Крах плана «Барбаросса». Противостояние под Смоленском. Том I

Советское военное планирование: план обороны 41 (ПО-41) и «ответный удар»

Как ни странно, но Пакт о ненападении Молотова – Риббентропа, о котором Сталин договорился с Гитлером в августе 1939 г., фактически внес свою мрачную лепту в катастрофическое поражение Красной армии на начальных этапах операции «Барбаросса». Подписывая договор, Сталин надеялся предупредить возможную немецкую агрессию против Советского Союза и, попутно захватив Восточную Польшу и Балтийские государства, создать своего рода «буфер» или зону безопасности. Однако последующее советское вторжение и оккупация Восточной Польши в сентябре 1939 г. и Балтийских государств осенью 1940 г. поставили Советский Союз в непосредственный контакт с территориями, оккупированными фашистской Германией. Это, в свою очередь, вынудило правительство Сталина повторно проанализировать потенциальные стратегические угрозы СССР и соответственно откорректировать свои военные, оборонительные и мобилизационные планы»^[3].

Короче говоря, к июлю 1940 г. Советский Союз рассматривал Германию как своего наиболее вероятного будущего стратегического противника, а Генеральный штаб Красной армии считал гитлеровский вермахт наиболее опасной военной угрозой для коммунистического государства Сталина. Основываясь на проведенном анализе, Генеральный штаб Красной армии, на тот момент возглавляемый Маршалом Советского Союза Борисом Михайловичем Шапошниковым, при подготовке плана обороны область к северу от реки Припять и прилегающие болота считал наиболее вероятной осью будущей немецкой военной агрессии⁷. Сталин, однако, не согласился с предположениями Шапошникова и в октябре 1940 г. настоял, чтобы Генеральный штаб подготовил новый план. Он должен был основываться на его, Сталина, предположении о том, что в случае нападения Германии на СССР вермахт, скорее всего, нанесет удар южнее Припятских болот, чтобы захватить жизненно важную для себя в экономическом отношении область Украины⁸. С незначительными модификациями октябрьский вариант плана обороны стал основой Мобилизационного плана Советского Союза (МП) 41 и связанных с ним военных планов, в частности Государственного плана обороны 1941 г. (ПО-41).

Утвержденные Сталиным и подготовленные в начале 1941 г. генералом армии Георгием Константиновичем Жуковым, который был назначен начальником Генерального штаба в январе 1941 г., положения ПО-41 были основаны на кардинальном предположении о том, что «Красная армия начнет военные действия в ответ на агрессию противника»⁹.

Несмотря на явно оборонительный характер в стратегическом смысле, в значительной степени из-за наступательного акцента советской военной мысли в 1930-х гг., которые стали периодом развития тактических наступательных концепций «глубокого сражения» и «глубоких операций», ПО-41 содержал немало черт наступательного толка, сформулированных в духе необходимых и неизбежных наступательных ответных действий, то есть «противодействия» потенциальной агрессии противника. Например, чрезвычайный план, подготовленный начальником Генерального штаба Жуковым 15 мая 1941 г., который предусматривал нанесение превентивных ударов против Германии в ответ на наращивание немецких вооруженных сил на западных границах Советского Союза, был в конечном счете принят в качестве «ответного удара» в ПО-41 для Киевского Особого военного округа (Юго-Западный фронт)¹⁰.

Государственный план обороны 1941 г. и связанный с ним вспомогательный мобилизационный план требовали, чтобы Красная армия развернула 237 из 303 своих имеющихся стрелковых, кавалерийских, танковых и моторизованных дивизий в Прибалтике, Западном и Киевском Особом военных округах (а также в 9-й отдельной армии Одесского военного округа), которые в случае войны должны были стать Северо-Западным, Западным, Юго-Западным и Южным фронтами (фронт эквивалентен по размерам группе армий)¹¹. В целом Красная армия сосредоточила свои силы в западной части СССР в виде двух стратегических эшелонов как для того, чтобы обеспечить глубину обороны, так и с целью усилить любые контрнаступательные операции, которые она собиралась предпринять. Первый стратегический эшелон, как предполагалось, должен был состоять из 186 дивизий, дислоцированных в четырех западных военных округах (в военное время это четыре действующих фронта), в то время как второй стратегический эшелон должен был состоять из 51 дивизии, организованных в пять армий, которые после мобилизации должны были действовать из глубины, а именно к востоку от Западной Двины и Днепра, под контролем Генерального штаба и советского Верховного командования (Ставки).

В свою очередь, эти четыре военных округа (действующие фронты), образующие первый стратегический эшелон, должны были развернуть войска в трех последовательных оперативных эшелонах. По сути дела, это были три широких полосы обороны, выстроенных впереди и позади западной границы СССР 1939 г. Первый оперативный эшелон состоял из относительно легких боевых прикрытий в форме укрепленных районов (сформированных из пулеметно-артиллерийских частей и соединений, размещенных на фиксированных оборонительных позициях) и передовых полков из дивизий первого эшелона армий военных округов, развернутых вдоль границ совместно с пограничными частями НКВД. Второй и третий оперативный эшелоны, относительно равные по численности войск и их технической укомплектованности, состояли соответственно из главных сил армий военных округов и приданных этим армиям механизированных корпусов, а также армейских резервов вместе с механизированными корпусами, подчиненных непосредственно конкретному военному округу. Указанные оперативные эшелоны усиливали глубину обороны и обеспечивали возможности для проведения контратак, контрударов либо вполне полноценных контрнаступлений, предусмотренных Планом обороны – 41.

Однако за период с апреля до июня 1941 г. множество проблем наложили негативный отпечаток на, казалось бы, последовательный и безупречный план обороны Советского Союза. Наиболее серьезные из них были связаны с вспомогательным мобилизационным планом, который препятствовал полноценному и своевременному выполнению ПО-41. Среди упомянутых проблем были хаотичный и медленный процесс оповещения и трудности с транспортировкой и переброской войск, которые мешали вовремя сосредоточить силы на нужных участках фронта. Например, когда Сталин попытался организовать скрытную частичную мобилизацию пяти армий в период с апреля по июнь 1941 г., то никто не смог уложиться в намеченные сроки. В результате к 22 июня 1941 г. первый стратегический эшелон Красной армии остался без мощной поддержки второго эшелона, как на то рассчитывал советский вождь.

К 22 июня три оперативных эшелона первого стратегического эшелона состояли из 57, 52 и 62 дивизий соответственно, а также 16 из 25 механизированных корпусов Красной армии, размещенных в европейской части Советского Союза. Здесь не набиралось 186 стрелковых дивизий, предусмотренных ПО-41¹². Поскольку частичная предварительная мобилизация Сталиным пяти армий из внутренних военных округов СССР была неполной, 22 июня первый стратегический эшелон был подкреплен примерно 57 дивизиями, дислоцированными вдоль линий Западной Двины и Днепра. Правда, неполная мобилизация пяти новых армий осталась фактически незаметной для немецкой разведки, что явилось некоторой компенсацией их неукомплектованности. Этот факт в значительной степени опровергал предположения немцев о том, что большая часть соединений Красной армии была дислоцирована в западных военных округах Советского Союза и что разгром советских войск к западу от Двины и Днепра устранит любые военные препятствия для последующих наступлений на Москву, Ленинград и Киев.

Задача второго стратегического эшелона Красной армии состояла в том, чтобы начать общее контрнаступление в соединении с контратаками и контрударами четырех передовых оперативных фронтов. Однако, поскольку ни приграничные военные округа, ни пять резервных армий не завершили к 22 июня свое развертывание в соответствии с намеченными планами, вторжение по плану «Барбаросса» захватило военно-политическое руководство СССР врасплох¹³. Эта агрессия также застала Красную армию в ее переходный период, когда так называемые реформы Тимошенко, санкционированные Сталиным после некоторых удручающих уроков советско-финской войны 1939–1940 гг., были завершены лишь наполовину, и она оказалась не в состоянии осуществить мобилизацию и предписания Плана обороны. Усугубляя положение дел, Сталин значительно недооценил стратегическую ситуацию, и, поскольку старшие генералы беспрекословно выполняли инструкции вождя, советские военные планировщики чересчур выдвинули к границам силы первого стратегического эшелона Красной армии и сосредоточили их в областях, уязвимых для быстрого охвата противником, таких как, например, Белостокский выступ. Хуже того, поскольку эти планировщики ожидали, что немцы нанесут первый удар к югу от Припятских болот, то сосредоточили основные силы Красной армии вдоль юго-западной оси. В результате наступательный удар главных сил танковых и моторизованных сил вермахта севернее Припяти вывел Красную армию из равновесия и обусловил череду катастрофических поражений.

Противостоящие силы

Даже несмотря на то, что ошеломляющие победы в 1939 и 1940 гг. создавали впечатление, будто вермахт находился в зените своей мощи в июне 1941 г., он вовсе не был непобедим. Немецкий офицерский корпус традиционно гордился своей доктриной, единством обучения и философией, которая давала возможность младшим офицерам проявлять инициативу, потому что они понимали намерения своего командира и знали, как их коллеги в смежных частях отреагируют на одну и ту же ситуацию. Хотя в середине 1930-х разногласия по поводу применения танковых сил подорвали единство этой доктрины, последующие победы укрепили веру меньшинства молодых немецких теоретиков в механизированную войну. Танковые соединения вермахта при эффективной поддержке самолетов люфтваффе, прежде всего пикирующих бомбардировщиков «Юнкерс-87» «Штука», наглядно продемонстрировали, что концентрированные удары высокоподвижных механизированных частей могут пронзать оборону противника узкими клиньями, проникая глубоко в тыл, чтобы тем самым разрушить его коммуникации и управление и окружать крупные силы противника. В то время как наступающие пехотные части уничтожали окруженные силы, танковые войска продолжали развивать успех глубоко в оперативном или стратегическом тылу противника.

Однако на практике первые кампании продемонстрировали также, что войска противника могли избежать подобных окружений, если немецкая пехота оказывалась не в состоянии продвинуться вперед достаточно быстро, чтобы не отстать от своих танков и довершить окружение. Это происходило часто, потому что у немецкой армии никогда не было достаточного количества мототранспортных средств; ими была оснащена сравнительно небольшая часть ее сухопутных частей. Большая часть немецкой армии в течение всей Второй мировой войны была укомплектована артиллерией и службами тылового обеспечения на конной тяге, что часто вынуждало танковые и моторизованные ударные группы делать большие паузы, чтобы пехота и вспомогательные части могли их догнать при форсированном марше.

Поскольку танковые соединения представляли исключительную важность для осуществления немецкой наступательной доктрины, Гитлер увеличил их численность до начала операции «Барбаросса», сократив количество танков в действующих и вновь сформированных танковых дивизиях. Например, номинально танковые дивизии в 1941 г. состояли из двух-трех танковых батальонов и в каждой дивизии насчитывалось от 150 до 202 танков. На практике, однако, многие из таких дивизий насчитывали в среднем 125 действующих танков, причем зачастую многие танки были и трофейными и устаревшими.

В то время большинство немецких танковых дивизий было укомплектовано легкими танками Pz I и Pz II, средними танками Pz III (вес 20 т, позже 23 т) и Pz IV (вес 21,5, позже 24,6 т), командирскими танками Pz. Befehl, а также легкими танками Pz 38t (вес 9,4 т) чешского производства (лоб. броня до 25–30 мм и до 50 мм (последние серии), оснащенными 37-мм пушками. Однако легкие и командирские танки, составляющие до одной трети боевой мощи дивизий, имели слабое вооружение (они были оснащены пулеметами и 20-мм пушками) и потому не могли конкурировать с новыми танками Красной армии, такими как T-34 и КВ. С другой стороны, хотя вполне надежное второе поколение танков Pz III и Pz IV было более чем достойными соперниками старых советских танков, таких как легкий T-26, средний T-28 и тяжелый T-35, они испытывали значительные трудности в боях с T-34, КВ-1 и КВ-2. В 1941 г. Германия проводила перевооружение всего парка Pz III на 50-мм пушку с длиной ствола 42 калибра (в 1942 г. она достигнет 60 калибров), в то время как на Pz IV сохранили короткую (24 калибра) 75-мм пушку. Скорость снаряда этих орудий была, по крайней мере, столь же важна, как и калибр, поскольку высокая скорость (увеличивающаяся с длиной ствола) была необходима для создания эффективной пробивной способности. Ни одна немецкая танковая пушка не могла пробить достаточно толстую лобовую броню русских средних танков T-34 (45 мм плюс угол наклона) и тяжелых КВ-1 (75 мм), которые только-только начали сходить с заводских конвейеров.

Кроме того, танковая дивизия включала в себя пять пехотных батальонов, из них четыре – моторизованных и один – мотоциклетный. Лишь немногие из моторизованных подразделений были оснащены бронетранспортерами, поэтому они неизбежно несли высокие потери. Танковая дивизия, которая также включала подразделения разведки и саперные батальоны, а также три артиллерийских дивизиона, укомплектованные орудиями, буксируемыми грузовыми автомобилями или тягачами, подразделения связи, противотанковые и зенитные части и насчитывала примерно 17 тысяч человек. Моторизованные дивизии состояли из одного танкового батальона, насчитывающего примерно 30 танков или штурмовых орудий, семи моторизованных батальонов и трех-четырех артиллерийских дивизионов¹⁴. Организация первых четырех дивизий ваффен SS была идентичной моторизованным дивизиям регулярной армии, хотя позднее они были преобразованы в щедро укомплектованные танковые дивизии. Немецкий моторизованный (танковый) корпус 1941 г. состоял из двух танковых дивизий и одной моторизованной дивизии, а от двух до четырех таких моторизованных корпусов формировали танковую группу. Во время Смоленского сражения и позже танковые группы были расширены добавлением в их состав армейских (пехотных) корпусов и вскоре переименованы в танковые армии (1-я и 2-я танковые группы стали танковыми армиями в начале октября 1941, 3-я и 4-я – с 1 января 1942 г.).

Поскольку операции германских войск в 1939–1940 гг. носили по большей части наступательный характер, свою оборонительную тактику немецкая армия базировала в значительной степени на военной практике 1918 г. Оборона пехоты основывалась на глубоких и тщательно подготовленных позициях, при этом значительная часть сил держалась в резерве и была готова к проведению стремительных контратак, чтобы разгромить нападавшего противника. Оборонительная тактика опиралась на три предположения, ни одно из которых в России не оправдалось. Эти предположения заключались в том, что для создания эшелонированной обороны необходимо держать достаточное количество пехоты; что противник нанесет главный удар своими пехотными частями, а немецким командирам будет разрешено выбирать, где именно и как обороняться, то есть проявлять гибкость в зависимости от боевой ситуации. Типичная немецкая пехотная дивизия состояла из трех полков по три пехотных батальона каждый плюс четыре артиллерийских полка на конной тяге и в полностью укомплектованном составе насчитывала 15 тысяч человек. Так как основное противотанковое оружие пехотной дивизии, 37-мм противотанковая пушка, уже оказалась недостаточно эффективной против французской и британской средней и тяжелой бронетехники, пехотные дивизии вынуждены были использовать против танков противника свои артиллерийские дивизионы 105-мм орудий и знаменитые 88-мм зенитные орудия¹⁵.

Немецкие люфтваффе (военно-воздушные силы) разделяли высокую репутацию немецкой армии. 2770 самолетов люфтваффе, выделенных для воздушной поддержки плана «Барбаросса», представляли 65 % оперативных сил Германии¹⁶. Хотя истребитель «Мессершмитт» Ме-109 (Bf-109f) был превосходным самолетом, прочие модели быстро устаревали. Так, знаменитый пикировщик Ю-87 «Штука» мог выжить только в условиях прикрытия от истребителей противника, а бомбардировщики «Дорнье» Дo-17, «Юнкерс» Ю-88 и универсальный транспортный «Юнкерс» Ю-52 были совершенно несостоятельными как по дальности действия, так и по бомбовой нагрузке. Поскольку немецкая промышленность так и не восполнила потери, понесенные во время битвы за Англию, Германия фактически имела в 1941 г. на 200 бомбардировщиков меньше, чем весной предыдущего года¹⁷. С учетом этого дефицита и необходимостью действовать с импровизированных прифронтовых аэродромов немецким летчикам было чрезвычайно трудно обеспечить эффективное превосходство в воздухе и поддержать наступательные удары авиации на обширном пространстве европейской части России. Короче говоря, люфтваффе являлись прежде всего тактической авиацией, способной к поддержке краткосрочных наступательных наземных операций, но отнюдь не глубокой и эффективной авиационной кампании.

Наибольшие слабости Германии заключались в ее тыловом обеспечении. В СССР на всем его огромном пространстве в то время было всего 40 тысяч миль автогужевых дорог с твердым покрытием и 51 тысяча миль железных дорог, причем последние имели более широкую колею, чем железные дороги в Германии. Даже при том, что по мере наступления немцы отчаянно переделывали захваченные железнодорожные пути по западному стандарту, немецкие тыловые службы вынуждены были направлять большинство своих поставок, используя захваченный у русских вагонный и локомотивный парк. То же самое относилось к важнейшим железнодорожным мостам, которые часто требовали длительного восстановления и ремонт которых в значительной мере препятствовал эффективной дозаправке танковых частей и снабжению пехотных соединений.

Кроме того, немецкие танковые и моторизованные дивизии не обладали достаточными возможностями технического обслуживания в длительной военной кампании. Механическая сложность танков и бронетранспортеров, а также наличие многочисленных моделей с взаимно несовместимыми запчастями вносили сумятицу в немецкую систему поставок и материально-технического обслуживания. Усугубляло положение и то, что более ранние военные кампании в значительной мере исчерпали запасы запчастей, обученного технического персонала также не хватало. Поэтому вкупе с более серьезным, вопреки ожиданиям, сопротивлением Красной армии неудивительно, что немецкая «молниеносная» война к концу 1941 г. лишилась значительной части своего бронетанкового потенциала.

Возможно, самая главная тыловая уязвимость Германии заключалась в том, что она не мобилизовала для войны всю свою экономику. Серьезные нехватки нефти и другого сырья ограничивали немецкое производство и транспортные поставки на всем протяжении войны. Эта проблема усугублялась слабой системой коммуникаций на территории Советского Союза, что зачастую препятствовало своевременному обеспечению немецких танковых и моторизованных соединений топливом и боеприпасами. Трудовые ресурсы для немецкой индустрии также представляли огромную проблему. Из-за мобилизационных потребностей вермахта в немецкой промышленности к июню 1941 г. уже было задействовано 3 миллиона иностранных рабочих, и этот дефицит трудовых ресурсов все более обострялся с каждым новым призывом в армию.

Как и в предыдущих кампаниях, по тем или иным причинам Гитлер полагался все-таки на быструю победу, вместо того чтобы подготовиться к длительной борьбе. Считая кампанию 1941 г. выигранной, он заглядывал в будущее, планируя создать новые механизированные и воздушные соединения для последующих операций в Северной Африке и Малой Азии. Фактически все производство новых вооружений Гитлер направил в это время на реализацию этих будущих планов, из-за чего войска, задействованные на Востоке, начали испытывать хроническую нехватку новой техники, топлива и боеприпасов. Поэтому вермахт должен был одержать здесь быструю победу. Иного пути попросту не было¹⁸.

Несмотря на внушительную численность и номинальную силу, в июне 1941 г. Красная армия пребывала в состоянии серьезной перестройки. Она пыталась реализовать оборонительную стратегию с оперативными замыслами, основанными на теории наступательных боев и глубоких операций, разработанной в 1930-х гг. в ущерб эффективной обороне на оперативном (армейском) уровне. Кроме того, Советы пытались одновременно расширить, реорганизовать, повторно укомплектовать и преобразовать свои Вооруженные силы – после плачевных результатов, продемонстрированных Красной армией в Польше (1939) и «зимней войне» с финнами в конце 1939 – начале 1940 г. Поэтому так называемая программа реформ Тимошенко, которая должна была создать более сильную и эффективную Красную армию с бронированным ядром из 29 мощных механизированных корпусов к лету 1942 г., к июню 1941 г. была завершена лишь наполовину. Усугубляя положение дел, военные чистки Сталина, начавшиеся в 1937 г. и продолжавшиеся после начала Второй мировой войны, привели к серьезной нехватке обученных и опытных командиров и штабных офицеров, способных к реализации любых концепций, наступательных или оборонительных. В отличие от немецкой системы опоры на инициативу подчиненных эти чистки и прочие идеологические и системные ограничения убедили офицерский состав Красной армии, что любое проявление независимого суждения может оказаться весьма опасным¹⁹.

Войска Красной армии страдали и от политических призывов защищать «каждую пядь» границы, в то же время не поддаваясь на какие-либо провокации со стороны немцев. Красная армия уже в значительной степени оставила и демонтировала оборонительные сооружения 1939 г. (так называемой линии Сталина) вдоль бывшей польско-советской границы и теперь строила новые «укрепленные районы» в западных областях в западных военных округах. Несмотря на все усилия, к моменту нападения немцев новая линии обороны не была завершена, в то время как прежняя линия Сталина была лишена большинства войск и тяжелого вооружения. Основную часть прифронтовых стрелковых соединений Красной армии представляли собой гарнизоны, расположенные в 80 километрах к востоку от границы, пограничные отряды НКВД и отдельные части, занимавшие укрепленные районы.

В то время как тыловая система Красной армии в ходе отступления была дезорганизована, советские солдаты, по крайней мере, сражались на собственной земле. Даже до наступления суровой русской зимы бойцы Красной армии продемонстрировали свою способность сражаться и выживать при гораздо меньшем уровне материально-технического обеспечения, чем у типичного солдата западной армии. По мере того как немецкие войска продвигались все дальше в глубь европейской территории России, советские линии поставок в войска сокращались, а немецкие, наоборот, удлинялись. Кроме того, тяжким бременем для немцев становились миллионы военнопленных и захваченных гражданских лиц. В то же самое время быстрое немецкое наступление привело к захвату многих тыловых складов Красной армии в западной части СССР. Кроме того, поскольку большая часть жизненно важных объектов военной промышленности Советского Союза была расположена к западу от Москвы, советские власти были вынуждены эвакуировать свыше 1500 (1523) заводов на Урал, зачастую в условиях близких к боевым, чтобы успеть до подхода немецких войск. Хотя эвакуация в конечном итоге была проведена успешно, оккупантам достались важнейшие месторождения полезных ископаемых, а советское военное производство было в значительной степени сорвано.

В организационном отношении структура Красной армии отражала недостатки своей доктрины и руководства. Во-первых, она испытывала нехватку в любом эквиваленте танковой группы или армии, которая была бы способна к проведению длительных глубоких операций в тылу противника. Самой крупной формацией бронетехники был механизированный корпус, жесткая структура, которая неблагоприятно контрастировала с более гибким немецким моторизованным корпусом. Торопливо созданные в конце 1940 г.^[4] и все еще пребывающие в стадии формирования в начале войны, каждый такой механизированный корпус содержал в себе две танковые дивизии, одну моторизованную дивизию, мотоциклетный полк и ряд тыловых частей. Если прежний мехкорпус, который теоретически насчитывал 10 940 человек личного состава и 375 танков и испытывал недостаток в средствах поддержки (кроме танков, имел 215 бронемашин, 60 арторудий, 200 автомашин и др.), новый механизированный корпус, помимо 2 танковых, содержал 1 моторизованную дивизию и различные вспомогательные части. По крайней мере, на бумаге каждый такой громоздкий механизированный корпус насчитывал 36 080 человек личного состава и 1031 танк²⁰. Кроме того, большая часть типичного механизированного корпуса была дислоцирована рассредоточенно и его части занимали разбросанные на большом пространстве гарнизоны, а дивизии корпуса зачастую отстояли друг от друга на расстоянии до 100 километров. Некоторые из мехкорпусов были подчинены штабам армий и имели задачу нанесения локальных контрударов для поддержки стрелковых корпусов своей армии, в то время как другие должны были проводить главные контрудары под контролем штабов фронтов. Это лишало механизированные корпуса возможности выполнять решающие наступательные операции, как того требовал от них Государственный план обороны²¹.

Советская стрелковая дивизия, которая номинально насчитывала около 14 500 человек личного состава, была сформирована из трех стрелковых полков по три батальона каждый, а также имела в своем составе два артиллерийских полка (один пушечный и один гаубичный), батальон легких танков и службы снабжения (всего по штату полагалось иметь, помимо винтовок, 558 пулеметов, 1204 пистолета-пулемета, 144 орудия, в том числе 54 противотанковых и 12 зенитных, 150 минометов, 16 легких танков, 13 бронемашин, свыше 3 тыс. лошадей). Это было близко к численности немецкой пехотной дивизии. Однако на самом деле лишь немногие из стрелковых дивизий имели в своем составе какие-либо танки, потому что Народный комиссариат обороны (НКО) использовал их для укомплектования новых механизированных корпусов. Номинально советский стрелковый корпус состоял из двух-трех стрелковых дивизий, а армия включала три стрелковых корпуса (по три дивизии в каждом), один механизированный корпус, несколько артиллерийских полков и бригаду противотанковой артиллерии. Однако на практике Красная армия была весьма неукомплектованной, и накануне немецкого вторжения большинство советских дивизий насчитывало всего 8–10 тысяч личного состава и даже меньше (обычно от 5–6 до 8–9 тыс. – Ред.)²². В конце мая 1941 г. советское руководство попыталось исправить эту проблему, призвав дополнительно 800 тысяч военнообязанных на секретные сборы и ускорив выпуски военных специалистов из различных военных школ. Большая часть этих дополнительных кадров, однако, не успела присоединиться к своим частям. Большая часть полевых армий имело в своем составе лишь шесть – десять дивизий, организованных в форме двух стрелковых корпусов, с недоукомплектованным механизированным корпусом и малочисленными частями тыловой поддержки и обеспечения.

Кроме того, с апреля 1941 г. Сталин (Генеральный штаб РКК. – Ред.) отдал приказ о скрытной частичной мобилизации в Красную армию. Под прикрытием так называемого «особо угрожаемого военного периода», Сталин утвердил «сползание к войне», проводя скрытое стратегическое развертывание своих войск (к началу войны на этих сборах находилось 842 850 человек и 26 620 лошадей). Практически это привело к мобилизации пяти армий (16, 19, 20, 21 и 22-й) во внутренних военных округах Советского Союза и их развертыванию на позициях второго стратегического эшелона вдоль и позади Западной Двины и Днепра на протяжении широкого фронта от Полоцка на севере и к югу до района Киева включительно. Однако к 22 июня эта частичная мобилизация не была завершена и была закончена в начале июля – уже после того, как начались военные действия²³.

Таким образом, несмотря на то что Германия обладала явным качественным и даже количественным превосходством в военной технике перед Советским Союзом в краткосрочной перспективе, ее первый стремительный удар не смог полностью разгромить соединения и части Красной армии к западу от Западной Двины и Днепра. В то же время Советский Союз был способен сокрушить Германию в долгосрочной перспективе. Во-первых (что так и не было признано самонадеянными немцами), у Советов имелись крупные силы во внутренних военных округах и на Дальнем Востоке, к тому же СССР обладал огромным мобилизационным потенциалом. Кроме того, Красная армия начинала применять в боевой обстановке новые поколения вооружений, в том числе многозарядные пусковые реактивные установки (знаменитые «катюши») и новые танки (средний T-34 и тяжелые КВ), которые заметно превосходили всю действующую и проектируемую немецкую бронетехнику.

ВВС Красной армии не представляли большой угрозы для люфтваффе, даже при том, что их общая численность 19 533 самолета, 7133 из которых были дислоцированы в западных военных округах, делала их самыми крупными воздушными силами в мире. Однако большинство боевых самолетов, как и в случае с сухопутными частями Красной армии, были устаревшими и изношенными²⁴. Новые типы самолетов, такие как скоростной истребитель МиГ-3 (а также Як-1 и ЛаГГ-3) и превосходный штурмовик Ил-2, которые кое в чем превосходили немецкие аналоги, начали поступать в эксплуатацию лишь весной 1941 г. В результате военно-воздушные силы представляли собой смесь старых и новых вооружений. Переквалификация пилотов для управления новыми самолетами шла медленно, поскольку командующие ВВС опасались, что аварии и несчастные случаи во время переподготовки приведут к их аресту за «саботаж»²⁵. С началом операции «Барбаросса» у многих советских летчиков-истребителей в прифронтовых районах было всего по четыре часа налетов. Переход на новую технику и оборудование происходил настолько хаотично, что некоторые советские летчики-истребители даже не узнавали новые советские бомбардировщики (например, Пе-2), когда те поднялись в воздух 22 июня, и ошибочно атаковали их.