Читать книгу: «И растает Лёд», страница 3

– У тебя же нет никаких рыбок, – прищурившись, посмотрела она на подругу.

– А могли бы быть! – сделав страшные глаза, прошипела ей Алиса, подхватила клатч и стараясь не зацепиться за столики ногами, продефилировала в сторону гардеробной и выхода. Очутившись на приличном расстоянии от оставленной парочки, не удержавшись, обернулась. За столиком уже никого не было.

– Ого! Шустро вы все между собой порешили, ребята, – покачав головой, пробормотала вполголоса Алиса. Удивляла как неразборчивость подруги, так и готовность нового знакомого заменить одну симпатичную девушку другой. За пять минут.

О времена, о нравы.

Глава 5.
1679 год от Р. Х. Лондон.
Зрелость Жнеца

За окном метель укутывала спящий Лондон снежным пледом. Корнелий, открыв окно, жадно глотал морозный воздух, надеясь, что это утихомирит пламя, бушующее в груди. Но не получалось.

Все пошло прахом. Та, ради которой он расстался с человеческим существованием, снова стремилась в лучший мир. И на этот раз у нее получится.

Спустя два года после смерти Джонатана Констанс смогла оправиться настолько, что вышла замуж за очередного приятеля брата – лейтенанта военно-морского флота Роберта Гордона. Молодожены поселились у Корнелия, и тот был этому только рад. Роберт месяцами отсутствовал дома и хотел, чтобы жена была под присмотром его друга. Того же мнения были и брат с сестрой. Корнелий души не чаял в младшей сестренке, да и Констанс его любила, и не желала с ним надолго расставаться.

Потому Роберт со спокойной совестью оставил молодую жену на попечении старшего Джонсона, несмотря на то, что та была на сносях.

Все было хорошо. Констанс ела за двоих, много гуляла, грелась у камина, наслаждаясь «Потерянным Раем» Мильтона и «Божественной Комедией» Данте.

Но вчера все пошло прахом. Ребенок, мальчик, родился мертвым. А у Констанс началось кровотечение. Врач, присутствовавший при родах, не смог ничего сделать, и лишь развел руками. Да, такое случается. Женщины, бывает, умирают при родах. Такая уж судьба.

Корнелий едва сдержался, чтобы не свернуть ему шею. Его бесило равнодушие этого человека, но он понимал, что врач не виноват в состоянии сестры. На прошлой неделе его сосед, тоже не бедный человек, скончался из-за больного зуба. Так что все происходящее не удивляло. Но причиняло жгучую боль.

– С малышом все в порядке? – через силу прошептала Констанс, когда врач разрешил Корнелию ее навестить.

Молодой человек не смог сказать правду. В угасающих глазах сестры было столько надежды, что сердце сжалось.

– Да. Здоровый мальчуган, – улыбнулся Корнелий, сдерживая слезы.

– Позаботься о нем, пока Роберт не вернется. И помоги ему, пожалуйста. Нужно найти кормилицу.

– Все будет хорошо, милая. Ты поправишься. И сама сможешь…

– Не будет, Корнелий. Я умираю. Ног почти не чувствую. Кажется, до рассвета не доживу.

– Прости меня…

– О чем ты говоришь? – слабо улыбнулась женщина. – Ты заботился обо мне каждый день, каждый час с тех пор, как не стало мамы. Я так тебе благодарна. И я так тебя люблю…

– Тише, милая. Тебе нужно отдохнуть. Поспи. А я пока заварю травяной чай. Он поможет набраться сил. Спи.

– Посиди со мной. Пожалуйста.

Сестра, закрыв глаза, тут же провалилась в сон. Корнелий еще несколько минут державший ее за руку, наконец встал и взглянул на сестру. Констанс права. До восхода солнца она умрет. Мужчина явственно видел печать смерти на ее лице. Пара часов, и все будет кончено.

Душу Констанс тяготила бренная оболочка, и она стремилась вырваться на свободу. Душе не было дела до его страданий. А как же он? Как он будет жить без своей младшей сестренки?

Корнелий вздохнул.

Молодая женщина, к счастью, не услышала этого вздоха. Сон ее был тяжелым, но крепким. Корнелий вышел из комнаты и отправился в свой кабинет. Нацедил в стакан виски, сделал глоток и снова открыл окно. Ветер плеснул горсть снежинок в его горящее лицо. Пригубив напиток, мужчина сцепил зубы, размышляя о грядущем.

Сестра умрет. Это не изменить. По крайней мере, ему. Но кто заберет ее душу? Неужели придется жить с воспоминаниями, как в ее глазах проступает ужас? Ведь он знал, как выглядит во время этого процесса. И он все еще помнил, как изменился взгляд души Джонатана, когда Корнелий пришел забрать его. Страх, ненависть, негодование, боль.

А тут родная кровь. Он все еще помнил Констанс малюткой, ради которой он пожертвовал своей судьбой. Девочкой, искренне смеющейся, когда брат подхватывал ее на руки и кружил в воздухе. Когда подарил сделанную собственноручно из соломы и старых тряпок куклу, в ее глазах был неподдельный восторг. И жгучая благодарность.

Он боялся, что сестра, узнав, кто он, возненавидит его. С этим не смиришься так легко. Эта молодая женщина занимала особое место в его жизни.

Мортам не запрещалось вести человеческий образ жизни. Особенно молодым. Он все еще оставался мужчиной с естественными потребностями. Но он не мог позволить себе влюбленности. Потому, что знал – даже самые красивые девушки смертны. В отличие от него.

Чем старше становится морт, тем реже он окружает себя людьми. Те, кто продолжали привычное общение, по словам Магды, обычно кончали плохо. Но он пока молод и не стремится к одиночеству. Может быть, через несколько веков он изменится. Если не совершит непоправимых ошибок на службе и не канет в Лету вслед за теми неудачниками.

Но сестра… В нем слишком много человека, чтобы так просто дать ей уйти. Ведь только ради нее он и согласился на эту сделку. А теперь она снова умирает, и на этот раз никто помогать не будет.

Азраил давно не давал о себе знать, видимо, довольный своим новым слугой. Но Корнелий больше не мог ждать. Ему нужна помощь.

Ритуалу вызова Ангела Смерти его обучила Магда. Процесс сам по себе неприятный, а учитывая, что Магда ему никогда не нравилась, несмотря на ее помощь и опеку, он поклялся себе, что никогда не прибегнет к этому способу.

Нет, никаких выпотрошенных девственниц, или вырванных сердец, или кошачьих потрохов. А все равно – мерзко.

Убедившись, что слуги разошлись по комнатам, мужчина закрылся в своем кабинете. Достал из ящика письменного стола серебряный нож для разрезания бумаги и кубок из того же металла.

Корнелий долго гипнотизировал эти предметы связи, не решаясь на последний шаг. Но страх потерять сестру пересилил чувство гадливости.

Проведя ножом по запястью левой руки, позволил крови стечь в кубок. Боль была острой, но как только эта жидкость омыла кожу и неспешно потекла в сосуд, стало легче. Когда кубок наполнился на дюйм, кровь остановилась. Тяжело вздохнув и поморщившись, мужчина поднес кубок к губам. И, сдерживая рвотные позывы, выпил все до капли. Тошнота усилилась, и перед глазами появился бледно-розовый туман, сопровождающий каждое подобное «чаепитие». Признак, что Азраил рядом.

Корнелий все еще помнил их первую встречу.

Маленький, замерзший и потерянный, он с ужасом взирал на темную высокую фигуру в длинном плаще. Капюшон скрывал лицо, и казалось, что там вообще ничего нет, лишь черная мерцающая пустота. Возможно, так и есть. Он до сих пор не видел Азраила без его обычного облачения. Ангел Смерти – что может быть страшнее? Правда, уж ему-то, Корнелию, бояться нечего. Морты бессмертны по своей природе. Пока Азраил не решит иначе.

Ангел не заставил себя долго ждать.

– Плоть от плоти моей, ты взываешь ко мне. Я тебя слушаю.

Корнелий, не понимая, откуда доносится голос, встал и недоуменно оглядел комнату. В кабинете он один. Лишь занавеска колышется от порывов морозного ветра.

– Затравленно так не озирайся. Меня сегодня не дано увидеть даже морту. Зачем взывал ко мне?

Мужчине на миг показалось, что в зеркале больше не отражается комната. Вместо нее на серебряном полотне – мрак, поглощающий любой проблеск света. Корнелий замер, вглядываясь в угольно-черный прямоугольник. Казалось, он затягивал в себя все, что находилось поблизости, и возможно, даже его самого. Моргнув, мужчина тряхнул головой – в зеркале снова недоумевало его отражение, глуповатое и растерянное.

– Не безгранично мое время. Я жду, – напомнил о себе Азраил.

– Моя сестра… Ты, наверное, знаешь, что она снова при смерти…

– Разве обязан я знать о людях все? – равнодушно отозвался голос. – Разве интересуют меня живые? Души – вот о ком я пекусь.

– Она скоро станет одной из таких душ. И я не могу… Не хочу ее потерять. И провожать ее в последний путь не буду.

– Служить отказываешься мне? – в голосе промелькнул неподдельный интерес. – Помнишь, чем чреват сей поступок?

– Помню, – буркнул Корнелий. – Нет, я не отказываюсь. Я снова хочу поменять ее душу на кого-нибудь другого.

– Нет! – отрезал ангел. – Ошибаешься ты. Не безгранична моя власть. Я не могу. И не собираюсь идти навстречу. Ты разве закон не знаешь?

– Знаю.

– Видимо, нет, раз заикнуться посмел об этом! В пять сотен лет однажды. Ты выбор сделал свой, когда душу здорового отца на больную сестру обменял. В следующий раз будет это двадцать второй век от Рождества Христова.

Корнелий промолчал, сжав челюсти. Выходит, никаких привилегий у него больше нет. Он зря расстался с обычной человеческой жизнью.

– Привилегии какие еще нужны тебе? – проскрежетал голос. Видимо, ангел смеялся. Мужчина забыл, что от него невозможно скрыть мысли. – Долгая здоровая жизнь, полная удовольствий, есть у тебя.

– Разве это удовольствие – забирать чужую душу?

– Плата это. Пока прощай. Другие заботы есть у меня.

Вот и поговорили. Корнелий, обуреваемый горем и яростью, швырнул кубком в зеркало, и оно разлетелось на сотни крошечных сверкающих осколков.

Больше ничего нельзя сделать. Ни-че-го. Почувствовав нехватку воздуха, мужчина накинул плащ и вышел из дома.

На улице его встретил промозглый февраль, радостно распахнувший снежные объятия. Мужчина вздрогнул и плотнее запахнул плащ.

Фонари горели едва ощутимо, и мрак полз по улицам, огибая дома и задерживаясь в подворотнях. Метель, швырнув в лицо Корнелия россыпь острых снежинок напоследок, стихла. Но теплее не стало. Облака, затянувшие небо, стали разбегаться по сторонам, и мороз начал крепчать.

Все приличные люди сидели сейчас за накрытыми столами, вкушая вечернюю пищу, грели озябшие после улицы руки, поднося их к очагам. И только его одинокая фигура нарушала безмолвие ночи. Шаги гулом отдавались среди стен домов-колодцев. Корнелий ненавидел этот город. Но сестра не хотела уезжать, даже после гибели Джонатана. А теперь, когда ее не станет, захочет ли он остаться?

Когда впереди замаячило здание, освещаемое единственным тусклым фонарем из красного стекла, Корнелий мрачно усмехнулся. Почему ноги привели его сюда? Сейчас не до развлечений. Но к дому все же подошел. Тотчас из дверей вылетела молоденькая девица, одетая слишком легко для февральской ночи. Увидев темную фигуру Корнелия, она вскрикнула от испуга, потом прижала ладони к груди и попыталась кокетливо улыбнуться, приходя в себя.

– Прошу, скажите, что вы священник, – обратилась она к мужчине.

– А что случилось?

– Старая Брук помирает, – шмыгнула носом девица. – Хочет помолиться перед смертью. Покаяться. Ей есть в чем.

– Не сомневаюсь. Но я не священник.

– Вы на него чертовски похожи. Миссис Смит вытолкала меня на мороз, а мне страх как не хочется бегать в темноте и искать святошу. Так и на душегубов нарваться можно.

– И что вы предлагаете?

– Притворитесь одним из них. Страх как похожи. Я-то знаю. Частенько они к нам захаживают.

– Вот это мне знать не обязательно. Вы полагаете, что это будет правильно – дать умереть вашей подруге без настоящего отпущения грехов?

– Лишь бы она померла со спокойной совестью. В раю все равно ей не место. Как и всем нам.

– Что ж… пройдемте.

Девушка обрадовалась возможности провести остаток ночи в тепле и, схватив Корнелия за руку, втащила в дом. Это заведение было ему незнакомо. Пару раз он, в пору становления мужчиной, захаживал в подобные дома. Но с виду те обиталища похоти выглядели вполне прилично. Здесь же все кричало о нищете. Наверное, к этим девицам заглядывают разве что моряки, священники, боявшиеся огласки, да сбежавшие с галер преступники.

Его проводница оказалась совсем юной. На вид ей было лет пятнадцать, но голос уже хриплый, грубый. Как и ладони. Шершавые, словно у крестьянки, растрачивающей свою жизнь на пшеничном поле.

– Меня Грейс звать, ежели чего, – она кинула быстрый взгляд через плечо. – А ты ничего, хорошенький.

– Даже не надейся, – покачал головой Корнелий.

– А говоришь – не святоша. Тоже один из них, – фыркнула девчонка, открывая одну из дверей. – Брук, я привела священника.

Оставив мужчину в комнате, она выскользнула в коридор. И морт понимал, почему. В каморке ощутимо воняло потом, немытым телом и приближающейся смертью. Лежащая в постели женщина слабо постанывала, не открывая глаз. Бисеринки влаги на ее щеках и лбу слегка блестели в свете одинокой свечи. Корнелий подошел ближе. Больная была укрыта грязными одеялами, и казалось, они обернутся трухой от малейшего прикосновения.

– Дочь моя… – «дочери» было уже лет сорок. Корнелию еще не доводилось встречать настолько старую проститутку. Обычно никто из них не доживал до такого возраста. Эта женщина смогла. Если это можно назвать жизнью. Грязь, боль и слезы. Выживание. И борьбу за него она сейчас проигрывала.

– Святой отец? – умирающая приоткрыла глаза. В зрачках отражалось пламя свечи, и казалось, в них плескается огонь. Дьявольское пламя.

– Да. Я пришел отпустить твои грехи. Ты хочешь исповедаться?

– Это вряд ли, – едва слышно засмеялась женщина. – Не успею пересказать. Ты просто отпусти их.

– Хорошо, – Корнелий приблизился вплотную и взял морщинистую, сухую ладонь. – Э-э-э… Брук…

– Брук Форест…

– Брук Форест… отпускаю твои грехи… да пребудет с тобой благость господня…

– Скажи… скажи, что я не буду гореть в аду… Не хочу… и после смерти… страдать… – еле выдавила из себя старая проститутка.

– Обещаю… – соврал Корнелий.

Конечно, Господь может смилостивиться над несчастной рабой его, но он не знал наверняка. Там, куда он провожал души, не было ничего: ни рая, ни ада. Всего лишь пустошь, наполненная плотным вязким туманом. И там они бродили, ожидая дальнейших распределений. Потерянные, одинокие и всегда несчастные.

Через час мучения женщины усилились, и ее стоны перемежались со всхлипываниями. Он пытался как-то смягчить страдания несчастной, и на ум пришли слова молитвы из далекого, почти забытого детства:

– Pater noster qui in celis es, sanctificetur nomen tuum, veniat regnum tuum¹… – начал бормотать он всплывающие из памяти слова.

Брук зашевелила губами, повторяя за ним молитву, стонать стала тише, а потом и вовсе затихла. И через пять минут скончалась.

Корнелий ощутил привычное уже давление в сердце. Сейчас, сейчас начнется…

От тела отделилась тонкая, почти прозрачная белесая тень. Чем дальше она отлетала от своей оболочки, тем явственнее проступали черты лица.

– Господи Иисусе… – пролепетала несчастная. – Святой отец, что-то вы подурнели…

Мужчина засмеялся. Это самые приятные слова, которые он слышал за последние несколько лет. Обычно его называли чудовищем, монстром и демоном. Но эта женщина повидала на своем коротком веку всякого. Ее так просто не испугаешь.

Он знал, как сейчас выглядит. Жуткое зрелище, с этим трудно поспорить. Но зато и он видел, от чего умерла женщина. Бледно-зеленые всполохи в нижней части живота. Сифилис. И клубящаяся темно-красная дымка в груди. Чахотка. Постоянный набор представительниц этой древней профессии.

– Значит, черти за мной пришли. А ведь обещал…

– Я не связан ни с чертями, ни с самим Люцифером, – заверил ее Корнелий. И в этом он не врал. Душа, распрощавшись с бренным телом, могла это чувствовать. – Время пришло. Пойдем, я провожу тебя.

– Куда? – испуганно спросила душа.

– Ты сама все поймешь. Но не бойся. Я всего лишь проводник. Не в ад, и не в рай. Это не мне решать.

– Я знаю, что не врешь, но мне страшно…

– Все боятся. Но выбора у тебя нет. Пойдем, дитя…

Хотя, какое она ему дитя. Он младше нее почти в два раза. Но это обращение успокаивает, он знает. Уже знает.

Вернувшись из путешествия на Призрачное Плато, Корнелий с облегчением вздохнул. Пора домой. Почему-то последняя миссия сумела его подготовить к проводам сестры. Он справится. Объяснит. Она все поймет. И ее любовь к брату так сильна, что она не сможет держать на него злость и обиду.

Подходя к кварталу, внезапно почувствовал неладное. Поднес ладони к лицу. Так и есть. Черное пламя. Кто-то умер. Рядом. Совсем близко. Небо занималось рассветом. Корнелий бежал домой так быстро, словно за ним гнались адские гончие. Кинулся в комнату сестры, распахнул двери и замер. Опоздал. Новорожденные солнечные лучи освещали восковое лицо женщины, покоящейся на смертном одре. В ней уже не было жизни – он ясно это видел. Но кто?.. Кто проводил ее?

– Ты опоздал, – из темного угла беззвучно шагнула молодая брюнетка с ярко-красными губами. – Привет, Корнелий.

– Зато ты успела, как всегда, Магда.

– Я всегда успеваю, – кивнула женщина, едва заметно улыбнувшись. – В отличие от тебя. Где тебя носило всю ночь?

– Я провожал другую душу. Так получилось.

– А, старая шлюха? Я знала, что она на подходе. Но разве она важнее твоей сестренки? Она так ждала тебя, звала…

– Прекрати! – рявкнул Корнелий.

– Как скажешь… Было бы лучше, позволь ты мне забрать старую Брук. Ты же помнишь мою слабость к подобным людям?

– Я помню, кем была ты.

– Хорошая память – залог счастливой жизни. И впредь не повышай на меня голос. Я на несколько тысячелетий тебя старше, мальчик.

Она грациозно выскользнула в коридор, заставив Корнелия заскрежетать зубами от ярости. Он ненавидел ее, эту древнюю, как мир, представительницу его расы. И пусть она помогла им с сестрой. Взяла под свое не-живое крылышко их маленькую семью. Обучила морта премудростям его новой жизни и работы.

Магда не любила Констанс. С нежностью относилась лишь к мальчику, но чем сильнее он ее презирал, тем меньше она одаривала его своим вниманием. А к девочке она почти с самого начала относилась, как к существу низшего сорта. Нет, она не ругала малышку, не брезговала потрепать ее по пухлой румяной щечке или с улыбкой преподнести очередной подарок во время кратких визитов. Но Корнелий, став мортом, ощущал истинные эмоции своей наставницы. Девочка была для нее помехой, балластом. Никчемным человечком, ради которого не стоит и пальцем пошевелить. Но юный морт был нужен Азраилу, и ради его подготовки она могла стерпеть присутствие Констанс рядом с собой.

А теперь эта падшая дрянь проводила ее душу. И Корнелий был уверен: она сделала это без попыток смягчить свое внезапное появление и объяснить уродливую маску смерти на лице, напугав сестру.

Он не забудет этого. И не простит.

И пусть сестра так и не узнала, кто он на самом деле. Он бы отдал всю свою вечность, лишь бы попрощаться с ней. И утешить во время перехода.

– Прости, сестренка, – прошептал он, с нежностью целуя мертвую женщину в лоб. Кожа была холодной, как лед. И как его сердце, медленно покрывающееся снежной коркой.

Глава 6.
2010 год от Р. Х. Санкт-Петербург. Девятое – пятнадцатое августа. Алиса следует за Белым Кроликом

Отпуск. Как много в этом слове для русского человека, особенно, если он не любит свою работу. А уж подписи начальства на заявлении и приказе и вовсе способны окрылить.

Шеф подмахнул бумаги, не глядя. И страшный понедельник вдруг засверкал новогодним фейерверком. Правда, когда к вечеру Алиса одурела от телефонных звонков клиентов, которые словно почуяли, что она скоро уходит на законные каникулы, понедельник снова стал пыткой похлеще тех, которыми славилась Инквизиция.

Очень хотелось послать всех куда подальше, но воспитание и врожденная ответственность не могли допустить такого поворота событий.

Алиса терпела рабочую повинность из последних сил. Работа вдруг стала скучна до одурения. Коллеги раздражали, а шеф вызывал острое желание воткнуть ему в глаз карандаш. Работа и раньше не всегда ее радовала, а сейчас, в последние дни перед долгожданным отдыхом, и вовсе стала ненавистной. Впрочем, многие ли из нас могут похвастаться тем, что занимаются любимым ремеслом за деньги? Обычно только меркантильность, в целом – вполне здоровая, и держит офисный планктон в ненавистных кабинетах. Особенно если образование с дуру было получено совсем не в той сфере, о которой мечтается сейчас. Если мечтается, конечно.

Как назло, пять рабочих дней тянулись мучительно медленно. Алиса с трудом заставляла себя продирать утром глаза, вливала в себя пол-литра кофе и натянув сброшенную с вечера и мятую одежду, плелась на остановку, беспрестанно зевая и давясь сигаретным дымом.

Жара и не думала уходить. Город прокалился до основания. Днем и ночью асфальт, сговорившись с панельными стенами домов, источал огненные флюиды. Особенно мучительными были поездки в общественном транспорте. Вот тут девушке каждый вечер казалось, что она попала в самый центр планеты, к кипящей магме и чему-то там еще. Чертям в аду и то прохладней, наверное.

Радостное возбуждение ближе к концу недели начало сходить на нет. Глядя на своих коллег, точно так же умирающих от зноя, Алиса совсем пала духом. Работать не хотел никто, и коллектив гуськом топал между курилкой и кабинетом по сто раз на дню. Даже трудоголик Ольга, приходящая раньше всех, и уходящая домой намного позже шести, без сил таращилась в монитор, делая вид, что просматривает прайс-листы.

А тут еще вспомнилось, что Алиса до одури боится летать. Несмотря на то, что она ужасно скучала по родителям, в Екатеринбург летала очень редко. Раз-два в год. Что уж говорить про Лондон, перелет до которого будет длиться на целый час дольше. Час! За это время можно сойти с ума.

Признав, что она – трусиха, Алиса на этом не остановилась. И всю пятницу мучила себя мыслями о том, как пройдет встреча с подругой.

Ведь девушки должны встретиться впервые. Три года общались в чате, обсудили множество тем: от античной архитектуры до мужских одеколонов, нашли общие интересы, но встреча в реальности – совсем другое. Живое общение, обмен взглядами, жесты и тон голоса тоже играют большую роль в формировании дружбы и прочих крепких связей. Но что делать, когда человек, по духу близкий тебе, живет так далеко?

Алиса мечтала пообщаться с подругой в реальности. Но и боялась тоже. А вдруг в жизни Айрин окажется совсем другой? Что, если она не понравится девушке? Как тогда вести себя все эти дни? Скованно улыбаться и пороть чепуху, лишь бы женщина не заметила, что неприятна ей? Или прямо заявить об этом, разрушив чудесную виртуальное дружбу?

И вот еще что: если английский Алисы окажется не таким хорошим, как считала ее преподавательница в колледже? Да, девушка любила этот язык, слушала англоязычную музыку, смотрела фильмы и сериалы без перевода. Но разговорной практики не случалось со времен учебы. Отстукивание грамотного текста в интернете – не в счет.

А самое плохое? Ведь может так случиться, что это она, Алиса, окажется поперек горла англичанке. Вот тогда совсем худо. Девушке было известно, что она не подарок. Именно из-за ее характера ни один нормальный парень не мог с ней ужиться. Только самый первый роман продлился два года, и лишь потому, что влюбилась она в человека, намного хуже ее самой. Когда обоим надоело терпеть взаимные упреки, оскорбления и ревность, разбежались в разные стороны. Но после переезда в Санкт-Петербург таких долгосрочных отношений больше не было. Алиса знала, почему, но ничего не могла с собой поделать. Или не хотела…

Но мужчины – это одно. А разочарования друзей – совсем другое. Почему-то это всегда больнее и обиднее. Тем более, если это Айрин.

Алиса никогда не оставалась одна, без друзей. В детстве верховодила бандой девчонок, которые нагоняли страх на местных мальчишек и во всем беспрекословно подчинялись ей. Потом была Лариса, которая стала лучшей подругой и была несколько лет рядом. Пока скоропостижно не выскочила замуж и не переехала в Санкт-Петербург. Правда, там она так же быстро развелась, но это уже было неважно – в городе она обосновалась серьезно и, судя по всему, надолго. А вслед за ней туда отправилась и Алиса. В колледже она познакомилась с Аней. И спустя полгода совместной учебы девушки крепко подружились.

И лишь спустя четыре года до Алисы стало доходить – они слишком разные. Анька – девчонка-праздник. Что бы в ее жизни ни случилось, она не потеряет присутствия духа. Этому можно позавидовать. Правда, ей сильно не везло в любовных делах. Что ни парень, то альфонс: ни работы, ни стабильности, лишь желание получить все готовое за ее счет. В данный момент Анька снова свободна, как ветер.

Как оказалось, Корнелия она заинтересовать своей персоной не смогла, и с грустью сообщила Алисе в воскресенье, что после ее ухода парень извинился и тоже покинул клуб, сославшись на какие-то дела. Видимо, тоже пошел несуществующих рыб кормить, утомленный Анькиной напористостью.

Лариса – прямая противоположность подруге. Серьезная, волевая, но, тем не менее, романтичная особа. Характер сложнейший. Как все это уживалось в ней, Алиса не понимала. Но в отличие от подруги, Лариса не высказывала людям свое недовольство. Если ей что-то не нравилось, она молчала. Никогда не догадаешься, что она о тебе думает, если не смотреть в глаза. Аля за несколько лет научилась распознавать в них недовольство, обиду или осуждение. И когда подобные взгляды относились к ней, неловко себя чувствовала. Но даже ее разочаровать она не боялась так, как Айрин.

Англичанка – особенная. Интересная. Да и потрясающая схожесть вкусов практически во всем не может не радовать. Для девушки, уставшей от непонимания друзей, знакомство с Айрин в сети стало настоящим подарком судьбы. С кем еще можно ожесточенно спорить о том, что так волнует? Кто лучше: Данте или Мильтон? Кем на самом деле являлась Беатриче? Какая постановка эффектнее: «Федра» или «Андромаха»? Где гармоничнее раскрыта женская сущность у Моэма: в «Театре» или в «Миссис Крэддок»?

Книги для Алисы были всем. Целым миром. В нем можно спрятаться от скуки, одиночества и апатии. Она предпочитала не строить свою жизнь, а существовать в чужой. Аля свой жизненный путь считала безнадежно скучным. Куда интересней погружаться в приключения, которыми пестрят белоснежные книжные листы. Кто-то в книгах видит лишь буквы. А перед Алисой за ровными аккуратными строчками вставали картины. Люди оживали в ее воображении, она ясно ощущала биение их сердец. Обливалась слезами, сочувствуя, заливалась смехом, веселясь вместе с ними. Влюблялась в героев. Только там, в романах, поэмах и пьесах и была жизнь. А то, что окружало ее в реальности – так, ерунда. Скучная серость.

Естественно, Айрин в качестве собеседницы пришлась как нельзя кстати. Грамотный редактор, она прекрасно разбиралась в книгах, была начитанной и литературно подкованной. Познакомились они на литературном форуме. Сначала общались там, а позже, обнаружив родство душ, перешли на более личный уровень под названием «личная переписка». Не появись англичанка в ее жизни, Алиса вряд ли прочла бы Мольера, Боккаччо и Рабле. И никто так и не раскрыл бы перед ней всю прелесть Шекспира и Джейн Остин.

Но не только в книгах дело: с Айрин весело и уютно. Даже не смотря на расстояние, их разделявшее. Поэтому у девушки замирало сердце при мысли, что встреча лицом к лицу погубит все былое очарование.

К вечеру субботы Алиса довела себя до ручки переживаниями. Потом вспомнила, что не купила туалетные принадлежности в специальных дорожных баночках. Не потащишь же в чемодане литровый шампунь и такой же гель для душа. А пользоваться косметикой подруги Аля считала наглостью.

Помчалась в «Улыбку Радуги», до закрытия которой оставалось меньше часа. Солнце клонилось к закату, а воздух по-прежнему дрожал от марева расплавленного асфальта. Несчастные георгины и гладиолусы, высаженные у подъездов трудолюбивыми соседками-пенсионерками, совсем сникли, опустив головки бутонов к самым бордюрам. Петуния пока держалась бодрячком, но и она не отказалась бы от дождя. Алиса была с ней солидарна.

Измученная жарой, обратно домой она практически ползла. Через силу приняла душ, покидала приготовленные заранее (к счастью!) вещи в чемодан, полирнула все это дело свежекупленными баночками с душистыми гелями и кремами, взгромоздилась на него, чтобы закрыть. И вконец уморенная, завалилась спать.

Как ни странно, несколько часов все же удалось отдохнуть. В шесть утра проснулась от визга автомобильной сирены. Бубня под нос страшные проклятия несчастной машине и ее владельцу, захлопнула окно, но поняла, что больше не заснет. Так и бродила по квартире, вяло собираясь и проверяя по сто раз, положила ли паспорт в ручную кладь.

А вот уже в аэропорту она успокоилась. Как всегда перед неизбежным. Сидя в ожидании приема к стоматологу, тряслась мелкой дрожью, а как только оказывалась в этом садистском кресле – гора с плеч. Алиса даже улыбнулась стюардессе, проходя в салон самолета, и удивилась собственному спокойствию.

Но полет прошел прекрасно. Девушка даже умудрилась задремать перед самой посадкой. Чемодан выдали сразу же, да и на таможне – никаких задержек и проволочек. Глубоко вдохнув английский воздух, отправилась к стоянке такси. Айрин была на работе, и приехать за подругой не смогла. Но наказала сразу же мчать к ней домой. Что та и сделала, назвав таксисту нужный адрес.