30 лет до нашей встречи

Глава 22. Первое сентября и школа

Ночь. Самолет. Север. 30 августа. За окном подвывает ветер и срываются мелкие снежинки, а я не могу заснуть, мысли крутятся о форме, ранце, не забыть сказать папе, что бы купил самые шикарные цветы. А ведь еще вчера я была в самом разгаре лета с Юркой и Гошкой. Ау, как Вы там, тоже готовитесь к школе?

И вот ОНО, утро накануне школы – 31 августа. Суета с самого утра субботы, мама затеяла субботнюю уборку (зачем?), меня и брата впрягли мыть полы и пылесосить. Папа спит с ночной смены и ему все равно, что пылесос гудит как оглашенный. Тишка ныкается под диваном и злобно потявкивает на вторгающуюся в его пространство швабру. Я в очередной раз смотрю на школьную форму, и мне не верится, что завтра я буду лучше всех и с красивыми цветами, которые мне скоро купят. Ведь я умею не только читать, ведь Мишка Лысый научил меня таблице умножения. А они все (будущие мои одноклассники), не знают ничего.

– Мам, а когда папа проснется, он сходит за цветами? – мне безумно хотелось подарить учительнице обязательно шикарный букет, что бы она меня запомнила лучше всех.

– Ну как выспится, так и пойдет, – был короткий ответ. И потянулись нудные часы ожидания.

– Ура! Папка проснулся. Пап, пап, купи самых красивых, ну вот самых, самых. Я хочу учительнице подарить – я козой прыгала вокруг него, пока он одевался и шел в почти темноту и в начинающийся снегопад.

Когда папа вернулся – я не знаю, меня сморил сон. Форма в очередной раз мной была выглажена, воротничок мной перешит заново, куртка на пятидесятый раз померена, а вот с бантиками – облом. Не было. Волос не было под бантики – жиденькие и короткие, но меня это не парило. Ведь я умела ЧИТАТЬ и знала ТАБЛИЦУ умножения. Я самая умная!

Утро. Слышу разговор родителей:

– И что я могу сделать? Эти гвоздики и так были последние, я оббегал 6 ларьков, а сегодня они вообще по заоблачной цене.  Ну, нету у меня денег, ну нет! Я тебе всю зарплату отдал, ты сапоги югославские на них купила, а о ребенке ты подумала?

Гвоздики. Красные. В вазе. Головы их лежат на столе. Они просто вчерашним вечером поморозились пока их папа нес домой или их уже такие привезли, я не знаю. И что делать – тоже не знаю. У меня нет шикарного букета, его просто – НЕТ. Денег на новый – тоже нет. Меня просто не запомнит учитель, я ничем не выделюсь среди толпы, я просто «серая мышь».

– Мамочка, я тебя умоляю, пожалуйста! Папа, я не вынесу этого. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… – молила я, не зная кого.

Что именно «пожалуйста», я просто не смогла договорить – горло перехватил такой спазм и воздуха не хватает на слова, слезы льются сами и не останавливаются.

– Все, я сказала! Хватит нюни распускать! Пойдешь с этим веником! Другого букета все равно – нет.

Мир просто рухнул в эту минуту – я просто «никто». Я ничего не помню, как я надевала форму, как я обувалась, да и вообще, как выходила и с кем из дома. Память это просто стерла, такое потрясение я испытала.

И только стоя среди миллиона первоклашек с бантиками, я увидела себя со стороны – толстая серая мышь, подстриженная в «горшок», без белых бантиков на куцей головенке и эти «уебища» с поникшими головами. А рядом Ленка Шаболдина, как она представилась, с длинными гладиолусами, явно свежее привезенного ночью Краснодарского «розлива».

Сравнив две эти картинки, мое сознание приняло решение – я не буду учиться, я совсем не буду. Я…. НЕ… ХОЧУ… тут учится. Совсем.

Глава 23. Ленка Шаболдина и килограмм ваты

Я выкинула свои цветы. Якобы запнувшись, для правдивости зацепилась за Ленку Шаболдину,  растоптала свой позор. Никто и внимания не обратил.

– Здравствуйте, дети! Теперь вы вступили во взрослый мир…

И понеслась далее вся эта муть теперь уже и в классе, в котором нам предстояло учиться первые 3 года. Я оглядываюсь по сторонам, мне было интересно кто есть кто, и тут я заметила нечто странное. Девочка, сидевшая от меня через ряд, была явно в парике. Зачем? Я включила «зрение от Ксени» и охнула… Ей осталось жить – буквально год, и то если повезет. Непонятный «осьминог» в ее организме уже протягивал щупальца, куда только можно.

– А теперь дети, ответьте на вопрос – что тяжелее килограмм железа или килограмм ваты? Представьте себе – вата, ее много, она мягкая и пушистая. Теперь представьте железо, его мало…

Я слегка отвлеклась от «осьминога» и тихо пришизела – это что за тупые вопросы? – но весь класс молчал.

– Ну, неужели никто не видел железо, оно тяжелое, вот как большой молоток… – мое недоумение заставило меня поднять брови домиком, – вот ты, девочка, видела когда-нибудь большой молоток? – обратилась ко мне учительница.

Честно, я еще больше удивилась, а кто не видел кувалду? Только в ней явно больше килограмма и что-то я не поняла, почему все молчат? А учительница разорялась дальше, рассказывая, какая бывает вата и железо.

– Ты знаешь, что тяжелее? – училка обратилась к «осьминогу», она тоже не знала. Я «просмотрела» всех – изумлению не было предела. Никто не знал этого элементарного ответа.

– Ээээ, Татьяна Валентиновна, ничего не тяжелей. Одинаково.

Ох, лучше бы я этого не произносила! Тут мне жизнь преподала мой первый взрослый урок.

№1.  Не выебывайся…

Весь класс начал ржать надо мной, кто-то показывал пальцем, другие крутили у виска, поднялся такой гвалт, что учителю буквально пришлось закричать:

– Сядьте, все! И замолчите, – но все продолжали посмеиваться и шептались за спиной, – это правильный ответ, – продолжила учительница.

Установилась абсолютная тишина, удивление теперь было на всех лицах, а мне стало не интересно. И еле дождавшись перемены, я подошла к девочке в парике.

– А скажи, почему в тебе живет этот осьминог? Он везде щупальца пустил, зачем он тебе, а парик, зачем носишь? – я никогда не видела такой реакции на слова.

– Ты, дура! Кто тебе сказал, отойди от меня, ненормальная! – и тут я вывела второе правило жизни:

№ 2.  Знаешь – держи при себе свое знание.

С Ленкой Шаболдиной мы тут же побежали в гардероб, как выяснилось, домой нам с ней идти в одну сторону. Она жила в общаге, с матерью и отчимом, кто такой отчим я еще не совсем поняла, но от слова отец видимо где-то близко, спрошу у нее позже.

Описать ее? Джулию Робертс представьте в детстве, так вот, это примерно она, с неугасаемыми искорками в шальных глазах, согласно своей фамилии. Звонкий колокольчиковый смех, улыбка до ушей и абсолютный пофигизм на мнение других. Это Ленка, моя подруга до конца школы, с которой мы прошли Крым-рым – и медные трубы.

Глава 24. Дядя Петя и ЧТО это такое?

Дядя Петя – это младший брат моего папы, на 5 лет его младше. Только у папы глаза кружавчато-голубые, а у него чисто-черные. Я когда первый раз дядю Петю увидела, испугалась, подумала, что папа глаза сменил, настолько они похожи между собой оказались. Ведь когда мы уехали, я его ни разу и не видела – то он в армии 3 года был матросом, то потом ходил по контракту, то далее вообще в мореходку поступил и был помощником капитана и постоянно был за границей.

А папа все сокрушался – что брату уже пора жениться, а он все по морям болтается. И ходил он тогда по Северному морскому пути… Короче, недалеко от нас. А так, как навигация крайне мала по погодным условиям, а ремонтные работы судна долгие – дядя Петя приехал к нам в гости, всего-то километров 500-700.

В те годы заграница была чем-то недосягаемым, а уж в представлении детей, так вообще.… Когда первые испуг от его глаз прошли, в воздух полетели «чепчики» …

– Мама! Ураааааааа! Дядя Петя мне куклу германскую привез! – это действительно был шедевр механики. Почти с меня ростом, в платье с кринолином и в шляпке, она могла шагать, если ее взять за руку и вести рядом с собой.

А жвачки! Боже! Целая коробка жвачек, причем они все были разные, купленные не сразу, а ровно по 10 штук каждой. Я пересчитала. 100 штук всего. Брату перепала машинка на радиоуправлении, которую он убил потом за неделю и такая же коробочка жвачек. Маме пару черных шелковых чулок и что ее больше порадовало – десяток капроновых колгот, дикий дефицит.

Еще, еще… дядя Петя научил меня говорить букву «Р». Он долго смеялся над моим произношением и заставлял произносить «Бронетранспортер» по 1000 раз на дню и неожиданно, в конце концов, мне надоело, и я наконец-то сказала правильно.

– Я-то научилась, а вот ты дядя Петя, так свою штуку и не вылечил.

Надо было видеть его глаза, когда я пальцем указала вниз, какую именно и где. Папа тоже был ошарашен и вывел его курить на балкон. И не откладывая дело в долгий ящик, на второй день пребывания дядя Петя с папой отправились в больницу.

А потом мне было стыдно. По моей глупости Петя потом целую неделю от боли скулил с утра, когда ходил в туалет. И снова на перевязки и по больницам. Мама предложила его сама перевязывать, но Петя страшно смутился и сказал, что лучше он в поликлинику сходит. Но мне никто не говорил, что же у него болело. И болячки больше не было, сколько я не смотрела.

– Дядь Петь, а я у Ксени на чердаке нашла журналы с тетками голыми, – надо было видеть в этот момент его, он был помидорно-красный, – у папы тоже есть такие в вагончике, только девки там, в купальниках и наклеены на потолок. Петя прижал руку к животу, – но мне понравились рисунки в конце, как они называются?

У него как будто отлегло от сердца:

– Комиксы, тебе понравились комиксы? Хочешь, я тебе буду прислать их с каждой страны, где буду?

– Хочу, а еще жвачки, хорошо? – я уже предвкушала, что я смогу со всем этим богатством сделать, если он действительно выполнит свое обещание.

– Только никому не говори, что ты смотрела те журналы и что они вообще там есть.

Да не вопрос, я и так никому не сказала. Но меня жутко волновал вопрос, что же у него такое болело и что за операцию сделали, еще и так быстро.

– А стоит ли говорить? Ведь ты все равно не поймешь, но я отвечу. Фимоз, делали операцию по обрезанию. Не спрашивай – как!

Глава 25. Гены бабушки Ксени и жвачка

Рассудив, что 100 штук я сама вряд ли сжую, а эта коробка жвачек как сундук с сокровищами, я выменяла оставшиеся 50 штук у брата, за котлеты, которые мама старалась в меня запихнуть. Ну да, я питалась неделю только гарниром, а котлеты хомячил брат, пока она не видела.

И я стала обладательницей целых 150 штук, я царь горы! Их не было в продаже, а если завозили в хлебный магазин советские пластинки «Апельсин» – то полшколы срывалось с уроков, включая и учителей. А у меня из разных стран и все – разные!

Для начала с Ленкой мы по половинке попробовали все 10 видов – ведь надо было знать, что предлагаю и с каким вкусом. Потом пришло в голову, что они намного дороже, чем пресловутый «Апельсин» и с долгими мучениями была выведена цена – как за одну булку хлеба – 20 коп. Апельсин стоил 10 копеек за 5 штук в упаковке. Почему?

А я подумала, что каждый может ходить за хлебом, дают ребенку обычно 1 монету в 20 копеек и ее «якобы» можно потерять. Все! Жвачка твоя! А мои – 30 рублей чистой прибыли. Я ошибалась. Можно было продать и дороже. Но кто же знал, что спрос настолько превышает предложение…

Это была моя первая в жизни спекуляция с целью обогащения. Треть родительской зарплаты, заначку мою обнаружила мама.

– Ах, ты, блядь такая! Ты снова воруешь? Где ты взяла такую сумму? – мать накинулась на меня с кулаками. В ход пошли тапки с резиновой подошвой, ремень, пощечины.

От обиды у меня перехватило горло, начали душить слезы, но я упорно молчала. Но как я ее ненавидела в эту минуту и хотела убить, мои глаза сузились, я вложила всю ненависть и кинула в мать. Я почувствовала, что что-то происходит, у нее резко опустились руки, она начала заваливаться на бок.

– Мать, ты чо? Ээээ, ты не падай так…

Папа подхватил ее и посадил в кресло, а мама с испугом смотрит на меня:

– Убери от меня эту ведьму! Своими зелеными глазищами как зыркнула, у меня от страха ноги подломились… Пшла вон отсюда… Сука!

Слышно было, что мать жалуется на меня и показывает мои деньги, говорит, что я воровка и дрянь, пусть он сам со мной разговаривает.

– Дочь, откуда деньги?

– Это, мое! Я заработала! Отдай, – пытаюсь выхватить из его рук купюры.

– Как?

– Помнишь, дядя Петя жвачки нам с Ванькой привозил. Так вот, я у Ваньки выменяла и в школе продала по 20 коп за штучку. Один даже пацан на 10 рублей купил – вон они красненькие, отдельно.

– А зачем тебе столько? Это же много!

– Я к бабе Тоне и баб Ксене хочу летом поехать, подарки сделать и мороженным Юрку с Гошкой угостить, ведь мы же с Севера, деньги тут лопатой гребем…

Хохот стоял оглушающий! Деньги мне папа все же отдал, а 10-ку отложил на самый верх шкафа – со словами:

– Коммерсантка – спекулянтка ты моя!  – прям как бабушка Ксеня. Мало того, что внешне похожа на нее, так еще и приторговываешь. Эти деньги ни в коем случае не трать. Их возьмешь, когда реально нужно будет на дело. Я кладу так, что никто кроме тебя и меня не будет знать, что они тут лежат…. Даже мама. Запомни – только если дело будет касаться жизни и смерти.