Предисловие:
Самые яркие рецензии у меня обычно получались после слов: «Долгое время меня не могла увлечь ни одна книга...». Надеюсь, эта рецензия не станет исключением. Сидя по-турецки на дачном диване, пью чай из стаканчика армуды (тот самый чайный стаканчик «с тонкой талией»), и в поле зрения попадает старый восточный ковер, лежащий на полу, — большой, его орнаменты были тщательно изучены мной в моменты детской скуки. Время этих ковров ушло, на их место пришли килимы — тканые хлопковые коврики. И скольких вещей, привычных нам в детстве, время истекло? Тьма, мириады. В некотором смысле и время Гейдара Джемаля, о чьей книге я сегодня собираюсь писать, уже вышло. Гейдара Джахидовича не стало в 2016 году. Почему в «некотором»? Потому что время философов, политиков и писателей уходит иначе. Они по-настоящему уходят, когда их идеи перестают интересовать, когда в их идеях перестают нуждаться. Не думаю, что идеи Гейдара Джемаля больше никому не нужны. Времени после его ухода прошло не так много, политические и общественные процессы, происходившие еще при его жизни, происходят до сих пор, да и книгу его воспоминаний «Сады и пустоши» мы читаем в наши дни.
Да, речь сейчас пойдет именно о книге «Сады и пустоши». Мне нравится это название. Оно отсылает нас ко многим вещам — к переизбытку жизни и ее неполноте, ее красоте, и ее безразличию, к Востоку, в конце концов, — его садам и пустошам.
Гейдар Джемаль «Сады и пустоши»
«Сады и пустоши» — воспоминания российского политического и общественного деятеля Гейдара Джемаля. Они были написаны уже на закате его жизни и стали эмоциональным и резковатым подведением итогов. Эта книга претерпела несколько переизданий, потому что выпускалась уже после ухода автора из жизни, соответственно не было возможности уточнить, дополнить, прояснить те моменты в книге, которые этого требовали. Составители действовали в некотором смысле интуитивно, исходя из тех знаний, которыми располагали: что-то выстраивали логически, что-то уточняли у участников сюжета — тех, кто еще с нами. В общем, у этой книги непростая судьба.
На обложке моего издания «вибрирующая» сине-бирюзовая картина российского художника Адиля Астемирова — любимого художника Гейдара Джахидовича. Ниже фрагмент переписки составителя Ахмеда Магомедова и Адиля Астемирова на этапе выбора картины для оформления обложки «Садов и пустошей»:
...в посланном тебе наброске всё построено на полустёртых образах, мерцании цвета и т.д...Я понимаю, для печати такие изображения слишком сложные в воспроизведении... Но и, возможно, более точные для визуального образа растворяющихся во времени узоров-паттернов человеческой памяти...В общем, будешь делать обложку, моё мнение — лучше двигаться в эту сторону... сам смотри[...] Адиль
От обложки к тексту. Сколько бы я ни откладывала переход непосредственно к сути книги, приступить к ней все равно придется. Начну с того, что «Сады и пустоши» нигилистичные, антагонистичные, нервные и протестные — все то, что несет в себе семантику противопоставления и отрицания, все это есть «Сады и пустоши». Изначально открывая эту книгу я осознавала, что мы с автором совершенно не похожи. Мы настолько непохожи, что в своей непохожести я делаю крутой поворот в градусах и оказываюсь в одной точке с Гейдаром Джемалем. Иными словами, мы непохожи до похожести. В процессе чтения книги я погрузилась в мыслительный процесс человека, который радикально отличается от моего.
Безумие его проявлялось в том, что он начал приставать ко мне, что я являюсь колдуном и оказываю на него психическое воздействие. Я понял, что спорить бессмысленно, потому что ему нужно, чтобы я был колдун. Ну, колдун так колдун.
«Сады и пустоши» — это воспоминания о жизни, семье, политических и общественных процессах, друзьях, врагах, знакомых и самое главное — о людях в эпохе. Гейдар Джемаль — наполовину азербайджанец, наполовину (условно) — русский. Был участником Южинского и входил в «Шизоидное подполье», имел склонность к эзотерике. В самом начале книги Гейдар Джахидович намекает на свою беспристрастность к Бытию:
Я участник сюжета, но я вне сюжета.
Мне же, напротив, кажется, что Гейдар Джемаль был очень пристрастен, субъективен, мир видел через призму своего детского опыта. Семья у него была своеобразная. Сейчас я выражу только свои личные впечатления о семье Джемаля — они могут не совпадать с реальностью, и, надеюсь, мои слова никого не обидят. Папа и мама глобального участия в жизни Гейдара Джемаля не принимали, воспитание легло на плечи бабушки и дедушки — оба обладали жестким, сухим характером. Тяжелыми были отношения Гейдара Джахидовича и с дядей, поведение которого у любого ребенка вызвало бы шок и страх. Такие вещи не проходят бесследно, поэтому всю книгу мне казалось, что дальнейшие поиски и метания Гейдара Джемаля были следствием атмосферы в его семье.
Я почувствовал зоологическую ненависть к слову «мир». <...> И поскольку с того дня я испытывал ненависть к слову «мир», то я очень полюбил слово «война».
Книга, как я уже написала выше, несколько ироничная — обычно ирония вполне осознанно исходила от тона, которым Гейдар Джемаль описывал те или иные события, а иногда ироничность событиям придавали другие действующие лица «Садов и пустошей». Забавной в книге мне показалась самоуверенная безапелляционность Гейдара Джемалая в отношении своего видения отдельных людей и событий. Дело в том, что у некоторых героев «Садов и пустошей» составители имели возможность попросить комментарии, и нередко версия Джемаля и второй стороны сильно не совпадали. Например, Гейдар Джемаль «бросает» в своих мемуарах, что с Алексеем Юрасовским они дружили «некоторое время после школы», сам же Алексей Владимирович уточнил: то, что в версии Джемаля было «некоторое время» на самом деле было почти тридцать лет.
Как только я увидел кричащего младенца, все мое глубокое, взлелеянное в течение всего детства отвращение к прокреации, «продолжению рода», всколыхнулось, и я почувствовал глубокую ненависть к детям, к женскому, к семье, к коляске, к бутылочкам с питанием, к омерзительному запаху детей. Полное и безусловное разочарование в Лене [жена].
Вся книга «Сады и пустоши» стала для меня поиском Гейдара Джемаля своей философии — отражение своего мировоззрения в идеях мыслителей, созданием своей собственной идеологии и философии, попытками ответить на глобальные вопросы Бытия. Получилось ли? Не знаю, но конечной, как я думаю, точкой для Гейдара Джемаля стал Ислам.
И вот я пришел к выводу, что только метафизическое трансцендентное Откровение, которое есть ислам, есть Откровение Святого духа, есть единственное, к чему можно обратиться и на что можно опереться в отрицании лжи Бытия.
Самой яркой и интересной частью книги для меня стал рассказ Гейдара Джахидовича о Таджикистане и опыте, связанным с ним. В Таджикистане Джемаль нашел свой параллельный мир, в котором он, как я думаю, прятался от мира основного. Таджикистан неожиданно стал для Гейдара Джемаля отдушиной:
Тот Таджикистан — бесконечно более сложный, чем нынешний. Если представить красивую только нарисованную картину и прижать к ней лист бумаги, то на нем отпечатаются кляксы. Нынешний Таджикистан — такой листок по отношению к Таджикистану прошлому.
«Сады и пустоши» - это эксцентричная и ироничная смесь всего и вся: ненависти, отторжения, отрицания, приязни и привязанности, поиска и обретения. Эта книга о нестандартном человеке в эпохе, культуре и обществе. Несколько эклектичная, разрозненная и нервная история о пути мыслящего человека в бурлящем потоке дней.
Послесловие:
Мои впечатления получились скомканными, разрозненными, как и сама книга. Я долгое время после прочтения не могла продвинуться дальше предисловия. Мысли скакали, разбегались, хотелось рассказать обо всем и при этом не рассказать ни о чем — возможно, именно так и получилось. Не знаю пошло ли это на пользу тексту, но имеем что имеем. Читать «Сады и пустоши» было отчаянно увлекательно. Рекомендую.
Картина Адиля Астемирова, использованная для оформления обложки «Садов и пустошей»
Отзывы
2