Непростые истории 5. Тайны ночных улиц

И в это самое мгновение то, что спало три столетия, явило себя миру. Пение превратилось в колеблющийся на одной ноте вой, тяжёлые, окованные бронзой двери, оказались отброшены прочь, словно невесомые деревяшки, а из черноты портала показалось… Наверное, больше всего это было похоже на щупальца спрута. Или на множество извивающихся древесных змей, обитающих в тёплых болотах юга. Если, конечно, бывают щупальца и змеи, толщиной в добрые двадцать футов. Плоть этих змей-щупалец пульсировала и видоизменялась, на мгновение выпуская на поверхность искажённые гримасами страданий лица. В глубине храма в неверных отсветах колдовского пламени промелькнул раздувшийся донельзя труп в истлевших одеяниях Иерофанта.

Всё это Роланд успел разглядеть за те несколько мгновений, прежде чем то, что обитало в Соборе всех Святых, обрушилось на князя-демона. Не давая себе передумать, он метнулся к безжизненному телу Беатрикс, подхватил её на руки и, не оборачиваясь, бросился прочь. Туда, куда указывала пульсирующая глобула. К упавшему с Небес ангелу.

Ангел. Последняя надежда. Беатрикс ещё дышала, и розовая кровь пузырилась на её губах. На рану Роланд старался не смотреть: цветастые одежды Вольных Рот – не та защита, которая способна остановить обсидианово-чёрный коготь демона.

– Вот увидишь, всё будет хорошо. Всё будет хорошо, обещаю, – Роланд шептал слова как заклинание, прогоняя давний призрак прошлого, когда он шептал точно такие же слова матери, а в замке бесновалась сущность, в которую переродился старый герцог Корнелий.

Крипты. Базилики. Часовни. Глобула вела Роланда вперёд, и он шел, оставляя за собой кровавые следы. Вот – взломанная дверь. Спуск в катакомбы. Странное место для ангела… Впрочем, весь Брунре – странное место для того, кто живёт в вечном свете.

Ангел оказался женщиной. Она сидела, привалившись к резному камню гробницы кого-то из многочисленных святых. Чёрные волосы, чуть смуглая кожа и едва заметное сияние, которое окружало все её тело. Рядом валялись наполненные серым прахом ковчежцы, ковчеги и ладанки: очевидно, чтобы поддержать себя в этом месте, посланница Небес забирала те крохи святости, что ещё сохранялись. То, что ей пришлось не сладко, было видно с первого взгляда: иссечённые в бою доспехи, покрытый зазубринами клинок, ворох осыпавшихся с крыльев перьев.

– Мы дошли, – прошептал Роланд. – Рикард ошибался. А я верил. Я был прав. Мы дошли.

Глаза ангела распахнулись, и Роланд вздрогнул: на него смотрело усыпанное звёздами небо.

– Я… Мы не враги. Это сложно объяснить, но… – слова терялись, смысл ускользал. – Я и моя спутница. Мы искали тебя. Хотели вырваться из этого мира. Биться за Небеса в Бесконечной Войне. Ад и его владыки не дали нам выбора, и мы сделали его сами. И теперь… Мне… нам… Нам нужна твоя помощь. Беатрикс… Она умирает.

– Мне нужна твоя помощь, – эхом повторила ангел. – Нет сил. Нужна кровь.

– Кровь? Возьми мою. Только спаси…

Крылатая женщина покачала головой.

– Скверна. Грязь. Твоя кровь не годится. Печать.

– Ты сможешь её спасти? Сможешь?

– Нужна кровь, – тихо повторила посланница Небес.

У ангела оказались неожиданно острые, похожие на стилеты клыки. Аккуратно прокусив кожу, создание припало к шее умирающей наёмницы.

– Пей. Пей сколько тебе нужно. Только спаси её!

…А потом Роланд услышал тихий вздох. И понял, что для рыжеволосой наёмницы по имени Беатрикс он был последним. Чуда не случилось.

– Она всё равно бы умерла. Рана слишком тяжёлая. Чтобы исцелить её, мне пришлось бы пожертвовать большей частью собственной силы. Неприемлемо. Нерационально.

Голос ангела был одновременно и мелодичным, и безжизненным. Полностью лишённым эмоций.

– Я не из Великих. Так или иначе, не могу взять с собой двоих. Ты – воин. Ты отмечен демоном. Если приложить усилия – ты будешь великим воителем Небес. Бессмертным воителем. Тем, кто переломит ход войны. Это правильно. Это – верный выбор.

В наполненных звёздами глазах не отражалось эмоций. Роланд вдруг понял, что нет никакой разницы между Адом и Небесами. Нет добра и зла там, за гранью. Есть только выгода. Расчёт. Стратегия. Вместо игровой доски – целый мир. А вместо безымянных фигур – думающие и живущие своей жизнью люди. Люди, которых подчиняют, чтобы использовать. Одни подчиняют силой. Другие – красивыми словами и надеждой…Что хуже? Что лучше?

«Как бы далеко ты не убежал, твоё чудовище будет всегда с тобой».

Роланд горько рассмеялся. Да, его чудовище всегда с ним. И от него никуда не скрыться. Какой бы выбор он сейчас не сделал.

– Ты огорчён, человек. Чувствуешь горечь утраты. Это нормально с точки зрения смертных. После того, как ты шагнешь со мной в Обетованное, места для чувств и эмоций не останется. Отбрось всё, что было с тобой здесь. Дай мне руку. Дай мне руку, и я покажу тебе…

«Твоё чудовище будет всегда с тобой».

Рот ангела искривился, рука метнулась к мечу, но копеш оказался быстрее. Брызги бесцветной крови, стук покатившейся по полу головы и гаснущее звёздное небо в глазах.

…И следом – знакомая боль грядущего изменения. Роланд отчётливо понимал, что всё это время он был прав, и сохранить свою сущность, получив дар демонического бессмертия, он не сможет. Но сейчас бывший герцог был только рад этому.

– Да, отец. Ты был прав. Моё чудовище всегда со мной.

Копеш со звоном упал на землю. И Роланд ди Спатар, превозмогая боль в изменяющемся теле, зашагал к выходу из катакомб. Его ждала Бесконечная Война. Так или иначе, он сделал свой выбор.

Илья Объедков

О себе. Объедков Илья, начинающий автор. Проба пера была в 2013 и дальше потихоньку набираюсь опыта. Печатался в «Самой страшной книге» 2015, 2016 («АСТ»), альманахе«Квазар. Лучшее» («Квазар»), альманах «Бесконечная история» («Издательские решения»). Пишу в разных жанрах, но почему-то востребованы больше страшилки. Со скрипом, но подбираюсь к крупной прозе.

Пустота

В душе Лёхи кипели обида и злость. Он кричал в телефон – кричал, а Ритка не понимала. Упёртая овца. Он уже не раз готов был остановиться, но она снова вворачивала обидные, колючие слова. Как Лёха её ненавидел в этот момент!

– Сука, ты слышишь?! – заорал Лёха. – Я всё брошу и уеду. От тебя уеду, из города этого вонючего. Вали? Что? Вали! Да, пошла ты, тварь! Видеть тебя больше не хочу!

Парень с размаху хлестанул телефоном об асфальт. Экран моргнул среди осколков и погас. Стиснув зубы, и сжимая кулаки, Лёха еле сдерживал себя.

– Достала, сука. Я… меня… говно ни на что не пригодное. Сама, тварь, бардак в доме развела. Не нужен… сама ты… – бормотал он под нос.

Пнув осколки телефона, Лёха шагнул с трассы в сторону еле приметной тропы, петляющей среди пожелтевшей травы. Он шёл, размахивая кулаками и срывая злость на мелкой поросли кустарника.

– Тварь! Только и способна, что жизнь мою поганить. Сама-то кто? – шипел парень сквозь зубы.

Звуки музыки придорожной кафешки, оставленной позади, стихли. В сердцах Лёха ударил по пакету, трепещущему по ветру на высохшей ветке, но не попал, и удар отозвался резкой болью в локте. Боль привела Лёху в себя, и он, обхватив голову, сел прямо на землю. На глаза навернулись слёзы жалости к себе. Парень потряс головой, шмыгнул носом и достал из-за пазухи бутылку водки. Сделав несколько глотков, сморщился. Гадость.

Лёха ненавидел свою жизнь. Что бы он ни делал – всё не так. Чувствовал себя вагоном, пущенным под откос. И, наверное… Да нет, – скорее всего, падение началось, когда он встретил Ритку. Лёха любил её. Хотя порой ему казалось, что она так подстроила, или как-то заставила, чтобы Лёха так думал. Он привык к ней и к этой жизни, какой бы она не была. И всё же потерял себя. Все Лёхины мечты оказались мечтами Ритки. Она стала его жизнью, а он такой жизни не хотел. Они ругались. Постоянно. Лёха часто уходил, хлопнув дверью. Но всегда возвращался, с ужасом понимая, что за границей серой и пустой жизни он вообще никто. Возвращался к Ритке, которая прощала. Наверное, им обоим нравилась такая жизнь. Две пустоты сошлись вместе, образовав ещё большую пустоту. Чтобы хоть как-то заполнить эту бездну они ссорились, мирились, создавая видимость семейной жизни.

Вот и сегодня Ритка в очередной раз начала пилить Лёху из-за нехватки денег. Это её папаша подначивает. Тоже гад порядочный. Всё у него в жизни удалось, а в Лёхины годы он уже бригадиром на стройке был.

Парень со злостью сплюнул и вновь глотнул из бутылки. Нашли профессию – камни таскать.

Разругавшись с Риткой в хлам, Лёха сел в автобус и рванул подальше из города. Надолго не хватило. Всё ждал, что она позвонит, прощения попросит. Не дождался, сошёл на какой-то остановке рядом с кафе.

Лёха вздохнул. И водка дерьмовая, и телефон разбил. Надо назад собираться. Пару деньков у друга перекантуется, а там видно будет.

Быстро вечерело. Сумерки уже скрыли тропу, лишь вдалеке светились огоньки придорожной кафешки. Отпив ещё глоток, парень зашвырнул бутылку в кусты и двинулся обратно. В голове приятно шумело. Спиртное начинало действовать.

Со стороны забегаловки раздавалась музыка. Слышался женский смех. На душе у Лёхи потеплело. «Вот уйду, правда, от Ритки, – думал он, – будет знать». А что будет знать? Самому-то не хуже будет? На душе стало противно. Вот всегда, когда выпьет, себя винить начинает. Тряпка.

Тропа то и дело пряталась в высокой серой траве и Лёха, не глядя, брёл напрямик на свет и шум кафешки. Послышалось рычание, и парень увидел впереди что-то тёмное и приземистое. Собака! Не любил он собак. Боялся даже. Тем более – крупных.

Тёмный силуэт двинулся навстречу. Лёха остановился, чувствуя, как по спине пробежал неприятный холодок. Чего ей надо? Голодная, что ли? Да ну, тут у трассы помоек немеряно. Пугнуть – убежит.

– А ну, пшла! – как можно более грозно крикнул парень, но вышло фальшиво.

Собака зарычала, из кустов показалось ещё несколько теней. Сердце у Лёхи оборвалось, и он, недолго думая, рванул через кусты. Собаки ринулись следом. Парень слышал их хриплое дыхание, ему, казалось, они вот-вот его настигнут. К людям надо бежать. Свернув в сторону трассы, он чуть не упал, запутавшись в траве, и тут же несколько чёрных силуэтов бросились наперерез. Лёха в ужасе остановился, вспоминая, что нужно делать в таких случаях, но на ум ничего не шло. Палкой махать нельзя – да и нет палки. Ключи одни в кармане. Три большие тени шли навстречу, грозно рыча. Парень с надеждой глянул в сторону кафешки.

– Помогите! – завопил он. – Кто-нибудь!

В собачьем рыке почувствовалось ещё больше угрозы. Лёха шагнул назад, холодея от странной и страшной мысли. Собаки не пускают его к людям. Они не просто гнались за ним, а, как охотники, загоняли.

И Лёха побежал снова, не разбирая дороги. Он умней этих тварей. Сейчас сделает круг побольше и вернётся. Лишь бы не догнали. Лишь бы не догнали! Слева метнулась тень. От неожиданности парень чуть не упал. Крутнувшись в сторону, он перепрыгнул через кусты и замер. Уже почти совсем стемнело, и расплывчатые силуэты собак казались чёрными пятнами в темноте. Четыре твари застыли перед ним, грозно рыча.

– Помогите! – срывающимся голосом вновь закричал Лёха.

Чёрные пятна, почти слившись в единое целое, двинулись навстречу.

– Помогите, – шёпотом повторил он, цепенея от ужаса, и шагнул назад.

Нога не ощутила опоры, и Лёха качнулся, расставив руки и пытаясь удержать равновесие. Чёрная тень бросилась на парня, обдав запахом плесени и сырости, и растворилась. Это не собака! Глюк какой-то. Рыхлая земля под ногами просела, и Лёха упал на грудь. Ноги зависли в пустоте. Вцепившись в пучки травы, он снова закричал, а, мгновением позже, рухнул вниз. Сквозь свой крик Лёха слышал, как осколками калейдоскопа рассыпается женский смех из придорожной забегаловки.

***

Больно. Болело всё тело. Будто сквозь сон, Лёха вспомнил, что куда-то упал. Он с трудом разлепил веки, но увидел только темноту. Грудь горела огнём. Твою мать! Наверное, напоролся на что-то. Сцепив от боли зубы, парень провёл по телу рукой, ожидая наткнуться на куски арматуры или обломки рёбер. Нет, ничего нет. Но, сука, как же больно! Слёзы навернулись на глаза. Нормально. Жив – хорошо. Значит, выберется. Страшная мысль обдала холодком. А вдруг что-то со спиной? Кому инвалид нужен?

Как там, в фильмах, показывают? При травме спины ноги ничего не чувствуют. Лёха протянул руку и ущипнул себя за бедро. Чувствует! Чувствует, не сломал спину. Закусив губу, попытался сесть. В голове белой вспышкой взорвалась боль….

***

…Холодно. Лёху бил озноб. Боль пульсировала в груди, ползла ледяной змеёй по телу и отдавалась в пальцах ног. Он ещё жив.

Перед лицом стена. Серая, кирпичная, отсвечивающая глянцем сырости. Наверху уже, наверное, день – свет проникает в эту яму. Парня мутило. Скорее всего, сотрясение мозга. Он поднял к глазам дрожащую руку. На ладони не хватало двух пальцев; указательного и среднего. Но не было сил сокрушаться и жалеть себя. Вот отдохнёт немного…

…Жарко. Казалось, он дышит огнём. Он – вулкан, и в венах у него пылающая кровь.

Лёха лежал в полумраке. Темнело. Ничего, скоро его найдут… скоро…

…Больно. Парень отключался от боли, и она же его приводила в чувство.

…Он в аду. Как же он хотел домой…

Где-то надрывно смеялась женщина. Ничего… надо поспать… и станет легче…

***

Боль – как спящий дракон. Если не шевелиться, не проснётся. Лёха приручил её… нет – приспособился.

Снова светло. Снова перед глазами стена. Лёха не знал, сколько прошло времени, но день точно провалялся в бреду. Парень нащупал под собой кучу прелого тряпья. Так это ещё мягкая посадка была. Мог ведь и голову свернуть. Он всхлипнул и поднёс ладонь к лицу. Крови не видно… он же пальцы оторвал! Рука казалась куцей рогулькой. На ней остались мизинец и большой палец. Сука! Двух же не было. Или в глазах двоилось? Высвободив из тряпок вторую руку, он всхлипнул. Не было мизинца. Как же так?! За что он так зацепился? Нахлынула жалость к себе, разбудила дракона. Он вгрызся болью в поясницу, и Лёха закричал…

Сверху моросил дождь. Капли падали на раскалённое лицо. Лёха, раскрыв рот, ловил их, пытаясь утолить жажду. Во рту такая пустыня, что, казалось, даже язык высох.

Вверху, метрах в десяти, виднелось круглое отверстие. В этот люк Лёха и провалился. И как насмерть не разбился? Высота такая. Хорошо, ворох тряпок навален. Из стены торчали ржавые скобы, ведущие вверх. Но до них ещё надо допрыгнуть. «Вот отлежусь, – успокаивал себя парень, – и вылезу по ним наверх». Лёха поднял руки навстречу дождю и в отчаянии завыл. На обеих руках остались только большие пальцы. Остальных не было. Пустое место. Ни рубцов, ни крови. Оставшиеся пальцы словно показывали: «Всё нормально. Так держать». Какое – «нормально», где пальцы!?

Крысы – первое, что пришло Лёхе на ум. Это они ему руки обгрызли, когда он в бреду валялся. Парень прижал покалеченные руки к груди и, стиснув зубы, посмотрел по сторонам. Нет, не видно. Хрена тут увидишь, в полумраке всё серое.

На глаза опять навернулись слёзы. Как же он без пальцев теперь? Может, валяются где рядом. Ведь пришивают же хирурги… Парень сам себя осадил от тупой мысли. Когда его найдут, пальцы уже сгниют… да и он сам, может быть. Комок подкатил к горлу.

***

– На помощь! Помогите! – орал Лёха, в виднеющееся в круглом отверстии небо. Но звук глох, словно в вате, и не желал отражаться даже эхом.

От крика кипели лёгкие, горело пересохшее горло. Сука, ну почему не слышит никто?! Тут же кафешка недалеко… И запах шашлыка и беляшей. Жрать охота.

– Я тут. Помогите…

Лёха тихо подвывал. Надо выбираться отсюда. Сожрут крысы… надо валить. К Ритке. Она ждёт. Обида, по любому, прошла. Она отходчивая. Теперь друзей обзванивает. Соскучилась… А тут крысы, или хер его знает, кто ещё. Бред какой-то. Если бы пальцы кто отожрал, кровь была бы, ну или больно, что ли. А тут всё болит, кроме рук, и даже шрамов нет. Гладкое место, как и не было пальцев никогда. Крыша едет. Да, скорее всего. Наверное, головой хорошо воткнулся в тряпки.

Парень попытался встать, приподнялся на локтях и протянул руку к кирпичной стене, но от боли в пояснице повалился лицом вниз, зубами вцепившись в гнилое тряпьё.

Когда боль отступает, приходит ужасная слабость. Хочется свернуться клубком, зарыться в ветошь и уснуть, чтобы ничего не видеть. Как же Лёха устал…

Не спать. Леха кусал себе губы и озирался по сторонам. Кто бы это ни был, он приходит, когда парень в отрубе. Пока Лёха тайком наблюдал, ни одна сука не появилась. Хрен вам, а не пальцы. Лёха запихал под себя покалеченные руки и стал ждать. В яме стало темно – снаружи наступила ночь. Сверху доносилась музыка и опять этот смех. Парень стиснул зубы. Что ты там, сука, ржёшь каждую ночь?

…Мысли Лёхе в голову лезли разные. Что с ним не так? Почему он такой невезучий? Ну, поругался с Риткой. В первый раз, что ли? Нахера в этот автобус полез? А если уж и полез, то ехал бы до конца. И телефон, мудак, разбил. Сейчас бы вызвал помощь. Нет, неспроста это. В маршрутке словно дёрнуло Лёху – надо сойти. И в поле ноги будто сами несли. Психовал, ругался и шагал, хрен знает куда. А собаки? Ведь это не собаки были. Гнали его в эту яму. Как есть – гнали. Если бы собаки, то не так страшно. А это – какая-то херня потусторонняя. Вот угораздило. И тут Лёху, как кипятком обдало. А ведь он не первый в эту яму свалился. Тряпки под ним – это же одежда чья-то. Старая, прелая одежда. Кому надо было этот хлам в поле тащить и в яму бросать?

Парень вздрогнул, опять резануло в пояснице. Уткнувшись носом в гнилые лохмотья, он переждал боль. Лежал и представлял, что там, под ним, под этой одеждой, спрятана куча костей. Человеческих костей. Лёха выругался. Твою мать, ну, бред же! Напридумывал себе. С водки палёной тени всякие привиделись. А тут… бомжи жили. Всё, сука, сходится, кроме самого главного – что с его руками?

Задержав дыхание, Лёха стал вворачивать кулак в тряпьё. Отсутствие пальцев сделало руку абсолютно неудобной. Он с трудом протискивал её сквозь отсыревшие куски ткани. «Никаких там костей нет, – твердил парень себе. – Нихрена там нет».

Сердце билось всё чаще. А вдруг… а вдруг там не кости, а те, кто его пальцы сожрал. Сам им в пасть добычу пихает. За мгновение до того, когда Лёха был готов отдёрнуть руку, она уткнулась в землю.

Ничего там нет.

Он, закусив губу, перекатился на спину. С ума он сходит. Люди, помогите. Сил кричать не было…

…Не спать… Но не спать – нельзя. Становится хуже. Он лишь вздремнёт, но начеку будет. Если что, сразу…

***

Лёхе снилась Ритка. Их первая встреча. Солнце бросало сквозь листву зелёные блики на её платье. Она смеялась, он был счастлив и вдыхал почему-то кофейный аромат её волос…

Парень вздрогнул и проснулся. Вверху ярко светил голубой пятак неба, перечёркнутый белым следом пролетевшего самолёта. Лёха осторожно вдохнул полной грудью. Боли в лёгких почти не было, да и в спине она поутихла. Правая рука немного затекла.

Сегодня Лёха выберется наружу. Сегодня… он непонимающе глядел на обвисший правый рукав рубашки. В мозг словно кислоты налили. И он закричал…

Лёха сипло выл, прижав к груди оставшуюся руку. За что? Кто? Как? Он ведь ничего не почувствовал. Твою мать, он и сейчас ничего не чувствует! Нет руки. Чуть ниже локтя – будто отбрило. Гладкое место!

Парень прижимал к себе обрубок и вертел головой по сторонам. Где ты, тварь? Что тебе нужно?

Солнце достаточно освещало Лёхину тюрьму, было видно всё или почти всё. На кирпичной стене темнело небольшое пятно или густая тень. Будто нарисованный вход в тоннель. На мгновение почудилось, что оттуда веет холодком.

– Вот где ты, сука, прячешься! – истерично закричал Лёха. – Выходи.

Он вырвал из-под себя кусок тряпки и бросил в пятно, но не попал. Перебирая локтями, осторожно продвинулся к стене и протянул руку. Его била ледяная дрожь. Кулак упёрся в кирпичную стену. Тень. Просто тень. Лёхе показалось, он услышал тихий смешок.

Надо уползать. Надо постараться… Скобы высоко. Как он – с одной рукой!? Ничего, надо только встать. Надо встать…

Дракон впивался зубами изнутри. Он, так же, как и Лёха, хотел на волю. Он жёг и жрал внутренности. Но Лёха всё же сел. Он сидел и плакал, по подбородку текла кровь из прокушенной губы. Скобы прямо над ним. Нужно только встать и дотянуться. Вот только боль утихнет. И тогда Лёха услыхал голос. Или даже несколько, но они говорили одно и то же. Тихо, почти шёпотом, вразноброд.

– Пустота-а. Мы-ы. Слыши-ишь. Темно-о-о…

Парень зажмурил глаза и потряс головой. Всё, крыша поехала.

«Ну, куда же ты? – прозвучал голос прямо в его голове, и другие голоса, шурша, стихли. – Мы к тебе привыкли».

Страшный голос, настойчивый.

– Кто здесь?! – заорал Лёха. – Кто здесь?

«Ты никому не нужен. Она тебя забыла».

Это он про Ритку, что ли?

– Она любит меня, и я её люблю. Кто ты, сука?!

Сердце ухало, как молот. Страшно-то как. Тварь, которая руку до локтя обглодала, ещё и говорит.

«Твоя жизнь пустая и бесполезная, как мыльный пузырь. Ты здесь, потому что там тебе нет места».

– А-а! Заткнись!

Он стиснул зубы и привстал, спиной опираясь на стену. Перебирая культёй и лопатками, Лёха полз всё выше и уже почти встал в полный рост. В голове раздался гомон шуршащих голосов.

«С-с-стой. Ос-станься. Мы – пус-с-стота…»

В пояснице хрустнуло, и дракон ринулся вновь за добычей. Ноги парня подкосились, и он, ревя от боли, сполз по стене. Голоса стихли и, теряя сознание, Лёха увидел, как опустели штанины брюк ниже колен. Боли было достаточно, но в ногах её не было…

***

– Ты никто. Ты всем портишь жизнь, – голос уже не упрашивал, а утверждал. Он громко звучал, отражаясь от стен и умножаясь эхом. Знакомый голос. Голос Лёхи.

Эта тварь стирает его по кускам, а теперь и говорит, как он. Лёхе было плохо. Ему было больно. Не было сил поднять голову. Что-то мешало дышать и куском свесилось на грудь. Лёха протянул дрожащий обрубок руки. Это был язык. Его язык. Нижней челюсти не было. Лёха не кричал. Он устал…

В яме темнело, пятно на стене разрослось. Оно расползлось в стороны и расплескалось по тряпью.

Голос не умолкал ни на секунду.

– Ты – пустое место. Ты – пустота. Ты и её заразил пустотой.

Парень тяжело сопел и вяло кивал головой. Может, и так. Может, всё правда. И давно надо было исчезнуть из жизни Ритки. Он – пустота.

Голос захихикал, словно ждал этого признания.

Пятно доползло до Лёхи. Прокралось в штанину. На этот раз тварь не церемонилась, ей незачем уже было скрывать своё присутствие. Тысячи зубов впились в остатки ноги. И боль в пояснице была ничто по сравнению с этой болью. Лёха выл и мотал головой, а его язык безвольно болтался по сторонам. Зубы тени вгрызлись в таз, и тот исчез. Парень повалился на бок, угребая рукой. Вскоре пятно добралось и до неё, стерев до локтя. Лёха упал обглоданным лицом вниз, почувствовав на вывалившимся языке вкус плесени. Чёрная тень ползла и пузырилась у самых глаз, ещё мгновение – и оно сожрало Лёхе голову…

***

«…Мы – пустота, – стонали голоса. – Мы – никто…»

– Мы – пустота, – вторил он им. – Никто.

Он был пустотой. Его не осталось. Ему было плохо и одиноко. Он смотрел отовсюду сразу и видел округлое дно ямы, заваленное тряпьём. На тряпье лежал голый человек. Словно почувствовав его взгляд, человек поднялся. Это был он, но… другой. Другой Лёха потянулся и начал надевать разбросанную одежду. Затем ловко подпрыгнул и уцепился за скобы. Перед тем, как карабкаться наверх, обернулся. Злой взгляд, холодный. Другой Лёха уползал вверх на свет. Лёха знал, зачем. Твари мало его тела, она хочет его жизнь. Она заберёт его Ритку. Нет! Ритка не такая, как Лёха!

«Мы – пустота», – выли голоса.

– …Пустота, – повторил Лёха, забывая, о чём думал.