Надежда

Глава 10

2060 год

Она всё чаще жаловалась на ощущение усталости. Она ещё спала, когда Майк уходил на работу, а когда возвращался, жена оставалась лежать на кровати в точно такой же позе. Маргарет совсем потеряла аппетит, от чего сильно похудела. Майку приходилось самому разделывать тела. За это время, пока глава семьи трудился изо всех сил, на животе у Маргарет появилось тёмно-коричневое пятнышко, которое с каждым днём увеличивалось в размерах. Сначала она постеснялась сказать об этом мужу и постоянно замазывала это пятно тональным кремом, но уже через неделю пятно превратилось в кровоточащую язву, и Митчеллы обратились к врачу.

– Мы только недавно столкнулись с этой болезнью, но я уверен, обратись вы раньше, мы бы смогли что-то сделать. Это рак кожи, который развивается чрезвычайно быстро, – объяснил доктор.

– Жена сказала, прошла всего неделя. Всего одна маленькая неделя!

– Злокачественная опухоль кожи вросла слишком глубоко. Метастазы распространились в органы брюшной полости. Шанс на выживание отсутствует, – ответил доктор. Он говорил так безразлично, что Майк, даже будучи спокойным уравновешенным человеком, не смог не взбеситься. Казалось, для доктора это в порядке вещей и он вообще ничего не собирается делать. Майк схватил за грудки худощавого доктора своими огромными руками, поднял и прижал к стенке.

– Как вы можете так спокойно говорить о смерти моей жены? Вы должны её спасти! Вы врач!

– Мы сделаем всё, что в наших силах, – таким же безразличным тоном ответил он. Майк ничуть не испугал его, и вместо того чтобы продолжить запугивать врача, Митчелл медленно опустил его на пол.

– Посмотрите сюда, мистер Митчелл, – указал рукой доктор на противоположную стену, подошёл к ней и открыл жалюзи. – Это больные, поступившие за последний месяц. Исследования, проведённые лично мной, говорят о безмерном использовании последней серии косметики «Красоты будущего». Все они умирают, – сказал доктор. Только сейчас Митчелл заметил, что у него чертовски уставший вид. Майк посмотрел на лежащих больных, их было больше десятка. Мужчины и женщины лежали в ряд в огромной палате.

– Доктор Джиллиан, а мама сегодня придёт? – сказала маленькая девочка, дёргая доктора за халат. Повязка немного сползла, открыв ужасающее лицо ребёнка. Майк ужаснулся, увидев девочку, и от неожиданности отскочил от неё как ужаленный. От такого страшного зрелища у него появилась противная слабость в ногах. У девочки была огромная красная опухоль на лице со множеством трещин и маленьких язв.

– Конечно, придёт, Кристина, – доктор Джиллиан погладил девочку по голове, поправил повязку и отослал её в палату. Как только за девочкой закрылась, доктор закричал:

– Сьюзен, твою мать, почему Кристина ходит по больнице?! Поменяй ей повязку! Чёртова дура!

Торопливыми шагами медсестра прошла мимо доктора и Майка и вошла в палату девочки.

– Что с ней? – спросил Майк.

– То же самое, что и с остальными. Рак четвёртой степени с метастазами. Она не чувствовала никаких отклонений в здоровье. Мать просто решила проверить себя и свою дочь, после того как заболела её подруга, и мы выяснили, что процесс уже необратим. Девочка пользовалась косметикой вместе с мамой.

Майк посмотрел на жену через стекло и увидел отражение своей дочери. Он вспомнил, как она просила у матери косметику, а потом и вовсе без разрешения брала и пользовалась последней коллекцией «Красоты будущего». Майк незамедлительно ринулся за Элис и привёз её в больницу. Девочке поставили тот же диагноз, что и матери.

Всё свободное время он проводил с Маргарет и дочерью, не нарушая правила условной судимости, насколько это было возможно. Один раз он зашёл в палату к супруге и застал её сестёр, пытавшихся при всей своей наглости заставить Маргарет подписать завещание со всем нажитым ею имуществом. Майк, недолго раздумывая, грубо выгнал их всех, и пока они со всех ног бежали от него прочь, не оглядываясь, Митчелл первый раз в жизни кричал самые непристойные слова, какие только смог вспомнить. Кто-то из них даже забыл забрать свои сумочки. Он спал в палате дочери на большом кожаном кресле, и когда Маргарет на время становилось лучше, приходил к ней. Жена и дочь лежали в разных палатах. Так решил Майк, чтобы Элис не видела ужасное состояние матери.

* * *

Майк зашёл в палату. Вид жены приводил его в бешенство. Его удивляло, почему в современном мире врачи не в состоянии вылечить эту болезнь. Деньги они брали и вроде как работали. Только не было никакого толку. Он кивком поздоровался с Рейчел, поцеловал жену и сел в кресло, нервно постукивая пальцами по своему колену. Толстая рыжеволосая медсестра, увидев, как Майкл заходит в палату, вошла следом. Обведя присутствующих взглядом, она замерла в ожидании, напоминая дрессированное животное, видимо, думая, что делать дальше. Её халат был намеренно укорочен, что открывало ноги, по форме напоминающие окорока. Она словно пришла сниматься в дешёвом порно. Лицо наивное, на которое не был наложен отпечаток суровой реальной жизни. Рыжая толстуха начала крутиться вокруг Маргарет. Она поправила подушку, поднесла ей стакан воды, хотя Мэгги ничего не просила, создавая видимость своей работы перед Митчеллом, якобы он заплатил ей не зря.

– Мы только что обсуждали, какой ненавязчивый тут сервис, – сказала Рейчел и улыбнулась Майклу, а потом грозно сверкнула взглядом, повернувшись к медсестре.

– А теперь наоборот. Чересчур навязчивый, – ответил он, сжимая и разжимая кулаки, будто уже душил беспомощных врачей и медсестру заодно, которая, казалось, вообще не поняла, что речь идёт о ней. Последней каплей была её попытка покормить Маргарет с ложечки. Майкл, борясь с искушением разорвать её прямо на месте, не сдержался и выгнал рыжеволосую из палаты.

Рейчел рассказывала Маргарет какую-то поистине увлекательную историю. Митчелл не слушал их. Он ясно видел картину прощания с женой в крематории. И вдруг эти ужасные мысли прервал смех Маргарет. Такой чистый, без кашля и хрипотцы, как будто она была совершенно здорова. Майкл не мог представить, как будет жить без этого смеха.

– И представляешь, я слышу эту дивную игру на пианино. Он репетировал или что-то типа того. Я подхожу к нему, вижу, как он играет. Подхожу ближе и ближе, осматривая его мужественное лицо в профиль. Такой, знаешь, волевой подбородок, – Рейчел мечтательно посмотрела вверх. – Затем смотрю на его красивые руки, а у него кольцо на безымянном пальце, – возмутилась Рейчел.

– И что было дальше? – с неподдельным интересом спросила Мэгги.

– Ничего. Послала его ко всем чертям и ушла. Бедняга даже не понял, что случилось, – сказала она не своим медленным расплывчатым тоном, как обычно. Сейчас она разговаривала внятно и громко, жестикулируя и щедро используя мимику. Рейчел пыталась насладиться последними днями со своей хоть и недавней, но, безусловно, самой лучшей подругой. Мэгги отвечала взаимностью на проявленную заботу и попытку приободрить. Она смеялась, но грусть быстро сжимала улыбку. Дойдя до определённого момента в своём рассказе, Рейчел остановилась. Майк понял намёк и пошёл в палату к Элис. Дочь выглядела и чувствовала себя получше матери, но меланома разрослась на всю щёку.

Каждый день больные умирали, и в больницу поступали новые. У Маргарет очень сильно болела голова. Она постоянно твердила о том, что в голове у неё странный шум. Приём наркотических средств снижал боль, но летальный исход был неминуем. Ей дали неделю. Несмотря на свою слабость, она упорно сопротивлялась, но в один момент у неё изменился взгляд, став пустым, бездонным. Она смотрела Майку в глаза и как будто не видела его. Митчелл видел, что она уже хочет уйти. Маргарет поставили зонд для отведения желудочного сока, предотвращая рвоту. На пятый день возник паралич конечностей, а затем её добил инсульт, случившийся глубокой ночью. Майк оставался с ней до последней секунды её жизни. У Элис ситуация была получше. У неё был крохотный шанс пойти на поправку. На промессию Маргарет пришли все северяне. Даже Джон с Аделин явились без опоздания. Церемония прощания прошла не совсем хорошо. У Рейчел после вида своей подруги подкосились ноги, и она едва не рухнула посреди зала, но Стивен вовремя её подхватил и усадил на стул. Герб, совершенно не стесняясь, постоянно нюхал свой порошок. После прощания работники ритуальной службы извлекли тело из гроба и погрузили в капсулу. Тело Маргарет расщепилось, и её прах в дальнейшем, как и прах других умерших в Надежде, послужит попыткой озеленения убежища.

* * *

После работы, вечером Майк отправился домой. Он хотел принять душ, а затем отправиться в больницу к дочери. Холодная вода лилась по его спине, а перед глазами – воспоминания о былой счастливой жизни. В утомлённый мозг лезли бредовые мысли о том, что семья его проклята. Возможно, ему просто не суждено быть счастливым. Он продолжал мёрзнуть, обливаясь холодной водой.

Майк проснулся. В доме никого не было, только кукла бродила по дому, волоча за собой плюшевую игрушку, подаренную Миллерами. Он прилёг всего на секунду и не заметил, как уснул, затем оделся и отправился в больницу к дочери. От врачей нельзя было добиться каких-нибудь разъяснений, но Майк по веским доводам доктора Джиллиана был уверен, что беда пришла именно из-за лирийной косметики дьявольского завода. Митчелла приводили в ярость секреты и недоговорки других врачей. Он кричал и грозился убить их, но потом успокаивался, извинялся и делал вид, что чувствовал вину. На самом деле Майк просто переживал, как бы его грубость не отразилась на отношении персонала к его дочери.

Лишь доктор Джиллиан мог сказать что-то внятное. Он и Майк полностью были уверены в том, что виновата «Красота будущего». Джиллиан говорил, что остальной персонал подкупил завод косметики, и он сам видел, как некий мужчина в чёрном костюме вручал увесистый конверт некоторым докторам, для того чтобы они не упоминали громкое название известной косметической линии. Когда же очередь в получении взятки во имя молчания дошла до Джиллиана, он послал мужчину в чёрном костюме куда подальше. Этот гордый жест стоил ему жизни. Молодой здоровый мужчина, успешный врач, неожиданно, без всяких предпосылок для болезни умер от сердечного приступа у себя дома. Вместе с ним умерла и надежда на спасение Элис.

Судиться с «Красотой будущего» было бессмысленно. Тем более у Майка почти не осталось средств. Члены северной группировки очень здорово помогли. Оставшись почти ни с чем, они дали Митчеллу баснословную сумму денег, которую он решил потратить на сомнительный и якобы последний укол знаменитой новой жизни. Продавец в уединении своего капюшона, оставляющего лицо в тени, сумел впарить им чудодейственное вещество. Действительно ли это был тот самый препарат, Митчелл не мог определить, да и спрашивать у кого-либо другого он не решился. За такую вещь запросто могли убить, но это единственное, что могло спасти дочь, которая медленно с каждым днём угасала. Придя к Элис, он сделал ей укол и снова вспомнил улыбку отца, стоящего за высоким забором. Он подумал, что дарит своей дочери новый мир. Точно также, как и его отец когда-то подарил ему. Но на следующий день опухоль продолжила развиваться. Элис посмотрела на него своими большими небесно-голубыми глазами и спросила:

– Папа, я тоже умру? Как мама?

– Нет, конечно, – сказал Майк, выдавив из себя смех, такой, якобы Элис сказала что-то очень глупое. Крепко обняв дочь, он с трудом сдерживал слёзы. – Мы обязательно тебя вылечим, доченька.

После этих слов, этих пустых обещаний, этого чувства потери самого дорогого, этих мучительных страданий его жены и дочери Майк Митчелл решил, что должен отомстить. Это решение туманило все остальные мысли. Всё чаще и чаще очень ясно, как будто кто-то действительно говорил с ним, он слышал голос. Этот голос подсказал ему, как поступить правильно, и убедил, что у него нет другого выхода.

После множественных бессонных ночей Майку и всем остальным родственникам больных запретили приходить к пациентам, предоставив им полный покой перед смертью. Купленные врачи не должны были допустить распространения болезни и объявили карантин. Впервые за долгое время Майк ночевал дома. Доведя себя до полного изнеможения, он уснул.

* * *

Джон Миллер с увесистой папкой, в которой были улики на каждого из членов северной группировки и на всех, кто каким-либо образом им помогал, направлялся в здание полиции. Он ждал этого очень долго. Каждый день он воображал себе лицо Герба, когда тот узнает о настоящем Джоне Миллере, и тогда он будет бояться и зауважает его. И признает, что Джон умнее Герба. Когда кар был припаркован, он взглянул на папки и разложил их на панели так, чтобы были видны все имена. Стивен Нолан, Элатива Нолан, Джордж Левит, Эллен Левит, Рейчел Ниеро и тот, кого он ненавидел больше всего на свете, – Герб Ниеро. Не хватало ещё пары имён, но Маргарет Митчелл умерла пару дней назад, а Майка Митчелла Айрис попросила оставить ей для своих опытов. Миллер достал из бардачка полицейский значок, повесил его себе на шею и, смотря на себя в зеркало, покачал им перед носом, дёргая за тонкую цепочку. Но лицо его не выражало сумасшедший восторг, хотя именно так он представлял себе этот момент.

Прошёл час. Миллер продолжал сидеть в припаркованном каре совершенно один, хотя его уже очень ждали. Он представил казнь всех этих людей, и его охватило чувство опустошённости. Джон первый раз в жизни начал сомневаться. А что если он жил всё это время неправильно? Ему нравится находиться среди этих людей. Нравится много зарабатывать. Чёрт возьми, да ему нравится эта работа. Он может положиться на этих людей. Точнее, на своих друзей, которых у него никогда не было и, возможно, больше не будет. Джону пришла мысль сжечь эти папки и сбежать. Он захотел приехать домой с подарком для Аделин, обнять и сказать, что простил её, забрать свои миллионы и сбежать. Аделин, несомненно, согласится сбежать с мужем, но полицейское управление и Айрис сочтут эту идею весьма оскорбительной. У них свои дальнейшие планы, абсолютно не совместимые с этой идеей. Миллер не может схватить жену за руку, взять детей в охапку и скрыться в каком-нибудь уютном укромном месте. В Надежде бежать некуда. Их в любом случае найдут. Вдруг неожиданно в голове у Джона опять прозвучали эти слова Герба: «Шлюшка Аделин». Джон взял документы и вышел из машины.

Через несколько минут начальник полиции, словно любимый родственник после долгой разлуки, крепко обнимал Джона. Он бесконечно благодарил Миллера за его усердную работу, но на самом деле за то, что наконец можно уходить на долгожданную пенсию, оставив после себя настоящего полицейского. Затем начальник бережно взял все шесть папок в руки и вышел из кабинета. Миллер сел в кресло, скрестил пальцы рук на затылке, запрокинул голову и закрыл глаза, прикусив губу. Противное чувство, что он поступает неправильно, не отпускало его и давило с новой неистовой силой. Джона как будто накрыло дорожной плитой. Раньше он как ребёнок радовался обещаниям начальства о такой высокой должности. И, кроме того, он задумывал сдать всю группировку, после того как накопит целое состояние, но теперь это как будто теряло всякий смысл. Не щадя его размышления, дверь резко открылась и стукнулась о стену.

– Я сообщил всем нашим. Четверых уже схватили. Остались, эээ… – начальник начал перекладывать папки одну на другую. – Ниеро! Супруги. Их казнят сразу. Максимум пара часов на оформление – и всё. Допроса не будет. Тут доказательств на всех отбросов в Надежде хватит. Ты молодец, Миллер, – трепетал довольный начальник.

– Вы хотите сказать, что Герба Ниеро ещё не схватили? – сказал обеспокоенный Джон. Он встал с кресла, подошёл к эксклюзивному бару и отворил дверцы нараспашку. Раньше он не мог позволить себе прикоснуться к этому алкоголю, а сейчас начальник сполоснул под струёй воды пару бокалов и поставил перед Миллером.

– Ай. Не переживай ты за Ниеро, – сказал начальник, махнув на Джона рукой, – не переживай, сегодня поймаем его.

– А я почему-то переживаю, – возмутился Джон, осушив бокал и наливая себе второй. – Наверное, потому что он может отомстить, если узнает, что я коп.

– Да как он может узнать? Сраный отброс. Не парься, – успокоил шеф, похлопав Джона по плечу. – Да ладно тебе. Ты всё-таки через столько проверок прошёл, что, скорее всего, выпал из подозрения Герба в первую очередь.

– А что насчёт полицейских стукачей?

– Арестовывают прямо сейчас. Не волнуйся, Джон. Думай лучше о повышении. Привыкай к моему креслу, – проговорил начальник сквозь смех, а затем разразился диким хохотом, от чего Джон вздрогнул. – Он узнает, что ты полицейский, только в том случае, если увидит тебя с болтающимся полицейским значком на твоей шее. Ну, или когда не увидит тебя рядом с собой, прикованного к стулу в Зале Справедливости.

– Хочу побыстрее покончить с этим, – сухо ответил Джон. – Я сам поеду в дом Ниеро, – сказал Миллер и торопливым шагом вышел из кабинета.

* * *

Герба Ниеро, по счастливой случайности, полиция так и не нашла. Он, возвращаясь из магазина, издалека увидел полицейскую машину возле дома и сразу всё понял. Притаившись за углом, он наблюдал, как выводят из дома рыдающую жену и как Джон Миллер игнорирует крики Рейчел. К своему стыду, он осознал, что чувство страха не позволит ему вмешаться, да и шансы вырвать свою жену из рук полицейских сводятся к нулю. Она кричала изо всех сил, прося, чтобы Джон посмотрел ей в глаза, но Миллер отвернулся и внимательно высматривал по сторонам её мужа. Вдруг он перестал вертеться и уставился в ту сторону, где прятался Герб. Ниеро что есть сил побежал прочь, перепрыгивая ограды между домами бедного квартала. Бросившиеся в погоню полицейские увидели, как его фигура достигла угла и исчезла за поворотом. На бегу обернувшись назад, он убедился, что за ним никто не гонится и, достав из кармана телефон, позвонил своему другу.

– Майк! Это я. Слушай! Джон Миллер – полицейский. Позвони остальным. Он только что арестовал Рейчел, – кричал Герб, и вдруг он, зацепившись штаниной за торчащую проволоку в заборе, упал и выронил свой телефон, разбив его об асфальт. Экран телефона не реагировал на нажатия.

– Несовершенные. Говорит офицер полиции. Повернитесь лицом к проезжающим патрульным карам для опознания, – слышалась бесконечно повторяющаяся речь из полицейского кара со стороны дороги. Эхо этого сурового окрика как гром прокатилось по близлежащим улицам.

Герб, пробежавший ещё какое-то время в противоположную сторону от этого голоса и окончательно выбившись из сил, спустился в открытый подвал, как ему показалось, нежилого дома. Он закрыл дверь на засов и рискнул высунуться, чтобы посмотреть в горизонтальную узкую щель сверху.

– Вроде никого, – вслух сказал Герб, убедившись, что снаружи никого нет, и тут же вздрогнул от нежданного вопроса.

– Ты кто, твою мать, такой? – мужской голос прозвучал сзади.

– Тише-тише. Помоги мне, – умоляюще произнёс Ниеро.

– Это тебя ищет полиция? А я тебя сдам. А мне они заплатят, – с какой-то непонятной интонацией, словно хвастаясь своей гениальной мыслью, сказал незнакомец в дряхлом спортивном костюме с вытянутыми коленками и грязными рукавами.

– Я тебе заплачу. Ты дурак, говори тише, – почти шёпотом произнёс Герб, услышав поблизости постепенно нарастающий голос полицейского, приказывающий уступить дорогу.

– А почему это я дурак? Ты, наверное, и есть дурак, потому что тебя ищет полиция. Меня-то полиция не ищет, вот я и не дурак. А ты дурак, получается, – незнакомец говорил невнятно и к тому же раздражающе растягивал слова, как будто вспоминая каждую букву. Герб вынул из кармана бумажник и, раскрыв, протянул ему. Тот, в свою очередь, быстро схватил протянутую вещь и, достав деньги, ловко пересчитал их.

– Тут столько денег, что я могу перебраться в подвал поприличнее. Пойдём вниз, – заговорил незнакомец на удивление быстро и чётко.

Когда они спустились, перед Гербом предстала картина самого гнусного и мерзкого жилища, которое только можно себе вообразить. Молодой парень лет двадцати пяти обернулся, и при свете яркой лампы Герб смог во всех подробностях рассмотреть его лицо. Он был вполне привлекательной внешности, особенно когда причесал свои волосы. Ниеро подумал, что, возможно, он, причём вполне правдоподобно, притворяется слабоумным для получения бесплатного трёхразового питания. Этим занимались некоторые несовершенные, которые не желали работать.

– Я Герб, – сказал он и протянул ему руку.

– А фамилия? – спросил незнакомец, приблизив своё ухо к устам Герба.

Ниеро на секунду задумался. Вдруг этот парень позвонит в полицию при первой возможности? Но что было терять? У него ведь уже ничего не было, кроме этого кошелька, и даже он уже был в чужом кармане.

– Ниеро. Спасибо тебе. Если ты мне поможешь, я заплачу ещё столько же, – соврал Герб.

– Меня зовут Норман, – произнёс парень и брезгливо, двумя пальцами осторожно прикоснулся к руке нового знакомого. – А что мне надо сделать? Мне нужен телевизор, – ещё более внятно сказал Норман и махнул рукой в сторону старенького радиоприёмника.

– Ты сможешь купить себе любой телевизор, какой только захочешь, – снова соврал Ниеро.

– У тебя что, нету друзей? – удивился Норман.

– Мне срочно нужно позвонить, – сказал Герб, пытаясь найти глазами телефон. Норман указал рукой на красную трубку, лежащую на рваном матрасе, и после того как Герб не сумел дозвониться ни до одного из своих друзей, он уронил трубку на пол.

– Уже нет, – ответил Герб, закрыл глаза на пару секунд, сделал глубокий вдох через нос и одновременно стиснул зубы, таким образом пытаясь сдержать слёзы.

– Ты начал рассказывать, что мне нужно сделать, чтобы получить телевизор, – повторил Норман, и глаза его заискрились.

– Поможешь мне убить человека.

– Какого такого человека? Как его зовут, и что он натворил? – не унимался парень. Его лицо ничуть не поменялось. Он не испугался и даже не удивился. Герб подумал, что если этот чудак начнёт паниковать, то он переведёт всё в шутку, но убийство в обмен на телевизор было для Нормана вполне приемлемо. Ниеро сделал несколько бесцельных шагов и почесал затылок.

– Я знаю, что его смерть ничего не даст, потому что он при жизни никто, но мы убьём его, мы убьём Джона Миллера, – сказал Герб. Теперь же голос его был спокоен и твёрд. Он сел на диван, закинув одну ногу на другую, и опять попытался сдержать слёзы.

– Мы должны действовать тихо? Надеть маски и всё такое? – загорелся энтузиазмом Норман и пару раз хлопнул в ладоши.

– Я – нет. Это уже не имеет смысла. Поможешь мне проникнуть в его квартирку и уйдёшь с деньгами. Ты спасёшься, а мне уже всё равно.

* * *

Поздним вечером того же дня приглашённые на казнь медленно вошли в зал тяжёлой походкой. К левой руке каждого из них было прикреплено устройство со смертельной инъекцией, которое активировалось дистанционно. Оно состояло из двух металлических оков-браслетов, один из которых застёгивался выше локтя, а другой ниже. Между ними крепилась маленькая металлическая стойка для шприца, игла которого послушно ждала приказа вонзиться в вену. Судье в случае принятия смертного приговора требовалось всего лишь стукнуть молоточком по нужной кнопке на своём столе, и устройство на руке смертника выдавливало яд в кровь осуждённого. Заблаговременно до процесса преступникам вкалывали сильное успокоительное, чтобы они вели себя подобающе в Доме Справедливости. Пять человек сели на стулья в ожидании своей смерти. Яркие прожектора, направленные на северную группировку, источали белый холодный свет, чтобы было лучше видно смертников. Они что-то говорили друг другу, искусно владея разговором, не открывая рта, даже несмотря на огромную дозу успокоительного. Этому они научились за годы жизни под одним куполом с совершенными. На некоторых записях с видеокамер было трудно разобрать речь и то, кому она принадлежала, поэтому в полицейском управлении существовал специальный отдел, который безуспешно старался распознавать её. Совершенные из этого отдела крутили записи в поисках нарушений правил, принятых для отбросов, и постоянно их находили.

– Мой муж обязательно что-нибудь придумает, – сказала Рейчел с лицом, выражающим умиротворённость. Она, будучи умной женщиной, понимала, что ничего Герб сделать не сможет, но эта мысль о чудесном спасении успокаивающе накрывала её страх перед смертью. В зале также находилось около полусотни несовершенных. На их лицах застыло глуповатое выражение. Они чувствовали себя неуютно в этом зловещем для них месте и беспорядочно толпились. Их выбирали в случайном порядке, приглашая в Дом Справедливости для демонстрации того, что будет с ними, если нарушить закон.

Двери в зал распахнулись, и по ковровой зелёной дорожке зашагал судья. Шагая медленно, с ненавистью глядя на членов северной группировки и сжимая кулаки, он что-то ворчал про себя. Наконец судья сел в своё большое чёрное кресло. Он постучал молотком, требуя внимания.

– Здравствуйте, уважаемые, – поприветствовал судья исключительно совершенных. – В первую очередь с восхищением хочу рассказать о самом настоящем герое. Его имя – Джон Миллер. Он настоящий добропорядочный гражданин, который собрал колоссальное количество информации о вас и вам подобных. Он разоблачил всех продажных полицейских, которые скоро окажутся на ваших местах, – бросил судья полный презрения взгляд на подсудимых. – Рейчел Ниеро, осуждена за участие в хищении государственной пищи, далее статья 1967. Хмм, её муж Герб сегодня не решил почтить нас своим присутствием. Возможно, он чем-то занят, но, без сомнения, его скоро найдут и попросят прийти к нам, – улыбаясь, тихо сказал он. Вся комиссия присяжных, состоящая из Новой расы, сидящая немного ниже, чем судья, находя его речь остроумной, тоже заулыбалась. После непродолжительного шарканья судья вновь постучал молотком по столу, требуя тишины. – Стивен Нолан и Элатива Нолан осуждены по статье 1967, – ещё более внятно проговорил судья. Преступники сидели с опущенными вниз головами, не в силах их поднять. Даже мышиные глазки Элативы теперь не бегали из стороны в сторону. – Эллен Левит осуждена по статье 1967. Хмм, – задумался судья, сделав небольшую паузу. Эллен тихонько всхлипывала, чем рассмешила присяжных. – И наконец Джордж Левит, – раздражённо прервал судья, – осужден по статье 1967, а также по статье 1970, то есть участие в организованной преступной группировке Белая община, – проговорил он ещё более громко, затем привстал, внимательно оглядел Джорджа и яростно сверкнул глазами на толпу несовершенных. – Приговор прошу исполнить, – прокричал судья, брызжа слюной. Он сел, и в полной мере испытал экстаз от наслаждения своей властью, и наконец успокоился. Ради этого чувства он готов каждый день обрекать людей на смерть. Стулья трансформировались в узкие лежаки, приподнятые у изголовья. Тонкие иглы вонзились в вены пятерых осуждённых.

Миллер не присутствовал на казни. В это время на небольшом фуршете в честь поступления нового начальника полиции на службу и ухода старого Джон в раздумьях о не пойманном Ниеро за полчаса сумел так сильно напиться, что, не дожидаясь завершения банкета, его словно труп положили на заднее сиденье кара и отвезли домой к жене.