Между сказкой и дальше

В ответ летэвский комендант остановился и выхватил из ножен тонкую саблю. Встав в позицию, он криво усмехнулся:

– Да так… господин Миднерев. Я ведь правильно вспомнил Ваше имя? Оно достаточно известно в Афларине… До сих пор.

Гонец громко присвистнул:

– Сомневаюсь, что меня знает великое летэвское королевство. Вы меня определенно с кем-то спутали. Меня зовут…

Никому не дано было узнать, как его зовут, потому что в тот же самый момент за стеной раздался свирепый вой, который Омуф узнал почти сразу, хотя не слышал его давно. Это был вой злычей, идущих в атаку.

Удивиться тому, откуда они появились здесь, Омуфу помешал громкий вскрик стражника-летэва, упавшего на землю около рычагов со стрелой в горле. Обернувшись, под все усиливающиеся вопли злычей и удары железа о железо, комендант успел заметить в одной из бойниц донжона его повара, Дангака, вооруженного луком. Предатель почти сразу же исчез.

Вой за стеной стал сигналом для Андлеала, и он резко ударил, целясь в шею Миднерева. Тот отступил назад и, выхватив собственный меч, почти сразу бросился в атаку. Отразить его свистящий клинок оказалось нелегко – лже-гонец сделал финт и постарался рубануть там, где летэвский комендант не ожидал. Андлеал отскочил и встал в защитную стойку. Он знал, кто такой Миднерев, и понимал, что у него даже при всей долгой военной подготовке нет ни одного шанса победить. Разве что дождаться, пока остальные летэвы не выбегут из крепости на подмогу.

Миднерев снова скакнул к летэву, и оба закрутились в смертельном танце, не обращая внимания ни на что вокруг.

Омуф, тоже догадавшийся, что помочь своим за стеной уже не получится, все еще жался к каменной кладке, боясь оказаться в зоне видимости Дангака. В том, что предатель подстрелит его, как только увидит, комендант не сомневался. Но вскоре ему в голову пришла мысль, что даже ценой своей жизни необходимо поднять мост и закрыть ворота, ведущие в крепость, а для этого нужно опустить рычаги, возле которых зловещим предупреждением лежал холодеющий летэв с потухшими глазами. “Стоит попытаться”, – решил Омуф. И рванул.

Комендант не мог знать, что все, начиная с воя злычей и заканчивая его скачками к рычагам, не заняло и минуты. Не мог он знать и того, что Дангак уже лежал мертвый на холодных плитах коридора, без промедления убитый одним из летэвов Андлеала.

Когда Омуф оказался у рычагов, то понял, что опоздал. Из ворот в крепость ворвались трое купцов, двое с окровавленными мечами тут же кинулись к Андлеалу, все еще сдерживающему молниеносные и хитрые атаки Миднерева, а третий направился к коменданту. Омуф выхватил из ножен широкий фальшион и мгновенно напал, но противник ловко блокировал рубящий удар, подставив под клинок железную рукоятку своего шестопера. Крики за стеной приближались, становилось ясно, что злычи, сколько бы их ни было, направляются в крепость.

Омуф из последних сил рванулся к рычагам, но купец опередил его, замахнувшись шестопером. Удар пришелся на шлем, комендант свалился на землю, невидящими глазами уставившись на множество ног, появляющихся из ворот. Боль усиливалась, и под ее напором веки Омуфа опустились.

Поэтому он не мог видеть, как Миднерев резким изогнутым ударом режет Андлеалу горло, а появившиеся из ворот крепости летэвы яростно налетают на возникших перед ними купцов и злычей. Защитники крепости ударили слаженно и бесстрашно, и первая линия нападавших была просто вырезана в считанные мгновения. Но хоть каждый летэв сразил не менее двух противников, силы были неравны, и вскоре звуки боя утихли.

* * *

– Славно вышло, – довольно проворчал Ургрулл, громко рыгая. В подвалах крепости злычи отыскали огромное количество запасов еды, и сейчас занимались тем, что активно опустошали их.

– Что славного-то? – буркнул Миднерев, склонив голову и глядя в пол, – Я восьмерых своих положил, а ты говоришь “славно”. Тьфу! Еще и Дангака убили… Повезло, что летэвы решили шапками нас закидать, и не заперлись в башне.

Он сплюнул и подумал: “Этот Андлеал… Откуда он меня знает? Спустя столько лет…”

– Это же битва, – непонимающе покосился на него Мрогер, – И наши родичи умирали сегодня, и умерли достойно – в бою.

– Нельзя умереть достойно, – раздраженно возразил Миднерев, – Это только люди любят почитать погибших словами, потому что ничего другого для них сделать не в состоянии. Нет достойной смерти, а у многих нет даже достойной жизни.

– Быть может, потом будете спорить об этом? – остановил Зрагра Мрогера, уже готового что-то ответить воину, – Скоро двинется наша армия из Степи, а уже завтра, возможно, будут приходить другие караваны. Запасов в этой крепости полно, хватит надолго. А как летэвы поганые пойдут, так и задержим, а потом в Корлимар придут Румлагуш с Архом, а мы присоединимся к ним. Эх, что б меня, поверить не могу, что мы пируем в Траглоне – крепости, которую не могли завоевать даже предки наших предков!

– Нет-нет-нет, у нас другой план, – заволновался Миднерев, не обращая внимания на столь странную для злычей лирику, – Мы остаемся здесь, в крепости, пока Корлимар не будет завоеван. Вы забыли на радостях?

– Забыть не забыли, – ответил Зрагра, – но ты же сам говорил, что эту крепость даже полусотня сдержит. А остальным что делать?

– Я же сказал – сидеть тут, ждать подмоги и отбивать атаки.

– А Румлагуш, Арх? Они получат всю славу и власть, пока мы будем тут гнить?

– Они будут воевать с Корлимаром. Именно поэтому у них армия, а не небольшой отряд бойцов.

– Ну уж хрен, – уперся неожиданно Ургрулл, – Мы тоже будем Корлимар грабить. Мы не трусы, чтобы сидеть за стенами.

– Я и не говорю что вы трусы, – терпеливо начал объяснять Миднерев, – Просто, saxt meeta⁸*, как вы не понимаете… Вы сами хотели идти сюда…

– Чтобы грабить!

– Я обещал, что вы будете это делать! Но не сейчас!

– И как ты нам это запретишь?

– Я не доставлю ваших сородичей до крепости, – ответил Миднерев спокойно, но за этим спокойствием скрывалось нечто страшное, – А потом на вас хватит одного летэвского отряда “Листьев”. Надо объяснять, что это такое?

Зрагра нехорошо усмехнулся:

– А ты не боишься, что не сможешь отдать этого приказа? Ты один здесь, в этой комнате, а нас-то трое. Не думаю, что ты сможешь выстоять.

– А вы попробуйте, – голос воина по-прежнему был спокоен, – Попробуйте. Вы видели в деле и меня, и моих людей. Неужели вы считаете, что они не смогут перебить всех ваших бойцов?

Вопрос явно был риторический, и Зрагра это почувствовал.

– Ты нам угрожаешь? – окрысился он.

– Я? – Миднерев удивленно поднял брови, – Нисколько. Я лишь спрашиваю. А угрожаете-то мне именно вы.

– Ну хватит, – остановил Зрагру молчавший до того Мрогер, – Сделаем так: я буду защищать эту крепость, а ты, Ургрулл, вместе со Зрагрой грабьте крестьян сколько угодно.

Двое злычей согласно и удовлетворенно кивнули.

– Мои люди переоденутся в стражников, – добавил, как показалось, облегченно, Миднерев, – И когда к нам будут подходить настоящие купцы, мы встретим их. Все пройдет отлично.

– Верно, – рыкнул Ургрулл, – Теперь нам ничто не помешает. А как Корлимар захватим и ограбим, так и с Жаргасом разберемся.

Мрогер и Зрагра закивали, Миднерев промолчал.

За окнами раздавались крики злычей, которые, видимо, стремились компенсировать свое небольшое число громкими воплями. Воины Миднерева, сменившие купеческую одежду на привычные черные кожаные доспехи, сидели в молельне.

– Ну, вроде бы все, – хлопнул себя по коленкам Зрагра, вставая, – Пойдем к остальным что ли, отпразднуем. Ведь есть что!

Ургрулл тоже поднялся, уже несколько покачиваясь, что говорило о том, что с пивом, также найденным в крепости, он перебрал.

Уже на рассвете, когда радость среди злычей немного улеглась и они, сраженные наконец выпивкой, улеглись спать, Миднерев неслышно зашел в ту комнату, которую занял Мрогер. Тот не спал.

– Чего тебе? – рыкнул он настороженно.

Миднерев прищурился:

– Есть разговор.

– Ну?

– Я приглядывался к тебе во время всего нашего пути. Ты превосходишь умом остальных матохов, с тобой можно вести дела, – проникновенно начал Миднерев, – Скажи мне, что будет, когда вы закончите, я надеюсь успешно, эту войну?

– Мы убьем Жаргаса. А полученными территориями будем править вчетвером, заставим людей и всех остальных работать на нас и кормить, как в благословенные лета владения Грахаор. Мы никогда не будем знать нужды, и для нас снова настанет золотое время, – без раздумий ответил злыч.

Его собеседник неприятно засмеялся:

– Ха–ха–ха! Какая милая наивность… Я не верю, что ты не понимаешь, что начнется дележка власти. Отчаянная дележка. Вы четверо вместе лишь потому что вынуждены. Но когда необходимости не будет, вы наброситесь друг на друга, как степные волки. Подумай, и ты поймешь, что я прав.

– К чему это ты? – медленно спросил Мрогер.

– Ты уже включился в эту грызню. Не пора ли подумать о …союзниках, – последнее слово Миднерев произнес вкрадчивым полушепотом, – Да, война едва началась, этого многие еще не осознают, но потом может быть слишком поздно.

– Говоря о… союзниках, – Мрогер, явно издеваясь, также сделал паузу, – ты говоришь про себя?

Миднерев кивнул:

– И моих людей. Ты видел, каковы мы в деле. Так что подумай.

Повисла тишина, во время которой злыч и его собеседник внимательно смотрели друг в другу глаза.

– Почему ты предлагаешь это мне? – спросил наконец Мрогер.

– Ты умен, я повторюсь. Особенно по сравнению с другими.

– А в чем твой интерес?

Миднерев улыбнулся – как всегда, краешками губ:

– Я хочу спокойствия в Дестриморе. А оно может быть достигнуто лишь тогда, когда нет войн и волнений. С одним договориться легче, чем с четырьмя, а ты мне нравишься.

Мрогер молчал, размышляя. Миднерев тоже молчал, не мешая думать. На его лице растекалась спокойная, чуть насмешливая улыбка.

Через некоторое время собеседник злыча, догадавшись, что не дождется ответа в ближайшее время, вздохнул, встал и поинтересовался:

– Я надеюсь, ты не станешь трепаться о нашем разговоре? Иначе все условия нашего союза, еще не начавшись, исчезнут.

– Не считай меня глупцом, – рыкнул Мрогер, – Я подумаю и позже скажу тебе свой ответ. И скажи, ты уверен, что мы всех тут положили?

Миднерев лишь улыбнулся:

– Иначе и быть не может.

“Отрава Дангака подействовала на всех. Мы вытаскивали людей уже мертвыми из кустов и отхожих мест. Превосходный яд – не вызывает подозрений, ведь что угодно может навредить кишечнику. Жаль, что Дангак умер – с ним можно было бы знатно повеселиться. Теперь же придется страдать от скуки. Разве что… мой порошок”.

* * *

Омуф очнулся от того, что его губ касается что-то скользкое, противное и вонючее. Открыв один глаз, он с тихим вскриком откатился как можно дальше – ведь его лицо находилось совсем рядом с вывалившимися внутренностями одного из солдат. Как понял комендант, дико шаря глазами в полной темноте, вокруг лежали его бывшие соратники – от того и запах.

Вокруг было тихо, если не считать жужжания множества мух. Видимо, победители бросили трупы защитников крепости в какой-то подвал, да так и оставили. “Это еще не плохо, – подумал Омуф, осторожно шевеля руками, – Коли так, то, может, мне еще и повезет”.

Уж кому-кому, а коменданту было прекрасно известно, что в Траглоне есть тайный проход, с помощью которого лорды, герцоги и другие высокопоставленные благородные лица когда-то могли незаметно прийти в крепость и затем уйти из нее. Нужно лишь понять, в какой части крепости Омуф находится, а затем искать выход.

Решившись, комендант поднялся и сел, чувствуя сильную боль в голове. Тот факт, что рядом с ним лежали его бывшие товарищи, волновал сейчас Омуфа меньше всего – им уже не поможешь, а вот самому спастись необходимо.

Глаза уже привыкли к темноте, и кое-что можно было разглядеть. Почти наверху, под потолком, стала видна деревянная дверь, между досками которой неровными линиями просачивался слабый лунный свет. Значит, помещение выходит во двор, и, кроме того, трупы определенно свалили в башню, а не в трапезную или молельню – там двери были качественные, доска к доске.

Поглядев по сторонам, Омуф различил черные решетки, и чуть не закричал от радости. Как оказалось, их закинули в подвал, который уже долгие годы исполнял функции карцера, и куда порой отправляли за провинности членов гарнизона. Комендант знал, что здесь есть еще одна дверь, ведущая к совсем маленькой каморке, куда испокон веков сбрасывали сломанные, порванные и вообще ненужные вещи – грязь в крепости не допускалась. И именно там, под грудой хлама, был замаскированный под каменную плиту лаз, который позволял выйти наружу севернее крепости либо со стороны Корлимара, либо со стороны Афларина. Незнающий человек ни за что не догадается, а вот среди комендантов Траглона существовал обычай сообщать своему преемнику об этой хитрости. Так и Омуф об этом ходе узнал, и кто же мог представить, что это знание ему пригодится.

В темноте найти нужную плиту оказалось трудно, ведь комендант не только постоянно кривился от неослабевающей боли в голове, но и прислушивался к звукам снаружи, опасаясь, что кто-нибудь из захватчиков зайдет в подвал. Вонь давила на нервы, и, смешиваясь с “ароматами” старого тряпья и пыли, вызывала рвотные спазмы. Но, наконец, руки нашли люк. Кряхтя от натуги, Омуф подцепил плиту найденным обломком лопаты, чуть приподнял и обессилено свалился в образовавшуюся щель. Комендант упал на сухое и шершавое дно прохода, оказавшегося чем-то вроде естественной пещеры. Плита наверху с тихим стуком вернулась на свое место.

Насколько комендант помнил, нужно было просто идти и на единственной развилке повернуть направо, чтобы выйти в Теухурский лес. Это оказалось очень кстати, ведь искать факел было рискованно.

“Лишь бы выбраться отсюда, добраться до выхода, – билась в голове коменданта одна-единственная мысль, перекрывая даже ощущения после недавней схватки, предательства и смерти товарищей, – и в деревню ближайшую. Предупредить их – и в столицу. Коня найти и галопом. Доложить. Королю Лобриву”

Глава 3

“Восстание графства Ниргамед, безусловно, есть бесспорное доказательство существования демонов, коих некоторые еретики богами именуют. Ибо мысли, по причине которых ниргамедцы взбунтовались, мысли, которые мятежники несли в своих устах, настолько безбожны, что подсказаны не иначе как самыми злобными существами в Дестриморе.

Об этом говорит и то, куда решили сбежать бунтовщики, не способные выжить среди праведных жителей Империи – они сбежали в Великую Топь, обиталище Змея. Это лишь доказывает, что сам Змей помогал им, и в головы их свои мысли безбожные втолковал. И мораль из этой истории праведным людям стоит вынести следующую – способ управления, отличающийся от власти короля, помазанного Афларо, есть зло и безбожие”

“История Империи и Афларина с точки зрения праведной веры”, брат Мнеено

Немногие люди понимают, что это за счастье – спать по ночам. Спать, когда ты не мучаешься вопросами, на которые необходимо получить ответы, и потому у тебя нет нужды ломать над ними голову не только днем, но и ночью.

Такое счастье доступно каждому: и ремесленнику, имеющему большое количество заказов, и купцу, потерявшему часть своих богатств, и воину, тоскующему вдали от дома по семье. В итоге ночь и сон возьмут верх над тревогами и волнениями и заставят человека погрузиться в успокоительное забытье. Даже голодный бродяга способен уснуть, поддавшись требованиям уставших головы и тела.

И лишь одни люди по-настоящему ценят крепкий и спокойный сон – в основном потому, что так редко они могут себе его позволить. На своих мягчайших перинах и подушках, под охраной лучших воинов в стране, так редко спят в своих замках и дворцах короли и императоры, князья и таны.

Некоторые, несомненно, возразят, что, мол, уж кто-кто, а царствующие особы всегда спят сладко и с комфортом, в тепле своих покоев, мягкого одеяла и еще более мягкой, ласковой и податливой красавицы. И, несомненно, будут правы, но имея в виду лишь тех правителей, которые правят для себя, а не для народа. Ведь как может спокойно спать человек, который управляет не простой мастерской или гильдией, но королевством, и, кроме того, которому не все равно, что в этом королевстве происходит? Как может спокойно спать тот, кто беспокоится о голоде и болезнях, постигших его подданных? Увы, подобные правители встречаются редко, а ведь именно благодаря таким, как они, развиваются и процветают подвластные им территории. По немой и жестокой судьбе такие люди сгорают рано, ведь, отдаваясь своей стране, редко обращают внимания на свои потребности.

Именно к таким правителям относился Кратисс Шаос, владыка Болотного Легиона, который в данный момент сидел на застеленной самыми мягкими перинами кровати и смотрел в незастекленное окно. Оттуда веяло прохладой – очень приятной при условии постоянной жары. Далеко в небе светил месяц, порой исчезавший за темными тучами. Намечался дождь.

Будь его воля, Кратисс, не задумываясь, поднялся бы с кровати и прошелся по покоям. Однако он прекрасно знал, что если встанет, то тут же разбудит свою супругу ‒ королеву Мелиту Шаос. А этого допустить он не мог – не хотел нарушать ее сон.

Владыка Болотного Легиона, болотный король, с любовью посмотрел на свою жену, и его жесткое лицо, омраченное тяжелыми мыслями, на мгновение осветилось ласковой улыбкой. Она всегда была для него самой красивой, но особенно он любил смотреть на нее спящую, когда выражения тревоги и заботы сходили с ее лица, и Мелита наконец-то начинала выглядеть умиротворенной.

Кратисс провел рукой по своей бритой голове и отвернулся, вновь принимаясь смотреть на месяц. Ему нужно было найти решение очень сложной ситуации, а Мелита отвлекала его, заставляла думать о ней, наполняя голову совсем ненужной сейчас сентиментальностью.

Удивительно, но подобные ночные размышления и недосып никак не отражались на внешности Кратисса, усталость была видна лишь в глубине его темных глазах. В остальном же он выглядел здоровым и крепким мужчиной – как и остальные представители его странного народа.

Появление Болотного Легиона было достаточно нашумевшим событием, приведшим впоследствии к многочисленным спорам и сомнениям. В 1091 году от Прихода Царей одно из входящих в Империю южных графств, Ниргамед, взбунтовалось. Причины этих недовольств начались после того, как граф Вагнар Ериш вернулся из крупного похода против злычей. Случилось это в 1088, а уже в следующем году начались беды.

Земля словно в одно мгновение стала бесплодной. Поля стояли голые и исковерканные, фруктовые деревья перестали плодоносить, а рыба в водоемах будто прогнила изнутри, как и все звери в окрестных лесах.

Дабы обезопасить от возможного распространения заразы соседние провинции, правящий тогда император Йинарг из династии Ксикридов вместе с летэвами объявил графство проклятым за нарушение Солнечных Заветов Афларо и предъявил ультиматум: либо Вагнар со всеми своими подданными покидают территорию Империи, либо их уничтожают. Всех до единого. Неудивительно, что во время всеобщего сбора ниргамедцы решили уйти.

И в ту же ночь графу Вагнару во сне было видение: перед ним предстал вечно меняющийся Щертерег, Владыка Чувств и Отец Людей, и дал ему два совета. Первый – сложить корону, стать наравне со своими многострадальными подданными и впредь все вопросы решать сообща, второй же – идти на юг, в Великую Топь.

Любой другой, несомненно, ужаснулся бы, услышав это. Ведь это было жуткое, обросшее множеством легенд место, которое располагалось южнее Дольних гор, как утверждали редкие путешественники. Там находилась дельта реки Нивдин, образуя в крупной низине неподалеку от гор территорию, заполненную огромными и опасными болотами. Решиться жить там мог только абсолютный безумец… или совершенно отчаявшийся человек.

Но граф, озлобленный и обиженный на незаслуженно проклявших его слуг Афларо и их бога, поверил своему видению, и вместе со своими подданными отправился на юг.

Никто не мешал их продвижению, города закрывали перед ними ворота, и даже родственники ниргамедцев отказывались общаться с ними, моля Афларо о прощении за столь греховное родство.

Вагнар и его ожесточившиеся воины отвечали Империи той же монетой, по возможности грабя каждый населенный пункт у себя на пути. А когда граф увидел сверкающие впереди пики гор, то в очередной раз вспомнил незаслуженные обиды и не удержался от желания в последний раз отомстить изгнавшим его. Он кликнул своих дружинников и добровольцев на лошадях, и неделю бродил по всем южным провинциям Империи, предавая все, что только можно, огню и забирая самое ценное и полезное. Этим событием, которое в будущем хроникеры назовут Кровавой неделей, Вагнар поставил точку в истории графства Ниргамед.

Но история Болотного Легиона только начиналась. Отрезавшие себе путь к возвращению, отчаявшиеся, озлобленные и мужественные люди перешли по горному ущелью через Дольние горы и принялись углубляться в Великую Топь. И хотя мало кто об этом знает, но сколько бы последовавшие за ними имперские карательные отряды не старались отыскать этот проход, у них ничего не получалось – будто бы никакого прохода и не было.

Ниргамедцев встретил жестокий мир, сильно отличавшийся от привычных полей и лесов. Здесь, в крупной дельте, располагались сотни бочагов и прудов, а более сухая территория кишела жуткими тварями и ядовитыми змеями.

Вагнар и его люди нашли в Топи остатки огромного города с двумя возвышавшимися в центре пирамидами. Те оказались наполовину разрушены, как и большинство странных двухэтажных домов, расписанных извилистыми узорами, но остатки крепостной стены, пруд и отсутствие рядом крупных тварей были словно знаком, призывающим остаться здесь. И люди остались, сразу же взявшись за починку зданий. Первым делом изгнанники возвели на плоских площадках пирамид две крепости, и соединили их мостом, назвав столь странный замок Ниргримлаоном. Там поселились Вагнар и самые верные его помощники, а простой народ расселился вокруг. Но места не хватало, и все новые и новые отряды уходили на юг.

До сих пор не совсем понятно, чем же так зацепил отважных людей этот край, и почему они не пошли искать другого места. Возможно, не хотели рисковать и терять уже найденные площадки для жизни, а возможно, приглянулись ниргамедцам окружавшие их странные и мрачные пейзажи. И люди расселились здесь, среди темных лесов, разделенных болотами, в заброшенных кем-то руинах, схожих с теми, на которых был построен Ниргримлаон.

Эти древние постройки, стоит отметить, стали огромным подспорьем Болотному Легиону – они были добротные, хорошо сохранившиеся, с прочным фундаментом, а кроме того – их соединяла сеть каменных дорог, которую неизвестные строители провели через болота.

В большинстве своем поселения возникали именно в этих местах – не только из-за уже имеющихся укреплений и крыши над головой, но и потому что в озерах рядом ниргамедцы обнаружили съедобные водоросли, которые, собственно, и спасли их от голода. Уже затем, когда самые тяжелые месяцы борьбы за выживание остались позади, люди стали расселяться дальше, занимаясь в новых деревнях добычей болотной руды и охотой.

Почти сразу в народе сформировались абсолютно новые отношения между правящими и подчиняющимися слоями. Люди сами выбирали себе начальников и управляющих, руководствуясь исключительно своим мнением о человеке.

Сам Кратисс стал королем таким же образом. После смерти предшественника все находящиеся в Ниргримлаоне собрались на площади и принялись выкликивать претендентов на трон. В их число входил и молодой Шаос, который управлял дворцовым имуществом и был известен как человек честный и умный, прославившийся своими разумными решениями во время последнего голода. Кратисс не хотел такой власти и следующей за ней ответственности, но так как многие, в том числе и более известные воины, хотели видеть в королях именно его, то пришлось уступить. И Болотный Легион не ошибся, выбрав себе правителя ответственного и заботливого.

Ведь даже сейчас, среди ночи, причиной бессонницы Кратисса было именно его государство. Никогда оно не было особенно благополучным, но сейчас опасность стала слишком серьезной.

Проблемой, возникшей раньше остальных, стала неизвестная и очень заразная хворь. У заболевших зеленел язык, начинались жуткие боли в голове и горле, и в итоге они либо задыхались, либо умирали от голода – есть они уже не могли. Но благодаря бдительности и ответственности солдат область заражения была оцеплена и пока не увеличивалась, но тревоги в сердцах жителей не становилось меньше. Тем более что многие люди умерли, сократив и так невеликое население.

Уже какую ночь он стремился решить эту проблему, но все время безуспешно.

Ведь была и другая беда, которая являлась самой грозной и беспощадной. Беда, пришедшая с юго-востока, и успешно теснившая Болотный Легион…

* * *

– Итого двадцать три мешка, – пересчитал крепостной голова и поднял на Рунгоса мутные глаза, – Мало.

– Это зависело не от меня, – резко ответил тяжело дышащий капитан, скрещивая руки на груди. Его усталое лицо с короткими волосами искривилось, когда он вспомнил, с каким трудом ему приходилось собирать продовольствие по разоренной округе. Пронести в крепость эти самые двадцать три мешка Рунгосу было не менее трудно.

Голова кивнул, но в его хриплом голосе сквозило недовольство:

– Осада может затянуться. Войско Его Величества не придет сюда в ближайшее время. Нам нужна еще еда.

Рунгос промолчал. Он знал, что будет дальше, но совершенно не хотел этого, и в глубине души надеялся, что все обойдется.

Но нет.

– Ты должен добыть еще столько же.

Несмотря на старость, голос головы звучал уверенно и властно. Рунгос переступил с ноги на ногу, глядя в дощатый пол.

– Голова Перубор, – сказал он наконец, – Я же только вернулся. У меня жена, как-никак. Дайте хоть повидаться денек-другой.

– Супруга твоя может подождать, – отрезал Перубор, – а крепость – нет. В ней со всей округи люди, и мне обо всех надо позаботиться.

– Но…

– Твой отряд, кажется, все еще стоит около потайного хода. Ящеры не будут ожидать, что вы опять выйдете из крепости так скоро. Тем более, сейчас ночь, это увеличит ваши шансы.

Спорить было бессмысленно. Капитан это понимал, и поэтому молча вышел из комнаты, окинув взглядом мешки. Шагая по деревянной лестнице и зло топая сапогами, он мысленно поносил крепостного голову последними словами за его равнодушие и жуткую вонь во всей комнате. Ничего больше капитану, как человеку подневольному, не оставалось.

Выйдя из главного здания крепости, обновленного не более четырех десятков лет назад, он остановился и поглядел вниз, на перестроенные под нужды Болотного Легиона древние дома. Сейчас все вокруг них было занято телегами и спящими людьми. Перубор не соврал – в крепость действительно пришли многие, и каждый требовал внимания. Но Рунгоса-то интересовала лишь одна женщина, к которой он даже не мог подойти.

Крепость была в осаде, и в лунном свете можно было разглядеть раскачивающиеся на виселицах трупы врагов.

Болотный Легион прозвал их ящерами. Вообще-то родственников змей в Великой Топи было полно, но именно эти создания выделялись среди них. Они ходили, как люди, а передними лапами могли весьма ловко использовать различные инструменты. Но от этого они не переставали оставаться животными – из-за покрытых чешуей тел, немигающих глаз с узкими зрачками, клыкастых пастей и коротких, чуть выше колена, хвостов. Ящеры – как их еще назвать?

Они появились на территории Болотного Легиона не так давно – пожгли крайние деревни, испугали неожиданностью и заперли всех выживших людей в крепостях. В одной из них, Лишттасе, и служил Рунгос, которого в самом начале осады послали собирать уцелевшие припасы, подготовленные предусмотрительными крестьянами. И теперь, после двух недель поисков, его сразу же отправляли обратно…

“Старый гриб”, – думал капитан, направляясь к подземному ходу, подобных которому Болотный Легион много обнаруживал под основаниями брошенных крепостей. Перубор не шутил – и если он сказал, что ехать надо сейчас, то придется ехать, пусть даже и часа не прошло, как Рунгос под покровом ночи вместе с отрядом пробрался в крепость. Голова не отличался добротой и милосердием, и еще до нашествия ящеров вешал всех, кто ему не нравился – что уж говорить о тех, кто действительно провинился?

Может, при Вагнаре, когда основы выборов начальников только зарождались, Перубора и удалось бы сместить, но сейчас его власть в округе стала слишком сильна. Сгнила где-то система ниргамедского графа, и сохранялась лишь в Ниргримлаоне, но никак не на окраинах.

Рунгос дошел до группы людей, сидящих около входа в небольшую башню в форме спирали. Кто-то из них ел, некоторые дремали, приходя в себя. Когда капитан подошел, то не стал долго юлить.

– Ну что, – выдохнул он обреченно, – крепости нужна еще еда. Нас снова отправляют за ней.

Воины лишь коротко выругались, но не противились, прекрасно осознавая важность поручения. Но капитан вовсе не был столь спокоен, и в душе придумывал для Перубора самые страшные смерти.

Ведь голову́, несмотря на возраст и наличие супруги, тянуло к жене Рунгоса. Поэтому Перубор при любом удобном случае отправлял капитана прочь из крепости, как, например, сейчас.

– Эй, Рунгос!

Капитан обернулся и увидел, как, переступая через спящих, к нему идет дородная женщина. Капитан узнал ее – это была младшая сестра Перубора, Зокеха.

Подойдя, она протянула одному из солдат торбу.

– Это вам поесть, – пояснила она, откидывая назад толстую рыжую косу, – А это тебе попросили передать, Рунгос.

В руках капитана оказался маленький красный платочек, расшитый синими нитями. Рунгос поблагодарил кивком, в его душе мгновенно потеплело.

– Сказала, чтобы ты берег себя, – продолжила Зокеха.

– Как она? – поинтересовался Рунгос.

– С ней все хорошо, не волнуйся. Перубор в своей комнате сидит, не до развлечений ему сейчас.

– Ну и слава Щертерегу, – выдохнул капитан, мгновенно поняв, что сестра головы хотела сказать ему.

– Ну, в добрый путь, – подвела итог Зокеха и обратилась к тем охранникам, что играли в кости, сидя около запертой двери в башенку, – Эй, люди, пустите их опять.

– Проходите, – сказал охранник, – И давайте там, ну… поосторожнее.

Никто из отряда Рунгоса ему не ответил – все молча поднялись и вошли в темноту прохода, не оборачиваясь. Дверь за ними закрылась.

Идти приходилось на ощупь, но воины Рунгоса хорошо знали путь, и потому шли быстро и уверенно. Капитан двигался впереди всех, нервно теребя в пальцах платок.