30 лет до нашей встречи

Глава 14. Я прилипла и Наташка

Ура! Отцу дали наконец-то квартиру, да еще и какую – отдельную однокомнатную! Больше никаких соседей, которые будут делать нам с Ванькой замечания. Дюймовочка не пристанет со своими нравоучениями, и прекратятся, наконец, эти – «до-ре-ми-фа-соль-ля-сиииии» часами. Хотя… я буду жалеть, что не попросила маму оплатить уроки музыки – слух у меня идеальный…

Под конец проживания и в день, когда мы уже собирали вещи, я улучила момент и проскользнула в их неожиданно раскрытую комнату Соседей и, на слух, минут за 30 смогла подобрать на фортепиано «К Элизе». Я много раз слышала, как Дюймовочка вечерами, после всех учеников играла эту красоту каждый день. Я каждый чарующий звук запомнила, но они всегда закрывали доступ к инструменту, а тут напоследок такой «подарок».

– Похвально, похвально! А почему раньше не захотела – я бы даже скидку хорошую сделала – у тебя получается очень хорошо, – Дюймовочка стояла, облокотившись на косяк двери и было видно, что стоит она давно. С мороза у нее всегда краснели щеки – а тут они были уже обычного цвета.

Какая такая скидка? У нас по первому времени на Севере вообще с деньгами швах был – все уходило на одежку. На Кавказе-то меховые вещи не нужны – а тут всем и разом пришлось покупать. Я набралась как-то смелости и задала маме вопрос, а нельзя ли мне музыкой заниматься, знаете, что мама мне ответила:

– Да «пошлаты» (кто это такой, в конце концов?), без тебя тошно, бьешься тут как рыба об лед, чтобы одеть-обуть Вас с Ванькой. А ты, бля, музыкой еще заниматься хочешь! Тля ты интеллигентная, одна в семье жрешь ножом и вилкой, еще и музыку тебе подавай! Иди ты в жопу!

Да, я в 3-4 года уж не знаю от чего, потребовала себе к вилке – нож, свой. Я орала тогда, выла, истерила, наверное, один единственный раз в жизни. Я ХОТЕЛА ЕСТЬ С ВИЛКОЙ И НОЖОМ – своим, а не кухонным ножом обычным, кинутым мне на стол, лишь бы отвязалась.

А тут музыка. Я попрощалась с ней, сказала, что спрошу снова у мамы и на этом я больше своих соседей никогда и не видела.

Я больше всех желала наконец-то уехать подальше от Педофила. Вся квартира, которую нам давали – принадлежала нам полностью, никаких соседей больше не предвиделось. На что мама радовалась больше всего.

Переезжали мы под Новый год, и пока грузчики таскали наши вещи в темноте на 3-й этаж, я вышла на улицу. Снежинки тихо падали и на улице было очень тихо, качели во дворе были не высокие, и не было там «солнышек», что меня несказанно обрадовало. Уж не знаю, что пришло в мою голову, я, повернув голову, лизнула железные качели.

– Привет, а тебя как зовут? – неизвестно как очутившаяся рядом девчушка, спросила мое имя именно тогда, когда я прилипала к металлу.

– Маиса (Лариса).

– Как? Лариса? А меня Наташа.

Тут я шумно вздохнула, так как поняла, что язык не отдирается, и я не знаю, что делать в данной ситуации. Позвать родителей на помощь? Но как? Я ведь даже не знаю, в какой квартире мы будем жить. Попросить эту девочку? Дык я даже сказать внятно ничего не могу! Это писец!

– А что ты тут делаешь? – Наташка внимательно рассматривала мой намертво прилипший язык, который я периодически дергала.

– м..мммммм… неее идно (а что не видно)? – звуки были даже для меня не понятны, а уж как она понимала – ваще не представляю.

– Подожди, я сейчас приду! – и вприпрыжку убежала куда-то за мою спину.

Ждать в такой ситуации оказалось тяжко. Мелькали всякие картинки, как я тут помираю, и ни одна живая душа не знает, что я тут. Что, цепляясь за качели белыми суставчатыми пальцами, висит мой скелет с прилипшим языком, что меня вообще никто не ищет.

– Аааааааааа! – это я заорала благим матом и дернулась – аичо! Наташка, идиотка, ливанула из ковшика горячей водой мне на лицо, а я дернула и оторвала язык, оставив смачный кусок на качеле.

– Ду…ааа! (дура) – плюясь от воды, от солоноватого привкуса крови во рту, от нелепости ситуации и от своей глупости, я даже и не подумала, что обижаю человека, который меня фактически спас.

Ведь это именно она стала моей лучшей подругой на 20 лет во дворе и не только. И это именно ее в дальнейшем, я очень жестко исключила из своей жизни.

Глава 15. Тишка с бананами

Маргарита Сергеевна – милая интеллигентная старушка от нас справа. Таких, наверное, представляют все дети, когда носом чуют запах пирожков. Сухонькая, подтянутая, аккуратно убеленная сединами, и такая родная. Зэчка.

Откуда такая убежденность? Так она и рассказала, что сидела с моей бабушкой в Архангельской области в колонии-поселении. Я сначала не могла поверить – как? Как так могло быть, Сибирь большая, домов много и именно она наша соседка. Но, оказывается, бывают такие «неслучайности». Отбывали они с Ксеней в одном бараке, а потом их обоих по (вот не буду врать, как правильно называлось сие действие – когда больший срок заменяют на более опасные работы – но меньше по времени) какой-то причине отослали быть сестрами милосердия в лепрозорий.

Она действительно заменила мне Ксеню. Это она научила меня вязать крючком, готовить простейшие супы, даже хворост жарить. И она же привила любовь к животным. Маргарита Сергеевна очень любила мальтийских болонок и одного пся из помета подарила мне.

Ох, и не было моей радости конца! И понеслась череда – убрала – нассал – убрала – насрал. Не всегда эта мелочь успевала добегать до двери и попроситься гулять, но зато потом так смешно строил виноватую моську.

И имя сему чуду было – Тишка. Вот как сыт – так делает это втихомолку, а как сделает дело – разлается, типа убери! – за что и регулярно получал ссаной тряпкой по наглой морде. Но в дальнейшем вырос в красивого белоснежного пса, полного достоинства и знающего всех во дворе. А все знали его, и если он с прогулки хотел домой – ему любой открывал двери и звонили нам:

– Ваш красавец идет домой.

Тишка дожидался, пока мы откроем, самостоятельно вытирал лапы на коврике и, смотря в глаза, делал «ГАВ» – мол, че смотришь, ванну открывай, мой лапы, – милостиво нежился в тепленькой водичке.

А еще Маргарита Сергеевна работала в болгарской столовой через дорогу. И очень часто говорила, что и когда привезут в кулинарию. Ведь данная столовая была одной из лучших для иностранных строителей, которые строили первые дома в нашем районе.

– Лариса, маме скажи, что бананы привезли, и прибегай очередь занимай, денег я дам.

И понеслись мы с Тишкой в кулинарию. А там уже змеится орущая толпа «Вас тут не стояло», «вас тута не было», «куда прешь». Тишке совсем не понравилось такое столпотворение, и этот хитрюга стал делать такой финт ушами, видя, что впереди кто-то есть, кидался под ноги, а когда человек типа на него наступал – он визжал как резаный и меня пропускали вперед. Я сначала думала ему действительно больно и, схватив его на руки начала осматривать лапы. Но снежная белизна лап не была ничем нарушена. Второй, седьмой, десятый раз он и вовсе начал сгибать лапу и облизывать ее на весу.

И вот я уже первая в очереди:

– 10 КГ БАНАНОВ! – выпалила я как на духу и, получив в руки офигительно тяжелую авоську с желтыми СПЕЛЫМИ бананами, понеслась домой. Тишка подозрительно обнюхивал ее содержимое и быстро-быстро шевелил лапками.

А дома я сама с упоением схрумкала штуки 4 за раз и положила в миску Тишки пару кружочков. Он понюхал и…

Такого показательного «БУЭ» я выворачиванием языка наружу и содрогания всего тела при этом, я не видела больше ни у кого.

Глава 16. Пожар + мороженое х 4

А еще вся наша семья безумно любит мороженое. Пломбир, в вафельных стаканчиках. Такое сливочное и приятно расползающееся на языке – крем-брюле, шоколадное. Не такое уж было его и разнообразие в те года, но, когда оно появлялось в городе зимой – у нас обычно на балконе всегда стоял ящик, в котором вмещалось по 60 штук этих прелестей.

Я увидела мороженное в продаже в кулинарии, хапнула на свои карманные деньги ящик шоколадного. Не прошло и полчаса, прибегает Вано и затаскивает с Маргаритой Сергеевной еще ящик – пломбира. Нашему дитячьему счастью не было предела! Целых 120 штук счастья!

Мама приволокла еще ящик – крем-брюле. Папа – плодово-ягодное. Люди, вы не представляете себе восторг малышни – иметь на балконе 240 штук и неограниченный доступ к нему, пока отсутствуют родители. Счастье длилось не долго – меня вырубило первой.

Ангина. Ээээ, все что угодно – но для меня главное, чтобы отсутствовала высокая температура. Я после той шуги стала на нее очень резко реагировать – я просто теряю сознание. И тут «почти» шуга, только очень вкусная и сладкая. И градусник зашкалил в районе 40 С… Следом – брат, но тот, пакость, бегал как оглашенный, как будто ему электровеник прикрутили. Остались мы с ним дома на больничном – одни. Но ведь Тишкины походы на улицу делать свои дела – никто не отменял. Поэтому я по два раза в день выходила на крыльцо с ним и, пошатываясь, дожидалась пока он выссытся, а далее еле передвигая ноги, заползала в квартиру.

А брателло резвился, он еще и друга позвал в гости, такого же болящего. И эти два черта, пока я выгуливала Тихона, нашли у папы спички и мой керосин авиационный, которым мне было велено полоскать горло в отсутствии мамы и добавили еще спирта из мелкого пузырька. Решили посмотреть, как будет эпично гореть пролитый по линолеуму керосин от брошенной в этот ручеек спички.

Полыхнуло так, что они выскочили как оголтелые из квартиры, придавив спинами дверь, офигенно таращились друг на друга в подъезде, не зная, что делать. А дома уже бушевал огонь – в топку огня пошли легкие шторы на эркере, следом огонь перекинулся на плед кресла, стоящего там же и далее подпалились оранжевые портьеры. Запах гари меня настиг на втором этаже, и я взлетела ласточкой на третий, откинула этих засранцев от двери и попала в огненную стихию.

Маргарита Сергеевна, учуяв запах из своей квартиры, ворвалась следом и, не раздумывая, ринулась в ванную. Я на кухню и обе вернулись с жидкостями – она с тазиком с замоченным бельем, я с 8-ми литровой кастрюлей с супом. И понеслись обе фуриями в зал.

Предупреждаю на будущее – пожар супом – не тушите, пипец как после него склизко на полах, а на замоченном белье еще и катишься не понятно куда. Но в два захода тяжеленые портьеры были сдернуты в бельево-супную гадость и затоптаны ногами совместными усилиями. А потом целых 5 часов мы вдвоем все это вымывали с пола.

Горелое. Вонюче. Клейко. Мыльное. Нечто.

А брата я еще отпиздила до прихода родителей – что бы было неповадно, и вываляла его в сгоревших этих мокрых тряпках. Больше в доме никогда поджогов не было.

Глава 17. Я ворую

Так как мои карманные деньги ушли на ящик мороженого, их откуда-то надо было брать. Ну а что самое простое? Конечно! Взять их из кошелька мамы. И она очень долгое время не замечала нескольких пропаж. Но когда я на очень крупную сумму на угощала полдвора, и они рассказали своим родителям кто такой щедрый, мне пришлось худо.

Уж не знаю, откуда папа взял этот анахронизм – колоду для рубки мяса, но ее вид посреди комнаты меня реально напугал. Как, впрочем, и как сам отец, который перекидывал топор из руки в руку с такой легкостью, что невольно думалось – он всю жизнь этим и занимался что ли. Отец начал спокойно:

– Ты знаешь, что ты вообще-то казачка. И род твой происходит из станицы Александрийской Ставропольского края. Так вот, запомни это. И запомни так же, что в казачестве за любой проступок есть наказание. Иногда оно бывает просто внушением старшего по роду, иногда порицанием. А бывает и физическим наказанием.

Папа исподлобья посмотрел на меня.

– У нас очень трепетно относятся к традициям. Слышала такую присказку «Ноги мыть и воду пить?» Это о нас, о казаках. Жена приходила в дом мужа и была самым младшим членом рода мужа. А самому старшему должна была оказывать помощь и уважение, помощь в быту, по хозяйству и помогать при физической немощи. А еще должна была увеличивать благосостояние мужа – своей работой, умениями и следить за сохранностью имущества рода. А вот воровство считалось самым мерзким поступком! Всегда и во все времена.

С этими последними словами папа встал во весь свой рост, нависая надо мной, и с силой кинул в колоду для рубки топор, который вошел почти на четверть лезвия вглубь. В моем сознании все сузилось до размеров этой злосчастной колоды и лезвия топора. Момент броска разбился на фрагменты и замедлился в миллионы раз, а ужас от этого действия сковал меня полностью.

– Давай сюда руку… нет, левую. Правая рука тебе еще может потребоваться для работы, отрабатывать то, что своровала. Даааа, хорошая была рука. Подожди, я же тряпку не принес – и, положив топор, вышел на кухню. Я так и не поняла, зачем нужна тряпка, причем тут моя левая рука.

– Клади руку. Да по центру. И слушай дальше. А когда в хозяйстве пропадали вещи – все знали, что это мог сделать только человек со стороны. А знаешь почему? Потому, что стар и млад знали непреложную истину –, не бери то, что не твое. А если взял – будь готов к тому, что у тебя отрубят ту часть тела, которой ты брал.

И в эту секунду я замечаю, что топор, который отец вытащил с колоды и перекидывал из руки в руку, резко вскидывается вверх и неминуемо приближается к моим пальцам. Я слышу рассекаемый воздух, я слышу внутри свой ужас от происходящего и не могу поверить, что мой самый любимый человек в мире делает это. За эти миллисекунды я чувствую, как волоски на моей руке встают дыбом, и я вся покрываюсь липким потом, лезвие опускается.

Втыкается аккуратно между моих пальцев. А у меня ощущение что их, как будто уже отрубили, а под ногами предательски расползается лужица мочи.

– Сейчас, вытрешь за собой зассанки, пойдешь в душ и, и никогда, слышишь – никогда больше не возьмешь чужого.

Скажете – жестокость, но я Вам скажу – нет. Это было настолько показательно и записалось на подкорку, что никогда в своей жизни я не смогла больше украсть. А сколько было таких возможностей с моей внешностью и способностями – не счесть.