Меня уже не существует

А наше поколение впитывает из всего этого лишь монументальный результат, а не последовательность и нюансы, и огорчается из-за недолгих отношений, из-за браков в пару лет. Повсеместная нестабильность, которая ведет к внутренней дисгармонии, стимулирует искать ответы в прошлом, идеализировать прошлое, создавая опору в стремительном настоящем. Но не на все вопросы ответит прошлое, как бы заманчиво ни выглядело наше единение с ним, все-таки далеко не любые (даже обширные) проблемы общества ходят по кругу и имеют искаженные отражения в глубине веков. Нет, нынешняя шаткость семейного гнезда, туманное будущее – это цена свободы и возможности искать свою любовь, пробуя отношения на вкус. Цена той здоровой вольности, большей легкости поступков, всего того, что в прежние времена скрывалось за печатью мнимых пороков. Но еще живо в нас эхо былых традиций и это порой создает внутренний конфликт. И стремление к идеализированному якорю, который в том виде, в каком нам представляется – почти никогда не существовал. К спокойным водам, которые по сути (независимо от того, насколько хорош шанс, подброшенный волной) могут быть доступны лишь тем, кто изначально обладает некой гармонией души. Поскольку без этой гармонии душа все равно не приживется в спокойных водах, захочет снова назад, туда, где штормит. Потом наступит дезориентация от непонимания собственных желаний, от смятенья чувств и изматывающего анализа. А после – тоска и раздражение от того факта, что душа в неистовстве, когда по всем признакам окружающей реальности она должна наполниться заветным счастьем. Ведь нет печали более мерзкой, чем печаль без внешней причины, идущая изнутри, на которую мозгу не удается ответить самому себе «почему вдруг так тошнотворно все вокруг». В такие моменты человек испытывает двойное давление из-за неуместности и необоснованности данной грусти, и чем лучше слажена у него жизнь по внешним показателям, тем сильнее это давление. И если внутренняя дисгармония у этого человека настолько сильна, а печаль по некой душевной предрасположенности приходит часто, то он соответственно часто пребывает под гнетом этого двойного давления, подолгу может жить в таком состоянии. И тут порой даже удачный случай не в состоянии переломить этот ход вещей. Хотя человек вполне может продолжать стремиться к жизни в спокойных водах, не сознавая, что неспособен ее прожить.

11

Все-таки Влад пришел. Очевидно, то обстоятельство, что он на какое-то время начисто забыл лучшего друга – настолько его шокировало, отпечаталось в памяти, что теперь даже той неведомой силе, стирающей воспоминания, он был не подвластен. По крайней мере на ближайшие сроки, пока еще свежи эти ощущения, и я часто занимаю его мысли.

Я аккуратно подрезал рукава своего гольфа и штанины, чтобы они не висели, и побрился, надеясь, что без щетины друг узнает меня быстрее. Так странно, даже не удобно было водить огромной бритвой по лицу. Чистить зубы большой щеткой. Дотягиваться до душа, который висел теперь слишком высоко на своем штыре, и я решил, что лучше класть его прямо в ванной, иначе в следующий раз я рискую к нему не дотянуться. Все предметы вокруг преобразились, стали другими.

Влад сказал, что зайдет в восемь и последние 15 минут я метался по квартире. После закурил на кухне у форточки и ждать стало полегче.

Раздался звонок в дверь. Мой друг любил опаздывать, но сегодня пришел вовремя.

Я затушил окурок в банке из-под сардин, что служила мне пепельницей, и бросился к входной двери. Открыв старую хлипкую внутреннюю, я посмотрел в глазок бронированной. Влад стоял с серьезным, спокойным лицом, ни тени улыбки. С упавшим сердцем я открыл дверь.

– Влад, ты только не пугайся.

На его лице отразилось удивление и ужас, рот открылся. Он смотрел на меня сверху вниз и не шевелился.

Мне было сложно выдавить хоть слово, и я молчал, стоя на пороге и дожидаясь, когда минет его первый шок. Спустя секунду я обнаружил, что вытянулся во весь рост, чтобы казаться выше. Всеми фибрами души я хотел хоть как-то скрасить этот тяжелый для себя момент.

– Ну заходи, сколько можно там стоять, – неуверенно сказал я, отступая в квартиру.

Еще мгновение друг оставался на месте, а после бросился бежать к лестнице.

– Влад, постой! – крикнул я, вернувшись на порог.

Уже схватившись за перила, он замер и обернулся. Лицо еще больше исказил ужас. Я никогда не видел его в таком состоянии, никогда не видел таким большим, и на какой-то миг я даже засомневался – Влад ли это на самом деле? А в его глазах напротив промелькнуло некое узнавание, словно до этого он вообще был без понятия – кто перед ним. Это узнавание своей ничтожной малостью кольнуло меня в сердце, вместо радости я испытал отчаяние, а оно быстро улетучилось с лица моего друга, оставив там только страх. Может в нем на секунду ожило множество воспоминаний?

Что бы там ни было, оно рассеялось и Влад побежал вниз по лестнице, перепрыгивая через одну-две ступеньки и врезаясь в стены.

– Подожди! – крикнул я, выбегая из квартиры. – Влад!

Я оперся на перила и еще раз выкрикнул его имя. Отчаянно, истерично, и сам испугался своего вопля.

– Неужели ты?.. – тихо добавил я, но не договорил.

Еще некоторое время я слышал его удаляющийся топот и шуршание куртки. Потом раздался металлический лязг захлопывающейся двери подъезда.

Я побрел назад в квартиру и подумал, что у всех глазков на моем этаже сейчас, вероятно, сгрудились соседи, привлеченные моим криком, и наблюдают за странным карликом на тускло освещенной лестничной площадке.

Кто это? Почему он заходит в ту квартиру? А кто там живет? Да что-то не припомню.

Ах, да какая разница! Они все равно об этом завтра забудут. Я сейчас могу помочиться им на двери и возможно кто-то выйдет дать мне в морду, но все равно потом об этом не вспомнит и будет только диву даваться – откуда у него пятно на обивке.

«Я могу теперь делать, что угодно. Для мира меня уже не существует» – мрачно подумал я, заходя в квартиру и закрывая за собой дверь.

12

Сигареты Влад все-таки забыл купить, хоть я и напоминал ему об этом, когда мы созванивались за пару часов до встречи. Либо они у него были с собой, хотя через плечо у него висела лишь маленькая сумка, куда блок просто не влез бы. Сложно данную забывчивость приписать к аномальной, но все же я думаю, если бы нам удалось поговорить, то, когда я бы спросил:

– А где сигареты? Я же просил тебя взять два блока.

Он бы удивленно пожал плечами и сказал:

– Ты просил? Странно, я такого не помню.

Уверен, что так бы и было.

Сейчас я не беспокоился из-за того, что мне рано или поздно придется выйти в магазин. Мои мысли поглотила сама эта необыкновенная аномалия, ведь в ней скрывалось еще много загадок.

Во-первых, если всерьез задуматься, то как это вообще возможно – кого-то заставить забыть другого человека? Ведь память, сознание – это не склад с отдельными файлами, как мы любим иногда сравнивать. Все переплетено между собой, любая ассоциация может вызвать воспоминание. Бывает в каком-то месте, среди смешения красок наше восприятие поймает определенный оттенок и начнет взывать к некой атмосфере, скрывающейся за ним, обращать туда свое сознание и пытаться разобраться, с чем это связанно, с какой ситуацией. Словно луч фонаря, бороздящий темную комнату забытых чувств, так и не перешедших на вербальный уровень, но жаждущих, чтобы их нашли. А за этими чувствами могут скрываться воспоминания, зарытые так глубоко, что если бы мы не набрели на этот окольный путь, то никогда бы их не обнаружили. И как это все можно вырезать, будто стереть файл на компьютере, ведь такие вещи не поддаются никаким математическим вычислениям. А может это сделали не математически, а совершенно иным способом, нам абсолютно недоступным? Но тогда эта сила должна хорошо разбираться, как у людей в голове все устроено, и суметь препарировать нас.

Но каков результат? То есть, как это видится со стороны забывшего? Он просто об этом не задумывается и чувствует себя спокойно. Или есть ощущение, что кто-то покопался в твоей голове, ощущение провалов в памяти. А как быть с совместными воспоминаниями? Человек их полностью забывает или думает, что проживал эти события без меня?

Полагаю, в таком случае гораздо проще с дальними знакомыми, убрать-то нужно не многое. Ведь и в обычной жизни мы забыли массу людей, с которыми когда-то недолго общались. Но как быть с Владом? С ним у нас полно ярких совместных воспоминаний, особенно за последние годы, когда мы еще сильнее сдружились. Неужели все это может просто испариться? Это же целый кусок жизни!

С другой стороны, что мы вообще помним? Кусок жизни пройден, в памяти он сжимается в смутный сгусток, обволакиваемый одной-двумя титульными картинками, и что-то подправить в этом сгустке может оказаться не так сложно, жизнь-то менять не надо.

Когда мы проводим вечер в большой компании, то мы же не смотрим все время на одного человека, даже если это самый близкий друг. И если стереть эпизоды взаимодействия с ним, то общее, потускневшее со временем, воспоминание о конкретном вечере не особо потеряет. К тому же, если человека ничего в данном воспоминании не смутит, то он и не станет в нем копаться. Оно промелькнет несколькими подсознательно выбранными бликами, смешается в сквозной образ-эмоцию и вернется туда, откуда пришло.

Вечера, проведенные вдвоем, часы, наполненные упоительным общением, с частым нашим спутником – алкоголем. Как быть с ними? Ведь благодаря этому общению мы уже заплели столько ассоциаций, что по многим поводам можем вспомнить друг друга. И здесь уже не получится просто стереть взаимодействие со мной, Влад же не мог проводить это время сам. Тут нужно убрать общее послевкусие со всеми вытекающими. Нужно убедить человека в том, что этих вечеров не было.

Но, может, я переоцениваю воздействие этого послевкусия. Может, я просто более чуткий и подверженный его влиянию. Ведь если допустить, что этой силе удалось так ювелирно вынуть из памяти людей некие эпизоды, то она способна изъять и целый сгусток, осторожно отрезав все ассоциативные нити, тянущиеся к нему из разных сторон. И оставить человека разве что в смутном недоумении, если он случайно нащупает один из самых толстых ассоциативных канатов, тянущийся теперь в пропасть забвения.

Но вследствие этого меня беспокоит одна мысль. Она саднит сознание, словно разбитое колено.

«А вдруг для Влада все это имело не такое глубокое значение? Вдруг наша дружба значила для него меньше, чем для меня? И именно поэтому с ним удалось провернуть такую операцию»

А главное – почему он не узнал меня сегодня визуально, даже после того, как вспомнил обо мне при телефонном разговоре. Ведь искра узнавания промелькнула в его глазах лишь в одно мгновение, когда он уже убегал, а я окликнул его. В остальное время Влад не видел меня, он видел другого, незнакомого человека. Но как такое возможно? Внешне я не поменялся, а только уменьшился в размере. Лицо мое такое же, как и прежде.

А может, с его стороны все было по-иному? Может, он так и не вспомнил меня до конца, когда я позвонил, по крайней мере не мог припомнить, как я точно выгляжу. Своим звонком я воззвал Влада к ассоциативным канатам, и он осознал, что они вели когда-то к целому сгустку, другу по имени Дима, множеству времени, проведенному вместе. Но как проведенному? Похоже, Влад не мог восстановить в памяти что-либо конкретное, луч фонаря ничего не выхватывал в темной комнате забытых чувств, и это привело его в величайшее смятение. Потому неудивительно, что он не узнал уменьшенную копию друга, которого толком и не вспомнил.

13

Последние пару дней мои мысли путаются, но я не особо стараюсь в них разбираться. Я много пью, запасы еще позволяют, к тому же теперь мне надо меньше алкоголя, чтобы быть пьяным. Я хотел почитать и взял интересную книгу, но дело не задалось, поскольку мне почему-то было трудно сосредоточиться на тексте. Такое произошло со мной наверно впервые, но я не стал на этом зацикливаться. Посмотрел несколько фильмов, в основном те, что любил в детстве. Соприкасаясь с чем-то родным, я желал найти утешение, на время забыться, и отчасти мне это удалось. Меня захватила ностальгия, окутала своей чарующей атмосферой, но воспоминаний на удивление было не много, больше ощущений, витающих надо мной в тусклом облаке.

Также я слушал много музыки, лежа на кровати и отдаваясь туманным грезам. И почти ни о чем всерьез не думал. В какой-то степени я чувствовал потребность расслабить голову и с легким сердцем ей отдавался. Все равно мои мысли, какие они ни были, ни к чему не привели в данных обстоятельствах.

Мне пришлось снова подрезать рукава гольфа и штанины. Конечно, можно было порыться в куче одежды, которая так и осталась лежать на полу возле шкафа в маминой комнате (потому что с моим нынешним ростом вернуть ее на верхнюю полку доставило бы не мало хлопот), и найти там более мелкую футболку и шорты. Ведь там были какие-то маленькие вещи из моего далекого детства. Но мне было лень. Такое более грубое соприкосновение с прошлым по аномальной потребности могло нарушить ту приятную ностальгическую атмосферу, в которой я пребывал. А совсем раздеться и ходить голым я не мог. Стесняться мне некого, но в квартире довольно холодно, несмотря на то, что отопление включили с середины октября, а мороз еще не ударил. Единственное, мне пришлось отказаться от трусов. Они все равно спадали с бедер и повисали на мотне штанов, которые наверно и держались до сих пор лишь потому, что их пояс был на резинке.

Обрезая рукава гольфа, я вспомнил сон про Вегу. Последние две ночи он мне снова снился и опять-таки уменьшаться я стал интенсивнее. Все происходило в том же порядке – неведомая сила тянет меня сквозь бездонные глубины космоса к пылающей синеватой звезде. Только звезда, кажется, стала еще ближе, порой я чувствую исходящий от нее жар. Сила, как и прежде, не раскрывается мне в бодрствовании, только во сне мне удается ее постичь. Но я уже и не гоняюсь за ней, похоже мне не дано заключить ее в рамки своего разума и понять, основываясь на наших моделях мышления.

Однако, до сих пор не понимая природы этой силы, я вдруг осознал ее главную цель – она высасывает из меня жизнь и тянет ее туда, к Веге!

У меня возникло ощущение, что на самом деле я знал об этом уже давно, еще с того момента, как мне впервые приснился данный сон, но догадка эта варилась на медленном огне где-то в подсознании, и только сейчас полностью оформилась.

Сила из такого далека имеет доступ ко мне и завладела мною.

Почему? Зачем ей это нужно?

Я не знаю. Но моя мысль, вопреки привычной за последние дни лени, пошла дальше и внезапно передо мной сложилась цепочка из разных обстоятельств.

Мне снилось в далеком детстве, что меня забирают инопланетяне. Меня и мою семью. И прилетели они на клочке белого света с синеватым ореолом. Во сне мне было лет 12-13, приблизительно столько же, сколько было, когда мы с папой в телескоп наблюдали Вегу. Тогда, возможно, они заприметили меня и захотели забрать, но почему-то не сделали этого сразу.

Хотя, как это может соотноситься? Неужели каждый раз, когда человек смотрит в телескоп, оттуда, куда направлен его взор, за ним тоже кто-то наблюдает?

Нет, это точно ерунда. Если другая жизнь и существует, то она не может быть повсюду. Скорее всего это мне просто не повезло.

Моя мысль следовала дальше, блуждая среди разрозненных фактов и ища в них закономерность. Я вспомнил, что во сне на мне был черный гольф, который я по стечению обстоятельств теперь нашел в своих вещах и надел. Интересно, а купили ли мне уже этот гольф, когда мне снился тот сон? Я наверняка должен был часто носить его в тот период, чтобы увидеть себя в нем во сне. И не был ли на мне надет этот гольф, когда я с папой наблюдал в телескоп Вегу той злополучной ночью? Нет, не думаю, тогда он уже был на меня мал. Но остальное…

Слишком много получилось странных совпадений, связывающих мой детский сон, наблюдение за Вегой и то, что происходит сейчас. Одно очевидно – мне снилось, что они меня забирают, и они меня действительно забирают, теперь я это знаю.

А может это все чушь? Может, мое сознание просто пытается собрать крупицы того, что понимает и построить иллюзорную схему, чтобы хоть как-то объяснить себе эту ужасную ситуацию.

Но какой же крайне необычный способ они выбрали, чтобы меня забрать! Для чего я им нужен?!

От следующей мысли я содрогнулся и ощутил, как страх разливается по всему телу.

Я подумал, что какая-то часть меня уже там, за пределами. В глубоком космосе, за тысячи световых лет отсюда, по ту сторону понимания. В какой-то степени я уже там.