Они написали убийство. Детектив про женскую дружбу

Наконец до Голяшкиной дошли слова подруги, которые яркими американскими картинками замельтешили в голове цвета мокко-дорадо, и обе они засмеялись так, что схватились за животы, согнувшись в три погибели. И если Хельга разогнулась от смеха, то Головёшкина так и упала на пол салона с приступом сильнейшей боли.

– Вызовите скорую! – кричала Ольга, пытаясь обнять подругу. – Немедленно! Моей лучшей подруге плохо! Спасите её!

– Что… смешно, – сквозь боль говорила соавтор, пытаясь шутить, – в книге Барби, ну то есть Варя, убивает лучшую подругу специальным ядом, про него знают русские спецслужбы, хотя его можно найти в любом чистящем средстве для унитазов. Они провоцируют мнимые колики в желудке, после которых наступает быстрая смерть.

Хельга Голяшкопф-Кюри хотела было улыбнуться, но не смогла.

Приехавшая быстро скорая помощь диагностировала острый приступ аппендицита и увезла соавтора в ближайший госпиталь на срочную операцию.

– А мне-то что делать? – спросила напоследок скрюченную подругу Ольга Голяшкина.

– Качай, Оля! Качай нам деньги и славу! Пусть в честь нас назовут улицу, а лучше целый город! – прохрипела накрашенная и похорошевшая Ольга Головёшкина уже из кареты скорой помощи.

Бодрой походкой Хельга Голяшкопф-Кюри отправилась в отель, ожидать новостей, во-первых, от издателя: что читатели готовы увидеть своего кумира, во-вторых, от мужа: что он удачно приземлился и, в третьих, от подруги: что с аппендицитом покончено.

Первым позвонил Джеф, по заикающемуся тону которого Ольга поняла, что ДТП всё-таки случилось. Оказывается, во время полёта в элит-классе муж повстречал давних коллег, что летели с брифинга. Те восхищались и изумлялись смелостью коллеги жениться на русской киллерше, которая носит в сумочке убийственное оружие массового поражения типа «новичок», от которого погибли лучшая подруга и американский муж, очень похожий на Джефа.

– Я… я не понимаю, Вафи, что происходит? – заикался Джеф.

– Милый, я сейчас все объясню. Ольга… – умиротворяющим тоном начала молодая жена.

– Я ей звонил. Взял трубку врач, он сказал, что Ольга на операции – такой же, как у девушки из книги, которая умерла на операционном столе, – Джеф не заикался, но чувствовалось, что ему стало не хватать кислорода. – Также в книге написано, что ты убила меня и уехала с Мухаммедом жить на Гавайи.

Джефу пришлось оторвать телефон от уха, потому что послышался страшный скрежет – это скрипела зубами Ольга, готовая взорваться от злости и действительно прибить кого-то.

– Джеф, книга ещё не вышла… и я её не читала.

– Да, но ты отвечала на вопросы по телевизору и… Оля, – голос Джефа поник, – я позвонил адвокату Левитцу, он посоветовал мне вызвать полицию и воспользоваться защитой свидетелей.

– Джеф, ты сошёл с ума? И твой адвокат тоже? – Ольга посмотрела на экран телефона взором взбешённой зебры, будто Джеф мог её видеть. – В книге говорится, что Барби работала в полиции, я никогда не работала вообще!

– Ты всегда говорила, что из тебя бы вышла лучшая шпионка в мире, – вставил Джеф.

– В книге Барби убивает мужа – американского бизнесмена, а ты – биржевик! – оправдывалась жена, всё-таки подключая видео-связь, чтоб муж видел её честные искры из честных глаз. Но тот сбросил звонок, зная магическое влияние на него её лица.

– Это детали…

– Она убивает подругу ядом из чистящего средства, а я не знаю никаких ядов и ещё меньше знаю марок чистящих средств для унитазов, Джеф! А бизнесмена эта русская дрянь убивает, пичкая его сахаром, я же бегаю за тобой, вытаскивая круассаны изо рта, чтоб спасти твои здоровье и фигуру, – Ольга не дала вставить Джефу ни слова. – Наконец, она уходит к садовнику-египтянину Мухаммеду…

– Да! – вскрикнул Джеф и чуть не заплакал, только представив красавицу-жену в смуглых волосатых чужих руках. – Нашего садовника тоже зовут Мухаммед, – Джеф всё-таки пустил слезу. Ему было жаль себя, слепого и наивного все эти годы, верившего в сказку, что Снежная королева может полюбить жирдяя-биржевика, который кроме как считать деньги, ничего толком не умеет делать.

– Наш Мухаммед – турок! – завопила Ольга, чуть не посинев только от одной мысли, что лежит в постели с кем-то, кто не Джеф.

– Ты же сказала, что не читала книги? – задал последний вопрос расстроенный муж.

– Я не успела. Всё завертелось так быстро, что я не успела прочитать, клянусь, – ответила она тоже расстроенным голосом. – Включи камеру, милый, посмотри на меня. Что я должна сделать, чтоб ты поверил мне? У меня нет никаких ядов, я не знаю русскую мафию, я очень люблю тебя и Олю, я не могу вас убить, только если сойду с ума. Просто моё желание сбылось так быстро, что я не успела понять его цену. А цена оказалась так высока, что без твоей поддержки и веры в меня, я боюсь, что мне не нужны ни слава, ни деньги. Ничего.

Прошла одна минута молчания, за ней вторая. Наконец, Джеф включил камеру. Ольга увидела его сидящим на их диване в холле, держащим голову опущенной, скрывающим слёзы и страх.

– Что мне сделать, чтоб ты мне поверил? – спросила она.

Американец не знал. Слова его коллег растревожили старые раны ревности, неверия, что его – страшного и толстого американского тролля – не может полюбить такая женщина как Ольга. Что всё идёт слишком уж гладко и хорошо, а будет ещё лучше.

А сейчас к этим невыносимым чувствам прибавилось чувство вины, что он поверил этим злым языкам, что его любимая женщина, смотрящая с экрана глазами, полными боли и слез, может убить его.

– Ну хочешь я прилечу и мы…

Глава 5. От фантазий к реальности

Пока Голяшкины-Кури плакали по видеосвязи, Володя Анашкин мчался в палату своей дорогой жены, перепрыгивая сразу через три ступени, хватаясь за люстры, отталкиваясь от стен, расталкивая головы и плечи прохожих. За ним очумело гнались медицинские сёстры, увещевая успокоиться, но он их не слышал, заглядывая в каждую палату в поисках любимого лица. И не узнав в яркой, лежащей в полураздетом состоянии красотке, которую в срочном порядке готовили к операции, свою дорогую жену Ольгу Головёшкину, Володя оторопел.

– Зачем ты так накрасилась? – первое, что спросил он, шокированный видом жены, которая лишь в самом начале наряжалась, а потом в угоду мужу и с рождением сына предпочитала спортивное одеяние, готовая в любой момент хоть в поход, хоть на рыбалку. Сколько раз она помогала ему в лесу мастерить костёр, рыть землянку, ловить и чистить рыбу, собирать и рубить дрова. Ольга являлась не столько женой, сколько товарищем или товаркой по делу жизни. А тут разлеглась полуобнаженная дамочка, больше похожая на девушку лёгкого поведения. Или хоть бы на свою подругу, которую Володя ещё недавно с охотой разглядывал.

– А зачем ты пялился на грудь Голяшкиной? – вопросом на вопрос ответила Ольга, не смущаясь присутствия медсестер, которые уже кололи вены и вставляли катетеры.

Это тебе совсем не идёт. Я люблю тебя без мишуры… – пытался оправдаться Володя, а Олину каталку уже увозили к лифту, чтоб поднять на другой этаж. – И я не пялился…

– Пялился-пялился! А мне, может, приятно, что теперь будут пялиться на меня. Ведь начиная с этого дня теперь я – звезда, Анашкин! Привыкай! – на ходу, увозимая в неизвестность, крикнула Оля, а сама пожалела о сказанном: вдруг из операционной ей не выйти и эти последние слова останутся, как приговор. Её запомнят не хорошей и доброй женой, а капризной и своенравной дурой.

Володя весь сморщился, еле сдерживая себя, чтоб не заплакать. Он так привык, что Ольга здорова, бодра, всё понимает, всех принимает, что совсем не думал о том, что она может быть ранима, уязвима или нуждаться в чём-то.

Журналист-политолог представил себя без жены, и свет погас в его глазах и сердце.

Глупая женская мечта вырваться к славе, пока Ольга трудилась на попсовое издание и ухаживала за маленьким сыном и домом, в душе мечтая о большой карьере, где можно развернуться её таланту, представлялась мужчине неважной, не главной все эти года.

Для него, человека традиционного воспитания, казалось, что женщине важнее реализоваться как жена, мать, товарищ, гражданин… А тут губы, ногти и колготки! Да ещё убийство! Книга с примитивным сюжетом, которую он не читал и, если честно, даже не собирался начинать, выстрельнула, не успев попасть на прилавки!

И стрельнуло так, что все коллеги в офисе обеих газет посмеивались над ним. Ведь на утро после телевизионных передач с идиотскими вопросами проснулись известными не только Ольга и Джеф Кури, но и Ольга и Володя Анашкины.

Он не успел переступить порог офиса, как поднялся нешуточный хохот. Его собственная жена, судя по всему, и есть та самая Варвара Кротько, убившая на страницах детектива лучшую подругу Ольгу Голяшкину, иммигрировавшую в своё время заграницу, присвоила как трофей американского Джефри Кури, а потом пришив и его, улетела чёрте куда с каким-то марроканцем или алжирцем.

– Потому что ты – идиот, Анашкин! – зло сказал сам себе Владимир, представив себе, до какой точки должна была дойти его дорогая жена, чтоб захотеть связаться с африканцем. – Идиот, сухарь и… эгоист!

Скупые мужские слёзы всё же полились из его глаз, он присел на больничное кресло, закрыл лицо руками, чтоб проходящие зеваки не видели его горя и позора.

За два часа операции, которые для Анашкина длились как 22, он передумал всё что можно, от ужасного до кошмарного, решив, если ещё раз посчастливиться обнять и поцеловать жену, он примет её любой: звездой, красоткой, киллером и изменщицей.

– Даже падшей женщиной, – сказал Володя хирургу, пришедшему обнадёжить его тем, что операция прошла успешно и можно, надев специальный халат, посетить больную в палате интенсивной терапии.

Ольга не спала. От макияжа остались лишь большие глаза с длинными ресницами, на которых повисли кристальные слёзы чувства вины за безрассудство и запальчивость. Володя припал к любимому тонкому запястью и заплакал, прося прощения за эгоизм.

– Давай, когда вернемся домой, то… – сказал он.