Тайна портрета неизвестной дамы

Западня

На следующий день тамплиеры, подробно расспросив капитана галеры, что отходила вчера последней с островов на материк, поняли, почему они упустили Гаральда и его спутников. Теперь они знали, что один из тех, кого они ждали, одет в костюм венецианского купца. Тамплиеры обшарили все ближайшие постоялые дворы, все места, где могли найти ночлег странники, но нигде их не обнаружили. Тогда они решили, что Гаральд не стал останавливаться на ночь, опасаясь преследования, и, несмотря на опасность движения ночью по неизвестной ему дороге, сразу же двинулся в путь. Тамплиеры бросились в погоню.

Тем временем, Гаральд, Жак и Жульен, дав отдых лошадям и себе, пополнив запасы еды, покинули постоялый двор грека только через пять дней. Жак, во время своего похода по близлежащим селам в поисках подходящего костюма для Жульена, узнал о том, что отряд рыцарей искал троих путников, один из которых одет, как богатый венецианский купец, но поиски, по-видимому, успеха не принесли, поскольку рыцари быстро, гоня лошадей рысью, поднимая облака пыли, умчались по дороге, ведущей на северо-запад.

Гаральд не торопился, однако понимал, что когда пыл погони у рыцарей спадет, они, поняв свою ошибку, либо вернутся, либо устроят засаду, зная, что по другой дороге Гаральд не пойдет, ибо только эта дорога ведет через узкий проход в горах, единственный на этом направлении. Потому, останавливаясь на ночлег, Гаральд каждый раз выставлял часовых, дежурили по очереди, примерно по два часа, время смены часовой определял сам, наблюдая движение звезд на небе, или по своим личным ощущениям. Пользоваться для отсчета времени свечой или лучиной, как было принято, Гаральд не рискнул, огонь мог выдать расположение лагеря.

Однажды ночью Гаральд, не дождавшись когда Жульен, отстояв свою смену, придет его будить, сам решил пойти и сменить часового, но обнаружил его мирно спящим под кустом. Огромная полная луна заливала бледным светом поляну, где Жульен, слегка похрапывая после сытного ужина, спокойно спал, положив под голову лук и стрелы, рядом лежал, аккуратно завернутый в тряпочку, кусок недоеденного жареного мяса. Разбуженный Гаральдом часовой вскочил, виновато моргая заспанными глазами.

– Простите, мессир, – невнятно пробормотал он, – я, кажется, немного задремал, виноват, накажите меня, я, я.., – он не находил слов, еще не осознавая до конца всю серьезность своего проступка.

– Я не стану тебя наказывать, Жульен, – спокойно ответил Гаральд, – но учти, часовой, уснувший на посту, может уже никогда не проснуться.

Жульен вздрогнул, сонливость прошла мгновенно, он представил, как острый меч тамплиера пронзает его, спящего безмятежным сном.

– И еще, – продолжал Гаральд, – ты выбрал не самую лучшую позицию здесь, на поляне, освещенной луной.

– Когда я заступал на пост, луна еще не взошла.

– Проспал восход луны, – а мог проспать и закат своей жизни, – назидательно подытожил Гаральд, – я понимаю, ты изголодался за время нашего путешествия по пустыне, но неужели память о голодных днях так терзает тебя, что ты решил не расставаться с едой даже на посту? А теперь иди в шатер спать.

Жульен ушел не забрав, то ли по забывчивости, то ли из чувства вины, еду, которой он хотел полакомиться на посту. Он улегся в шатре на мягкой постели из хвои, но до самого рассвета так и не сомкнул глаз.

Гаральд, приняв пост, внимательно осмотрел поляну, освещенную луной, и, не заметив ничего подозрительного, занял позицию в зарослях тамариска, скрытых в тени растущих перед поляной сосен. Вскоре до его слуха долетел неясный шорох, будто кто-то пробирался к лагерю, обходя поляну. Он вытащил из ножен меч, напряженно всматриваясь во тьму. Шорохи затихли, но через время повторились вновь.

– Кто это? – подумал Гаральд. – Зверь или человек? Походка слишком легка и осторожна для человека, но чем вызвана осторожность зверя?

Несмотря на то, что Гаральд прислушивался к каждому звуку, стараясь определить направление движения того, кто пробирался к лагерю сквозь кустарник, темная фигура зверя возникла перед ним внезапно. Это был крупный матерый волк. Он молча смотрел на Гаральда горящими, как два угля, желтыми глазами, он не убегал, не нападал, оценивая опасность, которую может представлять для него вооруженный мечом человек. Не двигался и Гаральд, сжимая в руке обнаженный меч. Стоило сделать лишь одно неверное движение, и зверь кинется на него. Дальше все решали мгновения – успеет ли Гаральд пронзить волка мечом раньше, чем тот вцепится зубами в его горло?

Обычно волк не нападает на человека, если для него нет смертельной опасности, Гаральд медленно опустил меч, сделав шаг назад, волк не двигался. Учуяв опасность, тревожно заржали лошади.

– Так вот зачем ты шел к нам, – тихо сказал Гаральд, – хочешь есть?

Он наклонился, поднял мясо, оставленное Жульеном, развернул его и протянул волку:

– Бери, ешь, и оставь в покое лошадей.

Волк втянул ноздрями воздух, ощутив запах мяса. Человек – не враг, он протянул волку еду, но взять ее из рук человека зверь не решался, он все так же стоял, опустив морду, заворожено глядя на кусок ароматного мяса. Тогда Гаральд положил еду на траву и сделал три шага назад, не выпуская из руки опущенный до земли меч.

Волк подошел, понюхал мясо и принялся есть, он ел не спеша, спокойно, он доверился человеку. Гаральд мог, воспользовавшись доверием зверя, убить его, но не стал этого делать, он был убежден, что нельзя обманывать ни детей, ни зверей, ни те ни другие не способны на вероломство.

Волк съел мясо, поднял на Гаральда свои желтые глаза, и, повернувшись, растаял во тьме.

Наутро, когда они вновь двинулись в путь, Гаральд, рассказав друзьям о ночном происшествии, распорядился оставить для волка на поляне еду. Так же они поступали на каждой стоянке, оставляя зверю мясо и кости, Гаральд считал, что так он обезопасит лошадей от внезапного нападения хищника, зачем воровать у тех, кто и так тебя кормит?

Путь, которым следовал небольшой отряд, проходил через леса, сосны и ели были перемешаны с лиственными деревьями, дорога то поднималась, то вновь опускалась, преодолевая невысокие перевалы; и скалы хребта, видневшегося вдали, с каждым днем становились все ближе. Наконец путешественники подошли к ущелью; высокие, угрюмые утесы, как часовые, охраняли вход. Дорога, входя в ущелье, терялась во тьме, уткнувшись поворотом в скалу. Справа от дороги, у самых скал, поросших низким кустарником, печально наклонившись к дороге, стояло черное, высохшее дерево, искореженные, изломанные ветви его вознеслись к небу, словно застыв в последней мольбе. Дерево это на фоне яркой зелени казалось предвестником смерти. У подножия скал, у самых корней сухого дерева, громоздилась груда камней, поросших мхом.

Когда Гаральд с друзьями уже был у входа в ущелье, солнце еще висело высоко над горами, и, вроде бы, не было причин для остановки, но путь им внезапно преградил волк. Он возник неожиданно, ни Гаральд, ни Жак, ни тем более Жульен, не заметили, как, когда и откуда он появился. Волк стоял возле засохшего дерева и молча смотрел путников. Он, лесной хищник, владыка ночей, осмелился появиться перед людьми среди бела дня. Когда путники приблизились к нему, волк оскалился и глухо зарычал. Лошади заржали и дернулись, пятясь назад.

– Ах ты тварь неблагодарная! – крикнул Жульен, хватаясь за лук. – Тебя подкармливали, а ты на нас нападаешь! Да я тебя сейчас!

Но Гаральд жестом остановил его.

– Он не нападает, он не дает нам идти дальше, он предупреждает нас.

Волк сел, поднял морду к небесам и тревожно завыл.

– Да, – сказал Гаральд, – дальше идти опасно, зверь чует беду, нам нельзя входить в ущелье.

– Да это просто глупое животное! – возмутился Жульен – о чем он может нас предупреждать?

– Животные часто чувствуют то, чего не могут чувствовать люди, – отозвался Жак, поглаживая обеспокоенную появлением волка лошадь.

– Если тамплиеры решили устроить нам засаду, – сказал Гаральд, – то лучшего места для этого не сыскать.

Жульен возражал, бравировал, убеждая друзей, что тамплиеры уже давно прошли весь путь, и если и ждут их, то где-то возле замка Гаральда или виконта де Ламбера, но чувствовалось, что бравада его напускная. Жак смотрел на дело иначе, он соглашался с Гаральдом, темное, узкое ущелье весьма подходит для засады, отряд, войдя в него, будет лишен возможности маневра или отхода.

– Если и есть тропа через перевал в обход ущелья, – сказал он, – то мы не пройдем по ней с лошадьми, по таким тропам могут ходить только козы.

– Кстати насчет коз, – вставил свое слово Жульен, – мы только что проходили мимо отары овец, там, на склоне ее пасет пастух и трое ребятишек. Наверняка они знают все тропы в этих горах.

– Ты прав, Жульен, – ответил Гаральд, – нужно вернуться и расспросить пастухов.

Они развернулись и поскакали назад, к пасущим стадо овец пастухам, Гаральд обернулся, волка у дерева не было, он исчез, словно растворился в пространстве.

Вскоре путники увидели отару, она паслась на широкой поляне, на склоне горы, немолодой крестьянин-пастух, с длинной седой бородой, сидел на камне, а мальчишки бегали вокруг овец, выполняя команды пастуха. Увидев путников, пастух поднялся и пошел им навстречу.

– Доброго дня Вам, – приветствовал его Гаральд, – да хранит Бог Ваших овец.

– И вам доброго дня, странники, – ответил старик.

– А скажите, – спросил Гаральд, – не видели ли Вы отряд рыцарей, что проходил по этой дороге?

– Да, мессир, видел, довольно давно, рыцари вошли в ущелье, только, думаю, там, в ущелье они и остались, – ответил пастух.

– Почему ты так думаешь? – спросил Гаральд. – Сам говоришь, видел их довольно давно, сколько дней назад, не припомнишь?

– Точно припомнить не могу, было то еще до того, как волк нашу овцу задрал, а овцу он задрал на прошлой неделе. Потом один рыцарь приходил к нам, все расспрашивал, не проезжали ли по этой дороге, – тут он сделал паузу, оглядев внимательно путников, – трое вооруженных всадников, не вас ли ждут они, мессир? Уж не разбойники ли вы? Ведь это те рыцари, что охраняют паломников, идущих в Святые места.

– Нет, старик, мы не разбойники, – ответил Гаральд, – я странствующий художник, а это мои друзья, но с рыцарями этими встречаться нам не резон. Скажи, нельзя ли как обойти это ущелье? Нет ли другой дороги или тропы?

– Дороги нет, а вот тропа есть, ведет она через тот перевал, – пастух указал рукой на седло перевала, которое едва маячило в дымке, на горизонте, – тропа крутая, и довольно опасная, верхом по ней не проехать, а пеши, если вести лошадей в поводу, пеши, пожалуй, можно пройти.

– Тропу нам покажешь?

– Покажу, конечно, отчего ж не показать, но те, рыцари, они тоже спрашивали, нет ли тут другой дороги? – ответил пастух.

– И что ты ответил им?

– Я ответил, что другой дороги нет, они ведь про дорогу спрашивали, а про тропу не спрашивали.

– Если они еще вернутся и спросят, не говори про нас ничего, – попросил Гаральд, – ведь ты мог нас и не видеть. Каждый день тут пасешь овец?

– Да, мессир, каждый день, но не всегда здесь, так что, мог и не видеть, – согласился старик.

Иисус и Пилат

Толпа ревела. «Распни его, распни! Отпусти нам Варавву!», – доносилось до прокуратора. Понтий Пилат спустился с трибуны, и крикнул стражников:

– Приведите ко мне Иисуса из Назарета!

Двое легионеров подвели Иисуса к нему.

– Слышал? – спросил прокуратор Христа. – Они требуют, чтобы я казнил тебя и отпустил им Варавву!

– Слышал. Но ты же знаешь, что моей вины нет, ты сам признал это.

– Я своего мнения не изменил, знаю, что ты не виновен в том, в чем обвиняют тебя, но ответь, почему они, те, которых ты учил любви к ближнему, которых ты учил любить врагов своих, требуют, чтобы я распял тебя и отпустил Варавву?

– Я учил людей жить по совести, не признавать кумиров, не преклоняться перед идолами, а следовать промыслу Божию, не за вождем идти, а за правдой, но люди еще не готовы к этому. Им, обольщенным кумирами, привыкшим преклоняться перед идолами, проще следовать за вождем, чем самому отвечать перед Богом за деяния свои. Всю ответственность за свои поступки возлагают они на вождя. Зачем думать самому, если есть вождь? Он мудрее, он знает то, чего не знаем мы, он решит все за нас. Так считают они, вождь возьмет все грехи на себя, только он будет отвечать перед Богом, чтобы не случилось, вождь смертью своей, кровью своей искупит все грехи их, они же, слепо следуя за вождем, останутся чистыми и безгрешными перед Богом, ибо не сами выбирали свой путь, потому и не им отвечать.

Я же учу, что Бог дал людям, в отличие от зверей, свободу выбора, а вместе с ней и ответственность за дела свои. И никто, слышишь, никто и никогда ни жизнью, ни кровью, ни смертью своей не сможет искупить грехов иных людей, только сам человек, жизнью, кровью, смертью своей может искупить свои грехи, потому, как свободен он, а свобода предполагает и ответственность за выбор свой, за дела свои, ответственность перед Богом и людьми, и никто не может переложить ответственность свою ни на вождя, ни на кумира, ни на Бога. Как бы ни был высок престол вождя, он несет ответственность за себя и за тех, кто доверился ему, ибо, кому многое дано, с того многое и спросится. Но не может он снять ответственность ни с одного их тех, кто исполнял волю его, не сможет искупить грехи тех, кто шел за ним, ибо каждый из них – человек, каждому дана свобода выбора и ответственность за деяния свои. Не может также ни чьих грехов искупить и Бог, ибо он дал свободу выбора каждому, и однажды дав ее, уже не отберет, и каждый сам отвечает за дела свои.

Тяжек крест, который предлагаю людям я, вот и выбрали они Варавву, вождя, который возьмет на себя и искупит все их грехи. Но это ложный путь, хотя и кажется он им проще, но он ведет к погибели.

– Почему же никто из тех, кто поверил в тебя, кто ходил за тобой и внимал речам твоим, никто не подал голоса своего в защиту твою? – спросил Понтий Пилат.

– Их вера еще не окрепла, – ответил Иисус, – зерно, брошенное в землю, прорастает не сразу, нужно время, чтобы пробился росток сквозь почву, но семена брошены, и если мне не придется видеть всходы, то пожинать плоды будут пришедшие после меня.

– Я возвращаюсь туда, – прокуратор показал рукой на трибуны, – к первосвященнику и толпе, и если услышу хоть один голос в защиту твою, как бы ни был он слаб среди рева толпы, я отпущу тебя. Если нет – отпущу им Варавву, это их выбор, и им держать ответ.

– Уведите! – крикнул он страже.

Двое легионеров увели Иисуса Назареянина, и когда двери темницы уже закрылись за ним, прокуратор услышал:

– Я! Я подаю свой голос в его защиту! Ты слышишь меня, Пилат? Отпусти его, ты обещал, ты хотел услышать хоть один голос?! Это мой голос, ты услышал его!

Прокуратор оглянулся, за спиной стояла Клавдия Прокула, его жена, это она подала свой голос в защиту Иисуса из Назарета.

Звериная тропа

Заметить начало тропы, не зная ничего о ней, было практически невозможно, она брала свое начало сразу же за ручьем, неглубоким, но довольно быстрым, перейти который не составляло труда, но каменистые берега его не оставляли следов ни зверя, ни человека. Тропа поднималась по склону горы, петляя меж соснами, устланная многолетними слоями хвои, вытоптанная лапами и копытами зверей, она поначалу казалось вполне безопасной, как для пешего, так и для всадника, но Гаральд, предупрежденный пастухом, вел лошадей в поводу, опасаясь неожиданных сюрпризов.

Вскоре тропа привела путников к обрыву, и далее шла вдоль него, а внизу, в узком темном ущелье журчал ручей, тот самый, который преодолели они, ступив на эту тропу. Гаральду были знакомы подобные тропы в горах, одной из них он воспользовался, спасаясь от преследования тамплиеров, напавших на его родовой замок, он вел свой маленькой отряд осторожно, пробуя каждый подозрительный камень, прежде чем на него ступить.

Где-то вдалеке слышался шум воды, по мере продвижения путников, звуки падающей воды становились все громче, и вдруг после очередного поворота путь им преградил водопад. Потоки воды, срываясь со скалы, с шумом падали в пропасть, в ущелье, рассыпаясь в мелкую водяную пыль, образующую туман, окрашенный в розовый цвет лучами заходящего солнца. Тропа упиралась в этот туман и терялась в нем, не имея возможности свернуть в сторону.

Жульен издал неопределенный звук, означающий то ли удивление, то ли растерянность от столь неожиданного препятствия.

– Дальше пути нет, – заключил Жак, – вероятно мы сбились с дороги.

– Мы не могли сбиться, Жак, – возразил Гаральд, – мы все это время шли вдоль обрыва, и свернуть в сторону было просто негде, тропа не теряется, она проходит под водопадом.

– И что? Мы должны идти туда? – удивленно и возмущенно спросил Жульен, явно не желая приближаться к потокам беснующейся воды. – Да нас просто смоет в пропасть!

– Не смоет, – спокойно ответил Гаральд, – вода падает выше, она не задевает тропы, идите за мной, на некотором расстоянии, но не теряйте меня из виду.

Он сделал шаг вперед, в розовый туман, ведя за повод свою лошадь, Ромину, которая то ли не почуяв опасности, то ли полностью доверившись своему хозяину, спокойно последовала за ним. Водопад действительно падал над тропой не задевая ее, но мелкие капельки, образующие туман, делали камни мокрыми и скользкими, и идти следовало со всей осторожностью. Напоенный влагой водопада воздух освежил путников, сняв на некоторое время усталость долгого дня пути.

Когда они уже миновали водопад, солнце зашло за вершину горы, стемнело, и двигаться дальше было невозможно, но и остановиться на ночлег было негде. Слева от них только уходящие вниз, в пропасть, отвесные скалы, а справа крутой склон, поросший кустарником и деревьями, подняться по которому не было никакой возможности. Три сосны, вцепившись корнями в скалы, причудливо изгибаясь, тянулись кронами ввысь, к свету, словно стараясь вырваться из тесноты гор, раскинули они свои ветви над самой тропой.

– Будем ночевать здесь, – заявил Гаральд.

– Здесь? – изумленно спросил Жульен. – Но тут даже негде приткнуться, не то чтобы разбить шатер! Мы что, будем стоять всю ночь, опасаясь свалиться в пропасть?

– Привяжем к деревьям лошадей и себя, так и будем спать, прислонившись к стволам сосен.

Говорить о сне или каком-либо отдыхе в том положении, в котором очутились путники, не приходится. Как только дремота завладеет уставшим за время трудного и опасного перехода телом, расслабятся набрякшие мышцы, и ноги слегка подогнутся, веревка вопьется в тело, причиняя боль, и человек вновь вынужден будет напрягать ноги, чтобы избавиться от боли в пояснице.

– Меня словно на дыбу вздернули, – проворчал Жульен.

Ему никто на ответил, каждый как мог старался пережить эту долгую, тяжелую и холодную ночь. Так в полубодрствовании, полудреме и полубреду дожидались они рассвета. Перед самым рассветом стало еще холоднее, и когда первые лучи солнца едва осветили горы, и можно уже было различить тропу, отряд снова двинулся в путь.

Где-то около полудня, когда солнце уже высоко висело над горами, крутой склон справа стал понижаться, делаться более пологим, и, наконец, они вышли на небольшую поляну, на которую свернула тропа, отдаляясь от обрыва. Идти дальше просто не было сил, и они разбили шатер, в котором проспали остаток дня и всю ночь, даже не выставляя часовых. Не было причин опасаться того, что тамплиеры последуют за ними по этой тропе, если даже и обнаружат ее, им будет гораздо проще перехватить путников внизу, когда те уже спустятся с перевала.

На утро следующего дня, когда и люди и лошади уже как следует отдохнули, утолили голод и жажду, они снова собрались в путь, но все оказалось не так-то просто. Уставшие и измученные, устраиваясь на отдых днем, они не заметили того, что предстало перед ними следующим утром. Пока тропа шла над обрывом, несмотря на все опасности, которые подстерегали их на пути, сбиться с тропы было невозможно, свернуть было просто некуда, а здесь, с поляны, разбегались в разные стороны несколько троп, и какая из них ведет к перевалу, определить было невозможно. Сам перевал, который находился уже достаточно близко, не был виден из-за высоких сосен, покрывших горные склоны, по одному из которых предстояло идти.

Гаральд был растерян, он не знал, что предпринять, каким образом определить нужную тропу.

– А, может быть, они все ведут к перевалу? – высказал слабую надежду Жульен.

Жак молчал, а Гаральд, несколько помедлив, ответил:

– Возможно и так, пастух нам ничего не сказал о том, что тропы расходятся, но может быть и совсем наоборот, и, выбрав неправильный путь, мы еще долго будем блудить в этих горах.

– Нужно попробовать подняться выше, возможно оттуда откроется вид, и мы сможем определить направление, – предложил Жак.

Пока они раздумывали и решали, как им следовало поступить, неожиданно, прямо перед ними, на поляне появился волк. Как и прежде, они не заметили, как и откуда он пришел, он возник словно из пустоты, из другого мира, хотя путники, увлеченные спором, могли попросту упустить момент его появления, а он спокойно стоял перед ними и молча смотрел желтыми глазами.

Удивительно было и то, что лошади, увидев в непосредственной близости от себя свирепого и опасного для них хищника, не выразили никаких признаков беспокойства; а волк, постояв некоторое время, убедившись, что люди заметили его, медленно повернулся, и также не спеша пошел по одной из троп.

– За ним, – сказал Гаральд, – он показывает нам дорогу.

– С чего бы это он стал показывать нам дорогу, мессир? – удивился Жульен. – Не лучше ли нам подальше держаться от этого зверя?

– Он уже однажды спас нас, – ответил Гаральд, – предупредив о засаде, нет оснований не доверять ему.

– Доверять дикому лесному зверю? – возразил Жульен. – Да, в своем ли Вы уме, мессир?

– Гаральд прав, Жульен, – отозвался Жак, – тем более, что кроме этого зверя довериться нам некому.

Волк остановился, словно прислушиваясь к их разговору, и продолжил путь только после того, как убедился, что люди пошли за ним. Идя за зверем след в след, к вечеру того же дня добрались они до перевала, и решили переночевать здесь, в лесу, не поднимаясь на безлесное, вылизанное ветрами и продуваемое со всех сторон седло перевала. Волка не было, он исчез, исчез так же неожиданно, как и появился.

Наутро, оставив еду своему спасителю, они поднялись на перевал. Ветер не ощущался в лесу, а здесь, вырвавшись на простор, резкими порывами дул в лица путников, словно стараясь сдуть с перевала непрошеных гостей, он гнал над ними рваные облака; седыми, влажными и холодными клочьями проносились они над самыми головами. Справа и слева от перевала поднимались скалы, покрытые мхом, травой и мелким кустарником, внизу, там, куда уходила тропа, склоны поросли лесом, состоящим из хвойных и лиственных деревьев. Спуск с перевала не представлял сложностей, тропа спускалась плавно, извиваясь между деревьями и кустами; и к полудню того же дня отряд уже спустился в долину, выйдя на ту самую дорогу, которая пролегала через ущелье, где их наверняка ждала засада.

Гаральд не знал, остаются ли тамплиеры в засаде до сих пор, или, поняв маневр их отряда, постараются перехватить их здесь, на дороге. Если раньше было ясно, что противник впереди их, то теперь они не знали, откуда может придти опасность, спереди или сзади.

А тамплиеры, понимая, что прошло уже достаточно времени для того, чтобы отряд Гаральда добрался до ущелья, направились к пастухам, подтвердить или рассеять свои подозрения.

Пастух, завидев рыцарей, скачущих к нему, почуял недоброе, он уже пожалел, что указал дорогу людям, у которых, видимо, были серьезные причины опасаться рыцарей-тамплиеров, но бежать было бессмысленно, и он, надеясь, что все еще обойдется, пошел навстречу всадникам. Командир отряда, спешившись, подошел к пастуху, и сурово, голосом, не принимающим возражений, сказал:

– Где те трое, что прошли недавно по этой дороге? Где они, куда ты направил их?

Пастух затрясся, замотал головой, пытаясь рассказать, что никого он не видел, но рыцарь был в ярости.

– Не знаешь, говоришь? Ты показал им, как обойти ущелье?

– Нет, нет, мессир, – невнятно ответил пастух, я никому ничего не показывал.

– Может ты забыл? – язвительно спросил рыцарь. – Мы поможем тебе вспомнить!

– А ну, вздерните его на этом дереве! – скомандовал он.

Двое рыцарей схватили старика, связали руки за спиной длинной веревкой, один конец которой перекинули через ветку растущего неподалеку орехового дерева.

– Ну, вспоминай скорее! – крикнул пастуху командир отряда.

Старик промычал что-то невнятное, рыцарь махнул рукой, и двое других дернули веревку, оторвав ноги старика от земли. Старик закричал от боли, повиснув на вывернутых руках, продолжая отрицать то, что видел кого-либо на этой дороге. Двое рыцарей принялись избивать его кнутами, но добиться ничего не смогли.

– Хватит, – сказал командир отряда, – опустите его.

Рыцари отпустили веревку и тело пастуха, как мешок, с глухим стуком упало на землю, командир отряда подошел к старику и пронзил его грудь мечом.

– Он врет, они были здесь, вот, еще свежие следы от копыт, – сказал он, – этот мерзавец показал им тропу, которая ведет в обход ущелья, а нам соврал, сказав, что другой дороги нет. Есть другой путь, через перевал. Вперед! Встретим их там, за перевалом!