Мое условие судьбе

Глава 10

Анна плыла по будничному рабочему коридору. Люди торопились, о чем-то переговаривались, коротко здоровались или прощались… В общем, обычная контора. Разница лишь в том, что эти люди не замечали Анну, которая плыла, походка от бедра, разодетая и разукрашенная. Она была в этом буднем дне похожа на марсианку. В любом другом месте на нее бы таращились. Для этих людей марсианки – привычная, чаще всего разовая и уходящая натура. Они – журналисты. Только за это стоит их ненавидеть. И за то, что они Артему свои, а Анна по-прежнему чужая. И за то, что Дина – одна из них.

А вот и она. Выходит бледная, без грамма макияжа, куртка с капюшоном, как у гнома. Она тоже Анну, конечно, не видела, хотя шла по узкому коридору навстречу. Отлично, что не видела. Анна смотрела на нее ненасытно, как на главного врага и причину всех проблем. Между бровями у Дины резкая морщинка. Рот, такой красивый на экране, сейчас плотно сжат, как у партизанки на допросе. Под глазами – тени. Не нарисованные тени, а те, которые оставляет бессонная ночь, или боль, или страдание, которое страшнее любой боли. Анна старательно запоминала эти подробности. Это ей пригодится. Если день окажется плохим, если вечер и ночь не получатся, как она задумала, если Артем отшвырнет ее планы, как мусор под ногами, она будет вспоминать то, что сейчас запомнила. Ее это спасет.

Артем не удивился, не обрадовался, просто никак не отреагировал. Кивнул на стул, не прекращая разговора по телефону. К нему приходили, уходили, а она так и торчала, ни на минуту не забывая о прямой спине, никому не интересная, как фонарный столб. В какой-то момент ей стало так обидно и горько, что она мысленно встала и громко хлопнула дверью, уходя из его кабинета. Она увидела, как он вздрогнет от стука, как что-то свалится на пол, в идеале разобьется… Она с того своего несчастного детства так натренировалась, что теперь постоянно приходилось сдерживать силу рук и ног, чтобы ничего не разрушить… И Артем растерянно посмотрел бы на пустой стул. И понял бы, что может никогда ее не увидеть. Дело было в том, что он позвонил секретарше и попросил кофе: «Двойной, покрепче». Секретарша, которая знает, что у него сидит Анна, видимо, уточнила: «Два кофе?»

– Ты что, уснула после обеда? Я сказал: двойной, а не два! Как всегда, в это время. И быстрее, мне некогда. Сейчас пятиминутка.

Он совершенно забыл об Анне. Даже хуже: она просто для него не существовала. Она до соленого вкуса крови закусила губу, отодвинула на когда-то, на потом свои мечты о гордом уходе и продолжала ждать. Артем провел пятиминутку, которая длилась минут сорок. Он уходил, возвращался, он кого-то вызывал, кого-то отчитывал, кого-то хвалил… Он только Анне не сказал ни слова даже по ошибке. Она тут была не нужна, и он не собирался тратить на нее даже полсекунды. Дело вообще шло к ночи. Анна думала уже только о том, как здорово, что у нее отличный тонус мочевого пузыря и опыт многочасовых съемок, когда массовку гоняют по холоду в разных костюмах. Не хватало еще нарисоваться в приемной или коридоре с вопросом: «А где у вас туалет?»

Люди заходили все реже, телефоны вообще умолкли. Зашла попрощаться секретарша. Артем ей кивнул. И, лишь когда Анна уже начала с тоской смотреть на диван и когда ей больше не нужны были ни лучший на свете мужик, ни победа, вот тогда Артем встал, и, как интересно, он щелкнул пальцами в ее направлении, как будто подзывал собаку.

Они поехали, но не сразу к нему домой. Сначала заехали в какую-то квартиру, где было много людей, накрыт стол, но Артем коротко переговорил с серьезным, седым человеком о делах, Анна уже не понимала ни слова. Он уже повернулся к выходу, взяв ее за локоть, но тут седой человек попросил его подождать, быстро пошел в комнату, а вернулся с белой розой, которую вручил Анне. От неожиданности и потрясения у Анны задрожали губы, и она даже «спасибо» не смогла сказать.

– Мы здесь Восьмое марта отмечаем, – улыбнулся седой хозяин дома. – Смешной праздник со смешной историей, но пьем мы за женщин, а это святое. – Он поцеловал Анне руку.

И они с Артемом поехали по ночной Москве. Улицы уже опустели. Анна нашла на розе твердый шип и сознательно колола им палец, чтобы весь этот день, вечер и ночь не казались странным сном. Вдруг Артем молча припарковался у маленького цветочного магазина, который еще работал. Так же молча вышел… А вернулся с корзиной бордовых, бархатных роз. Анна почувствовала, как расширяются и округляются ее глаза. Он поставил корзину на заднее сиденье, сел рядом и сказал:

– Извини, не напомнили бы, сам бы сроду не вспомнил. Выпьем за тебя, за женщину дома. Там и поздравлю.

И он наконец посмотрел на нее. Да, она ждала не напрасно. Господи боже мой, у нее до утра столько времени. Она умелая, страстная и… ой, да он ей нужен! И не только потому, что это самый классный мэн на свете. Он ей просто нужен. Его руки, его запах, его взгляд и голос. Она хочет… Просто обычное утро, проблемное и серое, даже бедное, как у мамы. Но чтобы он точно был рядом. Она бы варила щи, стирала носки и чистила его туфли. Она любит его туфли. Она любит? Это оно?

И все было как в самых смелых ее мечтах. Такая ночь, такой секс, такая уверенность в том, что она всего добилась. Что утро будет новым и ясным. Аня глубоко вздохнула и спрятала в подушку счастливый вздох. Лежала так в изнеможении долго. Прогоняла сон. Услышала, что Артем встал. Хотела попросить его, чтобы принес ей воды. Но не было сил ни на слова, ни на движения.

Его как-то слишком долго не было. Неужели он не устал? Неужели пошел работать? Скоро рассвет… Аня встала и тихонько, босиком пошла к его кабинету. Дверь приоткрыта, свет горит. Да, работает. Надо подойти, обнять, уговорить вернуться в блаженный покой. Так мало осталось часов на двоих. Он ее послушает. После того, что было. Она ступила на порог и остановилась в недоумении. Он не сидел за столом. Он стоял посреди кабинета и сосредоточенно, напряженно смотрел на телефон, который лежал на журнальном столике ручной работы. Артем специально заказал такой столик, высокий, с бортиками, деловой и чем-то похожий на цветок на тонком стебле – для телефонов. Он решительно шагнул, взял айфон в руки, нажал вызов.

– Не разбудил? Я так и подумал, что ты не спишь. Да нет, ничего не случилось. Просто я на работе совсем забыл, что сегодня Восьмое марта, у нас же нет выходных. Тебя не поздравил. Неважно, Дина, смешной или не смешной это праздник. Это просто повод сказать тебе, что ты удивительная женщина, что ты единственная, что скоро утро, а тебе пора спать. Не грусти, дорогая. Все у тебя будет хорошо. Уж я-то знаю. Целую. До встречи. Твой Пигмалион.

Анна ни о чем не думала. Она просто стояла босиком на пороге из дерева, которое, наверное, дороже, чем вся ее жизнь, и летела в свою пропасть – без света и воздуха. Что написано на роду, то можно убить только вместе с собой.

Глава 11

Дина устало улыбнулась телефону, после того, как ее только что, среди ночи, поздравил Артем. Праздник. Он обычно шутил над этим праздником, говорил, что в этот день все мужчины должны последними словами ругать Клару Цеткин за создание дня «женского пролетариата». Одна женщина – это проблема, а «женский пролетариат» – это чума на свободе. А тут позвонил, просил не грустить. Сказал, что все будет хорошо. «Целую. Твой Пигмалион». Мило. Дина и не грустит. Она просто не знает, с чего начать. Так долго она жила, себя не чуя. Работала, любила Лорда, заботилась о нем. И вдруг, через два года после убийства Вадима, как будто вышла из сплошного тумана, отряхнулась от липкой влаги, вычесала ее из волос, промыла слезами глаза. Выстроила в уме то, что знала, и оказалось, что она не знает ничего. Она не знает, кто и за что мог убить Вадима. Она не знает его жизни до их встречи. Она не знает, что, кроме нее и работы, было в его жизни, когда они поженились. Как он шел к этим выстрелам в спину? За пять минут до того, как Дина упала на колени перед его телом, она бы совершенно убежденно сказала, что у Вадима нет и не может быть врагов. Она так, кажется, и сказала полиции. В результате они особенно и не искали.

Тот вечер… Она в черном платье, которое прислал Артем, стоит перед своим любимым огромным зеркалом. В нем отражается не она, а олицетворение их с Вадимом любви, надежд, будущего… Стоп! Стоп, этот кадр! Точно ли в зеркале отражалась только их с Вадимом жизнь? Эта женщина в черном, с голубыми звездами у сердца – не была ли она олицетворением еще чьей-то любви? Жестокой и властной. Артем прислал в этот день ей именно черное платье. Сегодня он попросил не грустить и пообещал, что все будет хорошо. Он знает. «Твой Пигмалион». Боже, туман был спасением. Она, кажется, сходит с ума, если смогла такое предположить… Артем – не убийца, он интеллигентный благородный человек, просто с очень сильным характером. Они расстались по обоюдному согласию, он этого хотел, как и она. Не хотел бы – не отпустил. Она слабее. Он, конечно, хотел… Артем, с его непостижимо сложной душой и непредсказуемым полетом мысли. Теоретически именно такой мужчина мог выпустить на волю именно такую женщину, как она, чтобы она хлебнула этой воли досыта… И вернулась покорной Галатеей.

Мозгу Дины не хватает силы, проницательности, изощренности, чтобы понимать Артема, как она понимала Вадима. А собственно, что она понимала в Вадиме? Его влюбленность? Его корректное и удивительное отношение к тому, что она делала? Это все! Она больше ничего не успела о нем узнать. Вадим с ней даже не говорил о своей первой жене. Просто сказал, что был брак. Сказал, потому что они шли регистрироваться. Она бы и так узнала. Но это же странно. Она не задавала вопросов, считая, что сам расскажет, когда посчитает нужным. Но и он не задавал вопросов, а она все рассказала о жизни с Артемом.

Дине стало душно, виски сжало, в голове пылал пожар. Как вернуть туман, как уйти от того, с чем она не справляется. Дина бросилась в ванную, включила холодную воду и сунула голову под кран. Волосы и струи обняли ее пылающее лицо. Легкие задышали, будто корка в пустыне под ливнем. Дина выпрямилась, набросила на голову полотенце, как платок: по-деревенски, концы завязала на затылке. Посмотрела в зеркало, подумала, что так она выглядит девочкой-школьницей. И глаза такие, как будто они еще ничего не видели, жизнь только предстоит. И это может быть страшная жизнь. Дина была осторожной и грустной девочкой…

Она пошла бездумно в мокром наполовину халате, обнаружила себя в комнате Лорда… Не зажигая свет, чтобы его не разбудить, встала перед обнаженной стеной. Мысль была ясная, четкая, всего одна. Если бы зеркало по-прежнему тут висело, она бы в нем увидела подсказку. Или путь. Но зеркала не было.

После убийства Вадима ее несколько дней терзала полиция дурацкими вопросами. Как всегда. Какие враги? Был ли у нее кто-то на стороне? Ревновал ли он? Был ли кто-то у него? Лезли в его компьютер и телефон. Спрашивали про Артема. Даже являлись к нему на работу. Он отказался приезжать в отделение. Пришли такие надутые, в довольно большом количестве, сказали секретарше, чтобы не пускала никого. Разговор займет не меньше часа. А вылетели, как из пушки, через десять минут. Кто они и кто Артем… Он одной кнопкой вызовет любого министра или прокурора. Не потому, конечно, что такой серьезный журналист, а потому, что настоящий магнат. Все заглохло, как и ожидалось. Дине сказали, что Вадима, скорее всего, бандиты перепутали с кем-то другим. Вроде бы в их доме жил член ОПГ, который примерно в это время скрылся. Дина была рада, что все это кончилось. В неумной фразе «все равно не вернешь», возможно, единственно верный смысл для ее ситуации. Но почему время ее не успокоило? Почему ничего не прошло? Почему именно сейчас кажется, что это важнее всего: знать, кто убил Вадима? Риторические вопросы. Ответ ясен до вопроса: потому что она жива, а не умерла вместе с ним.

Через несколько дней после похорон Дина с Лордом просто проходили мимо зеркала. Обычно, медленно, спокойно… Они сначала ничего не поняли, оказавшись под дождем из миллионов мелких сверкающих осколков. В полной тишине зеркало в тяжелой дубовой раме, так тщательно укрепленное на стене, сорвалось и рассыпалось в воздухе, упало на них зеркальными лепестками. Что это было? Дина не может понять до сих пор. А тогда ее поразило больше всего, что не только на шкуре Лорда, но и на ее лице и голых руках не осталось ни царапины. И когда она эти горы блеска выметала отовсюду, когда собирала просто в ладони, тоже ни разу не порезалась и крови не было. А у нее такая тонкая кожа.

Только сейчас она поняла. То был знак от Вадима. Он просил ее – идти по осколкам до правды. Как это сделать? Это другой вопрос. Главное, система – идти по осколкам. Их легко найти по боли. Тот осколок, который в сердце поворачивается иногда, и есть начало пути.

Глава 12

Анна поставила машину у небольшого строения в одном из переулков тихого центра. Это был скромный, недорогой и страшно симпатичный, необычный дом. Деревянный, по крайней мере, так обшит снаружи, одноэтажный, с экзотическими мансардами на плоской крыше. У него не было строгого стиля. Он представлял собой что-то среднее между традиционным маленьким поместьем старой России и японской минкой. И вывеска была из русских слов, украшенных элементами японских иероглифов. «Японская лавка. Лучшие блюда из морепродуктов. Самый изысканный десерт».

Машин в это время во дворе было мало. Для быстрого завтрака по пути на работу здесь хорошо, но слишком дорого. Для тех, кому есть что жалеть. Анна, не выходя из машины, открыла свою небольшую сумочку от Нины Риччи, подарок Артема, привезенный из Парижа. Посмотрела и жалко улыбнулась, чтобы не заплакать. Да, как всегда. Аккуратная пачка денег. По виду даже больше, чем обычно. Так ведь Артем обещал поздравить ее с праздником. Чертовым праздником любимых и купленных женщин! Эти категории никогда не смешиваются. Позади у них не такой уж маленький по нынешним временам опыт почти совместной жизни. Она – постоянная женщина Артема как минимум полтора года. Не живут официально вместе? Так муж и жена тоже не всегда живут вместе. Многие супруги встречаются так, как они, даже реже, бывает, десятилетиями или всю жизнь. Им это удобно, уже не нужны перемены ни в образе жизни, ни по составу…

Вот в сумке лежит аккуратно сложенная причина, объясняющая отсутствие какой-либо стабильности ее связи с Артемом. Да, была ночью любовь-морковь, страсть, но Анна и сейчас больше всего на свете хочет варить ему щи и чистить туфли. Она их по-прежнему любит, его туфли. Любит… Пора мозгам и сердцу привыкать к этому слову, жесточайшему из всех. Слову-пытке. Он утром расплатился с ней именно за ночь, как в первый раз, как с девушкой, снятой на сеанс секса, слово «проститутка» ей было больно произнести даже мысленно. Столько времени вместе. Ему самому удобнее было бы просто переводить ей на карту какую-то определенную сумму раз в месяц. Именно так делают мужья и постоянные любовники. Но Артем педантично расплачивается за ночь. Не потому, что жадный и боится переплатить за лишнюю ночь. Ночь после ее отставки. Он как раз достаточно щедрый. Просто не вкладывается в неперспективные проекты. В бездарные ролики Никиты вкладывается, хотя начинал это делать просто как помощь ей в заработке, но теперь понял, что есть спрос и доход. А в нее не вкладывается. Нет у него самого спроса на такую женщину, на такую мастерицу эффектных появлений…

Грусть-тоска такая, хоть в Москва-реку машину направляй. Красиво уйти на дно. Так он и не узнает, возможно, куда Анна подевалась. Только мама будет безутешно плакать. И Валечка, которая так ее всегда ждет… Об этом даже думать невозможно. О том, чтобы так обидеть и причинить лишнюю боль этой девочке, что родилась не такой, как все. Когда Валя была маленькой и Аня носила ее на руках, она ведь ей первой сказала «мама». Она и сейчас думает, что у нее две мамы. Две женщины на этом свете, которым она нужна. И папа, который так перерабатывает и устает, что выполняет только техническую роль. Отремонтировать кресло-коляску, сбить кроватку, отнести уже немаленькую дочку из одной в комнаты в другую, в ванную, на балкон, во двор. Папа, который так сильно кашляет по ночам, что мешает всем спать…

Анна щелкнула замочком сумки. Эффектно вышла, хотя зрителей и не было, эффектно пошла от бедра к входу в лавку. Бросила небрежно на бортик в раздевалке свой серебристый песцовый жакет, пошла, не оглядываясь. Она – постоянный клиент и почти подруга владелицы. Села за свой столик у окна, где занавески с российским орнаментом из кружева так стильно гармонировали с дивными, таинственными японскими веточками, на которых редкие и неправдоподобно красивые цветы. Она издалека кивнула менеджеру, который неторопливо направился в кухню. Через пять минут ей принесут ее непременный гранатовый сок в высоком бокале, теплые греночки, обсыпанные соленым миндалем, шарики из лепестков сыра с начинкой из кусочков краба. Конечно, настоящий японский кофе с шапкой взбитых сливок, фрукты в желе. Какое пирожное принесут, Анна никогда не знает. Это будет подарок Людмилы, владелицы лавки.

Ожидая заказ, Анна перевела на карту матери все, что оставалось у нее на карте. Себе она ночью заработала… Она доедала тающее во рту пирожное, когда за столик присела Людмила, как всегда, безупречно причесанная, в простой удобной одежде… От нее просто шла волна порядка, равновесия, уверенности. И силы.

– Ну как? – спросила она, кивнув на тарелку с последним кусочком пирожного.

– Как… Спрашиваешь. Стараюсь язык не проглотить. И больше не просить. Мне на тренировку, на съемки и все такое…

– Да, – кивнула Людмила. – Калорий ты получила достаточно. Сможешь – приезжай на обед или ужин. За мой счет. Бонус постоянному клиенту в честь вчерашнего праздника. Как провела?

– Хорошо. Даже отлично.

Вдруг последний кусочек воздушного пирожного застрял у нее, что называется, поперек горла. Она не могла ни сделать глотательное движение, ни вздохнуть. Какой-то странный спазм, как будто ей на шею петлю набросили. Людмила внимательно смотрела, как она с этим справляется. Потом налила ей в стакан из-под сока воды из кувшина, который всегда стоял на столе. Анна глотнула, задышала, глаза ее были полны слез.

– Вкусное у тебя пирожное, Люда, – сказала она. – Это и был мой праздник. Как было бы здорово подохнуть от этого последнего кусочка. Люда, я хочу послать и тренировки, и съемку. Позвоню, скажу, что ногу растянула. У меня такая роль – метлой можно заменить. Отведи меня в свою мансарду, помнишь, я там как-то у тебя спала, принеси мне столько водки, сколько надо, чтобы стать бесчувственной, как пень. И все забыть. Тебе виднее, сколько надо.

Глава 13

Дина хорошо и четко отработала в этот день. Быстро со всеми попрощалась и понеслась домой на перекладных. Она всегда торопилась к Лорду. В этот день было что-то еще. Работать вечером она не собиралась, у нее окно. Но она знала, что должна спешить для чего-то важного. Дину почти все знакомые считали умной. Но она сама была уверена, что это великое преувеличение. Не дура, конечно, нормально образована. Но без выдающихся данных. Обычный, организованный мозг. Великих открытий не сделает, гениальных истин после себя не оставит. Ей дано ловить лучшее и самое интересное. Она может выразить мысль, возможно, действительно лучше многих. Но тут не в уме дело. Нерв! Постоянно натянутый, чуткий, на все реагирующий, причиняющий нестерпимую боль или – вдруг, неожиданно – только ей понятную радость. Он эгоистичен и нетерпим. Чаще всего требует ее уединения, из-за него ей скучно на самых веселых вечеринках. Он заставляет ее плакать, когда она этого не хочет. Усталая и подавленная, она может танцевать под незнакомую мелодию, на которую случайно наткнется в поисках информации в интернете. Или мурлыкать песенку из детства, ранней юности, которую, казалось, давно забыла. Возможно, конечно, это все ее фантазии, о нерве-повелителе, оправдывающие то слабость, то нерешительность, то страх, то слишком отчаянную смелость, которая может привести к беде. Она постоянно слышит после записи: «Ну ты выдала. Как ты не боишься?! Это же отмороженный козел, ему все сходит с рук. И, говорят, он уже не одного журналиста того…» Да она боится больше всех на свете. У нее всего пара рук, и нет рядом никого из родных людей. Вообще никого у нее нет. А дома беспомощный Лорд. Если что-то вдруг… Он погибнет. Или Артем его усыпит. Когда вскроют дверь. И девушка ждет ее в тюрьме. Что Дина может? Но ведь вдруг сможет! Какая-то капля всегда бывает последней в любом преступлении… И это может быть именно Дина. Еще то, ради чего она сейчас так бежит домой. К Лорду она успевает, можно не лететь сломя голову… В чем дело, она поймет на месте.

Она вошла в магазин рядом с домом. На автомате взяла в разных местах обычный набор продуктов. На выходе посмотрела налево: там аптечный киоск. И быстро подошла, купила несколько тюбиков аскорбинки. Весна, авитаминоз, а ей нужно много сил. Почему-то именно сейчас понадобились дополнительные силы. Она обычно никогда и ничего для себя не покупает в аптеках. Только для Лорда.

Дома тоже все было, как обычно. Только, когда они с Лордом ужинали на кухне, она выпила большую чашку крепкого кофе. Никогда не пила его, если не собиралась работать. А сегодня свободный вечер.

Дина уложила Лорда, убрала квартиру, долго и старательно терла себя мочалкой в ванне. Кожа стала ярко-розовой и горела. Она обдала себя сильной струей холодного душа. Встала затем, обнаженная, у зеркала и гладко зачесала назад свои густые темно-русые волосы до плеч, затем заплела их в толстую, короткую косичку и стянула ее резинкой. Когда завязала на талии пояс хлопкового вафельного голубого халата, опять долго мыла руки, как хирург перед операцией.

И лишь после всего этого Дина спокойно вошла в гостиную и зажгла настольную лампу на письменном столе Вадима. До сих пор она только стирала пыль со стола, лампы и его компьютера. Ни разу ей не приходила в голову мысль его включить. Нет… Приходила… После того, как там порылись следователи. Ей захотелось войти в этот еще живой мир мертвого Вадима и все стереть. Чтобы больше никому было неповадно. Он был таким… Он все хранил в компе, смеялся, что разучился писать слова и цифры совсем, трудно расписываться на документах. Ничего не перебрасывал на айфон, потому что телефоны могут потеряться, а у него важные материалы.

Вход у него с паролем. Его знала только Дина. Она тогда отказалась сказать его ментам, закрыла ладонью и набрала сама. А пароль до смешного простой, детский. Наверное, его подобрал бы школьник. Просто они придумали его вместе. Когда все у них было вместе. Он набирал, она сидела у него на коленях, они целовались. Dinettasan555. Вот такой пароль они придумали. Пятерки, потому что она всегда была отличницей. И когда она хотела тогда войти, чтобы стереть все материалы, ее просто скрутила острая физическая боль. Болело неизвестно что и все. Дыхание перехватывало. Это нельзя, поняла она. Это кошмар. Компьютер – это жизнь человека, его дела, мысли и тайны. Когда человека нет, это разъяренный монстр, защищающий то, что нужно теперь только мертвому, с яростью преданного пса. Так тогда ей показалось.

А сейчас она спокойно и сосредоточенно села за стол и начала разбираться в электронном рисунке оборванной жизни. Раз ее так тянет, значит, это возможно и есть путь к правде. Нужна ли ей эта правда? Она что, убивать пойдет врагов Вадима, если чудом вычислит? Она, которая сжимается от страха, если чувствует запах алкоголя от соседа с первого этажа, когда он что-то ей говорит, пьяно улыбаясь в лицо?.. Да, она думает, что кто-то, кто на нее особенно зол, однажды может кинуть этому деградировавшему существу небольшую сумму, и он, который ей улыбается, не задумываясь, пробьет голову Дины лопатой или ломом. Это ведь обычно так и бывает, и нет другой версии, и отсидит он к своему удовольствию на всем готовом. Нормальному человеку тюрьма хуже смерти, а такому – его среда.

Пьяный сосед – это одно. Ее дело, миссия – другое. Да. Если нужно, она убьет. Ее нерв скажет, нужно или нет. Главное, дойти до разгадки.