За сеткой-рабицей, отделявшей её шестисоточные владения от тёти-Галиных, виднелся внушительный, обтянутый спортивными штанами базис: соседка сажала тюльпаны.
Зина собрала и сложила отдельно падалицу, а затем снимала отборные, прозрачно розовеющие яблоки с папиной любимицы неизвестного сорта, пока от размахивания тяжёлым сачком не заболели плечи. Отнеся к дому последнюю корзину, она сменила садовые резиновые шлёпанцы на короткие сапожки. Хотелось понять, куда её вчера вынесло. К тому же жаль было городских туфель.
Она прошла по знакомой тропинке, внимательно вглядываясь, и вдруг остановилась. Полускрытая раскидистым орешником кованая решётка, точнее – одна её секция, вросла в землю в незапамятные времена. Она не примыкала ни к одному из участков, и, возможно, поэтому её никто не удосужился убрать.
На другой стороне дороги в штакетник оказалась встроена ажурная калитка. Зина проходила мимо сто раз, калитка была настолько привычной, что девушка давно её не замечала. Дорожка вела к обычному старому дому с верандой и белыми столбиками крыльца. Правее, у самого штакетника, стоял хозблок. Краска на дощатых стенах облупилась и свисала клочьями. Участок казался нежилым. Так вот где Зина блуждала вчера! Темнота, непривычный ракурс и разгулявшееся воображение превратили всё это в дом с мезонином и флигелем.
Порыскав в кустах, Зина нашла коричневую туфлю. Её пара обнаружилась неподалёку. Значит, всё и впрямь было именно здесь.
Окончательно успокоенная, Зина вернулась к себе. Туфли она вымыла ледяной водой из-под крана и поставила сушиться. Надо же, как всё просто разрешилось! Нельзя быть такой впечатлительной.
– Бурати-ино, отда-ай клю-учик! – развеселившись, провыла девушка. И вспомнила: детское сокровище, Золотой ключик. Надо же, какое совпадение, ей как раз приснилось по дороге сюда что-то такое из детства.
Посмеиваясь, Зинча порылась в ящике древнего комода и отыскала жестянку из-под зубного порошка. В ней когда-то хранились самые важные Зинчины ценности.
Малиновая стекляшка, чешская переливающаяся бусина, оловянная фигурка пуделя, пятнадцатикопеечная монета с надписью «РСФСР» и цифрами «1922». И ключик – крохотный, золотистый, поблёскивающий точно так, как двадцать лет назад.
Скоро тридцатник, а столько удовольствия – разглядывать всю эту ерунду. С каждым предметом была связана история. Даже не история, нет, какое-то дорогое ощущение, настроение. И всё же ключик – сейчас, как и тогда – выглядел особенным. Настоящим. Словно им и правда что-то открывали!
Кто-то постучал в стекло – резко, требовательно. Зинча вздрогнула и обернулась. На яблоневой ветке сидела сойка. Увидев, что Зинча её заметила, птица выбила по стеклу новую барабанную дробь и замерла, наклонив голову.
– Кыш! – Зина вскочила. Пугаться ещё и птицы – это уж слишком. Задёрнув штору, она сгребла «драгоценности» в жестянку и спрятала на место. Теперь поужинать, а перед сном – спокойно почитать. А впереди ещё завтрашний день.
Софья стояла на краю поля. Запах разложения перебивался другим – едким, тяжёлым запахом горелой плоти. Сырой ветер трепал полотнище палатки походной церкви. Чёрный дым, тонкой струйкой поднимавшийся над обширной ямой, относило в сторону реденького, ещё не зазеленевшего леса.
– С духами скончавшихся праведников упокой, Спаситель, душу рабов Твоих, сохраняя их в Твоей блаженной жизни, Человеколюбец.
Священник обходил яму, взмахивая кадилом. Софья подошла ближе и остановилась.
Сверху лежало крупное тело в синих лохмотьях, и Софья покачала головой:
– Не он.
То, что было рядом, опознать не удалось бы никому: нога в побуревшей лосине, часть торса и ещё куски тел, из-под которых высовывалось обугленное копыто.
– Он… отпевает лошадь?
Софья не хотела, чтобы её слова прозвучали громко, но священник отвлёкся на миг – взглянул коротко и вновь сосредоточился на каноне.
– Эх, барышня!
Софья не ждала продолжения, но Фёдор, помолчав, добавил:
– А иных и вовсе без отпевания зарыли.
Снова этот кошмар! Да что же это?
Зинча просыпалась, пила воду, засыпала. И проваливалась обратно.
Плотный брезент палатки не отгораживал от тяжёлого вездесущего запаха. Софья сидела на складной койке. Сейчас, когда её никто не видел, она не держала спину прямо: обессиленно сгорбившись, уткнулась в ладони, словно из позвоночника вынули стержень.
У входа покашляли.
– Барышня, тут до вас посетитель. Господин Заецкий. Прикажете принять?
«Что за Заецкий?» И всё же: вдруг он что-то знает? Весь лагерь был в курсе, что Софья Алединская ищет жениха, поручика Елагина.
– Проси.
Снова выпрямиться. Беглым взглядом отыскала зеркало: что бы ни случилось, волосы должны быть в порядке.
Господин Заецкий был настолько невзрачным, что Софья не запомнила бы его, даже если бы постаралась. Тонкие губы, простоватый нос, светлые глаза – то ли серые, то ли болотные, черты лица – словно смазанные. Одет был посетитель на редкость неуместно: светский фрак, короткие панталоны и чулки, словно не было вокруг грязного снега и вытаивающих из-под него останков. Подчиняясь приглашению, господин Заецкий опустился на походный стул.
– Софья Андреевна, позвольте мне быть откровенным. Я не знаю, жив ли поручик Елагин, но владею неким способом, который позволит достоверно узнать это.
«Владею неким способом…»
Неужели этот человек – обычный мошенник? Софья ощутила гадливость. И всё же… А если нет? Как проверить?
Софья подумала и спросила прямо:
– Вы шарлатан?
– Нет, – господин Заецкий приподнял бровь, словно забавляясь высказанным предположением. – Впрочем, плату за свою услугу я возьму лишь в том случае, если старания мои увенчаются успехом.
Надо было спросить, что за плата, но Софья произнесла другое:
– Что за способ?
– Позвольте не беспокоить вас деталями. Для вас всё просто. Что вы готовы отдать за знание?
– Всё.
И, сорвавшись, закричала:
– Всё, слышите? Всё! Всё!
– Успокойтесь. Софья Андреевна. Подумайте. Если вы узнаете в результате, что жених ваш мёртв – что вы обретёте в обмен на это ваше «всё»?
– Мне всё равно. Поймите! Он может быть жив. Он мог потерять память, он может быть болен. Даже когда все будут похоронены и отпеты, я не смогу остановиться. А если он жив – лучше узнать это скорее. Бог вас накажет, если вы обманете.
– Вероятнее всего, вашего жениха нет в живых.
– Вы отговариваете меня?
– Я лишь хочу быть уверен, что ни при каком исходе цена не покажется вам чрезмерной.
Господин Заецкий говорил что-то ещё, затем перед Софьей оказался лист бумаги. Строчки расплывались, но Софья делала вид, что читает.
Когда господин Заецкий вышел, Софья смотрела ему вслед и думала, что это лицо она не забудет.
– Эх, барышня…
День третий
Сливы осыпались, но их можно было собрать. Размышляя, что из них сделать, варенье или наливку, Зина ввинтилась в смородиновые заросли, чтобы дотянуться до особо богатой россыпи. Мелкие ветви норовили попасть в глаза, цеплялись за волосы.
От неудобной позы заболели плечи, но Зина не отвлекалась: лучше уж покончить с делом за один присест.
Вот тут как раз двадцать лет назад она делала «секретики». Смородиновый куст посадили позже.
Кусты протестующе зашелестели, не желая выпускать. Зина выпрямилась, прошла к крыльцу и села. Миску, полную слив, она поставила рядом.
Череда совпадений по-прежнему не давала покоя. Хватит уже притворяться, что всё в порядке! Старуха с ключом, детский «секретик», странные кошмары – либо всё это плод расходившегося воображения, либо…
Кстати, ключик. Это ведь точно не латунь, теперь Зина была в этом уверена. Металл не потускнел спустя столько лет.
Ну, есть по крайней мере одна вещь, которую легко проверить.
Зина достала телефон. Звонить лучше не маме – та так и не освоилась с интернетом. Кому-то из подруг, причём таких, кто в выходной наверняка в городе.
– Свет, привет! Слушай, неожиданный вопрос. Можешь узнать, что означает маркировка «56»? На металле, да. Ага, спасибо, жду!
Звонок раздался спустя несколько минут.
– Это проба золота по золотниковой системе. Маркировка «56» означает, что в одном фунте сплава – пятьдесят шесть золотников золота, то есть, по-современному, пятьсот восемьдесят третья проба.
– То есть, русская система? Старая? А когда её ввели?
Родители решили, что ключ – детская безделушка. Тогда выпускали похожие, не из золота, конечно. Книжку про Буратино знали все.
– Тут написано, что она действовала в России с тысяча семьсот девяносто восьмого до тысяча девятьсот двадцать седьмого года, – Света помолчала и озадаченно добавила: – Ты что там, клад под кустом нашла?
– Почти. Ещё… – Зинча не знала, как сформулировать. – Как хоронили павших в Бородинском сражении? Сразу? Были… ну… какие-то бригады для похорон?
Ведь так это должно быть, да? Армии выделяют похоронные команды, действует перемирие или что там ещё. Но Зина помнила лишь, что русская армия отступила, и французы вошли в Москву.
– Ну, мать, ты даёшь. Про такое могу и не найти. Ладно, гляну.
На этот раз подруге и впрямь понадобилось время. Зинча успела собрать ещё миску сливы, прежде чем получила ответ.
Всё верно. И одновременно немыслимо. непредставимо.
Наполеон распорядился выделить похоронные команды, но павших было слишком много. Десятки тысяч. Часть захоронили местные крестьяне – до ноября, до промерзания земли. Заполняли овинные ямы, чтобы ускорить работу. И всё равно многих пришлось хоронить лишь весной, торопясь успеть до пахоты и стараясь располагать могилы у опушек, чтобы не терять поля.
Но ведь она этого не знала! А приснилось – именно так. Совпало даже то, что могила была на опушке.
Зинча сидела на крыльце, не замечая, что поставила миску мимо ступеньки, не видя раскатившихся слив.
«Но почему мне никогда не снилось этого раньше? Тогда же, когда я нашла ключ? Если ключ – и в самом деле тот, из легенды…»
Но Зинча тут же нашла ответ.
«Я же раньше не попадала на дачу в годовщину сражения. Может, правда в эти дни что-то происходит?»
Вечная Вдова. Старуха. Ключ.
Софья Алединская. Дачный посёлок. Старая усадьба.
«Если бы я читала обо всём этом в книге – давно бы уже решила, что героиня идиотка и не понимает очевидного, – подумала Зинча. – Но ведь в жизни так не бывает».
Конечно, не бывает! Вот оно! А она-то чуть не поверила. Что за ерунда.
Зинаида облегчённо вздохнула и начала собирать рассыпанные сливы, но замерла.
Две уверенности словно разрывали на части.
«Да ведь можно проверить! Допустим, та старуха – не Софья, а мой ключик – не ключ из легенды. Если так, я просто буду выглядеть глупо. А кто сказал, что выглядеть глупо – плохо?»
Она вскочила. Засуетилась, доставая ключик, и чуть не рассыпала всю коробку. Выскочила и вернулась – забыла переобуться. Сдержалась, заставляя себя идти медленнее. Она просто гуляет.
Зинча шла, стискивая в пальцах золотой ключик, и старалась ни о чём не думать.
У ажурной калитки она остановилась. Участок по-прежнему казался нежилым.
«Вот оно. Сейчас».
Зина набрала в грудь воздуха, поколебалась – и всё-таки крикнула:
– Софья Андреевна! Софья Андреевна!
Хозяйка вышла из-за дома. Она была в синем, как ночью: сатиновый рабочий халат и растянутые на коленях, застиранные до блёклости треники.
Лязгнула калитка. Софья Андреевна Алединская, прямая, как стек для верховой езды, молча смотрела на Зинчу чёрными запавшими глазами.
Несомненно, это была она. Девушка из сна. Постаревшая, ссохшаяся, узнаваемая.
Зинча выпрямилась.
– Я принесла ключ.
Золотая вещица перешла из одной руки в другую – старческую, с длинными худыми пальцами. Софья Андреевна только на миг поднесла её к глазам и сжала в кулаке – крепко, до белизны в костяшках. Молчание затягивалось. Наконец древняя дама величественно наклонила голову:
– Проходите, дорогая. Мне кажется, вам надо выпить чаю.
Зинча прошла за старухой в дом и села в продавленное пыльное кресло. Пахло корвалолом и свечами. Комната оказалась тесной, и ещё большую тесноту придавали ей фотографии и рисунки в рамках. Некоторые оказались совсем старыми, бледными.
Пушка на высоких колёсах на фоне берёз. Рядом с мужчинами в устаревшей форме – две женщины, одетые одинаково, в серые платья и белые фартуки, с волосами, наглухо закрытыми белыми платами. Помещение с железными койками, и снова женщины в белых платках. Снова военный снимок, но форма иная: женщина средних лет в гимнастёрке и пилотке, с брезентовой сумкой через плечо.
Софья Андреевна поставила перед Зинчей чашку и налила чай. В левой руке она по-прежнему сжимала ключ, и от этого её движения были неловкими. Старуха села и свободной рукой придвинула к себе вторую чашку.
– Софья Андреевна, простите за любопытство, – и, дождавшись кивка, Зинча выпалила: – Что было в ларце?
– Счастье, – слово прозвучало обыденно. – Счастье нельзя купить или продать, и я отдала его на время. На сто шестьдесят девять лет. Тринадцать чёртовых дюжин.
– Но ему-то какая выгода? Ну, тому? И вообще, кто это был?
Софья Андреевна покачала головой и хрипло рассмеялась.
– Он продавал счастье крохами, крупицами. Покупатели находились.
– Но вы же сказали…
– Что счастье нельзя купить, да. Люди покупали нечто – временный успех, за которым следовала расплата. Не денежная, другая. Но они не связывали это с актом купли-продажи: им казалось, что надо купить ещё, и ещё. А моя жизнь была длинной, и всё то счастье, которое в ней могло бы быть, уходило туда, в ларец.
– Значит, срок истёк… – Зинча сосчитала в уме, – тридцать лет назад?
– Весной восемьдесят второго. Только ключа у меня уже не было. Глупо, но его унесла сорока.
– Сорока! А я-то нашла его, когда мне было семь! Двадцать лет назад. И он пролежал где-то столько лет, спрятанный сорокой?
– Я думала, в гнезде. Сколько я искала! Пыталась выследить птицу, но даже не уверена, что это была одна и та же.
Зинча отхлебнула чай: тот оказался терпким и ароматным, с примесью апельсиновых корочек.
В открытое окно влетела сойка. Софья Андреевна не удивилась, погладила птицу по рыжеватой спинке.
– Это Саша за мной присматривает.
И кивнула на акварель с изображением сероглазого мужчины в красном ментике. Художнику особенно удались выражение лица и взгляд: словно молодой человек с трудом сохранял приличествующую серьёзность.
– Вот, прислал компаньонку, чтоб не скучала.
Старуха разжала пальцы и показала птице ключ на открытой ладони. Сойка наклонила голову, посматривая блестящим умным глазом.
– Напугала я тебя, да? Сама не своя бываю. В эти дни… Прости старуху.
Сбой на «ты» – словно на месте Софьи Алединской, аристократки, оказался другой человек. Но ведь жизнь старой дамы была длинной. Длинной и разной. Фотографии на стене, женщина в пилотке, белый плат…
– Это вы простите, Софья Андреевна. Мы просто не знали. Родители решили, что вещь недорогая, не стали искать владельца.
Старая дама величественно кивнула, принимая извинения.
– Теперь у вас, дорогая моя, тоже всё сложится.
«Тоже»? Зина не удержала руку, горячая жидкость выплеснулась на колени.
– Откуда вы знаете?
Софья Андреевна сморщилась, словно ей было так же больно, как Зинче.
– Владеть ключом от чужого счастья опасно. Предмет такой силы способен исказить рисунок вашей судьбы. Я вижу, что угадала. Мне жаль.
И, помолчав, добавила:
– Значит, ваше счастье оказалось заперто вместе с моим.
– Если бы моё счастье касалось только меня…
– Так и бывает.
– Так вот ты какая, волшебная дверца…
Зинча выдохнула, затем отпила – осторожно, проглатывая вместе с горечью чая ком в горле.
– А что теперь будет с вами?
Дама снова качнула головой.
– Не беспокойтесь об этом.
Зинча уезжала на следующее утро. Рюкзак всё-таки оказался тяжёлым, хотя большая часть яблок ждала своего часа дома, на веранде.
Дойдя до ажурной калитки, девушка увидела белый с красной полосой микроавтобус. Хлопнула дверца, старая машина, скрипя колёсами по гравию, тронулась с места.
Зинча, остановившись, смотрела вслед. Вот машина достигла поворота, мелькнули цифры «03» на борту.
Прямой участок дороги под слепящим солнцем вдруг показался длинной аллеей. И там, в конце сияющего осенним золотом туннеля, гусар в малиновом ментике вёл, поддерживая под руку, даму в платье, подол которого задевал не просохшую после ночного дождя дорожку.
Зинча сморгнула, и двое пропали.
Ближе к станции Зину обогнала группа парней. Они совсем было ушли вперёд, но вдруг один остановился:
– Разрешите помочь.
Он так и сказал – «разрешите помочь», а не «давай, помогу», и Зинча фыркнула: парень явно не вышел из роли, не хватало только звяканья шпор. Отказать было невозможно.
Скинув рюкзак и повернувшись к парню, Зинча вгляделась.
Русые волосы, серые глаза. Парень щурился, словно в любую минуту готов был рассмеяться. Как тот, на портрете.
– Александр Елагин, к вашим услугам. Мы не могли встречаться раньше?
– Разве что случайно, – и Зинча величественно наклонила голову, передавая рюкзак.
Наталья Шемет
Издано шесть книг: «Из Венеции в осень» (проза), «Незабудки для Пьеро» (поэзия), «Здравствуй». Благовест» (поэзия), «Любовь бывает только вечной» (проза), «Вероятности любви» (проза), «Зеркало души» (проза).
Публикации в литературных журналах Беларуси: «Нёман», «Новая Немига литературная», «Метаморфозы» и др., в периодических изданиях России, Украины, Австрии, в альманахах и сборниках: «Калi цвiла чаромха. Аповесцi, апавяданнi» («Мастацкая лiтаратура», Минск, Беларусь), «Синяя книга» («Дятловы горы», Россия), международного конкурса фантастики «Кубок Брэдбери-2018» («Перископ-Волга», Россия) и др.
Международный литературный конкурс «Короткий детектив» – диплом 1 степени (2017), Шорт-лист литературного конкурса «Петроглиф-2018», Литературная премия им.К.Туровского (2018), II международная литературная премия «Перископ-2018» (1 место в номинации любовная проза).
Член Союза писателей Беларуси, член Международного союза писателей и мастеров искусств, член литературного объединения «Пралеска» (Гомель, Беларусь).
Участвую в сетевых литературных проектах. Автор и критик Синего сайта.
Пишу романы, рассказы, эссе, стихи. Мистика, фэнтези, реализм, драма, романтика и любовь.
Страница автора на Фейсбуке: https://www.facebook.com/li.nata.shemet/
Группа автора во ВКонтакте: https://vk.com/veroyatnosti_lyubvi
Профиль на Синем сайте: https://ficwriter.info/polzovateli/userprofile/Li%20Nata.html
Просто тень (почти виртуальная история)
с благодарностью Г.Х.Андерсену
«Теодор-Христиан, браво!»
За окном на три голоса развопились коты, ознаменовав особо мощным аккордом мой восклицательный знак.
Я откинулась на спинку стула.
Вот это да! Кем бы ни был мой виртуальный собеседник, общаться с ним – одно удовольствие. Он был невероятно умён, невероятно! На какую тему я не завела бы разговор – он знал всё. Такого я ещё не встречала! Нет, ну, конечно, сейчас можно погуглить и найти любую информацию, но он информацию не искал. Он знал. Я была в этом абсолютно уверена.
Мы общались так часто, как только я могла себе позволить. Последнее время это происходило онлайн, и я видела, что текст он мне набирает, а это значило, что не пользуется «горячими клавишами» ctrl c и ctrl v. Да, мне откровенно льстило, что такой умнейший человек тратит время на общение со мной! Я-то кто? Обыкновенная совсем, совсем обыкновенная!
Но мой собеседник был великолепен.
Когда я впервые наткнулась на его блог, я читала, читала и читала, а потом решила появиться. Интернет – интересное место: можно с лёгкостью написать незнакомому человеку. Порой завяжется общение, порой – нет. Спрос с комментирующего невелик, всегда можно отказаться от диалога. Не открывать вкладку. Может, не очень вежливо, но – факт. Интернет… Все примеряют маски. Даже тот, кто становится откровенным, выворачивает наизнанку душу – и он носит маску, маску откровенности.
В жизни этот человек наверняка не такой.
А уж сколько масок классических, что называется! Тут тебе и Арлекин и Пьеро, и Бэтмен, и Серый Волк и Красная Шапочка, и даже двойник Дарта Вейдера из «Звёздных войн» наверняка есть. Каждый примеряет маску по себе и потом играет, пока есть охота. Кто-то старательно, не выходя за рамки образа. Кто-то сбивается и получается полнейшая ерунда…
Вот и я наткнулась на дневник такого игрока. Теодор-Христиан, понимаешь ли! Тень! Виданное ли дело – Тень! Не самый популярный, однако, персонаж. Хотя у Андерсена и своеобразные сказки, многие из них популярны и перепеты-пересказаны сотни раз, эта – не самая известная. Нет… известная – не самая растиражированная, пожалуй.
Сюжет прост: жил-был человек, звали его Христиан-Теодор, у него была тень, а потом тень сама стала… нет, не человеком – но двойником человека, воплотив в себе всё тёмное и злое. Про подробности умолчу, не суть. Суть – две части – две стороны одной личности. И назвалась вторая сторона наоборот – Теодором-Христианом. И – самое главное – тень не могла жить без человека. Вечный сюжет сказок… и диагноз в психиатрии. Кто мой собеседник – сказочная Тень, зло, противостоящее добру, или ненормальный, по которому больница плачет? Это ж надо, имечко какое себе взял… и не жутко ему в такие игры играть? Впрочем, мне не страшно точно – это же Интернет. Всегда можно выключить компьютер.
Но вдруг это кусочек сказки? Так хочется заглянуть за угол – что там?..
Честно говоря, мне казалось, что сказки, настоящие волшебные сказки Андерсена давно никто не читает. Никто не читает и пьесы Шварца. Кроме меня?..
Я читала.
И зачиталась.
«…У вас, Теодор-Христиан, здесь очень интересно. Сильно, стильно и «в характере». Ваш слог и манеры безупречны, и я долго думала, прежде чем написать здесь, у вас. Увы, мне не хватит сил и умения выдержать столь изысканную манеру общения, в этом мне не состязаться с вами. Мой собственный стиль не выдерживает никакого соперничества с вашим, что, впрочем, не удивительно, учитывая, что я всего лишь человек. Впрочем, я и не собираюсь состязаться с вами ни в чём. Я не тень…»
«Всегда рад».
Вежливо, лаконично, просто, и без намёка на продолжение общения.
Но разве я могла остановиться? Разве можно остановиться и прекратить читать откровения Тени? Нет, нельзя, никак нельзя!
«Теодор-Христиан, не сочтите за наглость, но вы произвели на меня неизгладимое впечатление. Я буду с вами откровенна. Вы оригинальны; настойчивы, упрямы – нет, упорны. Вы смелы – нет, вы прямолинейны и идёте напролом. Вы умны, о, несомненно – вы умны и талантливы, вы идёте к цели… Вы игрок: и мне очень любопытно, зачем вам сейчас эта сказка».
«Останьтесь со мной, вы все поймёте со временем».
«Вы почитатель своих создателей – Андерсена и Шварца? Не думаю. С одной стороны, да, несомненно, с другой – не в этом дело. Не только в этом дело. Вы почитатель образов, созданных в кино? Если да, то какого? Было две Тени, одна интеллигентная и милая, вторая Тень – беспринципная и озлобленная, но более привлекательная. Каков ваш, именно ваш образ?»
«Я – Теодор-Христиан…»
Амбиции, злость, ненависть, жалость по отношению к тому, чьей тенью он был, вместе с кем родился и рос и к кому он, видимо, до сих пор был привязан гораздо больше, чем хотелось бы. Сколько же было в этих записях – всего! Откровения. Откровенные до невозможности, но, в то же время, закрытые настолько, что хочется узнать, что же он думает на самом деле. И вот я читаю – взахлёб, сначала по вечерам, потом – днями и ночами, на работе, с телефона, в транспорте, порой даже на улице заглядываю в Интернет – нет ли чего нового? В каждой фразе – высокомерие, жажда величия, злость, и отчаянная тоска – от того, что он не человек.
«Вы злитесь, Теодор-Христиан… за что? О, не говорите, что это не так. Это читается чуть ли не в каждой вашей фразе. Вы злитесь не на вашего человека, нет – вы злитесь на всех за то, что долгое время были просто чьей-то тенью. Это не хорошо и не плохо, и в этом нет ничьей вины – просто «такова природа вещей». Вы могли бы благодарить вашего человека за то, что позволил идти своей дорогой – вы же мстите ему за то, что вы не человек. Это… неразумно. Он не виноват. Вам не жаль его? Как бы высокопарно это ни звучало, он – ваш создатель. А его любимая? Эта наивная дурочка вовсе не пара вам. Зачем она вам? Поймите же, вы были тенью – никем, а потом смогли жить самостоятельно – а ваш человек тоже выжил, хотя и не должен был. Теперь вас двое, вас тянет друг к другу – но вы разные! И живёте каждый своей жизнью. Живите же!»
«Я не человек. Я не умею злиться».
Умеет, о, как он умеет!
«Вы так многого хотите – вы хотите всего, но внутри у вас пусто, и вы пытаетесь заполнить эту пустоту ненавистью, местью тому, кто ни в чём перед вами не виноват. Впрочем, это ваше право. Не мне советовать, как вам поступать. Каждый волен выбирать – и вы тоже, только помните, что вы не можете жить без вашего человека. Уничтожите его – погибнете сами, ну, вспомните сказку! И в сказках, между прочим, добро побеждает зло».
«Добро побеждает зло? (тихий смех) Вы и правда в это верите? А вы помните, чем закончилась сказка?»
«Конечно. Христиан-Теодор победил».
«Вы правда так думаете? А где сейчас Христиан-Теодор? Неизвестно. А я – здесь, и говорю с вами. Говорю с вами, и вы понимаете меня! Может, всё это было частью моего плана?»
Потрясающий человек! Как ему удается быть настолько в образе? Я всё время срывалась на эмоции, на длинные пассажи о добре и зле, а он… парой фраз ставил меня на место – давая понять, что я обыкновенная, а он – Тень. И, в то же время, намекая, что я – необыкновенная и со мной ему интересно.
«Удачи вам, Теодор-Христиан. Вас может ждать великое будущее, если вы сделаете правильный ход. Вы уже не тень: вы Теодор-Христиан. У вас у обоих – у Христиана-Теодора, у вашего бывшего человека, и Теодора-Христиана – у каждого сейчас есть по новой тени. Вас не двое – вас четверо. Вы никогда не думали об этом? Зачем вы держитесь за своего старого хозяина?»
«Кто вам это сказал? (снова тихий смех) Это Христиан-Теодор держится за меня. Никак не может пережить, что я обрёл самостоятельность и не нуждаюсь в нём. Вы, люди, всегда хотите быть главными, всегда думаете, что вам дано право контролировать всё – даже тень. Но тень не подчиняется вам. Осознав это, вы впадаете в меланхолию, становитесь уязвимы. И тогда я выхожу играть свою роль. Главную роль».
Как я ждала бесед… Как я мечтала о наших разговорах! Понемногу реальная жизнь отошла на второй план – на работу бегала на автомате, обдумывая там последние сказанные им слова и планируя, что сказать в следующий раз, чем зацепить. Чем заинтересовать. Прекрасно понимала, была уверена, что за громким андерсеновским именем скрывается обыкновенный человек, которому нравится играть свою роль.
Мне он был интересен.
«Теодор-Христиан, а вы любили когда-нибудь? Если вы считаете себя равным человеку, значит, вам должны быть известны человеческие чувства, такие, как любовь, верность, нежность, сочувствие. Впрочем, на все мои вопросы вы имеете полное право не отвечать – и прошу прощения, если я бываю слишком, непозволительно прямолинейна. Вы страшный человек, Теодор-Христиан. Да-да, вы не ослышались, я назвала вас человеком. Ибо только человек может любить и ненавидеть – вы не любите, но ненавидите – несомненно».
(Смех) «Ненависть сильнее, чем любовь. Любовь слаба и мягкотела – я видел её, она похожа на медузу, которая не жалит. Ненависть остра как сталь и тверда, как камень. Ненависть движет миром. С ненавистью можно многого достичь. Не пробовали? Попробуйте, вдруг вам понравится».
«Нет… не хочу. Не хочу ненавидеть, зачем? Ненависть разъедает душу».
«У вас есть душа?»
«Конечно. У каждого человека есть душа. А у вас есть душа, Теодор-Христиан?»
Молчание. (Теодор-Христиан вышел из сети).
Через несколько часов:
«У Тени нет души. Поэтому она сильнее человека. Поэтому она может всё, на что не осмелится простой мягкотелый человечишка».
Через пару минут:
«А зачем вам ваша душа?»
«Как – зачем? Чтобы жить, чувствовать, любить».
«Любовь – атавизм. Жить – достаточно разума».
Разума мне определённо не хватало. Все мои чувства, все эмоции были там – в беседах с Тенью. Понемногу я поняла, что жить не могу без этих разговоров!
Дом зарос грязью. На самом деле зарос, но мне было всё равно. Дочка убирала как могла – а могла она мало, так как училась на первом курсе института. Она взяла на себя львиную долю домашней работы. Стирка, готовка, закупка продуктов… Как это вышло – я и не заметила.
Я прекрасно понимала, что, повстречайся с таким «человеком» в реальности, дала бы дёру. Ненормальный, скорее всего. В сети мне не было страшно. А любопытно – ужасно!
«Интернет – место, где каждый выбирает маску по себе. Я встречала разные маски: ваша выглядит достойно. Играйте, Теодор-Христиан, сколько хватит сил и желания, разыгрывайте вашу партию. Я получаю удовольствие от исполняемой вами роли – словно нахожусь в театре, на сцене которого ставят мою любимую пьесу. Так что с интересом буду наблюдать за вашей сказкой. Ещё раз приношу извинения за некоторую навязчивость и многословность. Оставляю за собой право говорить с вами на равных. И спасибо: не каждый день выдается случай поговорить с Тенью».
О, какой я казалась себе решительной, умной! Нет, смелой и мудрой. Мы словно состязались в красноречии, наши пикировки порой принимали опасный оборот.
«А вы хотели бы повстречаться с вашей собственной тёмной стороной?»
«Я? Ни за что!»
На самом деле хотела бы. Очень. Встретить саму себя – увидеть, на что способна тёмная половина… да и вообще, есть ли она у меня? Окружающие всегда считали меня милой и доброй, ласковой и уступчивой.
Правда, на работе в последнее время мне пару раз сказали: «ну ты и стерва стала…»
Я-то? Да не может быть! Ух, как я возгордилась! В жизни никто мне такого не говорил! И сразу понеслась рассказывать об этом Тени. Он меня… похвалил!
Радости не было предела. Как же – такой человек, интересный, умнейший, меня – хвалит!
Правда, дочка однажды спросила:
– Ма, что случилось? Чего ты такая злая последнее время? Неприятности на работе?
Я сорвалась. Надо же – чуть ли не впервые в жизни кричала на неё! Самое «доброе», что было мной сказано – яйца курицу не учат и не её это дело.
«А ты изменилась!»
Тень впервые заговорил со мной на «ты».
«Я? Нет же».
«Изменилась. Такой ты мне нравишься. Более смелая, решительная… привлекательная. Становишься хозяйкой своей жизни».
«А до этого я была кто?»
«Никто».
Это было обидно. Это было неприятно! Ужасно хотелось доказать – ему! – что я сама себе хозяйка, что я делаю только то, что хочу и всё в моей жизни замечательно.
Всё? Нет, не всё…
Меня страшно всё раздражало – в реальности. Люди казались некрасивыми и глупыми, все, практически все. Дочка – дурочкой. Муж, который, на счастье, находился в командировке на стажировке в другой стране, обижался, что я посреди разговора бросаю трубку – а что он, собственно, хотел? Он сам-то чем там занят? Так я и поверила, что только работой. Наверняка, развлекается вовсю. Интересно, с кем.
Эта и ещё 2 книги за 399 ₽