потемнели от негодования. Но она сдержалась и только холодно ответила:

– Хорошо, ступай куда собрался. Я посижу тут одна.

Эта наживка была мне знакома. Я молча развернулся и вышел из купе, мягко прикрыв дверь.

***

По уже протоптанной тропе я добрался в начало состава. Сторож и машинист снова стояли там и теперь обсуждали насколько сильно следует убирать лед. Я поприветствовал их и поинтересовался у сторожа в силе ли его предложение. Он взглянул на машиниста, словно спрашивал разрешение. Тот, раздосадованный этой задержкой, не имел ничего против, чтобы сторож отлучился.

– Не думаю, что мы управимся быстро. Тут много дел, а вы уже сделали все, что в ваших силах. Если это поможет хоть одному пассажиру приятно скоротать время, я не против.

Я кивнул ему головой в знак признательности и мы отправились к дому сторожа.       Идти было не далеко, домик был лишь немного углублен в небольшой, но густой еловый лесок. Достаточно, чтоб шум проходящего поезда не сильно докучал, но при этом не очень далеко, чтоб в случае необходимости услышать приближение поезда и успеть добраться до путей. Всю дорогу мы шли молча, как люди которые познакомились недавно и еще не успели найти общих тем. Видимо говорить на темы положенные этикетом сторож не умел, а мне они просто претили. Впрочем может он просто отвык от общения. Каждые несколько метров он указывал мне путь, со словами "Вот сюда", а я старательно следовал его указаниям. При этом он испытывал неловкость от того, что очевидно особая помощь мне и не требовалась – несмотря на обильный снегопад, вычищенную дорожку было хорошо видно. А я в свою очередь, испытывал неловкость от того, что мне сознательно приходилось делать вид, что я в упор не разбираю эту тропу. Так, обмениваясь короткими неуклюжими фразами или говоря вслух, словно больше для себя, чем собеседнику, мы добрались до дома.

Со стороны дом не выглядел очень большим и я даже немного засомневался дом ли это и не найдем ли мы жилище покрупнее, где-то глубже в лесу. Очень маленький, коренастый, с двускатной крышей, заваленной толстенным слоем снега – больше напоминающим только-что взбитую пуховую подушку. Эта подушка раздавила бы дом свои весом, если бы не снежный пояс, засыпавший дом по самую крышу, не давая ему развалиться. Маленькие, аккуратные окна, насквозь промерзшие инеем так, что в них остались только маленькие стеклянные кругляшки, через которые пробивался неяркий свет. Под самой крышей, на куске металлической проволоки, висел аккуратный фонарь, единственный заметный предмет в окружающей обстановке.

Сторож немного забежав вперед, открыл передо мной дверь, предлагая мне войти первым. В прихожей было довольно прохладно, отчего она вся была покрыта инеем с причудливыми узорами, которые не встретишь и на лучшей новогодней ярмарке. Еще, судя по обилию полок с разносолами, она выполняла роль холодильника и кладовой. Внутри дома нас встретил теплый воздух и хриплый лай. Навстречу поднялся небольшой старый пес, «ровесник» сторожа. Сил у него хватило только на то, чтоб выразить свое неудовольствие.