Рукопись из тайной комнаты. Криминальный исторический триллер

И Ева, сварив очередную чашку кофе, принялась за толстые тетради из секретного сундучка.

Она читала, и жизнь Густы открывалась перед ней.

2. Густа. Недетское детство

1.

Детство выдалось хлопотным.

У папы и мамы их с сестрой было двое – старшая Марта и она, на полтора года младше. Марта родилась, соответственно, в марте, а она – Августа, как и следовало ожидать, в августе. Пастор, как видно, решил вопрос с наречением очень прямолинейно.

Бабушек-дедушек Густа не помнила. Помнила только, что сначала жили в каком-то сараюшке, где за небольшой стеночкой стояла корова. Одним из звуков детства был густой шорох, с которым корова тёрлась своим горячим боком о перегородку. И ещё – очень много работы. Девочки, и Марта, и она, помогали, сколько хватало сил. Огород, скотина – всё было на них с мамой. Папа, отличный плотник, далеко не всегда бывал дома, его приглашали строить дома. Обычно папу забирали другие мужчины. Они заходили во двор и кричали:

– Янка! Бери топор, работа есть!

И мама сразу же бежала собирать папе с собой в дорогу еду. А папа радостно кричал в ответ:

– Что, без Янки никуда? Сейчас покажу, как надо работать!

И уходил на неделю, а то и больше.

Густа не понимала, почему, если папа строит дома другим людям, сами они живут в крошечной, холодной избёнке. Однажды она даже спросила об этом маму, но ответила мама непонятно:

– Папе надо заработать деньги на лес.

Почему надо зарабатывать деньги на лес, который со всех сторон чуть не вплотную подходил к их домику, было странно. Но Густа твердо решила вырасти и узнать ответ.

Но однажды к папе пришли не мужики. К их домику подъехал большой крытый – Густа никогда таких не видела – экипаж. Господин из экипажа, очень интересно одетый и в странной шляпе, о чем-то долго говорил с папой, нерешительно переминавшемся с ноги на ногу. Потом экипаж уехал, а папа как-то суетливо пошёл в дом. Густа помнила, как мама выгнала их с Мартой, замотав платками, на улицу и велела гулять и не мешаться. Было холодно, из ртов валил пар, но девочки честно выполняли приказ и в дом не лезли. Было ясно, что родители обсуждают что-то очень важное.

Уже почти стемнело, когда мама позвала их в тепло. Она непривычно суетилась, накрывая ужин, и даже напевала, а папа тихонько сидел и точил свой знаменитый топор.

Наутро папа собрался, взял инструменты и пошёл со двора, оставляя следы на первом, едва выпавшем снегу.

– Почему папа один, без мужиков, – спросила Густа.

– Ах ты, маленькая любопыта, – усмехнулась мама. – Всё-то тебе интересно. Потому что папу в баронскую усадьбу пригласили.

Это было опять непонятно, но Густа снова пообещала себе вырасти и разобраться.

2.

Папы не было долго.

Уже стало очень холодно, и пастор в церкви говорил о Рождестве. Мама сделала из еловых веточек красивый венок, который они вместе украшали всякими цветными штучками. В венок мама приладила четыре больших белых свечи, которые зажигала по одной каждое воскресенье.

А папа никак не шел.

Он пришёл, вернее – приехал, когда на венке сгорели уже все свечки. Его привезла та же лошадь, что привозила раньше крытый экипаж, вот только на сей раз это были большие сани, из которых папа, позвав жену и дочерей, начал доставать вещи.

Вороная лошадь терпеливо стояла, время от времени пофыркивая на морозе, а возница с любопытством смотрел, как папа вынимает и вынимает корзины.

– Видать, угодил Янка барину, – подмигнул возница, обращаясь к маме. – Золотые руки у мужа твоего, ты им правильную работу-то давай. А то вдруг он отвык уже.

И громко захохотал. А мама покраснела.

– А вы папу не обижайте, – вылезла вперёд Густа. – Знаете, какие дома он строит!

Возница вытаращил глаза на пигалицу, у которой из платков торчал только нос.

– Ишь ты! Такая маленькая, а уже во взрослые разговоры лезет! А сама-то ты видела, какие твой папа дома строит?

– Нет, не видела. Вот вырасту и пойду, посмотрю.

– А что, Янка, – снова расхохотался возница, – барон, чай ругаться не будет, если ты девкам своим работу-то покажешь. Вон ты как ему угодил! Давай уж, прокатим девок твоих туда да обратно, пусть посмотрят, как их отец плотничать умеет.

Дело сладили быстро. Оттащив мешки да корзины в дом, папа подхватил подмышки сперва Марту, потом Густу, закидывая их в сани. Жене тоже попытался помочь, прихватив её за талию, но возница вновь захохотал, а мама снова покраснела.

Оказалось, баронская усадьба не так далеко, как думала Густа. Сильная лошадь шла уверенной рысью, везя сани по своей же колее между большущих заснеженных сосен, между сугробов, сверкающих на полуденном снегу.

Усадьба открылась сразу. Она никогда не видела таких больших и красивых домов. Это было красивее, чем церковь. «Наверное, нельзя так думать», – одёрнула сама себя Густа.

Но это было очень красиво! В дом вела огромная широкая лестница с множеством ступенек. А сколько там было окон! Ей казалось, что из каждого окна смотрят, как она будет вылезать из саней. Было страшно.

– Что, пигалицы, страшно? – словно угадал её мысли возница.

И Густа решила, назло ему, не бояться. Пока они вылезали, к саням подошёл какой-то господин. Ни одеждой, ни повадками он не был похож ни на одного мужика, которых видела за свою недолгую жизнь Густа. «Наверное, это и есть барон», – подумала она.

– Что случилось, Янис? – строго спросил господин.

– Да вот, господин управляющий, хотел семье работу свою показать. Они ведь никогда в жизни такой красоты не видели. Можно? – и папа с надеждой посмотрел на господина.

– Можно? – выдохнула Густа, вынырнув у папы из-под руки и глядя прямо в глаза господину.

– Ишь ты, какая прыткая! – усмехнулся управляющий. – Ну, давай мне руку, пойдём, покажу, какие чудеса ваш папка делать мастер.

Ой. Они шли по этой широкой красивой лестнице прямо вверх. Она очень боялась споткнуться, но обошлось. Управляющий открыл дверь и пропустил маму с Мартой вперёд

Никогда прежде Густа не видела такой красоты! Очень быстро она устала и уже не понимала, где в этом большом и прекрасном здании они ходят. В памяти осталась только большая комната с огромными резными шкафами до потолка. Она вся была в этих шкафах. Их-то, да и не только их, и делал папа. Шкафы, лестницы, резной потолок, это было невозможно красиво. Густа отпустила руку управляющего и ухватилась за папу, который умел делать такую невероятную красоту.

– А внутри что? Платья? – вдруг поинтересовалась Марта.

Марта была тихоней и от неё вопросов никто не ждал.

– Марта, перестань, – строго сказала мама.

Но, как видно, сегодня был особенный день. Потому что управляющий не рассердился, а молча открыл один из шкафов. Там были не платья. Там стояли библии. Во всяком случае, Густа, на тот момент видевшая одну единственную книгу, подумала именно так. Словно зачарованная, она шагнула вперёд.

– Зачем столько библий? – робко спросила она.

– Это не Библии, это – книги. – И управляющий, достав одну из больших книг, открыл её.

Там была даже картинка! Книга буквально заворожила Густу. Она пахла чем-то непонятным, но очень приятным и загадочным. Густа очень хотела узнать, о чем эта книга. «Вырасту, выучусь, обязательно узнаю», – вновь про себя решила Густа.

3.

Рождество отмечали весело. Папа принёс ёлочку, а мама накрыла стол, достав из корзин привезённые папой припасы. Там было много всего – хватило не только на праздник, но и надолго.

Кроме припасов папа привёз большой и очень тяжёлый ящик. Несколько раз он любовно вынимал из него и раскладывал на столе всякие железные вещи, большие и маленькие. Видно было, что инструменты папе очень нравятся. Густе они тоже нравились, такие разные и блестящие. Оказалось, для того, что делал папа в баронском доме, папиных вещей было совсем недостаточно, и барон купил весь этот инструмент. А по окончании работы разрешил папе забрать его себе. Так что папа с удовольствием раскладывал свои новые игрушки и любовался ими.

А ещё – Густа сама слышала – папа с мамой говорили про лес. Вроде бы папа накопил достаточно денег на лес для настоящего большого дома.

И действительно, ещё не сошёл снег, а во двор уже приехало несколько больших саней, груженных огромными, как казалось Густе, стволами. Их сгрудили в углу двора и строго-настрого велели даже близко не подходить. Да Густа и сама бы не подошла: во-первых, куча была очень большая, а во-вторых, она очень хотела новый тёплый дом и боялась, что может что-то испортить, и дом не получится.

Потом была весна.

А когда стало совсем уже тепло и зелено, во двор пришли мужики. Некоторых Густа видела раньше, а некоторых – нет. Но они никуда не звали папу, и папа не кричал: «Что, не можете без Янки!» Потому что в этот раз папе самому были нужны помощники. Во дворе появился большой артельный стол и шалаш, в котором мужики спали. И с утра не смолкал стук топоров, тесавших и тесавших сочно пахнувшие деревом брусья. С утра, уходя вместе с мамой полоть огород, Густа оглядывалась, чтобы запомнить, как выглядит двор сегодня. И каждый вечер, возвращаясь с Мартой и мамой, ведущей домой корову с полным выменем молока, она замечала изменения. Бревна уже не лежали грудой в углу, а жёлтые, свежеотёсанные, занимали места вокруг плотно-плотно вкопанных в землю больших тёмных камней, образовавших посередине двора огромную – по мнению Густы – площадку. Папа сказал, что это – фундамент, основа, на которой будет стоять их новый дом. И она ждала, когда же дом начнёт расти вверх.

Но всё случилось неожиданно. В один из дней, когда мама вела уставших девочек домой, издали уже они заметили перемену: во дворе стоял дом. Только вчера весь двор был заполнен брёвнами, и вдруг – уже стены. Усталость осталась где-то позади, потому что обе девочки припустили со всех ног, стремясь поскорее посмотреть на их будущее жилище. Вблизи стало видно, что это был не весь дом, а только часть его – до верхнего края окон, но было странно и удивительно, как из отдельных брёвен собирается такое большое строение.

Через несколько дней дом был готов.

В нём не было ещё дверей, да и проёмы оконные пока зияли пустотой. Но это был дом! Большой, с целыми тремя комнатами, в одной из которых приглашённый весёлый дядька-печник уже вымерял место для будущей печки.

– Высоко поднялся Янка, – говорили мужики, складывая свой инструмент.

А мама кланялась и приглашала к столу. И долго-долго, пока не пришёл сон, слышала Густа, как гуляли мужики, отмечая конец большой работы.

Утром мужики собирались по домам. С каждым отец прощался, каждому жал руку, каждого благодарил за помощь. Похоже было, что им всем нравился дом, который они сообща построили, потому что каждый хлопал отца по плечу и желал хорошего новоселья.

– Что Янка, теперь небось зазнаешься, барином заживёшь, – пошутил высокий жилистый Юрис. – Сам-то больше плотничать не пойдёшь?

– Да ты что! – отец не шутил. – С таким инструментом, как у меня, да не работать! Зовите, сразу приду!

Отец действительно был хорошим плотником. К середине лета дом уже сверкал новыми окнами.

Помочь с новосельем позвали соседок – тётю Гиту и тётю Мару. Мама в последнее время тяжело носила выросший живот, и без помощи обойтись не удавалось. Марта и Густа тоже старались, как могли. Мели, скоблили, тёрли, двигали и общими усилиями всё-таки привели дом в полный порядок. Двор тоже чисто вымели, только мелкие щепки и большой артельный стол, так и оставшийся после строительства, напоминали о том, что совсем недавно никакого дома не было и в помине.

На новоселье пригласили всех. И мужиков, что строили дом, и соседей, и печника. Густа заметила даже возницу из баронской усадьбы. Артельный стол пригодился очень – за ним поместились все. Ели и пили от души. Мама носила и носила плетёные корзины с печевом и большие бутыли с полупрозрачной жидкостью. Потом все принялись петь. Пели хорошо, дружно, слаженно. Казалось, конца веселью не будет.

Да вот мама не утерпела. Вдруг она охнула, согнулась и, ухватившись одной рукой за столешницу, а второй – за поясницу, застонала. Первой опомнилась тётя Мара – соседка.

– А ну-ка, давай, я тебя в дом отведу, – и она легко, как пушинку, подхватила маму за талию и повела к крыльцу.

Тётя Гуна тоже долго не задумывалась.

– Янка, мне кипяток нужен. Давай-ка, помогай.

Густа видела, как с отца мгновенно слетел хмель.

– Мужики, вы ешьте, пейте, а я пойду, подсоблю, чем смогу, – и отец быстро поднялся из-за стола.

– Янка, ты, если что, скажи, – подал голос возница. – Я могу и за бабкой-повитухой съездить.

– Ладно, сами справимся, – тётя Мара вышла на крыльцо. – Чай не впервой. Сиди пока.

И возница остался сидеть.

Густа видела, как напряглись за столом мужики. Вроде бы не изменилось ничего, но как-то стало чуть тише и тревожней. За весельем нет-нет, да и прислушивались эти большие и сильные люди к тому, что происходило в доме.

Ей очень хотелось прокрасться в дом и посмотреть, что же там происходит, но тётя Инга, жена того самого жилистого Юриса, следила за ней и за Мартой очень строгими серыми глазами.

Все ждали.

И когда через несколько часов, уже почти затемно, из дома раздался младенческий крик, над столом пронёсся общий вздох облегчения.

Папа встал и как-то неуверенно пошёл к дому, словно не зная, можно ему туда или нельзя.

На порог вышла тётя Гуна.

– Мальчик, – услышала Густа.

А детский плач звучал над столом и растворялся в закатном тумане, подсвеченном заходящим солнцем.

4.

Кристап оказался очень плаксивым.

То ли то, что родился чуть раньше срока, то ли то, что мама не жалела себя, стараясь успеть заселиться к сроку, то ли просто так получилось, но Кристап кричал и кричал.

Мама с папой и Кристапом сразу переселились в новый дом, а девочки остались пока в старом сараюшке по соседству с коровой. Там было тише, чем в доме.

– Вот отнесём малыша на крестины, глядишь, и перестанет плакать, – терпеливо уговаривал измученную маму папа.

Но осенние хлопоты никак не отпускали. Известно ведь: что осенью не соберёшь, то зимой не съешь. И весь урожай для себя, да для живности нужно было собрать. Девочки выбивались из сил, помогая маме с маленьким Кристапом на руках. Спасибо соседкам: и тётя Мара – крестная Густы, и тётя Гуна – крестная Марты нашли время, чтобы помочь с урожаем.

И только в конце сентября, когда уже с деревьев потихоньку стали облетать листья, семья собралась в церковь.

Мама тщательно одела и Марту, и Густу. Да и на себя накинула новый, специально для такого случая купленный платок. Папа тоже нарядился и долго тщательно отмывал с рук въевшуюся грязь. Все понимали, это не просто воскресная служба, это – крестины! Тётя Инга и дядя Ивар – крестные малыша – тоже стояли нарядные и притихшие. Тётя Мара, крестная Густы, наклонившись к ней, прошептала:

– Когда-то и тебя маленькую так крестили.

Густа с интересом смотрела на большую купель, куда нужно было обмакнуть Кристапа, чтобы тот больше не плакал.

Но вот пастор, сказав полагающиеся случаю слова, обмакнул внезапно притихшего малыша в купель, и тот, на мгновение утихший, вновь разразился рёвом «Как видно, сразу купель не действует. Нужно подождать», – подумала Густа и испугалась, можно ли так думать. Но решила, что, наверное, можно.

После службы пастор подошёл к папе.

– Большая уже твоя старшая-то стала. Пора бы её в школу отдавать.

При церкви была школа, куда приходили дети с окрестных хуторов.

Папа уже предвидел этот разговор. Густа знала, что родители обсуждали, как Марта будет ходить в школу. Ведь почти пять километров туда, да пять обратно, как-то страшновато восьмилетнюю девочку одну отпускать. Родители вроде бы решили подержать Марту ещё годик дома.

Но у Густы был свой план.

Едва папа открыл рот, чтобы оправдаться в нежелании отдавать Марту в школу, как Густа оказалась тут как тут.

– Я тоже в школу хочу. Мы вдвоём через лес ходить будем, – умоляюще глядя на папу, на закусившую губу маму и на едва сдерживающего улыбку пастора, заявила она.

– Ну что же, кажется, и вторая твоя девчонка подросла, – пастор уже всё решил. – Давай и её тоже, вдвоём и впрямь веселее.

Ну то, что в школе интересней и веселее, чем с плачущим Кристапом, Густа не сомневалась. Как не сомневалась и в том, что в школе она научится читать книги. Такие, как показывал ей управляющий в баронской усадьбе.

5.

В школе и впрямь было интересно.

Там был большой стол и длинные лавки, где помещалось целых девять детей – пять мальчиков и четыре девочки. Самой младшей была, конечно, Густа, а самым старшим – Эрик Калейс с соседнего хутора, которому было уже почти одиннадцать. Он ходил в школу вместе с двумя младшими братьями, Андриком и Рудольфом. Это было очень хорошо – встречаться с братьями Калейсами по утрам на тропинке сразу за поворотом с хутора. Не страшно и весело.

И учиться тоже было здорово.

Густа училась охотно, а главное, быстро. Ей нравилось, что она может разбирать буквы, а когда она научилась складывать из них слова, радости не было предела. Писать тоже получалось неплохо, лучше, чем у Марты. И уж точно – быстрее. Густа вообще была быстрее. Быстрее научилась читать, быстрее – писать, а уж сообразить, как сделать так, чтобы братья Калейсы не убегали вперёд, а чинно провожали их с Мартой после школы, вообще было делом плёвым.

Даже на следующий год, когда старший – Эрик – в школу ходить перестал, младшие Калейсы неизменно ожидали девчонок Лиепа и честно провожали их до тропинки к хутору.

Жизнь была хороша.

Маленький Кристап уже вовсю ходил, смешно переставляя свои маленькие кривоватые ножки, и больше почти не плакал. Да и мама выглядела теперь не такой измученной, а стала по-прежнему весёлой. Сёстрам отдали целую комнату, и у Густы появилась не только своя отдельная кровать, но и маленький столик. Его сделал папа после того, как в конце прошлого года пастор по окончании воскресной службы сказал речь и поздравил каждого ученика с успехами. Ей при всех подарили книгу. Это была тонкая книжка сказок, и в ней даже были картинки. Папа очень гордился Густой.

Он по-прежнему ходил с мужиками строить дома. Но иногда, по крайней мере, Густа точно знала про два раза, папу приглашали в другие усадьбы, хозяевам которых папу рекомендовал «наш» барон. Оказалось, баронов много. Конечно, не так много, как обычных мужиков, но больше, чем один.

И папа собирал свой инструмент, ставил на плечо ящик и шагал к возку, который каждый раз за ним присылали. В хлеву теперь стояло целых три коровы. Папа пристроил курятник и загон для свиней, а в той сараюшке, где раньше помещалась вся семья, теперь жила батрачка – Антра, с сильными руками и строгим взглядом. Антра никогда не улыбалась, но работала от души.

6.

Эта весна была особенной.

То есть с весной всё было в порядке. Так же, как и каждый год, яркое солнышко делало весело-зелёной молодую травку, бурно рвущуюся к ярко-голубому небу, и маленькие, нежные-нежные, светло-салатовые листочки одевали берёзы пышным облаком. И вишня цвела белыми цветками на палочках, густо-густо облепивших веточки.

С весной всё было хорошо.

Неладно было с Густой. Её не радовала эта весна.

Весной заканчивалась школа.

Не как обычно, как было последние два года, когда уроки прерывались на летнюю страду, чтобы начаться осенью, когда урожай будет собран. Нет, школа заканчивалась насовсем. Опять не так. Сама школа, конечно, оставалась, да только учиться в ней теперь будут другие дети, помладше, а Марта и Густа уже дохаживали в школу последние дни.

Густа не могла понять. Марту как будто не то, что не огорчала эта ситуация, а наоборот. Она, казалось, радовалась, что не надо больше будет учить наизусть псалтырь и писать уроки.

Как можно этому радоваться?

А как же дорога в школу и из школы с братьями Калейсами? Как же весёлые игры на переменах? Да и как же так – Густе так хотелось узнавать и узнавать новые и новые вещи, а школа заканчивалась!

Как можно радоваться тому, что ты не будешь больше читать и слушать учителя, а вместо этого будешь день-деньской слышать маленького Кристапа, который хоть и стал старше, но по-прежнему оставался слабеньким и капризным.

Густу не радовала эта весна.

Однажды в школу пришёл красиво одетый господин. Густе показалось, что она его видела, когда ездила с папой в баронский дом смотреть на красоту. Но уверенности не было, уж очень мала она тогда была. Учитель о чем-то говорил с господином, переводя взгляд с одного ученика на другого. Вдруг он посмотрел прямо на Густу, да так внимательно, что она испугалась. Но тут же рассердилась на себя и подумала, что ничего плохого она не сделала, чтобы бояться. И – продолжила заниматься любимым делом – читать книжку.

Наконец последний день занятий всё-таки наступил. В воскресенье пастор в церкви поздравлял учеников. Они, красиво одетые, стояли рядом, а на них смотрели все, кто в этот день пришёл в церковь. Мама, папа и маленький Кристап тоже были здесь.

Густу похвалили, и пастор опять вручил ей книжку. Она гордилась успехами, но было очень обидно, что учёба кончилась.

После службы родители вышли из церкви. Папа нёс на руках умаявшегося Кристапа, а Густа шла рядом. Мама с Мартой чуть задержались.

И вдруг она опять увидела того господина, который разговаривал с учителем. В этот раз они снова стояли вдвоём неподалёку от входа. Под берёзой Густа заметила и коляску, запряжённую вороной лошадью. И снова они смотрели на неё.

– Господин Лиепа, – обратился учитель к папе. – Я тут подумал…

– Спасибо, господин учитель, – сказал господин, – мы с господином Лиепой знакомы, думаю, договоримся.

Голос господина сразу вернул Густу в красивый баронский двор, где папа делал красоту. Да, это точно был управляющий.

И он уже направлялся к остановившемуся на мгновение от неожиданности папе. Подойдя друг к другу и пожав руки, мужчины перевели взгляд на Густу. Она засмущалась от неожиданного внимания и, покраснев, опустила глаза.

Тут подоспели и мама с Мартой.

– Добрый день, госпожа Лиепа, – управляющий обратился к маме, – чудесные у вас детки.

– Добрый день, – мама ни капельки не отставала в вежливости. – Спасибо на добром слове.

– И учились девочки, наверное, хорошо. – Управляющий был очень внимателен.

– Спасибо, – снова вступил папа. – Да, вот Густу даже перед всем приходом хвалили. И книжку подарили.

Вот про Августу-то я и хотел поговорить, – наконец-то подобрался к цели беседы управляющий. – Есть у меня к вам одно предложение.

Густа очень насторожилась, не сразу вдруг поняв, что Августа – это она, и предложение будет относиться к ней. Мама и папа тоже переглянулись, на мгновение отведя взгляд от управляющего.

Предложение звучало очень неожиданно.

Господин Шварц, которому папа делал всю красоту, оказывается, решил переехать в поместье насовсем. И у него тоже есть дети – девочка, на год младше Густы, и мальчик, пока совсем маленький.

Так вот, решено было найти девочке подругу для игр. Да не просто подругу, а девочку умную, чтобы она могла помогать Эмилии с учёбой. И – добросовестную, чтобы к работе своей – помогать – относилась ответственно.

Едва Густа услышала, что ей можно будет тоже учиться – нельзя же помогать с учёбой и не учиться самой – как у неё загорелись глаза. И она с надеждой посмотрела на родителей.

– Но, господин управляющий, – взял слово папа. – Девочка-то уже выросла, и мы от неё ждём, что она по хозяйству работать будет. Сами знаете, что такое рабочие руки. Как же мы рабочие руки в другой дом отдадим?

Вопрос был резонным. Действительно, проворная, сильная и рослая для своих лет Густа успевала делать многое. Без неё – нельзя. Это Густа и сама понимала. Но как же хотелось учиться!

– Конечно, господин Лиепа! – управляющий был очень любезен. – Рабочие руки отдавать нельзя. Так ведь Густа работать будет. Господин Шварц готов платить.

Ну, это было совсем непонятно. Она сможет учиться, а за это барон будет ещё и платить? Непонимающе переглянулись и папа с мамой.

– Да, платить. – Управляющий был абсолютно уверен. – Каждый месяц вы будете получать 15 латов за её работу.

Пятнадцать латов! Это были большие деньги. Густа знала, что Антра – подёнщица зарабатывает меньше.

– А еда? – тут уж вмешалась мама.

Управляющий улыбнулся.

– За это не беспокойтесь, госпожа Лиепа, – еда и платье будет отдельно.

– И платье? – выдохнула Марта, до этого без особого интереса стоявшая рядом.

И Густа решила, что это место Марте она точно не отдаст. Лишь бы только родители согласились, а уж она будет стараться изо всех сил. Не за платья, а за учёбу.

– А справится Густа-то, господин учитель? – папа решил посоветоваться с учителем, так кстати оказавшимся рядом.

– Думаю, справится. Она из всей школы – лучшая. Да и по возрасту подходит.

И Густа снова порадовалась, что окончила школу самой младшей по возрасту. Марте уже одиннадцать, а ей только в августе десять будет.

Родители опять переглянулись. Но сомнения оставались.

– Густа, а сама-то ты что думаешь? – папа передал маме Кристапа и наклонился к ней. – Не мала ещё в люди-то идти? Может, Марту пошлём?

У Густы перехватило дыхание, она даже говорить не могла. Никакой Марты! Это её шанс! Она будет учиться! И она принялась яростно мотать головой из стороны в сторону, выражая полное несогласие с тем, что она может оказаться мала, и с тем, что можно послать Марту.

– Не хочет, – сделал вывод папа, выпрямляясь.

И тут Густу наконец прорвало:

– Хочу! Очень хочу! – выдохнула она, крепко ухватив папу за рукав. – Я буду изо всех сил стараться!

Взрослые засмеялись.

– Ишь ты, как девочка учиться хочет, – покачал в изумлении головой управляющий.

И Густа поняла, что он – на её стороне.

7.

В усадьбу её вёл папа.

Утреннее солнышко весело пробивалось сквозь кроны сосен, стоящих на страже единственной ведущей на хутор дороги. Гомон голодных птенцов, требовательно подгонявших родителей находить и приносить им гусениц и прочую еду быстрее и больше, звучал на весь лес и наполнял его жизнью.

Папа нёс узелок с Густиными вещами. Вещей было немного, и узелок не был ни большим, ни тяжёлым

– Смотри, дочка, ты теперь в чужих людях жить будешь. Сама понимаешь, всяко повернуться может. Ты уж старайся, – напутствовал Густу папа, не выпуская её ладошку из своей мозолистой ручищи.

Вчера, пока собирали узелок, мама даже поплакала. Как-то жалко ей было такую маленькую, хоть и рослую и бойкую, а всё равно – маленькую, младшую, в люди отдавать. Хотя, конечно, предложение управляющего было исключительным. Отказываться от такого точно нельзя. За деньги, которые владелец имения готов был платить за работу Густы, можно было взять даже не одного, а двух батраков на страдный сезон. И еда, и платье… Это значило, что семья уже становится зажиточной, и можно создать запас и начать откладывать на приданое. Как-никак, две девчонки растут. Да и Кристапу пригодится.

Кто бы подумать мог, что за маленькую девочку будут платить столько, сколько за двух батраков! Мама даже в толк взять не могла, как такое возможно. Маленький Кристап тоже чувствовал, что происходит что-то необычное, и ластился к Густе, требуя от неё внимания. Марта, вся в расстроенных чувствах, тоже вздыхала. С одной стороны – они хорошо ладили, да и весело было с Густой. С другой стороны – приданое… То, что у неё будет приданое, быстро примирило её с тем, что не ей достанутся господские платья. К тому же учиться она не слишком любила.

То, что Густа своим прилежанием заслужила такое счастье, ей самой казалось чудным чудом. И она время от времени зажмуривалась, чтобы, открыв глаза, убедиться, что это происходит на самом деле.

Хотя немножечко страшно всё-таки было.

И вот они с папой идут вперёд, а их дом, казавшийся таким большим, делается меньше и меньше.

8.

В этот раз, так же, как и тогда зимой, поместье открылось вдруг. Всё и сразу.

Густа совсем заробела. Эти два этажа больших окон смотрели на новоприбывшую и Густа не понимала, на самом ли деле они на неё смотрят, или ей это только кажется.

К ним вышел управляющий.

– Ну, здравствуй, Августа, – он опять назвал её полным именем. – Прощайся с папой, пойдём знакомиться с господином Шварцем.

– Господин управляющий, – папа не торопился уходить. – Вы уж присмотрите за ней…

– Не волнуйтесь, господин Лиепа, – кивнул управляющий, – конечно присмотрю.

И видя, что папа никак не может решиться отпустить руку дочки, вполголоса добавил:

– Не бойся, Янка, в обиду не дам.

И папа сразу же вздохнул и как-то повеселел. Расцеловав на прощание дочку, он пожал руку управляющему и быстрым шагом заторопился к большим кованым воротам на выходе из усадьбы.

– Ну что, Августа, пойдём. – Управляющий не стал забирать у Густы её узелок. Подхватив свои пожитки, девочка чуть не бегом принялась догонять идущего вперёд быстрым шагом мужчину.

– Ах, да! – Управляющий резко остановился, и Густа чуть не налетела на него. – Меня зовут Отто Штайн. Обращаться ко мне нужно «герр Штайн». Хозяин – Эрик Шварц. Если он к тебе обратится, называй его «герр Шварц». Супругу его зовут фрау Шварц, а дочку, которой ты будешь помогать, – фройляйн Эмилия. Есть ещё молодой господин. Он пока совсем маленький, но звать его нужно герр Конрад. Поняла?

У Густы пошла кругом голова от такого обилия имён и от непривычных обращений. Почему нужно говорить герр вместо господин? Это было непонятно. И Густа решила, что должна побыстрее с этим разобраться.

Герр Штайн провёл её в дом. В комнате, куда они пришли, стояла кровать, стол и шкаф. Кровать была не такая, как в их родном доме, а большая с очень высокой периной. На ней лежало голубое платье.

– Положи свои вещи в шкаф и переоденься. Я за тобой зайду. – Герр Штайн был серьёзен, и было понятно, что его нужно слушаться.

Пристроив узелок в шкаф, где уже висело два платья – синее и, кажется, зелёное, Густа быстро надела голубое платье с кровати. Было не так просто разобраться, как именно его нужно надевать, так сильно оно отличалось от привычной рубахи и юбки. Но Густа торопилась: вдруг управляющий придёт, а она не готова.

Но она успела. Платье оказалось впору. Герр Штайн никак не шёл, и Густа решила обследовать комнату. Она подошла к выходящему в сад окну, откуда был виден парк и даже – вдали – какие-то люди. Ей хотелось забраться на кровать, она никогда не видела такой высокой перины, но было страшно повредить платье. Поэтому Густа решила убрать в шкаф снятую и наспех брошенную домашнюю одежду. Открыв обе створки, она замерла – на одной из них висело большое зеркало. А из него смотрела на Густу высокая девочка в голубом платье с длинными светлыми косами.

У мамы тоже было зеркало. Почти круглое, с красивой ручкой. Но в нем можно было видеть только лицо. Иногда мама разрешала девочкам посмотреться, но в полный рост Густа видела себя впервые. И в таком чудесном платье. Ей показалось, что это – очень красиво, и она перестала бояться выйти из комнаты.