Линии Леи

– Решайтесь, мой милый! – Это обращение прозвучало очень лично, но без доли интимности. – Я хотела бы дать вам больше времени на раздумья, но не могу.

– Мне нужно будет подписать что-нибудь кровью? – ляпнул я.

– Ну нет, за кого вы меня принимаете? – она откровенно веселилась над моими попытками сохранить маску независимости. – Достаточно просто пожать руки. Формальности неизбежны, но их возьмёт на себя Виктор Петрович.

Майор просто кивнул, хотя я готов был услышать от него что-то вроде: "Так точно, мэм!"

Её ладонь оказалась теплой и сухой, а тонкие пальцы – неожиданно сильными.

– Я не могу обещать, что в случае согласия ваша жизнь будет радостной и безоблачной. Скорее всего, нет. Зато вы узнаете, что такое линии Леи, что представляет собой на самом деле наше метро и куда оно может привести.

Она повернулась и пошла к выходу.

– Так куда же? – почти крикнул я вслед.

Вересаева обернулась.

– Куда угодно. В буквальном смысле.

Метро

– Это тебе она, может, красивая. А я эту дверь терпеть не могу.

– Почему же?

– Потому что она и так огромная, ещё и железками обита. Они декоративные, но тяжёлые.

– И что?

– А то. Я к этой двери каждое утро подхожу, тяну-тяну, а она не открывается!

– Хм… Это та самая дверь, на которой табличка висит с гравировкой "От себя"?

– Да! (смеются вместе).

Подслушано в метро.

На мой взгляд, самое опасное место в метро – вовсе не край платформы, а вход в вестибюль. Оно же самое философское. Хочешь познать человека, спустись с ним в метро и посмотри, как он минует тугую входную дверь на мощной пружине.

Волевой и решительный всегда толкнет её с хорошим запасом силы. Чтобы инерция дала ему полсекунды на свободный проход. А обратным ходом пружины врезало по конкуренту, идущему позади.

Мудрый человек не тронет двери рукой. Подставит ботинок, навалится плечом, не тратя лишних сил. Пользуясь силой земного притяжения, впадёт внутрь. Его расчёт настолько точен, что дверь захлопнется ровно перед твоим носом, давая возможность самому решить задачу, поднабраться мудрости.

Если с тобой идёт человек хитрый и расчётливый, он за секунду прикинет движение воздуха. И протиснется внутрь в тот миг, когда сквозняк от подошедшего к перрону поезда приоткроет небольшую щель. Не пытайся юркнуть следом! Поддашься азарту, и ветер от встречного состава прищемит тебя в дверном проёме.

Самый сильный попутчик может вежливо пропустить вперёд, а сам выберет соседнюю дверь. И так душевно толкнет, что шлёпнет тебе сначала по носу, а потом и под спину. Знай, альфа-люди в спутники себе выбирают самых живучих!

Ладно, ладно, расслабьтесь. Я не всерьёз. Это такой своеобразный профессиональный юмор. Профдеформационный, если можно так выразиться. Все эти типы пассажиров придуманы лично мной в ходе многодневных наблюдений за потоком пассажиров на входе. Такая теперь у меня работа.

Я работаю в метро. Настоящем метро, а не в той транспортной системе, которая используется для простого перемещения человеческих тел от станции А до станции Б утром, потом от Б до А вечером. Нет, я имею в виду Метро, паутину-саркофаг размером с целый город. Исполинскую фабрику по выкачиванию из пассажиров субстанции, непостижимой для человеческой науки. Силы Леи.

Чтобы отличать "метро" от "Метро", мы используем это слово только в общении с посторонними. В разговоре друг с другом пользуемся терминами "Объект", "линии Леи" либо просто «линии». Посторонний, случайно услышав разговор двух наших сотрудников, не поймёт, о чём речь. Сочтёт, что мы обсуждаем обычные ветки метрополитена.

Кто такие эти "мы"? Сложный вопрос. Я сам ещё не до конца разобрался, слишком уж разношерстная собралась команда посвящённых, так сказать, в тайну. Три двухчасовых лекции в неделю для меня оказалось недостаточно, чтобы за полтора месяца стажировки составить полное представление об этой махине.

Если коротко, то мы – это обслуживающий персонал глобальной транспортной системы. Глобальной настолько, насколько можно себе вообразить. Мы обеспечиваем перевозки и путешествия из самых отдаленных уголков нашей вселенной. А может быть и не нашей. Это могут быть параллельные миры или иные измерения. Мы, я имею в виду рядовых сотрудников, зачастую понятия не имеем, откуда прибыл тот или иной путешественник. Считается, что такой информацией обладают штаб и плановый отдел, но честно говоря, я не уверен, что все точки доступа из московского узла Леи знает даже сама Вересаева.

Наша организация прикрывается обычным столичным метро, но это не значит, что мы встроены каким-то образом в метрополитен. Всё как раз наоборот. Мосметро служит нам "крышей" в качестве юридического лица, ну и ради маскировки обеспечивает перевозки людей по городу. С нашими же путешественниками всё гораздо сложнее. При помощи линий они перемещаются на несравнимо большие расстояния. Поэтому и влияние Объекта распространяется пропорционально дальше.

Мы оснащаем пересадочные точки новейшей земной и иноземной техникой. Подгоняем расписание поездов под время прибытия путешественников, подаём пустые поезда в нужное место, обеспечиваем комфортными номерами в подземельях Москвы и насыщенной туристической программой на поверхности. Ну и конечно, обеспечиваем безопасность. В том числе, пресекаем нелегальный въезд, контрабанду, попытки сожрать друг друга в тёмном углу или как-то иначе пренебречь земными нормами гостеприимства.

Понятное дело, что для этих целей мы вынуждены задействовать не только сотрудников метрополитена, полиции, инженерных и обслуживающих служб. Многих из них приходится посвящать в тайну, брать подписку о неразглашении и разными способами заинтересовывать в лояльности. Так что можно считать все эти организации дочерними подразделениями Объекта. Помимо них, разумеется, мы имеем собственный технический персонал, оперативную часть и администрацию, куда же без неё.

Как рассказал нам, стажёрам, на первой же лекции весёлый седой инструктор по боевой и служебной подготовке Виктор Поляков, контора у нас вполне официальная. С полноценными контактами в министерствах, кураторами в Кремле и даже согласованием руководящих назначений у президента. В официальных бумагах, хранящихся в секретных сейфах некоторых правительственных учреждений, наше предприятие фигурирует под всё тем же лаконичным названием «Объект».

Наши руководители (в первую очередь, конечно, сам директор и его первый зам Вересаева) были бы рады полностью оградить линии Леи от официальных властей. Но так уж сложилось, что все три слоя московской подземки возводились на деньги государства, а значит – с ведома и под контролем.

Строили одни и те же люди, на одной технике и по единой технологии, чтобы не вызывать подозрений. Разница лишь в том, что пассажирское метро публично обслуживает население и приносит деньги; секретное "Метро-2" ждёт своего часа как стратегический военный объект и контролируется силовиками. Про "Метро-3", он же "Объект", осведомлены даже не все члены государственного Совета безопасности.

На картах (на тех официальных картах, которые могут стать когда-нибудь доступны посторонним) схема Объекта примерно на три четверти соответствует первому и второму уровням. Не совпадающие участки, куда не следует падать чужому взгляду, строжайше засекречены. А помимо них, есть ещё и другие, не нанесенные ни на одну из существующих карт. Там не рекомендуется появляться ни при каких обстоятельствах, потому что эти тоннели дополнительно защищены. Не людьми, не автоматами и не камерами, а более надёжными, иногда весьма жуткими, а подчас вполне изуверскими способами.

Чем конкретно мы занимаемся, в деталях не знает вообще никто. Директор, как говорят, многие годы добивался, чтобы в нашу работу совали нос как можно реже. Куда реже, чем считали необходимым руководители некоторых смежных ведомств. Поэтому наше руководство на протяжении всей истории метрополитена вело политические игры не только с внешними партнёрами, имеющими виды на наш транспортный узел, но и с внутренними. Директор продвигал проверенных людей на нужные посты в разных структурах. Секретил разработки, изымал техническую документацию из архивов. Поговаривали, что кое-кого силой заставил замолчать, а ещё кое-кого – даже забыть об особенностях столичной подземки…

Как именно это происходило, среди сотрудников ходили жутковатые и неправдоподобные легенды. Новички пересказывали их друг другу в перерывах между лекциями. Я сперва прислушивался, но почти сразу решил, что относиться к рассказам нужно скептически. В любой организации есть свои сказки для новичков, что помогают повысить авторитет, проверяют на вшивость, а то и просто сочиняются ради смеха. Есть ли в них хоть слово правды, я не в курсе. На моих обязанностях это никак не отражается, а пока нет способа прояснить всё поподробнее, незачем и голову ломать.

Обязанностей у стажёра не много. Учитывая, насколько необычную профессию приходилось осваивать, я был этому обстоятельству даже рад. Потому что некоторые ситуации, даже оговорённые заранее на семинарах у Полякова, на практике всё равно вызывали шок и ступор. Думаю, примерно такой же бывает после неожиданной встречи с обухом топора.

Наивных в организации не держали, положение вещей было очевидно, а потому и новичков в реальную жизнь подземелья макали не сразу. Дозировали остроту ощущений, чтобы рекрут, существо для Москвы редкое, не отправился раньше времени в комнату с белым потолком, правом на надежду. И мягкими стенами.

Иными словами, на практику "в поля", непосредственно на линии, нас брали не часто. Раз-два в неделю, строго на четыре часа, половину стандартной смены оперативника. И почти всё это время уходило на катание туда-сюда по линиям, с редкими перерывами на осмотр случайных, как мне казалось, станций и проверку документов у случайных, как мне казалось, пассажиров.

К стыду своему, закономерности я начал улавливать недели примерно с третьей. И вот это был, как выражаются психологи, настоящий инсайт! С каждой новой вылазкой я стал замечать детали, которые раньше от меня укрывались. Понимал суть происходящего.

Осознал, чем отличаются девушки, загоревшие в солярии, от скелетообразных путешественниц с резиновой кожей. Научился различать обычных фриков в клоунских париках – и почти таких же, но скрывающих под искусственными волосами пучки щупалец. Однажды я даже порадовал Полякова, на спор угадав, какая из двух групп школьников настоящая, а какая – просто колония гномов, заказавшая себе экскурсию.

Я только теперь осознал, какую большую ошибку совершил в самом начале своего обучения. В конце первого лекционного дня, после знакомства со всеми руководителями многочисленных служб Объекта и непродолжительной обзорной экскурсии по этажам, Поляков раздал нам потрёпанные буклеты. С хитрой улыбкой посоветовал выучить содержимое наизусть, потому что начинающим оперативникам знать свой участок нужно во всех деталях без шпаргалок.

Сунув нос, я обнаружил, что буклет состоит из двух частей. В первой приводилась схема метрополитена. Она немного отличалась от той, что я и так знал наизусть. Вся оставшаяся часть напоминала скорее "Бестиарий" Фурниваля, нежели учебное пособие. Забавные картинки невиданных монстров и ещё более забавные их описания навели меня на мысль, что это ещё одна проверка на вшивость для новичков. Станут ли они учить эту чушь наизусть, будут ли с волнением ждать экзамена?

Я небрежно сунул буклет в карман и отправился с ним на последний свой "отходной" корпоратив по старому месту работы. Проставился неплохому, в сущности, коллективу, расставался с которым почти без сожаления, но без конфликта, вполне по-приятельски. Когда и зачем я в тот вечер выложил этот справочник, кому понадобилось стащить его и для каких целей – это всё я обдумывал потом неоднократно. Уже когда узнал, что вся информация на тех затёртых страницах была важной, достоверной, а главное – совершенно секретной.

Я не рискнул признаться Полякову в такой промашке. Приходилось, как в детстве, глупо подглядывать в тетрадки соседей и надеяться, что представится возможность снять копию с чужого экземпляра.

Хоть и с пробуксовкой, я жадно впитывал в себя новые знания, не успевая их систематизировать. Иногда пугаясь: а по силам ли всё это усвоить одному человеку? Мне не хотелось отставать от программы из-за собственной оплошности. Тогда я начал по вечерам в одиночку выходить на линию, садиться в поезда и просто смотреть по сторонам. Разглядывал пассажиров, стараясь угадать, кто из них настоящий москвич, а кто только прикидывается.

Кончилось тем, что однажды я увидел подозрительного типа, вскрывающего неприметную серую дверцу высотой в половину человеческого роста с красной табличкой "Калориферная". Мне показалось странным, что у незнакомца густо растут волосы не только на кистях, но и между пальцами рук. А еще более странным было, что тип легко почувствовал и перехватил мой взгляд. И немедленно бросился бежать.

Инцидент имел для меня очень запоминающиеся последствия. Во-первых, знакомство с очень прытким и ловким представителем народа, которому въезд на Землю категорически запрещён из-за необоримой склонности к воровству. Во-вторых, знакомство с фельдшером Леночкой, которая в течение часа всадила в мою прокушенную левую руку четыре шприца с антидотами. В-третьих, знакомство с членами ежедневной утренней планёрки, на которой разбирают происшествия по личному составу, где меня отчихвостили за невызванное подкрепление и упущенного нелегала.

Дело могло кончиться совсем плохо, потому что я уже был готов дать отповедь разбушевавшемуся заму по кадровой и воспитательной работе. В том плане, что я не мальчик, воспитывать меня – зря воспитывалку тупить, а достаточно обычных словесных пояснений, что сделано не так и как поступать на будущее. От скандала уберегла задержавшаяся где-то Вересаева. С едва заметной ухмылкой избавила меня от позора, сообщив, что благодаря мне нарушитель был загнан на группу внешнего контроля и успешно пойман.

Её больше интересовал вопрос, что я делал в свободное время на этом участке и сколько времени я провожу под землёй. Врать было бессмысленно, техническая служба по камерам могла в течение часа просчитать все мои перемещения. Я признался, после чего Поляков едва ли не пинками выгнал меня на поверхность. А на следующий день, прикладывая свою карточку к валидатору, я увидел красный запрещающий сигнал и получил сообщение от дежурного эскалаторной службы: Вересаева запретила пускать меня в метро, пока снова не встречусь с Леночкой и не пройду комплексное обследование организма, включая тесты жизненных функций и замеры остаточного лучевого фона.

Да знал я, знал, что опасно. На каждом занятии кивал, слыша, что нельзя превышать лимит облучения. Особенно новичкам нельзя сразу надолго под землю. Надо проверить резистентность к излучению. Как его называют на Объекте – к свету Леи. Если вдруг я чувствителен, если свет на меня подействует, такое случится, такое… В общем, все работники метрополитена через это проходят, вот и ты, говорили мне, потерпи.

Насчёт того, что все проходят проверку и подготовку – это правда. Особенно машинисты. Им ведь приходится каждый день в самый эпицентр на целую смену опускаться. Их кабины, можно считать, самые защищённые от излучения устройства в мире. Но всё равно, дозу хватают выше предельной, предусмотренной для пассажиров, которые непрерывно находятся на линиях от силы час. Даже те работники, что обслуживают вестибюли станций на кольцевой, самой излучающей линии, не получают такой дозы, как машинисты.

По этой причине с машинистами работают особо. Негласно их проверяют, при необходимости снимают накопившийся статический заряд с нервной системы, подпаивают необходимыми препаратами, окуривают деактиваторами. И всё равно в среде машинистов сохраняется высокий процент мистиков и невротиков. Одни впадают в депрессию, другие начинают подозревать у себя экстрасенсорные способности… Так или иначе, а с подверженными влиянию приходится расставаться, пока изменения в организме не прогрессировали в нечто более серьезное. Тех, кто совсем невосприимчив к излучению, остаются считанные единицы. Объявления о наборе на работу висят почти в каждом вагоне.

Как связано излучение Леи с работой под землёй, почему мутации, вызываемые линиями, проявляются в поведении, а не в состоянии здоровья, я пока не понимал. Лекции лекциями, но мне очень не хватало живого общения и реальной практики, без которых осознать теоретический материал оказалось слишком сложно. Особенно по тем предметам, где наставников интересовала только посещаемость и росписи в журнале, а не качество подготовки. Тексты их уроков были настолько нудными и перегруженными технической информацией, что уже на третьем предложении я терял нить повествования.

Короче. Тестируя меня, Леночка ахнула. От полевых занятий отстранили на целый месяц. Посчитали, что примерно столько лишнего времени я наездил под землёй. Я взывал к логике, предлагал посчитать, можно ли за две недели набрать месяц излишков, но Вересаева оказалась непреклонна. И даже намекнула, что отлучение от самого для меня интересного должно предостеречь от подобных глупостей в будущем. А Леночка, игнорируя знаки внимания с моей стороны, тыкала пальчиком в графики с показателями облучения на первый день моего зачисления на службу и на данный момент.

– Ничего не могу поделать, – говорила она, – нагрузка очень большая. У старых оперов бывает гораздо больше, но они под длительным наблюдением и прогнозом, а вы новенький. Вдруг вы уязвимы, вдруг случится ожог на психике? Нет, и не просите!

Так вот и получилось, что я оказался приписан к отделу внешнего контроля и в дни практики стоял у турникетов. Терял время, скучал, лениво разглядывая сквозь огромные окна утренний людской поток. Единственное, о чём я всерьёз имел возможность здесь беспокоиться, – это местонахождение Буньипа. Уверенность, что этот борзый хитрый бугай не оставит в покое, не покидала меня ни на минуту. А понимание, что нападение обесцвеченного бандита я не способен заметить и предотвратить, приводило в состояние тихой ярости.

Итак, я – обычный контролёр. Мои файлы не стёрли из государственных баз данных, мне не выдали черный костюм и инопланетное оружие. На мне оранжевый жилет, как у дворника, а на спине написано «Эскалаторная служба». У меня в кармане фонарик, моток веревки и кремневая зажигалка, на вид – совершенно обычная. Такую может взять в дежурке любой из наших оперативников, заступая на службу. Несмотря на то, что в любой момент я могу столкнуться с земным хулиганом или неземным нарушителем границы, оружие мне в принципе не положено. Оно не положено никому из оперативного состава.

Когда я об этом узнал, был натурально ошарашен. Как же можно поддерживать безопасность без оружия? И почему у Виктора Петровича, когда он спасал меня в депо от невидимых наемников, был пистолет?

– Полковник Турчин, – ответил мне Поляков, – не простой оперативник. Он руководит отделом по розыску особо опасных иноро… путешественников. Мы называем его службу Интерполом, чтобы не путаться. Только он имеет право носить оружие на Объекте.

– Да ладно? А полиция? Постовые?

– Большинство сотрудников полиции на Метрополитене не имеют понятия об истинной сути метро. Их цель – поддержание порядка среди людей, зачем нагружать их лишней ответственностью за путешественников? Но даже при этом, полиция в силу закона не имеет права применять оружие в общественном месте. Вам же для работы в тесном контакте с путешественниками будут предоставлены специальные средства, достаточные для разрешения практически любой ситуации.

– Подавители разума? Внеземные технологии?

– Как раз подавители в метро применяются в отношении людей. И чаще всего хватает стационарных устройств. А внеземные технологии… Мне кажется, Евгений, вы несколько превратно представляете себе статус нашей организации. К понедельнику изучите шестую главу Хартии перевозчиков, и мы обсудим эту тему подробнее.

Ах, да, Хартия. Забыл рассказать. Когда люди впервые узнали об особенностях силовых линий и попытались взять под контроль московский узел Леи, представители иных миров очень быстро отреагировали и легко пошли на контакт. Предложили Земле присоединиться к Хартии перевозчиков. Это означало свободное распоряжение силой Леи взамен на беспрепятственный пропуск путешественников.

Здесь выяснилось два неприятных обстоятельства. Во-первых, люди оказались нечувствительны к свету Леи. Существа из иных миров активно использовали его в своих технологиях, а некоторые даже были биологически зависимы от подземного излучения, а вот для аборигенов, внезапно, богатейший источник этого света в земной коре был совершенно бесполезен. Ситуация для путешественников немыслимая, вызывающая удивление, восторг и, разумеется, зависть.

Во-вторых, излучение, свет Леи, мало где в мирах используется напрямую. Чаще он служит сырьём для получения другого очень ценного ресурса. На Объекте это вещество называли силой Леи. Я долго не мог уловить разницу, полагая, что это свет Леи и сила Леи – синонимы. Но нет, жидкая фракция силы ценится путешественниками невероятно. Для её производства задействуют процессы и технологии, которые я не взялся бы объяснить даже при наличии докторских степеней по физике, химии и биологии.

Таким образом, Москва оказалась на позициях американского континента колумбовых времён. С богатейшими ресурсами, ценности которых представить не могла и применения которым не знала.

Передавая людям текст Хартии, контактёры не скрывали перспектив. В случае отказа Земля оказывалась вне юридического поля. А потому здесь следовало ждать скорого появления или конкистадоров, или каперов. Что хуже – поди угадай.

Хартия накладывала на людей кучу не самых приятных и вполне бесполезных для человечества обязанностей, но при этом гарантировала защиту от откровенной агрессии и некоторую поддержку в техническом плане. Не обольщайтесь, делиться с нами чудесами инопланетного прогресса никто не собирался. Поддержка предусматривалась ровно такого уровня, чтобы обеспечить безопасность путешествий через московский узел Леи. Обо всём остальном люди должны были позаботиться сами.

Разумеется, мы приняли условия Хартии. Вместе с обязанностями уважительного отношения к путешественникам, запрета на оружие в пределах пересадочных точек, ответственности за нарушение множества условий и требований. Более того, люди даже нашли способ не устраивать в Москве парк монстров: спустили всю необходимую инфраструктуру под землю и замаскировали под видом метро. Так эта система и работает, втайне от общества и под пристальным вниманием иных миров.

– Товарищ инструктор, разрешите ещё вопрос?

– Валяй.

– Если сила Леи настолько ценная, почему бы не обложить производство акцизом и не наладить экспорт? Сейчас не сидели бы взаперти на Земле, а гоняли торговые караваны между мирами? Скупали бы экзотические товары, наладили дипломатию…

– В тот день, когда ты сумеешь сохранить силу в виде, пригодном для транспортировки, займёшь пост директора Объекта. Как минимум – зама по науке. Пока всё, что у нас конденсируется, немедленно уходит на испарители. Чтобы случайно не детонировало и не отправило половину Москвы в нейропатическую кому. Силу Леи не заказывают на дом, за ней приезжают, чтобы надышаться, насытиться – и вернуться домой, согласно Хартии. Когда в каком-то из миров линии Леи тускнеют и угасают, случаются полномасштабные мировые войны. Хартия нужна, чтобы с Землёй такого не произошло.

– Членство в Хартии не обязывает конкурентов любить нас?

– Именно так. Нашими услугами путешественники пользуются, но вынужденно. А к себе домой не зовут, там мы нафиг никому не нужны. На этом лекция окончена, до встречи послезавтра.