За пеленой лжи

27 сентября, вторник

Сестра не звала ее на похороны, но Маша все равно поехала. Правильно сделала, все пошло не так, как она себе представляла.

Народу у морга было много, но Юля стояла одна. Остальные собирались группами и явно были между собой знакомы. Геннадий был журналистом, не слишком известным, но знакомства в свое время имел обширные, и то, что проводить его пришли многие, было ожидаемо.

К Юле не подходил никто. Подходили к высокой черноволосой даме, стоявшей рядом с пожилой парой.

Жена, поняла Маша. Жена и ее родители.

Родители Геннадия не могли стоять с таким скорбным, но спокойным видом.

Сестра обрадовалась, увидев Машу. Даже уцепилась за нее.

– Где его родители? – тихо спросила Маша.

– Сейчас подъедут, – Юля дернула головой.

Большего контраста, чем между Юлей и бывшей женой, не могло быть. Жена тонкая, высокая и черноволосая, а Юля маленькая пухленькая блондинка.

Но главное даже не в этом. У жены спокойный взгляд уверенной в себе женщины, в меру скорбный, в меру равнодушный. Юля же нервно покусывала губы и явно чувствовала себя лишней, ненужной.

Толпа раздалась, пропуская пару, которую нельзя было спутать ни с кем. От медленно шедших мужчины и женщины почти осязаемо исходила волна горя.

Юля, отпустив Машу, метнулась к матери Геннадия, но пожилая женщина, словно не заметив ее, шла к жене. Та тоже подалась ей навстречу, обе быстро обнялись, мать заплакала.

На Юлю никто не обращал внимания.

И потом никто не обращал на нее внимания, и во время панихиды ей даже не удалось приблизиться к гробу, как остальным родственникам.

Хорошо, что Маша приехала.

– Не надо ехать на поминки, – шепнула она сестре.

Ничего, кроме нового унижения, не предвиделось.

Юля согласно кивнула. Но когда все вышли из морга, сестра, распихав толпу, пробилась к жене, увлекая за собой Машу.

– Гена написал завещание, – сказала Юля жене. – Он все завещал мне!

Наверное, хотела сказать с вызовом, а получилось жалко.

Жена равнодушно посмотрела поверх Юлиной головы, поморщилась и брезгливо процедила:

– Квартира моя. Чтобы завтра же тебя там не было! Впрочем, – она лениво махнула рукой, – даю тебе еще неделю. Не больше!

Отец Геннадия подвел к жене плачущую супругу.

Маша потянула сестру в сторону, а потом к выходу с территории морга.

10 октября, понедельник

От каждого звонка свекрови тоскливо сжималось сердце. Свекровь не плакала и не жаловалась, а сердце сжималось.

Нина предпочла бы, чтобы свекровь еще на похоронах уцепилась не за нее, а за Юлю и чтобы звонила ей, и Нина могла бы совсем не вспоминать о свекрови. Днем она бы думала только о работе, а по вечерам приезжала бы к Виктору и жалела, что только сейчас открыла, как ей с ним хорошо.

– Как дела, девочка? – спросила свекровь.

– Нормально, – ответила Нина. – Как вы?

– Да как… Илья на работу поехал, а я вожусь с обедом. Ты бы заехала как-нибудь, Ниночка.

– Заеду, – пообещала Нина.

Обычно она приезжала к родителям Геннадия только вместе с мужем, да и то редко, несколько раз в год. Свекровь подкладывала салат ей в тарелку, расспрашивала о работе, передавала привет родителям, и все с облегчением вздыхали, когда визит заканчивался.

– Простите, Любовь Васильевна, я сейчас занята, – соврала Нина.

– Да-да, конечно, – виновато засуетилась свекровь. – Ты звони, не пропадай.

Нина пообещала не пропадать.

Работать расхотелось начисто. Нина попыталась сосредоточиться на требованиях очередного конкурса, но не смогла. Попробовала разложить на экране пасьянс, но и этим заниматься было скучно.

Заглянул Виктор. Нину сразу окутало чем-то теплым, уютным.

Она не помнила, чтобы такое происходило с ней, когда она была с Геннадием.

Гена был известным человеком, а она никем. Нина это знала и гордилась тем, что он на ней женился.

– Посиди минутку, – попросила Нина.

– Бездельничаешь? – Виктор посмотрел на экран.

Ей уже давно было хорошо рядом с ним. Если бы Нина постоянно не помнила, что Гена все еще ее муж и он умирает, новую жизнь можно было бы начать раньше.

– Любовь Васильевна звонила, – вздохнула Нина.

Виктор провел рукой по щеке, послушно сел рядом.

– Она раньше вообще мне не звонила. Только на день рождения.

Нине хотелось опять не думать о свекрови, как она не думала о ней раньше.

Она достаточно настрадалась и имеет право на счастье, а теперь свекровь мешает ей быть счастливой.

– Ну что ты молчишь!

Виктор потянул ее к себе за шею, поцеловал в висок.

– Мне ее жалко, – пожаловалась Нина и решила: – Съезжу я, пожалуй, на ту квартиру. Срочного пока ничего нет. Съезжу.

О какой квартире идет речь, Виктор понял сразу. Взгляд его из ласкового стал настороженным.

Она погладила его по руке.

– Нужно проверить квартиру. Мало ли что…

Нужно выбросить продукты, если таковые в квартире есть, отключить холодильник. Проверить, закрыты ли окна.

– Давай вечером вместе съездим, – предложил он.

Ему не нравилось, когда она от него уезжала.

Геннадию не нравилось, когда она подолгу была дома.

– Вместе тоже можно съездить, – Нина решительно выключила компьютер. – Я ненадолго. Съезжу и сразу вернусь.

Затея ему не нравилась, но он промолчал.

Жаль, что они потеряли много времени. Она страдала, тосковала и мечтала отомстить, а на самом деле все это ей не нужно. Ей нужно, чтобы Витя смотрел на нее ласково и она знала, что очень ему нравится.

Навигатор показал, что ехать придется минут сорок. Раньше, когда она жила с Геннадием, она добиралась быстрее. Машин в городе прибавлялось с каждым годом.

Нина спешила домой, вбегала в квартиру и заглядывала в бледное лицо.

Иногда Гена ей улыбался, иногда устало и недовольно морщился.

– Почему так поздно?

Она не обижалась и не начинала объяснять, что у нее много работы. Она видела, как ему плохо, и мечтала только о том, чтобы болезнь отступила.

Больные люди всегда капризничают, она относилась к этому спокойно.

И к тому, что Гена улыбается и даже шутит с Юлей, а на Нину почти не смотрит, относилась спокойно.

И получила то, что получила.

Двор оказался перегороженным шлагбаумом, она потратила минут десять, чтобы пристроить машину.

Если они поменяли замки, я туда не попаду, доставая ключи, с досадой подумала Нина. Придется вызывать полицию, чтобы вскрыть дверь.

Ключ от подъезда подошел. Она снова захлопнула подъездную дверь и набрала код домофона. Код оказался прежним, дверь запищала.

Подъезд не изменился. Только стены теперь были покрашены другой краской и в лифте висело другое зеркало.

Выйдя из лифта, она шагнула к своей бывшей квартире и не заметила бы стоявшую у окна девушку, если бы та не сделала к ней пару шагов.

Девушка смотрела на Нину с испугом.

Кажется, они узнали друг друга сразу. На похоронах Нина старалась не замечать Юлю, но то, что Генина любовница жмется к очень похожей на нее девице, заметила.

Похороны вообще прошли так, как Нина могла только мечтать. Юлю все демонстративно не замечали, а Нине соболезновали.

Когда Юля с незнакомой девкой исчезли, Нина поняла, что лучшую месть придумать было сложно.

Ей больше не хотелось мстить Юле.

Юля осталась в прошлой жизни, с которой Нину больше ничто не связывало. Разве что звонки свекрови.

* * *

Сегодня у Ильи Никитича была только одна лекция. Он ненадолго появился на кафедре, наспех проконсультировал аспиранта и поспешил домой.

Казалось, что страх за жену усиливался с каждым метром по мере приближения к дому. В аудитории страх пропадал, ему удавалось отключиться, а на улице и в метро наваливался тяжкой ношей.

Страх вновь отпускал только дома, когда он видел, что ничего страшного с Любой не произошло, она смотрит телевизор, или читает какой-нибудь детектив, или слушает музыку, сидя у окна.

Сегодня она сидела у окна в тишине.

– Ты что-нибудь ела? – повесив куртку, спросил он.

– Тебя ждала, – виновато улыбнулась жена.

Ему было бы легче, если бы она плакала. Тогда он ее успокаивал бы, и это казалось естественным и понятным.

Она не плакала, она разговаривала так, как будто в их жизни ничто не изменилось.

Внешне действительно мало что изменилось. Они много лет виделись с Геной редко и мало что знали о его делах.

Когда сын заболел, они делали для него все, что было в их силах, но при этом их жизнь продолжала оставаться прежней. Они заботились друг о друге, по вечерам смотрели какие-нибудь фильмы или читали что-то, устроившись в креслах.

– Пойдем обедать, – Илья прошел на кухню, открыл холодильник.

Тарелки с двумя пирожками, которую он утром здесь видел, не было.

На столе стояла Любина чашка с недопитым чаем.

Чай с пирожками не лучший завтрак, но хорошо, что жена позавтракала хотя бы этим.

Илья достал из холодильника кастрюлю с борщом, поставил на плиту. Борщ Люба любила.

Пару раз в неделю к ним приходила девушка, приносила продукты, готовила. Пожалуй, было бы лучше, если бы Люба готовила сама, любое дело отвлекает от горя.

Жена подошла, тихо села за стол, вздохнула.

– Совсем нет аппетита.

– Съешь хотя бы немного, – попросил он.

Борщ закипел, Илья наполнил тарелку, поставил ее перед женой.

Грязную чашку поставил в мойку.

– Как на улице? – спросила Люба.

– Холодно.

Он наполнил вторую тарелку, сел напротив жены.

– Но дождя нет. И ветра нет. Хочешь, пойдем погуляем?

– Ты, наверное, устал, – вздохнула Люба.

– Я не устал. И прогулка для меня отдых, а не работа, – улыбнулся Илья.

– Ты точно не устал?

– Точно. Что на второе будем?

– Я ничего. Борщ еле-еле доела.

Илья не стал настаивать, бодро сказал:

– Пойдем гулять. Только одевайся потеплее.

Подумал, не вымыть ли посуду, пока жена одевается, решил вымыть, жена обычно одевалась долго.

Прогулка оказалась неудачной. Пошел дождь, и пришлось вернуться.

* * *

– Здравствуйте, – девка, которая была с Юлей на похоронах, торопливо подошла к Нине.

На похоронах она была в накинутом на ворот куртки черном шарфе. Сейчас шарфа не было, под сползшим капюшоном торчали неопрятные блеклые пряди.

В глазах девицы стояли слезы.

– Что вам угодно? – сузила глаза Нина.

– Я не могу дозвониться Юле, – промямлила девка.

– А я здесь при чем? – поразилась Нина.

Если бы не слезы, которые потекли у девки из глаз, она бы решительно ее обошла и захлопнула перед ней дверь.

Слезы помешали это сделать.

– При чем здесь я? – повторила Нина.

– У нее пятый день не отвечает телефон, – девка достала из кармана носовой платок, вытерла нос. – Я не могу попасть к ней в квартиру.

– Это моя квартира! – отрезала Нина.

Этого не надо было говорить. Выходило, что Нина оправдывается.

Надо было посмотреть на эту дуру, как на свежую коровью лепешку, и молча пройти мимо.

– Извините.

Девка на Юлю и походила, и нет. У Юли был робкий взгляд притворяющейся стервы. Правда, Нина слишком поздно поняла, что за робостью Юли таится большая решительность.

Эта рыдала вполне искренне. Впрочем, не исключено, что у них в семье актерский талант передается генами.

В остальном же девица была почти копией Юли. Маленькая, кругленькая, бесцветная.

Нина обошла девку, молча отперла дверь, помедлила и буркнула:

– Проходите!

Входить в квартиру было противно, и неожиданно она порадовалась, что входит сюда не одна.

Квартира досталась Нине от старой родственницы. Сначала родители хотели ее сдавать, но для этого надо было сделать ремонт, потом заниматься поиском квартирантов. На это у мамы с папой не нашлось ни времени, ни желания, и квартира несколько лет пустовала.

Ремонт они сделали только перед Нининой свадьбой в качестве подарка.

В квартире царил бардак.

В прихожей висели две куртки Геннадия, на пыльном полу валялся черный мужской зонт.

Посредине комнаты стояла открытая дорожная сумка. Видимо, Юля складывала туда свою одежду, из сумки торчал рукав красного свитера.

Девка стояла за Нининой спиной, по-деревенски прижимая носовой платок ко рту.

Квартира была однокомнатной. Юли в квартире явно не было.

– У нее пятый день не отвечает телефон, – еле слышно повторила девица.

Нине хотелось напомнить, что та это уже говорила, но она поморщилась и зло посоветовала:

– Посмотрите, может, телефон здесь оставила.

Юлины вещи валялись везде, на стульях, на кровати.

Девица вошла в комнату, огляделась и жалобно и обреченно посмотрела на Нину.

– Меня зовут Маша.

Нина представляться не стала. Смотреть на девку Машу ей было противно, и она смотрела сквозь нее.

Кажется, это у нее неплохо получалось.

– Ты умеешь быть очень высокомерной, – заметил как-то Геннадий.

– Это плохо? – серьезно спросила тогда Нина.

– Это забавно, – засмеялся он.

Это было совсем давно, когда Геннадий был здоров, весел и его даже иногда узнавали на улице. А Нина тогда только начала работать и не предполагала, что начнет продвигаться по карьерной лестнице быстро и уверенно.

– Я могу еще чем-нибудь помочь? – издевательски вежливо спросила Нина и неожиданно почувствовала слабый укол совести.

Вид у Маши был затравленный, издеваться над ней было нехорошо.

Маша молча повернулась и пошла к двери.

– Подождите, – вздохнув, остановила ее Нина. – Запишите мой телефон. Так, на всякий случай.

Девушка послушно достала смартфон, принялась тыкать в него под Нинину диктовку. Потом тихо закрыла за собой дверь.

Валяющиеся Юлины вещи вызывали злость и брезгливость, мешали нормально осмотреть квартиру.

Квартиру надо продать. Жаль только, что в ситуации полной санкционной неопределенности деньги могут превратиться в пыль. Можно остаться и без денег, и без недвижимости. В долларовом эквиваленте недвижимость не будет расти в цене, жилья понастроили столько, что уже сейчас сюда можно переселить всю Россию.

За месяц до того, как Геннадий объявил, что ему нужна Юля, умерла бабушка. Нина ее любила, но страх за Гену тогда забирал все силы, и бабушку она почти не оплакивала.

Она поехала в пустую бабушкину квартиру, когда пришла в себя у Виктора. В квартире до сих пор все было как при бабушке. Заниматься квартирой Нине не хотелось, и она не занималась.

Куплю новую мебель, неожиданно решила Нина. С импортной могут быть проблемы, но дорогая отечественная тоже неплохая. Куплю новые светильники.

А сюда больше не поеду.

Стараясь не смотреть на Юлины вещи, она быстро вышла из квартиры и заперла дверь.

Потраченного времени было жаль.

* * *

Что еще можно сделать, Маша не представляла. Она звонила сестре начиная с четверга. Юлин телефон был отключен.

Сестра с телефоном не расставалась. Даже приезжая к маме и Маше, постоянно в нем копалась.

Забеспокоилась Маша не сразу. Сестра не баловала ее частыми звонками, и в том, что они уже несколько дней не разговаривали, ничего необычного не было. Сначала Маша ждала, что Юля сама объявится, а начиная с выходных не находила себе места.

В субботу не выдержала и поехала к Юле домой. Дверь оказалась запертой, и Маша уехала ни с чем.

В воскресенье приехала снова, только сразу не уехала, несколько часов прождала у запертой двери, стараясь не замечать, как на нее косятся соседи.

Если бы не язвительная женщина за дверью, Маша опять прислонилась бы к стене около лифта и снова стала бы ждать. Это было проще, чем ехать домой и видеть маму.

Жена Геннадия смотрела на Машу с таким презрением и ненавистью, что остановиться у стены Маша не рискнула, спустилась вниз, во двор. Заметила лавочку у детской площадки и села на лавочку. Та стояла удачно, спиной к подъезду.

Детская площадка была пуста. С растущего рядом клена на качели с тихим шуршанием падали последние листья.

– Юля не звонила? – спросила мама в пятницу, когда Маша пришла с работы.

– Звонила, – бодро ответила Маша. – У нее все нормально.

Мамин сотовый работал плохо, голоса собеседников еле доносились, и мама им почти не пользовалась. Они давно собирались купить новый, но так и не собрались.

В пятницу Маша этому впервые порадовалась. В пятницу она уже сильно волновалась за сестру и не хотела, чтобы мама волновалась тоже.

– Юле надо переехать к нам, – сетовала мама. – В горе надо с родными людьми быть, а не одной.

– Она не хочет, – объясняла Маша.

Сестра сняла квартиру в Москве давно, как только уволилась из больницы, в которой работала после окончания медучилища. Она тогда устроилась сиделкой к какому-то старику и получать стала заметно больше.

Маша сестру от съема квартиры отговаривала. Ездить к подопечному было не ближе, чем из дома, квартирка запущенная, убогая, а денег за нее хозяева просили немалые.

Юля сняла квартиру, домой стала приезжать редко и о своей личной жизни почти не рассказывала.

Кленовый лист упал рядом с Машей. Лист был ровный, красивый. Маша его повертела и бросила на землю.

Из подъезда напротив вышла женщина в яркой желтой куртке, придержала дверь, выпуская ребенка лет трех. Тот побежал к качелям, Маша встала и побрела к метро.

Слезы продолжали течь, Маша вытерла их мокрым платком. Заметила аптеку, купила упаковку бумажных платочков.

Слезы текли с самого утра. Она заплакала, как только помахала маме, выйдя из дома. Пыталась что-то сделать со слезами, но не смогла.

– Зайди ко мне, – бросила заведующая Ольга Николаевна, увидев Машу.

Переваливаясь, проследовала в свой кабинет и недовольно спросила:

– В чем дело?

Маша говорила и плакала, а строгая Ольга Николаевна, чего Маша совсем не ожидала, предложила:

– Езжай к сестре. В таком состоянии нельзя быть с детьми.

– А как же?.. – поразилась Маша. – Кто же меня заменит?

– Я заменю, – Ольга Николаевна неожиданно потрепала Машу по руке. – Выясняй, что с сестрой. А за работу не беспокойся, я тебя заменю, сколько потребуется.

Маша посмотрела на часы. Ехать домой было еще рано, она не сможет объяснить маме, почему ушла с работы.

Поеду на работу, решила Маша. Возьму себя в руки и буду работать.

Взять себя в руки удалось. В метро Маша перестала плакать. И в электричке не плакала, смотрела в окно на проплывающие мимо освещенные осенним солнцем деревья.

Выйдя из вагона, она сначала пошла в сторону детского сада, но потом остановилась и, порывшись в сумке, нашла визитку участкового.

Участковый обходил дома пару недель назад. Сказал, что он теперь будет работать на их участке, и всем раздал визитки.

Участковый Маше понравился. Он был высоченный, веселый и говорил как-то так, что с ним хотелось поделиться проблемами. Правда, у Маши тогда особых проблем не было. Разве что маленькая зарплата, но тут участковый едва ли смог бы ей помочь.

Ей повезло, участковый оказался на месте. Она подождала, пока он разберется с толстой теткой, плаксиво на кого-то жалующейся. Дверь в кабинет участкового была закрыта, но говорила тетка громко, и разговор Маша частично слышала.

Походить на тетку ей не хотелось, и с участковым она разговаривала без слез и рыданий.

Она была почти уверена, что он ее отфутболит, но парень слушал внимательно.

Помолчав, он вздохнул и потянулся к компьютеру. Некоторое время двигал мышкой и смотрел в компьютер, а потом, повернув к Маше дисплей, сказал:

– Посмотри сюда.

На экране было мертвое Юлино лицо.

11 октября, вторник

На стоянке машины Виктора не было. Такое, чтобы Нина приезжала раньше его, бывало редко.

Нина поднялась в офис, включила компьютер. Она каждый вечер приезжала к Виктору домой, а потом ехала к себе. Уезжать от него не было никакой необходимости, но что-то мешало остаться навсегда. Слишком мало времени прошло со смерти Геннадия. Чтобы начать новую жизнь, хотелось совсем о нем забыть, но Нина помнила, и это новым отношениям мешало.

Она долго и сильно мучилась, сразу стать счастливой не удавалось, и получалось, что она использует Виктора, чтобы выйти из затяжной депрессии. Сознавать это было тоскливо и неприятно. Тем более что все было совсем не так. Без Виктора она бы совсем пропала. Представлять себя без Виктора было страшно.

Пройдет сорок дней, и выйду замуж, решила Нина, открывая требования по новому тендеру. Сорока дней хватит, чтобы полностью покончить с прошлым.

Требования оказались нелегкими. Помимо обычной работы предстояло разработать дополнительный интерфейс. Нужно хорошо подумать, перед тем как принять решение.

Когда она оторвалась от требований, шел уже одиннадцатый час.

Сердце тревожно сжалось, Виктор никогда не опаздывал на работу.

Сердце тревожно сжалось не только оттого, что с ним могла случиться непредвиденная неприятность. Страшнее было представить, что ему расхотелось заглядывать к ней в кабинет.

Она быстро пошла к его кабинету, толкнула дверь. Кабинет был заперт.

– Здрасте, – прошел мимо молодой, недавно принятый на работу программист.

Виктор программиста хвалил.

– Здрасте, – ответила Нина и вовремя сдержалась, чтобы не спросить, не предупреждал ли Виктор, что опоздает.

Не хватало еще разыскивать своего компаньона через коллег. Они с Витей должны отчитываться друг перед другом, а не перед подчиненными.

Нина помчалась к оставленному рядом с клавиатурой телефону.

Виктор вышел из лифта, когда она взялась за ручку двери своего кабинета.

Нине показалось, что силы оставили сразу, и она ухватилась за дверь.

– Пробки, – улыбнулся он, увидев ее. – Две аварии объезжал.

Нина схватила его за рукав куртки и втащила в кабинет.

– А позвонить не мог? – жалобно спросила она, прижимаясь к холодной куртке.

Виктор заглянул ей в лицо.

– Я чуть с ума не сошла, – пожаловалась Нина и неожиданно всхлипнула, напомнив себе вчерашнюю Машу.

Ей действительно показалось, что она либо умрет, либо спятит, если немедленно не узнает, что с ним все в порядке и что он по-прежнему ее любит.

– Повтори, – попросил Виктор, обнимая ее двумя руками.

– Я боялась, что с тобой что-нибудь случилось, – прошептала Нина. – Я боялась, что ты меня разлюбил.

– А тебе надо, чтобы я тебя любил? – прошептал он.

– Надо. Мне это очень надо.

– Я тебя люблю.

– И никогда не разлюбишь, – подсказала она шепотом.

– И никогда не разлюблю. Не уезжай от меня больше.

Он поцеловал ее в шею, потом в ухо.

Она не успела ответить, лежащий на столе телефон негромко заиграл. На экране высветился незнакомый номер.

– Алло, – произнесла Нина в трубку, стараясь, чтобы голос звучал в меру приветливо, в меру строго.

Ей нередко звонили с незнакомых номеров, служебная деятельность предполагала обширный круг знакомств.

– Это Маша, – быстро сказала трубка.

Нина почувствовала, как ее снова охватывают злость и отвращение.

– Мы вчера… познакомились. Юля умерла. Ее убили. Я решила, что надо вам сказать.

– Мои соболезнования! – Нина понимала, что момент для ненависти неподходящий, но ничего не смогла с собой поделать.

Она не успела спросить, как и когда это произошло, в трубке щелкнуло. Нина положила ее на стол.

Виктор вопросительно посмотрел.

– Убили любовницу моего мужа, – объяснила Нина. – Я не успела спросить, кто это сделал.

Он расстегнул куртку, подвинул стул и сел, облокотившись рукой о стол.

– Я хочу забыть о прошлом, а мне не дают, – задумчиво пожаловалась она, глядя поверх его головы.

– Хочешь, уедем куда-нибудь? – предложил Виктор. – Сейчас спокойный период, можем пару недель отдохнуть.

– Не хочу, – безнадежно покачала головой Нина.

Смерть Юли должна была бы приблизить ее к новой, счастливой жизни, а казалось, что она ее отдалила.

* * *

Самым страшным было сказать маме. И вчера на опознании, и потом, когда ехала домой, Маша больше всего боялась сказать маме правду.

Самой заговаривать о сестре не пришлось. Мама, увидев плачущую Машу, тихо испуганно спросила:

– Юля?..

– Ее убили, – Маша, сняв куртку, хотела обнять маму, но мама отошла к окну и отвернулась. Маша говорила, глядя маме в спину. – Ее убили в среду. Застрелили. Тело нашли на кладбище.

Тело нашли только на следующий день после убийства, но Маша этого говорить не стала.

Она сказала более важное.

– Мамочка, она не мучилась.

Они не спали всю ночь. Даже не ложились. Они обсуждали предстоящие похороны, прикинули, кому из Юлиных подруг нужно позвонить. Посетовали, что телефонов подруг не знают и придется их как-то искать.

Утром Маша приготовила завтрак, обе поковыряли кашу, налили себе чай.

Двух мужчин, поднимающихся на крыльцо их старого домика, мама увидела первой.

Маша обернулась, посмотрела в окно и пошла открывать дверь, не дожидаясь звонка.

Один был участковый, второй незнакомый. Участковый вчера весь вечер не отходил от Маши, даже домой проводил. Маша ему за это была благодарна, от него исходила незримая поддержка, а поддержка ей была нужна.

Оба были в штатском. Незнакомый мужчина протянул ей удостоверение, но Маша на удостоверение даже не взглянула. И так ясно, что из полиции.

Вчера Маше долго пришлось отвечать на вопросы. Только ничего стоящего полиции она сообщить не смогла, сама мало что о сестре знала.

Слава богу, маму непрошеные гости мучить не стали, попросили Машу проехать с ними в квартиру Юли.

– У меня нет ключей, – напомнила Маша. Вчера она это уже говорила. – Они есть у бывшей жены.

Она продиктовала телефон Нины, жалея, что успела той позвонить. Маше казалось, что хуже ей быть уже не может, но жена даже в минутном разговоре ухитрилась Машу унизить.

Впрочем, возможно, Маше это только показалось. Она смерть сестры переживает, а посторонние вовсе не обязаны это делать.

Незнакомый мужчина вышел звонить на крыльцо, через минуту вернулся, кивнул участковому.

– Поедем, – позвал участковый Машу, а маме виновато пообещал: – Мы ненадолго.

Хорошо, что в Москву они поехали на двух машинах. Незнакомый полицейский на небольшом «Фиате», а Маша и участковый на его «Киа». Вчера он возил Машу на этой «Киа» на опознание.

Незнакомого полицейского Маша отчего-то стеснялась.

Юля бы стесняться не стала. Она всех мужчин воспринимала как потенциальных женихов и вела себя соответственно. Впрочем, это давно было, когда Юля еще не переехала в Москву.

– Как мать-то? – участливо спросил участковый и напомнил: – Меня Анатолий зовут.

Маша пожала плечами.

– Как вы думаете, найдут убийцу? – помолчав, вздохнула она.

Теперь пожал плечами он.

– Искать будут, не сомневайся. А уж найдут ли…

– Я ничего о ней не знала, – неожиданно призналась Маша. – Она мало о себе говорила. Ей со мной неинтересно было.

– Муж у нее известный человек был, – участковый вслед за «Фиатом» выехал на трассу. – Я вчера о нем в интернете почитал.

Он назвал Геннадия мужем Юли, чтобы не обидеть Машу. Вчера полицейские называли Геннадия сожителем.

– Я его совсем мало знала, – отчего-то Маша разоткровенничалась. – А с мамой Юля его вообще не познакомила. Конечно, он тяжело болел, но…

Но все равно в этом было что-то нехорошее.

– Тебе не холодно? Включить печку?

Маша потрясла головой. Солнце слепило глаза, она опустила козырек над окном.

Солнце на голубом небе казалось теплым, ласковым, а деревья вдоль трассы могли служить иллюстрацией к стихам о золотой осени.

На самом деле солнце почти не грело.

А где-то под такими же красивыми деревьями еще недавно лежало тело Юли.

* * *

– Перезвони сестре, – посоветовал Виктор. – Перезвони. Надо узнать, что там произошло.

– Мне все равно, что там произошло!

Он видел, что ей не все равно, и не понимал, почему она упрямится.

– Хочешь, я позвоню?

– Только этого не хватало! – сердито фыркнула Нина.

Она походила на маленького капризничающего ребенка, такой он ее еще не видел. Капризничающая Нина вызывала острую жалость, ему хотелось спрятать ее у себя на груди и отгородить от всего мира, но он тоскливо предчувствовал, что отгородиться не удастся.

Снова зазвонил ее телефон. Виктор взял аппарат со стола, на экране опять светился незнакомый номер. Он протянул телефон Нине.

– Ответишь?

Она брезгливо посмотрела на аппарат.

– Алло.

Он удивился, заговорила она совершенно спокойно.

Он до последнего времени считал, что не знает более выдержанного человека. Он бы и сейчас так считал, если бы не научился видеть ее насквозь.

Нина слушала, односложно отвечала.

– Кто это? – спросил он, когда она снова положила трубку на стол.

– Полиция. Им нужно попасть в квартиру мужа.

Она порылась в сумке, достала связку ключей, снова бросила ее в сумку.

– Я поеду с тобой, – поднялся Виктор.

– Зачем? В каком качестве ты поедешь?

– В качестве мужа, – объяснил он.

Хорошо, что он поехал. И пока они добрых сорок минут ждали, когда подъедет полиция, и потом, в квартире, Нина старалась от него не отходить. Даже разговаривая с полицейскими, постоянно на Виктора оглядывалась. И внезапно показалось ему такой близкой, как будто они прожили вместе долгую жизнь.

Чувство было непривычным, новым и почему-то тревожным.

С полицейскими приехала сестра убитой. Женщины друг другу сухо кивнули и дальше старались друг друга не замечать.

Хорошо, что он приехал, без него Нине было бы совсем одиноко.

Осмотр квартиры много времени не занял. Сестра перебирала разбросанные вещи, Нина с Виктором молча сидели на кухне.

Полицейские Нину не слишком мучили. Задали несколько вопросов, выяснили, что вчера женщины здесь уже были. Спросили, где Нина находилась в прошлую среду.

– На работе. Где же еще! – пожала она плечами.

Нина давно не жила с мужем и подозрений не вызывала.

Об убийстве полицейские рассказали. Убийство произошло в среду, тело обнаружили на следующий день. Ни документов, ни телефона при убитой не нашли. Убита Юлия была выстрелом в голову. Нина, услышав название кладбища, где нашли тело, сказала, что там похоронен Геннадий. Они с его родителями недавно захоронили урну.

Сестра Маша пыталась отыскать завещание, но его в квартире не оказалось.

– Юлия могла отнести его к нотариусу, – предположил один из полицейских.

– Завещание ничего не значило, – объяснила Нина. – У Геннадия не было никакой недвижимости. Сомневаюсь, что он приобрел ее после того, как мы расстались. Счета в банке, наверное, есть, но не думаю, что там большие суммы. Гена уже давно почти не работал.

То, что говорила Нина, было простым фактом, но Виктору почему-то показалось, что слова предназначались Маше и что Нина Машу слегка уколола.

Впрочем, до Маши ему уж точно дела не было.

Полицейские держали их недолго, а день показался бесконечным.

– Поедем домой, – предложил он, когда они снова сели в машину.

Нина согласно покивала.

Он положил руки на руль и помедлил.

В среду Нина куда-то отлучалась.

У него планировалась встреча с заказчиком. Обсуждать предстояло технические подробности, Нине при таких разговорах делать было нечего, и он поехал один. Встреча не состоялась, заказчик позвонил, едва Виктор отъехал от офиса, долго извинялся и каялся, что сегодня встретиться никак не может.

Когда Виктор вернулся, кабинет Нины оказался заперт. А когда он толкнулся в очередной раз и дверь открылась, Нина решила, что он только что подъехал. Он не спросил, где она была. Сначала просто молча ее обнимал, а потом они заговорили о чем-то постороннем.

Он тогда просидел у нее в кабинете до конца рабочего дня. Впрочем, до конца работы оставалось не так уж много, час или чуть больше.