Удачная подмена

Глава девятая

Сел толстяк рядом с водителем, Лина сзади. Сначала что-то у водителя спросил, потом к Лине развернулся. Она понимала, что мужик хамло, имя её сразу не расслышал, потом вовсе забыл, а поскольку она смыться собиралась, то в памяти его застревать не хотела, поэтому отвлекла вопросом:

– А что у нас в детдоме?

– День защиты детей у нас. Оргтехнику дарим.

– Э-э, ксероксом будем их защищать?

Толстяк растерялся:

– Что, надо конфет купить?

– Телефон давайте.

Связалась с директором детдома по его телефону, спросила, что можно купить детям. Как раз проезжали мимо пиццерии, спросила, можно ли пиццу. Тётка оказалась вменяемая, сказала, что вообще нельзя, но один раз можно. Обещала задержать полдник минут на десять, если опаздывать будут. А в пиццерии, когда узнали, для кого пицца, захотели отдать все шесть коробок бесплатно. Толстяк обиделся.

– Нельзя отказывать людям в благом деле, – похлопала его по плечу Лина. – Пошли, шарики купим.

Зашли в агентство «Счастливое детство», купили связку шаров, прихватили с собой двух аниматоров в клоунских костюмах, и уже двумя машинами, с хозяином пиццерии за рулём, сопровождаемым двумя работницами, отправились в детдом. Насчёт аниматоров вышло удачно, иначе бы всё ограничилось бабьими слезами. Детки были не очень здоровые, Лина бы и сама не сдержалась, но ребята в клоунских костюмах закружили и взрослых, и детей. Скинув в угол туфли, она босиком и хоровод водила, и за шариками с ребятами гонялась, а потом сказочных героев изображала. В какой-то момент, оглянувшись, она отметила, что с детьми кружатся кроме воспитательницы только она и хозяин пиццерии, тётки зажали в углу директрису детдома и о чём-то выспрашивают со слезами, а Андрей Павлович сидит на детском стульчике с двумя девчонками на коленях, а трое пацанов пытаются с такого же стульчика влезть ему на шею. А, плевать на всё, поправляя юбку липкими руками, подумала она и, вставая на четвереньки, шепнула рядом стоящему мальчику, кого они будут изображать.

– А мы кто? – запищал пацан, усевшись ей на спину.

– Иван царевич, – завопил другой, пытаясь спихнуть его с Лины.

– А вот и нет, – вцепился он в неё так, что блузка треснула. – Мы конёк-горбунёк!

Ушли только когда детей погнали на ужин. Вернулись в пиццерию, хозяева под впечатлением накрыли поляну. Выпили, бабы опять ударились в слёзы. Под настроение ещё Лина рассказала, что маленький мальчик Андрюша, с которым она изображала конька-горбунка, поделился с ней, что мама у него есть, она хорошая, только водку немножко пьёт, а вот папы нет, а хочется ему с папой на рыбалку ходить. Она первой ушла в машину, сказав водителю, что ее надо добросить до начала Московского проспекта. Андрей Павлович долго прощался с новыми знакомыми, а Лина, сильно уставшая за день, да ещё выпившая, незаметно вырубилась.

Проснулась она, когда машина затормозила у входа в заводоуправление «Фармэнса».

– Я же на Московский просила завезти, – взвыла она.

– Да ладно, зайдём, приведёшь себя в порядок и поедешь домой, – весело сказал пьяненький Андрей Павлович.

Лина пригнулась и поглядела на себя в зеркало заднего вида. Да-а, ей бы не на детский праздник, а на Хэллоуин.

В туалете она долго приводила себя в порядок, даже блузку пришлось зашивать, благо что дорожный набор с иголками-нитками всегда у неё в сумочке лежал. Когда вошла в приёмную, её встретил уже ставший привычным за этот день запах съестного. В животе заурчало, она с завтрака серьёзного ничего не съела: с ребятишками на полдник кусочек пиццы, потом в пиццерии ещё какой-то ерундой закусывала, роллами, вроде. У зама в кабинете стол накрыт, с ним брюнетка яркая, но уже почти невменяемая, Андрей Павлович, чувствуется, уже с ними принял.

– А водитель где?

– Я его отпустил, – сказал Олег Анатольевич.

– На чём же я добираться буду?

– Мы поужинаем, он поужинает, потом вызовем.

Спорить бесполезно, а после шести автобусы тут ходят редко. Села, навалилась на закуску. От выпивки уклонялась насколько возможно, но всё-таки ещё добавила. В момент, когда отвалилась от тарелки, обнаружила, что зам с брюнеткой испарились, а Андрей Павлович сидит, положив руку на спинку её стула и что-то бормочет. Отодвинулась. А этот толстяк вдруг ухватил её за грудь. Она вырвалась из потных объятий и выскочила в тёмный почему-то коридор. Её кавалер, что-то мыча, резвым козликом помчался следом. Добежав до лестницы и взглянув на освещённое фойе, решила, что мимо охраны не проскочит, и нырнула в боковой тёмный коридор. Сзади по-прежнему слышался топот, поэтому Лина продолжала бежать. По дороге она нажимала на дверные ручки, но все кабинеты, конечно, были закрыты.

Выбежала в фойе, освещенное через окно уличным фонарём. Кинулась к окну, разглядев, что здесь балкон. Пытаясь ухватиться за ручку двери, запуталась в шторе и обрушила карниз на пол. Зачем-то схватила штору и понеслась по коридору, волоча её за собой и наматывая на руку. Чуть не врезалась в дверь. Тупик. Зато в двери торчит ключ! Быстро повернула его и нырнула в дверь, переставила ключ на внутреннюю сторону и закрылась. Преследователь нажал на ручку, что-то проворчал, и неровные шаги зазвучали, удаляясь.

Лина огляделась. Она стояла на лестничной площадке. Лестница была широкой, от стены до стены. Справа балясины перил почти смыкались со стеной, над ними где-то над серединой лестничного марша было широкое, на три створки, но очень низкое окно, уличное освещение из которого падало на ступени. Дальше лестница поворачивала направо и скрывалась в темноте. Лина спустилась по ней и уткнулась в стену, включила фонарик на телефоне и увидела, что лестница снова повернула вправо и спускалась к двери. Свет всё того же уличного фонаря слабо пробивался через дверную щель. К сожалению, ключ от верхней двери нижнюю не только не открыл, но даже не вошёл в скважину.

Вернувшись на верхнюю площадку, Лина вгляделась в окно. Вроде бы, асфальт под ним. Значит, окно выходит на битумную крышу. Если бы не алкогольный кураж, Лина бы нипочём не полезла туда. А тут она взяла в руки туфли, закинула штору на плечо, залезла на перила и спиной к стене двинулась к окну. Да какое там окно, скорее, три форточки! Одну створку удалось открыть, а когда разворачивалась лицом к окну, умудрилась удариться о неё грудью. Лина подтянулась на подоконник, выкинула туфли на крышу, расстелила штору на подоконнике, чтобы не запачкаться, и полезла головой вперёд. Бабушка, помнится, говорила, что, если голова прошла, то и ты пролезешь. Ничего подобного, голова и руки прошли, а вот зад застрял.

– Это не таз, а целое джакузи, – простонала она.

Снова вернулась на перила, сняла юбку, выкинула её вслед за туфлями и снова поползла в окно. Подтянув живот и ободрав бока, всё-таки протиснулась наружу. Прошлась по краю площадки. Оказывается, Лина вылезла на крышу входного тамбура, пристроенного с конца здания на одном уровне с торцом. До земли тут было метра четыре, так что спрыгнуть не удастся. Назад лезть тоже не хотелось. Подвыпившая Лина расстелила штору у окна, положила под голову юбку, которая была явно чище пыльной офисной шторы, легла и беззаботно заснула.

Проснулась она часа в три. Серенький рассвет принёс прохладу, а её с бодуна и так трясло. Натянула юбку, повесила многострадальную штору на крюк с электрическими изоляторами, вбитый в стену здания со стороны улицы, поглядела вниз и вздохнула:

– Ну что ж, пожила на крыше. Эх, Карлсончик, где твой пропеллер с моторчиком!

И полезла по стене, цепляясь за штору. Как ни странно, спустилась благополучно. Подумав, решила не оставлять следы преступления, сдёрнула штору с крюка, порвав при этом, завернула в неё кусок кирпича и перебросила через забор во двор предприятия. Подошла к ближайшему дому, прочитала название улицы и вызвала такси.

Дома, выйдя из душа, стала считать раны. На груди наливалось синевой место ушиба об оконную раму. Приложилась изрядно, теперь придётся носить что-нибудь под горло или с неглубоким вырезом. Ноги натёрла и на пятках, и на внутренней стороне бедра. Ну, пока пятки не подживут, в сабо походит, а вот колготки в такую жару, чтобы бёдра не натирать – это же пытка! Со вздохом вытащила из шкафа джинсовые шорты стрейч, которые купила ещё зимой и по этому поводу до сих пор сама себе удивлялась. Ах, да, это она сделала с мыслью: «Чтобы измениться, надо делать то, что в прежней жизни бы и в голову не пришло». Натянула, прошлась. Да, ходить удобно, бёдра защищены. Но вид! Покрутилась перед зеркалом и даже застонала:

– Господи, чем это джакузи прикрыть?

Ещё раз перебрала свой скромный гардероб и натянула блузку в сине-белую клетку. Попу она почти прикрыла, а вот ворот застёжку доверху не предполагает. Надо будет булавкой заколоть. Уже опаздывала. Допила кофе, сунула чашку в мойку и полетела на работу.

К счастью, по дороге никого не встретила. Открыла ключом приёмную, значит, начальники её ещё не пришли. Села за стол, включила компьютер, стала разбирать завалы на столе. Надо же, день отсутствовала, а тут уже кучу макулатуры навалили! И даже почту не соизволили разложить. Так, газеты в сторону, рекламные листовки в корзину, письма адресатам. Ещё электронную почту надо проверить.

Осталось окончательную правку внести в статью босса, он исчёрканный рукой вариант на столе оставил. Лина вспомнила о не политых два дня цветах и подошла к подоконнику. И поплатилась. Вошли два этих клоуна, Игорь и Миша, а с ними Алиса и Милана, словом, почти вся золотая молодежь редакции, и начали грязные подколы к её пятой точке. Ну всё, терпение её не беспредельно, и Лина готова использовать свои домашние заготовки.

– Алисонька, деточка, ты ведь у Игоря голосовой помощник? – съехидничала она. – Это ведь твоя реплика: «Подключите зарядное устройство»? Вот и заряжайся от него, а я тебе не соперница, мой порт его мини-USB не воспринимает.

Лера с Леной, подошедшие к своему кабинету, захохотали. Игорь взбесился и двинулся на Лину, но тут в приёмную вошёл главред:

– Всем брэк, давно подозревал, что наши мальчики и не мужчины вовсе, если с девочками воюют, – сказал он очень спокойно. – По какому поводу собрание?

Кто-то что-то спросил, остальные выскользнули. Когда Лина осталась одна, Иван Ильич выглянул из кабинета и попенял:

– Лина, у нас дресс-кода, конечно, нет, но твой сегодняшний прикид всё-таки не для слабого мужского сердца, это чистой воды провокация!

– Эх, Иван Ильич, были бы вы толстой тёткой, посмотрела бы я на вас в жару в юбке, – вздохнула она.

– А что не так?

Она с усилием потянула вверх штанину и развернула ногу. Он болезненно сморщился и даже покраснел слегка.

– Видите, как страдает женский организм от потёртостей, когда в жару бегать приходится?

– Ну, извини.

Босс ныряет в свой кабинет, а потом оттуда спрашивает:

– Ты вчера во сколько из «Фармэнса» вернулась?

– Около четырёх.

– А почему не зашла?

– Ха! Это не день был, а утро.

– Не понял, – он выглядывает из кабинета и вдруг цепенеет. – И ещё раз не понял. Это что?!

Лина уже сидит за компьютером и вносит правку по его заметкам, и сначала не понимает, к чему относиться его негодование. Потом опускает глаза вниз:

– Ах, блин, булавку забыла!

Пока она роется в сумке, он спрашивает с дрожью в голосе:

– Лина, это что?

– В окно вылезала, об раму долбанулась. Рабочий момент.

Булавки нет, но, к счастью, есть иголка. Прямо на себе прихватывает ворот, чтобы скрыть синяк, который уже стал чернеть и выглядит ещё страшнее.

– Давай рассказывай. Про четыре утра и про это. С подробностями.

Иван Ильич берёт от входа стул и устанавливает его напротив Лининого стола. На вопрос из коридора: «Можно?» рявкает: «Позже!»

Лина рассказывает, что поужинала с владельцами производства и о том, как толстый босс не туда свои ручонки потянул. И о комической погоне:

– Сама виновата, была бы трезвая, сообразила бы, что надо было сразу бежать через проходную. Ну, не стала бы охрана задерживать меня из-за того, что я начальнику не дала!

– Да не факт, – покачал головой главред. – Всякое бывает. Жаль, а мне он нормальным показался.

– Да и мне тоже сначала!

И Лина рассказала о том, как прикинулась секретаршей и хотела смыться, добравшись фармэнсовской машиной до детдома, но не смогла из-за того, что втянула в это дело слишком много людей. О том, что этот Андрей Павлович с ней сказки не изображал, но зато детишки по нему лазили, и сам он был очень трогательный, когда они его терзали. И в пиццерию она вернулась осознанно, очень ей понравился искренний порыв этих людей сделать добро детям. Ну, а дальше…

– Совсем ты, Лина, маленькая дурочка. Ну зачем было так рисковать?

– Да всё я осознала! Женский алкоголизм – зло.

Глава десятая

Пол кабинета был усеян бумагами. Андрей Павлович стоял у шкафа с распахнутыми дверцами, пролистывая папки, а потом со злостью швыряя их на пол.

– Андрюха, прекрати разбрасывать документы! Всё равно прежде чем вышвыривать всё это, придётся ещё раз просмотреть. Уборщице такое не поручишь.

– Олег, не беси меня! Ты что, не понимаешь, что если протокол не найдётся, нам кирдык! Ну вот скажи, как он мог пропасть из кабинета?

– Андрюш, ну давай не сразу о самом грустном? Ну, запихнул ты его куда-то не туда!

– Нет, этого просто не может быть! Ну, не может быть, что в среду нам пришлось отозвать четыре серии препарата, а в четверг мы обнаружили пропажу протокола. У нас крыса! Если протокол не найдётся, мы не сможем начать производства биосимиляра, и всё – мы банкроты!

– Хватит истерить! Вспоминай давай, кто у нас перебывал за эти три дня!

– Значит, так. В понедельник мы с тобой протокол обсуждали. Ещё намечали, что на первом этапе обойдёмся старыми мощностями, а после пуска опытно-промышленного цеха начнём производство по полному циклю, включая субстанцию… вот, видишь, я карандашом на обороте прошлогоднего плана набрасывал примерные даты и средства на закупку субстанций в Словакии только в первом полугодии. Точно помню, что, когда уходил, протокол убирал в сейф. Назавтра… тебя ведь с утра не было? Да, помню, что из сейфа доставал неучтёнку…

– Помню, Семёнычу, мы об это ещё на прошлой неделе договаривались.

– Был протокол! Я его не разглядывал, но он заметен среди прочих бумаг, потому что листы голубоватые и тоньше ксероксной бумаги. И всё, больше не видел.

– Ну, во вторник я появился к обеду. А потом мы и видеть ничего не могли, потому что перебрали.

– Вот! Именно тогда мы могли потерять бдительность и допустить в кабинет постороннего человека!

– Сейчас Макс возьмёт записи со всех камер и выявит, кто в кабинет заходил.

Просидели до конца дня. Пришлось выйти и в выходные. Макс бормотал:

– Такое совпадение просто не может быть случайным! Чтобы и пропажа, и куча посторонних, хотя обычно к нам редко приезжают, тем более, группами. А тут и из областного аптекоуправления, и толкачи эти с курсов, да из разных областей… во, шесть регионов! И на работу приходили наниматься, и из областной больницы за коим-то хреном… ты посмотри, а фамилии гостей! Ведь это надо было так народ собрать, чтобы три Ивановых, две Васильевых и две Протасовых! Так, подожди, а почему в заявке тридцать один гость, а фактически прошло тридцать три? Мужики, извиняйте, я на вход, буду проверять ещё раз паспортные данные.

И через пару часов ввалился с окончательным выводом:

– Вы там у себя молекулы считаете, а мои придурки людей по головам посчитать не могут! Заявлены тридцать одна, вошло тридцать три, вышло тридцать две! Получается, что кто-то из них до сих пор в здании! И либо одна из тёток два пропуска получила, либо в группу крыса затесалась!

Только в понедельник они смогли добраться до тех, кто заказывал пропуск. И тогда путаница ещё больше усилилась: отдел кадров посылал на место секретаря директора двоих, а Андрей Павлович утверждал, что было трое, две были бестолковые курицы, а третья его вполне устроила, зовут её, кажется, Лена, только вот больше почему-то не пришла. А к юристу приходила корреспондентка, только вот фамилию он почему-то не записал. Не то Иванова, не то Силуанова.

– Мы, конечно, пробиваем всех по паспортам, – заявил владельцам производства Макс. – Только вот это незаконно. И не действенно, потому что через знакомых полицейских и за деньги.

– Прежде всего проверяем Ивановых. Олег, юрист наш ведь твоя креатура? Ну вот и вели ему землю рыть, но с кем он общался, вынь да положь!

– Он на больничном. Сказал, женщина молодая, около тридцати, толстож… с широким тазом, словом. Некрасивая.

– А, мать вашу!

Андрей Павлович, брызгая слюной, разразился непечатной тирадой, копаясь в карманах. Выудил визитку и взял трубку, хотя Макс призывал его действовать осторожно.

– Здравствуйте, Иван Ильич… вы извините, у меня к вашей корреспондентке вопрос возник… ну, которая с вашей статьёй приходила к юристу… так я подъеду?

– Ну, что там?

– Облил холодом и презрением. Сказал, что хочет со мной по-мужски пообщаться. Так что не так там?

Макс заржал:

– То есть намекнул, что морду набьёт? Давайте я с вами подъеду, а то который день ваших овец считаем. Лучше с мужиками попинаюсь!

И поехали все втроём.

А Иван Ильич вышел в приёмную и сказал сердито:

– Лина, там твой поклонник хочет с тобой пообщаться.

– А кто у нас поклонник? Вроде бы, стою я одинокая как баобаб в саванне. Кроме мэрского сына никто не цепляется.

– Ну как же, один такой гонял тебя тёмными коридорами режимного объекта.

– Б-р-р. Неужели извиниться решил? Не прошло и полгода… ну, пообщаемся.

И пообщались. Они вошли, когда Лина, воткнув наушник, набирала очередное интервью, принесённое шефом. Андрей Павлович разглядел её первым и завопил:

– Секретарша!

– Ну да, секретарша. И что? – вышел из своего кабинета Санталов.

– Она приходила устраиваться к нам на работу!

Признаться, Лина струсила. Но вида не показала:

– Вот так прям пришла и попросила принять на работу?

– Ты сидела за столом секретаря! Ты разносила бумаги! Ты, – он поглядел на своих подельников и закончил сорвавшимся до шёпота голосом. – Это она, ребята! Она унесла протокол!

Санталов, до этого стоявший сзади неё, положив руку на спинку кресла, сгрёб его за рубашку, так что пуговицы весело забарабанили по ламинату:

– Ну-ка, встали все и пошли ко мне в кабинет! Будем разбираться. А начнём мы вот с чего. Линочка, деточка, остались ли на твоём теле следы недельной давности? Кто из вас, насильники, её тела домогался?

Гости переглянулись и уставились на Андрея Павловича.

– Я ничего, – тем же сиплым шёпотом ответил он. – Ну, я только…

– По коридору за мной не бегал? За грудь не хватал? – сердито спросила Лина и расстегнула сверху свою, на этот раз белую, блузку.

Бюстгальтер у неё был очень открытый, новый, кипенно-белый. И над ним особенно грязной казалась грудь с жёлто-серыми, уже почти сошедшими синяками. Андрей Павлович от страха зажмурился. Олег Анатольевич громко сглотнул. Макс покраснел. Лина посмотрела на них и неожиданно развеселилась:

– Эй, дядьки, вы все, что ли, маньяки? А может, на моей улице перевернулась фура с просроченными презервативами?

– Почему с просроченными? – вырвалось у продвинутого зама.

– Ну, на пределе истечения срока использования, когда надо их все употребить в срочном порядке. Как говорится, лучше в нас, чем в таз.

– Зараза ты, Лина, – усмехнулся Иван Ильич. – Давай застёгивайся, а то, если кто из коллег или посетителей сюда ворвётся, насильниками будут считать нас всех четверых. Девушка неприлично оголена, следы насилия налицо, мужики захлебнулись слюнями. А вы давайте рассказывайте, что у вас произошло.

– Э-э, – предостерегающе замычал Макс.

– Да ладно, – отмахнулся Олег Анатольевич. – Дело наше называется труба. Может, Лина что-то видела или вспомнит?

Обменялись проблемами. Лина сказала, что раскладывала она документы с визами по папкам-уголкам и разносила по кабинетам. И кабинеты вспомнила: бухгалтерия, отдел снабжения и главный технолог. А себе забрала назад статью с исправлениями юриста и визой генерального. И больше ничего.

На обратном пути Макс бормотал, что ни хрена он этой Ивановой не верит и подноготную её раскопает. Он по всем трём Ивановым запросы сделал, но на этой теперь сосредоточит всё своё внимание. Начальники его молчали, пригорюнившись. Но проверить те папки надо прежде всего. Это ведь единственный случай, когда какие-то документы выносили из помещения.

Ну и, конечно, ни в одном из кабинетов искомый документ обнаружен не был. Уголки нашлись и документы с визой вспомнились. А протокола нет. А вот у технологов и следов не обнаружилось, даже пустой папки-уголка. Макс орал, что он Лину, крысу такую, разоблачит. Андрей Павлович виновато молчал, Олег Анатольевич, который в некотором роде был виновником его неэтичного поведения, не пенял ему, а даже наоборот, сказал, что зря его родственник назвал Лину некрасивой, очень даже она аппетитная… а ещё остроумная… ишь, как редактор за неё заступается! Вот насчёт редактора он зря сказал, Андрей Павлович бросил на него гневный взгляд и удалился в свой кабинет, от полной безнадёжности вновь взявшись перебирать бумаги.

Утром он позвонил Лине и стал путано извиняться. Она поняла, что этот немолодой толстяк вовсе и не козёл, просто подвыпил и решил угнаться за кобелистым молодцом замом. В конце концов синяк не он ей поставил, а сама она, корова неуклюжая, в окно неудачно вписалась. Так что она от всей души ответила ему, что не сердится, и стала расспрашивать о поисках. И даже согласилась подъехать и пройти по кабинетам, в которых побывала, и посмотреть на приёмную, где теперь обустроилась новая секретарша, которая, конечно, ничего не знает о том, что здесь произошло, и что где прежде лежало.

Когда её слова услышал Иван Ильич, он сначала вызверился: «Зачем?!», а потом сказал:

– Пусть заказывают пропуски на нас двоих, – и мстительно пояснил. – Ты, Иванова, с тех пор пару килограмм наела, и в окне теперь застрянешь. Так я подпихну.

По дороге она спросила, почему у серьёзного производства такая слабая служба безопасности.

– Да какое серьёзное? На ладан они дышат! Или ты по моей статье судишь? Так это джинса. Это областная администрация заказала. Понимаешь, области очень важно иметь собственное фармакологическое производство, тем более, в перспективе свой инсулин. Это не только экономика, но ещё и политика. Была экспериментальная лаборатория, прикупили производственные площади. Ну, ребята молодцы, конечно, два собственника, не акционируются, все кредиты на себя вешают. А без новой линии им точно конец.

Их встречали на проходной все трое. Показала в приёмной, откуда что брала и где раскладывала. Макс с недовольством подтвердил, что запись с камеры в приёмной зафиксировала, что Лина дальше порога кабинета не заходила. Новая секретарша при этом с тревогой покосилась на камеру над входной дверью.

– Иван Ильич, золотой вы мой, – хихикнула Лина. – Носите вы мой образ в сердце, а не на жёстком диске. А тут – ни чулки не подтянуть, ни макияж не обновить. О служебном романе вообще не заикайся, сразу спалят.

Прошлась по коридорам, показала кабинеты, в которые заносила документы. Когда указала на последний, Макс встрепенулся:

– Этот закрыт уже почти месяц! Главный технолог в ковидном госпитале!

Лина подтвердила, что да, дверь была закрыта. Уборщица открыла его даже без просьбы с её стороны и положила папку на стол. Всей группой они влетели в кабинет, перебрали бумажное захламление на столе. Нет папки. В фойе за фикусом замаячила стройная брюнетка. Лина вспомнила её, она с Олегом за столом сидела в тот вечер. Интересно, а её проверяли? Хотела спросить, но местные мужики старательно делали вид, что брюнетки тут нет.

Охранник привёл уборщицу, Лина её признала, а та Лину нет: не входила, не вносила! Иван Ильич указал на камеру в коридоре, спросил, сохранились ли записи.

– У меня те дни и в сердце, и на жёстком диске, и на сменных носителях, – покосившись на Лину, ответил Макс.

На записи он быстро поймал момент, где Лина стоит у двери, передаёт папку, а уборщица заходит в кабинет и сразу возвращается – уже без неё. Олег слишком поспешно скомандовал:

– Вырубай, дальше всё ясно. Ну, Александра Ивановна?

Когда поднажали, она с недовольством признала, что да, припоминается что-то такое. Мужики глядели на уборщицу угрожающе, она тряслась от страха, а Лина, хотя из-за отказа этой тётки пережила довольно неприятные мгновения, всё же осознала, что та вовсе не пыталась её подставить. Подумаешь, неделю назад что-то перенесла и положила! Кто бы не забыл? И она вежливо попросила:

– Александра Ивановна, а давайте повторим ваш маршрут? Вот взяли вы из моих рук папку, – она повертела головой и взяла из рук охранника какой-то тонкий журнал. – Я подаю, вы заходите, кладёте… ну?

Уборщица схватила журнал, влетела в кабинет, бросилась к столу, но внезапно затормозила:

– Куда тут чего положить? Слетит же!

Ну да, они же перебирали бумаги и всё раскидали.

– Александра Ивановна, тут всё было не так. Прежде бумаги стопками лежали.

Та закусила губу:

– Всё равно! Нет, я вспомнила! Я папку положила сверху, а она съехала, скользкая же. И я её переложила… вот, на столик!

У стены стоял диван, перед ним журнальный столик, по бокам два кресла. Пусто.

– Да кто же сюда заходил-то? – вскинулся Андрей Павлович.

– Надо просматривать запись дальше. Если папка исчезла, значит, кто-то позже заходил, – сказала Лина.

Иван Ильич поглядел на брюнетку, подававшую отчаянные сигналы Олегу, и захохотал:

– Олег, сознавайся уже!

– В чём?

– Да не моргай ты невинными глазками! Дама сигнализирует тебе, что ваша конспиративная квартира засвечена. Посмотрит Макс запись дальше и увидит, что вы входите сюда вдвоём. Куда папку дел, шпион промышленный? Девушка, как вас там, папку не видели?

Брюнетка замотала головой:

– Нет! Но, может, она под диван завалилась?

Под диваном ничего. Тут Макса осенило:

– Вы ведь его раскладывали?

Кинулся к нему, поднял подушки сиденья, выдвинул ящик и вытащил из-под него папку, смятую гармошкой и запылённую. А в ней искомый документ на голубоватой бумаге с визой генерального.

В общем, как с самого начала предполагал Олег, имело место обычное головотяпство. Генеральный орал на кого-то из двух новых бестолковых секретарш, одновременно подписывая бумаги. Вместо копии протокола визу поставил на оригинале и кинул на секретарский стол. Если бы секретарша была прежняя, она бы знала, что главный технолог надолго выбыл, и нести такие бумаги надо в общий кабинет. В результате папка попала не туда, а потом и вовсе в диван, а потом по ней ещё попрыгали его активный зам с бухгалтершей. Ничего, главное, что «Фармэнс» спасён!

Проводив гостей, они на радостях выпили, но без фанатизма. Макс продолжал злиться, утверждая, что секретарша не так уж проста. Олег его живо заткнул:

– Ладно уж, признайся, что запал! Хочешь нарыть компромат и шантажом загнать в койку? Но в этой очереди ты последний! Первый претендент наш генеральный, который уже домогался её тела, но неудачно, вторым буду я, но не забудь ещё её собственного начальника, человека не последнего, депутата областной думы. А он сторожит её как дочь родную!