Читать книгу: «Пламя нашей лжи», страница 3

– Я съеду с дороги, – говорит он. – Если сумею убежать от огня через лес, встретимся впереди.

– Нет! – кричу я. – Не получится! Ты окажешься в ловушке и погибнешь!

– Нам нужна машина, Хан. Бегите! Я постараюсь встретить вас впереди.

– Не надо! – визжу я.

Он качает головой, заводит двигатель, выруливает из ряда машин, едущих на юг, и скрывается в лесу. Среди деревьев огонь распространяется еще быстрее, чем по шоссе. Пламя перескакивает с ветки на ветку, а искры разлетаются в стороны, создавая мелкие очаги, прокладывающие путь породившему их чудовищу.

Сердце замирает. Дым и пепел разъедают глаза. С неба падают целые головни, рассыпаясь искрами по асфальту. Огонь шагает вперед с неумолимостью терминатора, расшвыривая машины с дороги, точно игрушки. Ему нужны мы. Его создатели.

– Бежим! – кричит Вайолет.

Она тянет меня за рукав, и мы бросаемся вдоль шоссе, стараясь не налетать на машины и более медлительных людей. Матильда бежит рядом со мной, уже задыхаясь от жары.

Ядовитый пепел покрывает толстым слоем волосы и кожу. Мы задираем майки, чтобы прикрыть рты. Под одеждой у нас с Вайолет по-прежнему бикини, но мы уже не те девчонки, которые всего несколько часов назад купались в Провале. Мы – убийцы. «Возможны жертвы». Господи, только не это.

Температура сегодня под сорок, но на черном асфальте и с наступающим на пятки пожаром намного жарче. Страдающая от артрита Матильда начинает прихрамывать и тихонько поскуливать. Ее рыжая шерсть блестит под потемневшим небом, возвращая себе тот красновато-коричневый оттенок, который был у нее в детстве. Я тяну ее за ошейник:

– Давай, девочка!

Матильда чуть виляет хвостом и пытается двигаться быстрее. В извиняющемся взгляде ее темных глаз читается: «Прости, что я постарела».

Я отваживаюсь бросить взгляд назад и вижу, что пожар нас нагоняет. Одна из машин съезжает в кювет, и язык прожорливого пламени проносится прямо над ней.

– Вот черт! – вскрикиваю я.

Ужас переполняет мозг. Я смотрю на Матильду. Она совсем выбилась из сил.

– Нам не удастся убежать! – визжит Вайолет.

– А вот и удастся!

Я подхватываю Матильду на руки, и мы мчимся еще быстрее. Бежать с собакой на руках становится труднее с каждым шагом; от страха кровь по венам течет бешеным потоком. Огонь настигает нас, и горло разрывается от рыданий. Неужели мы вот так и погибнем?

Глава 7

7 июля

Локализация пожара: 0 %

18:55

Я быстро отстаю от Вайолет, потому что Матильда весит под сорок кило, а я пытаюсь бежать с ней на руках, обутая в шлепанцы. Вайолет гневно оборачивается:

– Брось собаку, Ханна!

– Что?! Нет!

Подруга хватает меня за руку, будто клещами. Черные глаза горят.

– Не бросишь – погибнешь!

– Это же моя Мэтти! – пытаюсь вырваться я.

– Она слишком тяжелая. Придется ее оставить.

– Не могу, Ви! Я не могу бросить Матильду! – трясу головой я.

– Ханна! – визжит Вайолет и тянет меня за руку. – Бросай чертову собаку и бежим со мной! Ты мне нужна! – В ее глазах отражается пламя.

– Не могу, – тяжело дыша, хриплю я.

Вайолет смотрит на меня удивленно, даже немного обиженно, потом выпускает мою руку и убегает прочь.

Я ставлю Матильду на землю, беру за ошейник и пытаюсь подбодрить:

– Давай, Мэтти! К ноге!

Приближающееся пламя чуть замедляется, чтобы уничтожить подвернувшийся на пути минивэн, и тут же пускается бушевать снова, когда его языки достигают бензобака и машина взрывается. Я падаю прямо на Матильду, зажимая ладонями уши. Собака взвизгивает, когда я приземляюсь ей прямо на задние лапы.

– Прости! – Я поднимаю ее на ноги.

Рядом с нами застрял прицеп с лошадьми. Животные внутри громко ржут и брыкаются. Владелец машины бежит к ним на помощь.

– Убери собаку! – кричит он. – Сейчас я их выпущу!

Я оттаскиваю Матильду с дороги. В ушах гудит, жар начинает обжигать кожу. Мужчина открывает дверь прицепа, и четыре лошади, оборвав привязи, вырываются наружу. Они несутся галопом вдоль шоссе, брыкаясь и со ржанием перепрыгивая брошенные на пути вещи. Одна из них сбивает с ног женщину, и люди вокруг начинают кричать остальным, чтобы береглись. Слезы оставляют дорожки на покрытом пеплом лице владельца, который тут же срывается с места и пускается вдогонку за лошадьми.

Матильда лижет мне руку.

– Бежим! – я хватаю ее за поводок и тяну за собой.

Порыв ветра швыряет прямо в нас сноп искр. Пепел состоит из сгоревших химикатов, машин и зданий, фотографий, пластмассовых игрушек и тел животных и людей. Мы вдыхаем его, впуская в себя, и меня охватывает приступ кашля.

Я изо всех сил тяну поводок Матильды, заставляя ее бежать. Она ускоряет шаг, но из-за перегрева надолго ее не хватает. Мы трусим вдоль желтой разделительной линии шоссе, но недостаточно быстро. Я – Дороти, она – Тотошка, и мы просто хотим домой. Из горла бедной Мэтти вырываются стоны, и я представляю себе, какую боль причиняет ее пораженным артритом лапам бег по такой твердой поверхности.

Огонь нагоняет нас, и я пытаюсь снова взять Матильду на руки, но она сопротивляется. Я не могу удержать брыкающуюся собаку. Люди пробегают мимо нас, и большинство даже не глядит в нашу сторону. Вокруг царит паника.

Мы преодолеваем еще полмили, после чего Матильда останавливается и ложится на асфальт. Она смотрит мне в глаза и виляет хвостом, словно прощаясь.

– Нет… – шепчу я, чувствуя, как ком подступает к горлу. – Давай… Ты сможешь…

Я пытаюсь поднять собаку, но она отказывается вставать. Она сдалась. Огонь приближается, и когда он будет совсем рядом, мне придется бросить Матильду. Меня сотрясают рыдания. Я прижимаюсь лицом к шерсти, вдыхая знакомый собачий запах сквозь вонь дыма.

– Я люблю тебя, Матильда.

Она виляет хвостом и прижимается мордой к моей шее.

Рев пламени приближается, становится невыносимо жарко. Слезы высыхают, не успев упасть на землю.

Вдруг сквозь шум крови в ушах я слышу рокот двигателей, поднимаю голову и замечаю огромный пузатый пожарный самолет. Я утираю слезы и смотрю, как он снижается. Десятки людей останавливаются и задирают головы.

Самолет подлетает к краю пылающего ада и сбрасывает несколько тонн огнетушащей смеси. Розовая, словно жвачка, жидкость гасит ближайшие языки пламени и покрывает машины и дорогу на пути пожара. Вокруг меня раздаются радостные крики.

Пожар беснуется и атакует смесь, но не может ее победить. Я ловлю ртом воздух, изумленно глядя на эту картину. Наступление пламени на юг сорвано, и на сердце становится легче. Пожарные выиграли для нас время. Они спасли мою собаку.

Я уговариваю Матильду идти, и она неохотно поднимается. Пройдя несколько метров, я замечаю в багажнике брошенного пикапа детскую тележку. Мысленно возблагодарив владельца, достаю тележку и помогаю Матильде забраться внутрь, а потом, взявшись за ручку, качу ее за собой и присоединяюсь к остальной толпе зомби, ковыляющих в сторону Бишопа. Позади нас бушует пожар, обозленный устроенной ему западней, и его западная кромка дотягивается до бескрайних лесов, с ревом устремляясь в сторону Йосемитского национального парка.

Те, чьи машины не сгорели, возвращаются, и на дороге возобновляется движение. Наверное, мы напоминаем колонну беженцев: половина на колесах, половина бредет на своих двоих по обочине, таща на себе все, что только можно: детей, продукты, фотографии и домашних животных. Водители, у которых в машинах еще есть свободное место, останавливаются и предлагают подвезти семьи с маленькими детьми.

Рядом со мной тормозит синий пикап, набитый рыболовным и туристским снаряжением. Водитель высовывается в окно:

– Подвезти?

Я оборачиваюсь и вижу небритого парня в бейсболке. Ему сильно за двадцать, и в Гэп-Маунтин я его вроде бы не встречала. Он взмок от жары, а машина покрыта тонким слоем пепла. Он показывает взглядом на мою собаку:

– Кажется, ему не очень удобно.

– Ей, – на автомате поправляю я.

Лапы Матильды широко расставлены, и она с трудом удерживает равновесие в игрушечной тележке. Представив себе, как я тащу ее всю дорогу до Бишопа, я вдруг чувствую невероятную усталость. Ноги болят, в горле першит, и возникает такое чувство, будто адреналин сочится прямо из пяток. Я смотрю в глаза незнакомцу. На вид он не опасен.

– Вы из Гэп-Маунтин? – спрашиваю я. – Эвакуируетесь?

– Нет, я живу в Бишопе. Как раз возвращался домой с рыбалки, когда начался пожар. Вот… Сейчас спущу термосумку на пол и освобожу место.

– Хорошо, спасибо.

Я помогаю Матильде забраться в тесный салон. Она с громким вздохом плюхается на пассажирское сиденье и наотрез отказывается подвинуться, поэтому я в конце концов сажусь в середине. Водитель закидывает красную тележку в кузов пикапа, занимает свое место, и мы трогаемся. В кабине тесно, и его нога едва не касается моей. Он косится на мое бикини, проглядывающее сквозь мокрую от пота футболку, потом снова переводит взгляд на дорогу. Я скрещиваю руки на груди, чувствуя, как пылают щеки.

– Меня зовут Джастин, – говорит он с легкой улыбкой.

– А я Ханна. Спасибо, что подобрали нас.

Я смотрю на бардачок – а вдруг там пистолет? Меня разбирает истерический смешок. Так и представляю себе заголовок: «Убитая девушка пыталась сбежать от пожара».

– Рад познакомиться, Ханна. Все в порядке? Вот, попей. – Он тянется мимо меня, касаясь моей руки, и поднимает с пола фляжку. – Сегодня набрал воды, но пока не пил. Клянусь!

– Спасибо. – Не знаю, верю ли я ему, но пить хочется так сильно, что мне уже все равно.

Я жадно пью, потом наливаю немного в ладонь для Матильды. Вода проливается на сиденье. Я бросаю виноватый взгляд на Джастина:

– Простите…

– Это всего лишь вода, – улыбается он. – У тебя красивая собака.

Я глажу мохнатую голову Матильды:

– Самая лучшая. Только уже старенькая.

Он качает головой, словно считает такое положение дел несправедливым, и я вдруг чувствую, что не могу сдержать слез. Украдкой утираю глаза и пытаюсь дышать размеренно.

– Можешь поплакать, – подмигивает Джастин. – Я никому не скажу.

Приборная доска машины передо мной расплывается от слез. На часах восемнадцать минут восьмого. Сейчас лето, поэтому на улице еще светло. Небо висит над нами сплошной завесой кружащегося пепла. Горло пересохло, и я кашляю, не в силах остановиться. Мне дурно. Телефон снова пищит, выдавая новое оповещение, от которого у меня холодеет в животе:

Район Стоуни-Ридж полностью перекрыт.

Работают пожарные и врачи.

Неконтролируемые пожары представляют угрозу для жизни.

Не возвращайтесь домой!

Господи, надеюсь, Люк и Мо в безопасности. Хорошо, что Джастин включает погромче радио, играющее кантри, и остаток пути до Бишопа мы едем молча.

– Где тебя высадить? – спрашивает он, когда мы выезжаем на Норт-Мейн-стрит.

– У «Холидей инн».

Он находит гостиницу и останавливается у тротуара перед главным входом.

– Вот… – Джастин пишет телефонный номер на старом чеке и протягивает его мне. – Позвони, если нужно будет куда-нибудь подвезти или еще что понадобится.

Его взгляд задерживается на мне, и внутри все переворачивается. Ему не меньше двадцати пяти. Он выглядит намного крепче Драммера, более плотный и зрелый, и я, чувствуя прилив крови к щекам, хватаю бумажку.

– Хорошо.

Он помогает мне достать из багажника пикапа красную тележку, и когда его рука касается моей, я стараюсь поскорее отстраниться.

– Спасибо, что подвезли.

Я машу ему рукой на прощание, сажаю Матильду в тележку и спешу к гостинице. Джастин, сидя в машине, провожает меня взглядом.

Первым делом я замечаю, что Бишоп переполнен беглецами от пожара, едущими в покрытых пеплом машинах или бредущими с теми пожитками, которые не растеряли по пути сюда. Через дорогу стоит другая гостиница, и к ней выстроилась очередь из людей, ждущих, пока их заселят. Мы все грязные и провоняли дымом. Жители Бишопа, напротив, чисты и свежи; они суетятся, словно муравьи, чтобы нам помочь.

Из ниоткуда рядом со мной возникает женщина, держащая в руках бутылки с водой и миску для Матильды.

– Здравствуй, милая. Я Жизель из Церкви Христа, – говорит она.

Я останавливаюсь, и она начинает хлопотать вокруг нас с собакой, давая нам напиться и вытирая слизь с глаз Матильды. Затем Жизель сопровождает нас, как, наверное, поступил бы и сам Иисус.

– Тебе есть где остановиться? – спрашивает она. – У нас в церкви найдутся кровати и еда.

– Да, вон там, – хрипло отвечаю я, кивнув в сторону «Холидей инн». – Бабушка моей подруги сегодня забронировала для меня номер.

– Это хорошо. Многие гостиницы переполнены. – Она идет со мной к дверям.

По пути я замечаю на стоянке свой запыленный джип и чувствую облегчение. У Драммера получилось! Он ускользнул от огня!

Жизель остается со мной, пока я не получаю ключ-карту от номера и не уговариваю администратора гостиницы разрешить мне взять в номер Матильду.

– Спасибо, – говорю я своей провожатой.

– Не за что, – отвечает Жизель, сочувственно улыбается и кладет ладонь мне на плечо. – Не Бог устроил этот пожар, милая, но Он поможет тебе его пережить.

Я изумленно смотрю на нее: уж кому, как не мне, знать, что этот пожар устроил не Бог.

Убедившись, что помощь больше не нужна, она оставляет меня возле лифта. Оказавшись в кабине, я сгибаюсь пополам и, прикрыв лицо ладонями, громко выдыхаю. Матильда обнюхивает мое лицо и пытается лизнуть.

Поднявшись на третий этаж, я нахожу нужную дверь рядом с комнатой Лулу. Внизу мне сказали, что всего она сняла четыре номера: для себя, для внучки и два для нас с отцом. Сначала мне становится неловко, что мы занимаем столько мест, когда снаружи такая очередь из людей, которым негде остановиться, но потом соображаю, что Драммеру тоже нужна комната. Я уступлю ему свою, а сама поселюсь у отца.

Я стучу в дверь Лулу, и она впускает нас с Матильдой. Вайолет и Драммер сидят на двуспальной кровати и смотрят новости по телевизору. Пудели бросаются к Матильде, чтобы обнюхать, и она с тревогой косится на меня.

– Ханна! – Вайолет вскакивает с кровати и обнимает меня, потом наклоняется и обнимает мою собаку. – Матильда! Простите! Простите меня! – Она плачет, прижавшись лицом к рыжей шкуре.

Когда Вайолет поднимает голову и смотрит на меня, я замечаю, что она без макияжа, с мокрыми волосами и пахнет дешевым шампунем. Она переоделась в футболку с лошадками и напоминает двенадцатилетнюю девчонку.

– Я… Я не знаю, почему так на тебя раскричалась, – говорит она мне. – Прости, Хан. Пожалуйста, прости меня. Я испугалась.

Ее извинения действуют на мою ярость так же, как розовый химикат на пламя пожара, полностью ее погасив.

– У нас у всех выдался не самый легкий день, – отвечаю я, и мы слабо улыбаемся друг другу.

Она объясняет, что ее почти сразу же подобрала какая-то семья и отвезла в Бишоп, поэтому она уже давно здесь и успела принять душ.

Теперь с кровати вскакивает Драммер и крепко обнимает меня.

– Наверное, не стоило разделяться. Я чуть не спятил, когда не смог отыскать тебя на дороге, Хан, – глухо рокочет его голос у меня над самым ухом. – Я не могу тебя потерять.

Я обнимаю его в ответ, вдыхая исходящий от него запах гостиничного мыла, чувствуя, как напрягаются его мускулы и как сердце бьется в такт с моим. Впрочем, он постоянно такое говорит, даже если мы обсуждаем отъезд в колледж, или я обращаю внимание на других парней, или злюсь на него. «Ханна, я не могу тебя потерять. Я жить без тебя не могу». Разве он может настолько во мне нуждаться и при этом не хотеть меня?

Я пожимаю плечами, притворившись, что его слова меня ничуть не бесят.

– Да ладно тебе… Ты спас мою машину.

И он понятия не имеет, как я этому рада, потому что по пути сюда решила как можно скорее вернуться к Провалу. Нужно осмотреться, не забыли ли мы там что-нибудь: полотенца, пивные бутылки, рюкзаки, пропавшую трубку Люка. Если следователи найдут улики первыми, мы реально влипли.

Драммер отпускает меня, и я пишу отцу: «Я в Бишопе в “Холидей инн”. У нас есть номер для тебя».

«Отлично! Рад, что ты в безопасности. Я остаюсь здесь помогать. Отдай мой номер кому-нибудь».

Разумеется, папа остается. Он же шериф!

«Хорошо. Я тебя люблю».

«Я тебя тоже».

– Мне тоже не помешало бы принять душ, – говорю я, замечая, что все вокруг уже помылись. – Люк или Мо выходили на связь?

– Мо звонила, – отвечает Драммер. – Она нашла родителей, они встретились с Люком и его братишкой и приехали сюда. Они не пострадали, но дома сгорели.

Сгорели… Я молча пытаюсь это осознать.

– А мать Люка?

– Она была в казино, – фыркает Драммер. – Все пропустила.

– Их дома точно сгорели? – Я все еще надеюсь, что в рассылке масштаб бедствия был преувеличен.

– Ага. Люк приехал как раз к тому моменту, когда его дом рухнул.

– Ого… Хреново дело, – бормочу я и понимаю, что это еще мягко сказано.

Рассказав, как я попала в Бишоп («На попутке?» – уточнил Драммер. «Не совсем», – ответила я), отправляюсь в свой номер принять обжигающе горячий душ и смотрю, как пепел и грязь превращаются в мутный поток на дне ванны. Я тру кожу мылом, промываю голову и стою под потоком воды, но ощущение чистоты не приходит. Я никак не могу смыть множащиеся во мне страхи и чувство вины.

Глава 8

9 июля

Локализация пожара: 0 %

Жертвы: 3 человека

16:00

Следующие два дня мы проводим в «Холидей инн», следя за новостями, получая оповещения, читая социальные сети и наблюдая по телевизору за разрушениями в Гэп-Маунтин. Тридцать два дома, почтовое отделение, школа и прачечная уничтожены, сгорели дотла. Три человека погибли, еще семнадцать пропали без вести. Тысячи акров земли выжжены, жителям городов к западу от нас рекомендовано эвакуироваться. На борьбу с огнем стянуты пожарные со всей Калифорнии. Сам пожар получил название нашего городка и вплотную подступил к Йосемитскому национальному парку.

На помощь полицейским для поиска человеческих останков в Стоуни-Ридж привлечены студенты-археологи и криминалисты из Фресно. Церковь Христа здесь, в Бишопе, превратилась во временное убежище для тех, кому не хватило мест в гостиницах, а Красный Крест развернул пункты помощи жертвам пожара. Слово «жертвы» горит у меня в голове неоновой вывеской. Эти люди – жертвы нашего поступка.

Общественность уже начала задаваться вопросом, кто виноват. Для поиска ответа в Гэп-Маунтин прибыли следователи, и в гостинице я себя чувствую беспомощно, словно в ловушке. Вернуться к озеру мне не удалось, потому что дороги перекрыты блок-постами. Я не могу спать, не могу есть, нервы гудят, словно натянутая тетива лука. Мне необходимо вернуться и убедиться, что мы замели следы.

Отец не пострадал, но очень занят. Он спит в своем кабинете, а стоянку рядом с уцелевшей начальной школой превратил в командный центр для всех организаций, участвующих в тушении пожара «Гэп-Маунтин». Здесь энергетики, газовики, армейские саперы. Городской совет, пожарные штата, Красный Крест, национальная гвардия и планировщики вместе работают над тем, чтобы обезопасить линии электропередачи и газопроводы, расчистить дороги и убрать ядовитую пыль из общественных мест, чтобы жители могли вернуться в Гэп-Маунтин. Отец прислал фотографию палаток, разбитых возле школы. На фоне обугленных деревьев и почерневшей земли они напоминают военный лагерь.

Когда мы с Люком не смотрим новости, то обзваниваем приюты для животных и спасательные службы, чтобы выяснить, не нашлись ли мои лошади и его кот. Пока никаких результатов.

До сегодняшнего дня наша пятерка не могла переговорить без посторонних, потому что Эйден, братишка Люка, не отходил от него ни на шаг. Но сейчас Эйден спит, а Чудовища собрались в моей комнате и наконец-то могут говорить свободно. Мы с Вайолет и Мо занимаем кровать ближе к двери, Люк стоит у окна, а Драммер растянулся на другой кровати, позволив моей собаке положить голову ему на колени.

– Я спалил собственный долбаный дом, – произносит Люк, закуривая сигарету в номере для некурящих.

– Я все потеряла, – шепчет Мо.

Я обнимаю подругу за плечи, и она прижимается ко мне. Она так сильно чесалась, что на руках образовались небольшие язвы. Мо перечисляет утраченные вещи: собственноручно сшитые платья, фотографии, школьные ежегодники и награды, танцевальные костюмы, детское одеяльце, мягкие игрушки, ноутбук, и для каждого из нас упоминание очередной вещи – словно удар под дых. Особенно для Люка.

– Прости… – то и дело повторяет он, хотя и его дом тоже сгорел.

– Мне нужно вернуться туда, – заявляет Мо. – Нужно увидеть своими глазами. Не могу поверить, что моего дома больше нет.

Люк тоже хочет вернуться, но отец говорит мне, что район Стоуни-Ридж перекрыт.

– Там опасно, – объясняет он. – Оборванные провода, утечки газа, химикаты. Мы еще не закончили поиск тел. Не суйтесь туда.

Люк тушит сигарету о подошву ботинка.

– Мать меня с дерьмом съест, если узнает, что это моих рук дело.

Мы с Мо удивленно переглядываемся, потому что Люк редко делится такими подробностями о своей матери. Мы знаем, что у него дома все плохо, но не знаем точно насколько.

– Мы сделаем так, что она не узнает, – обещаю я.

Он смотрит мне в глаза. В его взгляде – холод и печаль. Винит ли он меня в том, что я схватила его за руку, или винит себя, что зажег трубку? Я не знаю – и не уверена, что хочу знать.

Я глубоко вздыхаю и говорю:

– Пришло время выживать.

Друзья поворачиваются ко мне. Поскольку я выросла бок о бок с законом, то лучше остальных разбираюсь в его нарушениях, и Чудовища всегда обращаются ко мне, если им кажется, что они попали в беду.

– Кто знает, что мы купались в Провале седьмого июля? – спрашиваю я. – Вы кому-нибудь рассказывали, куда собираетесь?

Мы с минуту молчим, потом Мо, откашлявшись, говорит:

– Я могла сказать папе. – Она теребит кончики длинных рыжих волос. – Я складывала еду в сумку, и он спросил, куда я собралась. Постойте… – Она прикусывает губу. – Я сказала ему, что мы собираемся купаться, но о Провале вроде не упоминала. Хотя… я не уверена.

– Ладно. Он может и не вспомнить. Еще кто-нибудь говорил?

Друзья отрицательно качают головами.

– Мо, если тот разговор все же всплывет, скажи отцу, что у нас поменялись планы. Мол, мы не пошли купаться из-за ветра и решили посидеть у меня дома. Все согласны, верно?

Чудовища кивают, и я встаю и начинаю расхаживать по номеру.

– Значит, вот такое у нас может быть алиби: мы с Вайолет катались верхом и возвращались домой, чтобы встретить вас. Потом заметили дым и поскакали в город, чтобы предупредить пожарных. Вы втроем ждали нас у меня дома. Все просто, и никто не докажет, что было не так.

Люк хмыкает.

– Я сначала зашел в магазин к Сэму. Об этом стоит упоминать? – Не поднимая головы, он энергичными размашистыми штрихами рисует что-то в гостиничном блокноте.

– Что ты купил? – осторожно спрашивает Мо.

– Ничего. Только жвачку, – отвечает он и вдруг бьет кулаком по столу. – И взял бесплатную упаковку спичек.

Драммер чертыхается и смотрит на меня:

– У Сэма стоят камеры?

– Стоят. Но я не уверена, что он их вообще включает.

Драммер закидывает руки за голову, и футболка задирается, обнажая плоский загорелый живот.

– Почему бы не сказать, что мы ходили в кино? – бормочет он.

– Это можно проверить, – возражает Мо.

– Проехали…

Он пялится в окно, только мускул на подбородке подергивается. Драммер совершенно не выносит неудобства и терпеть не может сидеть на одном месте. Ему нужно быть на улице, охотиться или работать, и ему нужен физический контакт – борьба, спорт или секс. Без внимания со стороны он быстро чахнет, и меня мигом охватывает желание, стоит представить себе, как я дарю ему это внимание.

– Наша версия и так хороша, – замечает Мо.

Драммер укладывает поудобнее подушки у себя за спиной и взбивает их, попутно потревожив Матильду, которая спрыгивает с кровати. Он хмурится:

– Может, просто подождем? Посмотрим, что будет дальше. Да и вообще, разве человек может постоянно помнить, где он был?

Мо качает головой, но уступает. Если прямо сейчас надавить на Драммера, он просто уйдет. Настроение в номере меняется, и каждый из нас погружается в собственные муки.

Я возвращаюсь к практическим вопросам:

– Мо, ты убрала пивные бутылки и все, что мы оставили после себя, как я просила?

Ее потрескавшиеся губы размыкаются.

– Да, конечно. Похватала все, что попалось на глаза.

Боль у меня в голове превращается в тупое пульсирование во лбу.

– Что попалось на глаза? То есть ты что-то могла оставить?

Ее брови сходятся над переносицей, глаза блестят.

– Я… Я же не знала, что зачищаю место преступления!

Ее слова разносятся по комнате взрывом, поражая всех нас. Я закрываю лицо ладонями.

Вмешивается Вайолет. Губы у нее дрожат от напряжения.

– А фотографии и видео? Никто ведь ничего не постил, да?

– Вот дерьмо! – Мо начинает лихорадочно жать на иконки на экране телефона. – Когда мы были у Провала, я вывесила селфи с Драммером, но оно не ушло. Но могло уйти позже, когда появился сигнал.

– И ты не проверила? – вскрикивает Вайолет.

– Я следила за новостями о пожаре, – качает головой Мо.

– Проверь! – требую я.

– Уже… – Она проматывает экран, потом замирает. – Вот оно. Все-таки ушло.

– Черт побери, Мо! – кричу я. – Я же сказала: «Нас здесь не было»! Что тут непонятного?

Мы бросаемся к ней и смотрим на фотографию в телефоне. Вот Мо с полузакрытыми глазами. В руке – бутылка пива, а за спиной блестит Провал. На заднем плане виден Драммер, ныряющий с каменистой площадки в озеро. Черты лица размыты, но татуировка дракона, сделанная им на восемнадцатилетие, видна отчетливо.

Подпись Мо под фотографией: «Летние деньки!» Пост лайкнули восемьдесят два человека, и он появился на странице Мо седьмого июля вскоре после начала пожара.

У меня волосы встают дыбом.

– Удаляй!

Ее пальцы мелькают.

– Удаляю… Готово! – Она бросает телефон на колени и вскидывает руки.

– Но столько народу уже увидело фотку… – стонет Вайолет.

– Прекрасно, Мо, – ворчу я. – Распитие алкоголя несовершеннолетними, плавание в Провале. Теперь-то нас точно никто не вычислит.

Темные глаза Люка вспыхивают:

– Не козли, Ханна! Она же все удалила!

Я не обращаю на него внимания и обращаюсь к Мо:

– Прости! Я… Мне страшно.

Мозг начинает лихорадочно работать. Довольно трудно скрыть даже умышленное преступление, а в нашем случае слишком много неясностей.

– Так, слушайте. Надо проверить телефоны и удалить любые фотографии и видео, сделанные в тот день, любые тексты. И облако тоже вычистить. Нам не нужны свидетельства, что мы там были, если все вскроется и телефоны конфискуют. С этого момента будьте очень осторожны в сообщениях. Если нужно будет обсудить детали, придется звонить.

– Не нравится мне это, – говорит Вайолет. – Я так не могу.

Люк с воем вскакивает и пинает стул, который с глухим стуком опрокидывается на ковер. «Ну началось…» – только и успеваю подумать я, прежде чем он набрасывается на меня.

– Зачем ты вообще схватила меня за руку, Ханна?! Я был осторожен!

Его лицо находится в считаных сантиметрах от моего, но в Люке всего метр семьдесят пять роста, поэтому когда я встаю, то оказываюсь выше него. Я смотрю на него сверху вниз:

– А зачем ты вообще курил в лесу?

– Да я так все время делаю! – сквозь зубы смеется он.

Драммер вскакивает и встает между нами.

– Сядь! – бросает он Люку.

– Ну конечно! Ты-то на ее стороне, – фыркает тот и тычет в меня трясущимся пальцем. – Это она виновата! Она их всех убила!

Мо сидит затаив дыхание. Я отшатываюсь, словно пропустила удар.

– Я пыталась тебя остановить, – говорю я очень тихо, потому что бабушка Вайолет сейчас в соседнем номере.

– У меня же условка, – напоминает Люк.

– А я дочь шерифа!

Драммер отталкивает Люка обеими руками, чем повергает нас в шок: он не из тех, кто станет защищать себя, не говоря уже о других.

– Отвяжись от Ханны!

Люк толкает его в ответ, и Драммер сжимает кулаки. Тут уже вскакивают Мо и Вайолет.

– Хватит! – кричит Мо, нахмурив рыжие брови. – Нельзя нам сейчас собачиться. Нужно успокоиться и подумать.

Люк и Драммер стоят, опустив глаза к полу.

– Мы все в одной лодке, – добавляет Мо.

– Если будем держать рот на замке, нас это не затронет, – киваю я. – Все будет в порядке.

– Но ведь погибли люди, – откашлявшись, замечает Вайолет. – Может быть, все же стоит признаться?

Мо вопросительно смотрит на меня. Драммер и Люк напряженно качают головами – теперь они вдруг оказались на одной стороне.

– Ну уж нет! – рявкает Люк.

– Ни за что, – добавляет Драммер.

– Так, ребята… – говорю я, обеими руками осторожно расправляя складки на покрывале. – Мы с Вайолет сразу же поехали в город. Так было правильно. Но если бы мы объявили, что сами устроили пожар, это не помогло бы его потушить. Мы ничего не выиграем, если признаемся. – У меня во рту вдруг пересыхает, и язык начинает ворочаться с трудом. – Если бы я думала, что это нам как-то поможет, я бы первая предложила: давайте всем расскажем. Но не поможет. Какой смысл рисковать сесть в тюрьму и пролететь мимо колледжа? Какая от этого кому-нибудь польза?

– Но мы же нечаянно, – лепечет Вайолет.

Я смотрю на нее в упор, надеясь, что до нее наконец дойдет.

– Ви, лесной пожар, пусть даже устроенный нечаянно, считается преступлением.

– Слушайтесь Ханну, – ворчит Люк, косясь в мою сторону, – она все знает.

Я выдыхаю и тру лоб. Моим друзьям не понравится моя речь, но я дочь шерифа, и мне нужно, чтобы Вайолет поняла: у нас охрененно большие проблемы.

– Это называется неумышленный поджог, Ви, и он может быть квалифицирован как проступок или как тяжкое преступление в зависимости от ущерба, нанесенного пожаром, и решения окружного прокурора. А вы двое – несовершеннолетние, – указываю я на Вайолет и Люка. – А это значит, что все штрафы – а они будут огромные – платить придется вашим родителям.

Мо кивает:

– Того пятнадцатилетнего парня, что устроил пожар в Игл-Крик, оштрафовали на тридцать шесть миллионов.

Вайолет вскидывает ладонь ко рту:

– Бабушка меня убьет!

– Ну, с моей-то нищей семейки они ни цента не получат, – мрачно ухмыляется Люк.

Драммер снова плюхается на кровать.

– Ханна права. Если мы всем расскажем, это никому не поможет, а если промолчим, то хуже вряд ли станет.

Я беру паузу, чтобы его слова дошли до всех, и через минуту, когда возражений не поступает, спрашиваю:

– Ну, договорились? Никто не станет болтать?

Драммер, Люк и Мо кивают. Четыре пары глаз упираются в Вайолет. Она, одетая в топик с открытыми плечами, хмуро смотрит на нас, хлопая длинными загнутыми ресницами. Я вновь поражаюсь тому, насколько она здесь чужая. Она не родилась и не выросла в Гэп-Маунтин, как остальные четверо Чудовищ. Мы ждем, чувствуя, как между нами разверзается пропасть. Первая из многих.

Наконец, вздохнув, Ви бормочет:

– Я никому ничего не скажу.

Все расслабленно выдыхают. В любом случае, учитывая, что нам грозит, ссориться между собой бессмысленно. Я вспоминаю прошлые случаи поджогов и наказания за них. Двое рабочих случайно устроили пожар «Зака» во время ремонта водопровода; бродяга, сжигавший мусор, стал причиной пожара «День», а по вине электроснабжающей компании возник пожар «Кэмп» в калифорнийском Пэрадайзе. Технически все это были несчастные случаи, но каждый из них закончился штрафами и уголовными делами. Нам никак нельзя попасться.