Сказка о талантливом поварёнке Люсьене и дочке генерала Глашеньке

1

Когда-то давным-давно, а именно в позапрошлом веке в центре нашей достославной столицы на небольшой улочке рядом с Трубной площадью располагался один скромный и, в общем-то, заурядный кабачок управляемый старым немцем Гансом Крюгером.

Впрочем, некоторые краеведы и старожилы утверждают, что он ещё и сейчас там где-то прячется в хитросплетениях улочек и переулков. Однако речь ныне пойдёт не о современности, это мы оставим нашим потомком, а разговор теперь состоится о тех далёких годах, когда имя и слава того кабачка не сходила с уст всех местных гурманов и отъявленных чревоугодников тогдашнего общества.

Хоть и был тот кабачок обыкновенного вида и не отличался своим убранством от прочего множества подобных заведений, всё же своя индивидуальная изюминка в нём была. Недаром же его так обожали кутилы и жуиры всех мастей. А виной этому являлось некое необыкновенно-изысканное блюдо, кое так замечательно приготавливал совсем ещё молодой, едва набравшийся опыта, однако несказанно талантливый поварёнок, не то французского, не то бельгийского происхождения. А звали сего юного отрока Люсьен, и обладал он незамысловатой нормандской фамилией Оливье.

Правда, откуда именно он взялся в наших краях, и как прибыл сюда, мало кто знал и предполагал. Для всех главным было, что он невероятно вкусно готовил. Хотя иные злые языки поговаривали, что родом он из зажиточной семьи кулинаров с юга Прованса. А бабка торговка с Сухаревки слёзно заверяла, что точно знает, кто он и как к нам попал.

– Да чтоб вы знали,… его старшие братья, хотели его касатика извести,… он им мешал родительское состояние делить! Однако бедолага прознал про их худые замыслы, да с первым же заграничным обозом в Россию-то и сбежал. Здесь-то его достать, у них руки коротки… – вот такую байку измыслила старая торговка. Но как бы там ни было, малыш Люсьен, попав в первопрестольную, поначалу долго мыкался по углам и искал себе применение. Это уже намного позже немец Ганс заприметил его огольца у себя на заднем дворе. Пожалел, да взял на время овощи с фруктами чистить. Вот тут-то и проявился поварской талант Люсьена, как-никак выходец из рода кулинаров.

Для первого раза приготовил он Гансу забористую похлёбку из простой крапивы, сушёных грибов да свекольной ботвы. Правда, он её ещё слегка приправил каким-то своим, лично им выдуманным пряным соусом. Ганс попробовал его варево, и вот тут-то всё сразу началось, завертелось, понеслось. Похлёбка оказалась настолько вкусна, что Ганс немедля упросил Люсьена встать у плиты и готовить теперь уже всем гостям кабачка.

– Ну, братец ты и горазд,… я такого кушанья отродясь не пробовал!… Да у тебя большое будущее в этом деле!… Быть тебе кулинаром всея Руси!… – весело прихлопнув Люсьена по плечу, похвалил его Ганс и предоставил ему полную свободу действий. С первых же блюд вся смелая кулинарная фантазия Люсьена выплеснулась наружу. Чего он только не изобретал своим пытливым умом. И рябчиков запеченных в дыне с омарами делал, и осетрину с севрюжкой, копчёную в апельсиновом соусе подавал. И даже арбузы с хренком солил, да как закуску к запотевшей сорокоградусной рекомендовал.

А что он с телятиной да лосятиной вытворял, так это все гурманы только диву давались, чуть языки себе не пообъедали. И в вине-то сладко-кислом из Бордо мариновал, и в бланманже-то с сахарином обваливал. А затем на вертеле коптил, томил, и обжаривал. Да так всё искусно, что гости потом, чуть ли не с руками отрывали, и изрядной добавки просили. А уж, какие соуса готовил, так такие в самом Париже до сих пор делать не научились. В общем, с появлением Люсьена, кабачок старого Ганса из простого заурядного заведения стал превращаться в уважаемую всеми гурманами ресторацию. Однако Ганс тоже в долгу не остался, не поскупился, взял да и выделил Люсьену на первом этаже рядом с кухней небольшую, но опрятную комнатушку с отдельным выходом на улицу. А по тем временам это было очень даже достойное жильё.

Так у Люсьена появился свой угол. Можно сказать, он теперь был полностью счастлив. Сейчас он мог творить, что хотел и как хотел. Весь кабачок был в его распоряжении. А слава о его кулинарном мастерстве всё больше набирала силу и только крепла. Так что вскоре в кабачок потянулись знатные чревоугодники из высшего общества. Местным гурманам и обжорам пришлось потесниться. Ну а как же иначе, ведь те знатные господа все такие ухоженные, чистенькие, да ещё и обрызганные разными заграничными духами с благовоньями. А тут на тебе, какие-то приказчики да мещане рядом за столами сидят. Вот и устроил Ганс для важных гостей отдельные кабинеты.

И теперь весь кабачок с приездом знатных господ заполнялся изысканным духом высшей знати. Но уж только этот дух надолго в атмосфере кабачка не задерживался. Он просто не шёл ни в какое сравнение с теми ароматами, что исходили с кухни, где творил Люсьен. Все эти заграничные благоухания сразу же меркли и растворялись в чарующих ароматах севрюжины томлённой в соусе «ля бурж» или же таяли в тонких нюансах вальдшнепов приготовленных с подливкой из груздей заправленной шафрановым маслом. Гости моментально попадали под влияние всего этого букета специй и пряностей, и буквально теряли самообладание. Иные мгновенно исходили слюной ещё даже не успев снять шляпы и поставить трость в угол. А что уж говорить о женщинах.

Некоторые дамам из числа пришедших с господами не выдерживали такого изобилия пикантных запахов и прямо-таки падали в обморок. И лишь резкий дух лимонного уксуса поднесённого к носу мог привести их в чувства. Другим же мадам, любительницам изысканных яств, приходилось снимать корсеты, иначе они наедались так, что лопалась шнуровка, и никакая сдержанность в еде не помогала. Вот такие забавные чудеса творились в кабачке немца Ганса. И это всего спустя полгода как там обосновался Люсьен. Его заслуга в популярности заведения была более чем очевидна. И всё бы, наверное, так и продолжалось, и вполне возможно, что слава кабачка дошла бы даже и до Европы, но вот же-шь незадача, не всё в нашей жизни бывает так просто, как мы на это рассчитываем.

2

Случилось так, что о выдающемся таланте юного поварёнка из заштатного кабачка узнали аж во дворце самого генерал-губернатора. А там, как известно, подобных выскочек не жалуют. И это не потому, что так хочется самому генерал-губернатору, нет, просто уж так у нас заведено. Любят наши власти, чтоб всё было ровно, приглажено, и никакого выдающегося вольнодумства. Всё должно делаться только по команде, все обязаны ходить лишь по струнке, пострижены под одну гребёнку, и никак иначе. Впрочем, такая практика наблюдалась всегда, во все времена. Однако именно в тот период она проявилась особенно жёстко.

И тому была веская причина. А выражалась она в том, что завёлся в генерал-губернаторском дворце один очень дерзкий и изворотливый человек. Притом он взял такую власть над генерал-губернатором, что и самому государь императору не удавалось. Как хочет, так и вертит им. Но делает это хитрец, исподтишка, ненавязчиво, словно ему и не надо ничего. Говорит генерал-губернатору, тихо так, скромно, с преданной улыбкой.

– Мне ваше превосходительство сегодня карета понадобиться,… хочу с инспекцией проехаться,… проверить кое-чего,… как бы какой крамолы не случилось… – лукаво так, почти небрежно намекает генералу. Ну, тот ему сразу карету и даёт. Да непростую, а свою генерал-губернаторскую, с гербом и вензелями. А человек тот преспокойно садиться в карету и едет себе по городу по своим личным делам. Ни стыда, ни совести. А все кто ему навстречу попадаются, кланяются, привечают его. Ведь карета-то властного лица, вот люди и думают, что в ней сам генерал-губернатор сидит, а на поверку-то оказывается там всего-навсего его повар едет. Да-да, самый что ни на есть обыкновенный домашний кулинар.

Впрочем, в этом нет ничего удивительного, ведь у нас порой хорошие повара ценятся превыше иных премьер-министров. Вот и генерал-губернатор, хоть горд и своенравен был, но всё же не смог устоять перед магией кулинарных изысков приготовляемых этим поваром. А всё потому, что наш генерал был большим любителем поесть, чревоугодником каких свет ещё не видывал. Однако надо отдать должное и самому повару, готовил он очень даже превосходно. Блюда его всегда были приправлены особенными соусами и специями, а оттого имели необычайно восхитительный вкус. Ну, это и понятно, ведь повар тот, был непростой человек, а колдовских кровей индивид, да ещё и не из наших краёв.

Прибыл он к нам аж из самой Англии, из лесного Уэльса. А звали этого хитреца, как ни странно Йорк, что означает родом из Йорка, но никак не из Уэльса. Однако странности на этом не кончались. У себя дома, в Англии, он не смог найти применение своим колдовским чарам, ведь там почитай в каждой деревне свой мерлин или друид имеется. Там его быстро раскусили, кто он такой и что за фрукт. Жить честно не хочет, всё к власти рвётся, да чужим добром завладеть норовит. Вот его хитреца-злодея и изгнали из родных мест.

Кинулся он было в Европу. Походил там, побродил, и даже вроде какое-то хозяйство завёл, но и там он не прижился. Бросил всё, и перебрался в Россию. А у нас-то, как известно всякую иностранщину ох как любят. Вот он сразу и пристроился на генерал-губернаторской кухне. Благо всяких кулинарных рецептов знал и ведал он превеликое множество. Колдун ведь. И начал он тут же своё хитрое злодейство творить. Задумал он всю власть в Москве под себя подмять. Решил через кулинарные изыски всё градоначальство себе подчинить. И первым же на его удочку попался аж сам генерал-губернатор. Едва он отведал новые блюда заграничного повара, как моментально к ним пристрастился, и других ему уже на дух не надо.

– Ты голубчик теперь у меня навсегда останешься,… только мне и моему окружению готовить будешь, и никому более… – призвав к себе Йорка в кабинет, объявил ему генерал.

– Рад стараться, ваше превосходительство!… Всё для вас сделаю, всё выполню!… – с подобострастной улыбкой отвечает ему Йорк, а сам про себя подумал, – ага, как же, жди,… буду я для тебя делать! Это ты теперь для меня стараться будешь,… угождать да ублажать меня станешь, чтоб я тебе свои кушанья готовил… – втихую поухмылялся он, да быстро откланявшись, удалился опять к себе на кухню.