Очередная остановка имперского рабочего лагеря… Созданы подобные сообщества были всего пятьдесят лет назад, как раз после окончания Великой Войны. Несмотря на грандиозное название, да и цель многие считали великой – это было просто истребление. Уничтожение уже на тот момент малочисленных кланов вакши. А после войны разруха и вымирание стали чем-то обыденным и повседневным. Владыка людей не смирился с подобным положением дел и решил, что больше убивать «не чистых кровью» существ не следует. Им можно найти более полезное применение. Однако на зверолюдях он не остановился – в лагерь начали отправлять всех подряд, не разделяя порой верных и неверных! За хорошее поведение здесь хвалили и поощряли, а за провинность наказывали и порой очень жестоко. Нет, здесь не казнили за просто так – это не выгодно. Но убивали тут чуточку чаще, чем ели, а ели надзиратели постоянно. Все лагеря следовали лишь одному не писаному закону: «Рабы должны уметь все!». Абсолютно все! Если ты чего-то не знаешь или не можешь, то ты бесполезен. А если не приносишь пользы, значит вредишь. А от вредителей избавляются… Единственным плюсом, было то, что рабы могли меняться своей работой друг с другом. Если ты чего-то не умеешь, найди того, кто умеет. Однако не факт, что работа того, кто был выбран на замену, проще той, что дали. Работали такие рабы везде! А старожилы подобные лагерей умели буквально все! Так же рабов за умеренную плату отдавали в аренду в города и деревни, если тем не хватало рук, но только на то время, пока лагерь находится рядом. Из-за специфики своей работы подобные лагеря перемещались по территории всей империи. На моем счету это была уже тридцать шестая остановка. За десять лет рабской жизни…

– Хина! Хина, где ты есть?! – вопль Огируяцу – надсмотрщика в четвертом поколении – отвлек от невеселых мыслей. Пришлось спускаться с дерева, куда я забралась, чтобы собрать побольше фруктов на обед. Мясо для рабов – это роскошь.

– Здесь! Сами же послали за едой, – шла я на голос.

– Да тебя только смертью посылать! – орал надзиратель. Хотя, откровенно говоря, по-другому он разговаривать не умел. – Ты еще не готова?! – задохнулся он от возмущения, я бы конечно предпочла что-нибудь более убийственное, нежели невысказанные упреки, но что есть, то есть.

– Нет, – спокойно ответила я, по удобнее перехватывая не самую легкую корзину. – Еще часа два, а то и три есть до их приезда. Власть держащие люди никогда не отличались особой пунктуальностью.

Пощечина обожгла, правую половину лица. Хвост дернулся в сторону обидчика, желая наказать того. Однако памятуя о том, что мне попадет больше – ведь раб априори всегда не прав – пришлось силой воли его остановить.

– Не тебе говорить о воспитанности, грязная вакши! – Огируяцу схватил моё ухо и потянул наверх, заставляя поднять голову и смотреть прямо в его лицо. – Еще одно слово в подобном тоне и пятью плетьми не отделаешься. Даже ОН не защитит.

Перехватив меня за хвост, он пошел в сторону бараков. Мне же ничего другого не оставалось, кроме как идти за ним. Ненавижу! Потерев больное ухо, я старалась сдержать свою силу в противном случае еще и ошейник антимагический напялят. А такого счастья мне не надо.

Вот повезло же людям! Раз и закрыл уши руками, а у нас что? На самой макушке – это раз. Иногда чрезмерно чувствительные – это два. И порой довольно большие, руки не хватит – это три. Но самое невероятное, так это наличие ДВУХ пар ушей – одни человеческие, пропадающие при обращении в животное, и звериные, которые находятся всегда на месте, если так можно сказать. Нет у меня все проще, звериные ушки – небольшие округлые белые в черное пятно, сильно выделяющиеся на фоне иссиня черных волос. Вот хвост! Это да, это проблема – длинный – почти полтора метра, пушистый и все той же веселой расцветки. Откуда такое добро? Так я и не человек. Все в объединенных землях нас называют вакши, хотя это в корне не верно. Раньше, еще до последней войны на полное истребление зверолюдей, имя нашего племени было – вакишики. Но какой-то там владыка людей – имени не знаю, уж простите – решил что "дети богов", а именно так переводится название нашего рода с итиэра (старого, как сам мир языка), это слишком хорошо для таких как я. Вот он и сократил, да так умело! Ведь с итиэра вакши – это что-то вроде раба, дословно "рожденные служить". А на языке, какой-то восточной провинции, это слово не то, что в приличном обществе не употребляют им даже ругаться стыдно. Жадность человеческая не знает предела, что я еще могу сказать.

Тем временем мы уже были в женских комнатах, где полным ходом шло приготовление к прибытию высокого начальства. Комнаты, это конечно сильно сказано. Небольшое – пять на три метра – помещение, созданное магами земли, прикрепленными к нашему лагерю, из камня; пол же был выложен досками – тут маг растений постарался – чтобы значит, теплее было. Живут в подобных «домах» по шесть человек. Ширм разделяющие шесть спальных мест – расположенных вдоль стен – здесь нет, поэтому каждая шьет себе свой плед, чтобы хоть отличать где, чье место.

– Пошли все вон! – сказала же говорить тихо и спокойно наш надзиратель не умеет.

Присутствующие женщины, среди которых я заметила и Ликту – единственную мою подругу – вздрогнув, опустили головы вниз и поторопились на выход. Спустя пару минут мы остались вдвоем. Корзина уже порядком надоела, поэтому, недолго думая я поставила ее на более или менее свободный и не заваленный всяким тряпьем стол. Огируяцу прикрыл дверь и повернулся ко мне.

– Сегодня приедет герцог Хэтуран – он правая рука Владыки. И будет выбирать товар. И даже ты не сможешь нам помешать! Я же прекрасно знаю, что предыдущие остановки это ты все портила, а тут не успела ничего еще да?

– Не понимаю о чем вы, – главное верить в то, что говоришь. Но он прав, это действительно была я. И да, тут еще не все успела разведать, потому что прибыли мы только три дня назад. Только обжились, можно сказать.

– Не ври! Лучше скажи по-честному. Ты?! – я отрицательно покачала головой. Удар в живот выбил весь воздух из легких, а полет – до ближайшей стены – добавил синяков. Жаль девчата, свернули матрасы на сегодня, чтобы места освободить. Так бы хоть посадка вышла мягкой.

– Товар нельзя портить, – просипела я, стоя на четвереньках и пытаясь отдышаться.

– Товар, – протянул этот ублюдок, снова дорвавшись до моего многострадального уха и придавив голову к полу. – Ничего страшного. Ты же сказала, что еще целых два, а то и три часа есть! А за это время из тебя можно сделать фарш раз пять и успеть вылечить не единожды. Так что не беспокойся, – внезапно приблизившись к моему лицу, зашептал он, – я в этом профессионал, можешь не сомневаться.

Фейерверк боли взорвался одновременно в двух местах: между лопатками и где-то в районе ребер. Перед глазами залетали черные мушки, голова закружилась, но потерять сознание я себе не позволила.

– Орэн! Орэн, ежа тебе в трусы! Орэн! – от крика надзирателя стало еще хуже – появилась тошнота. Послышался топот ног и через минуту в дверь заглянул высокий блондин в кремовой одежде – свободные штаны и рубашка – двадцати восьми лет отроду и с зелеными глазами.

– Вы звали, господин Огируяцу? – а ты типа не слышал, кто тут орал. Эта напускная вежливость в подобные моменты меня нехило так подбешивает.

– Разберись с этим, – махнул надзиратель в мою сторону головой. – Скоро покупатель прибудет.

– Хорошо, – ответил Орэн, потирая руки друг о друга и направляясь ко мне.

– А ты, – наставил на меня свернутую плетку надсмотрщик, – говори. И лучше правду. Иначе отдам тебя на забаву всем желающим, а здесь у многих, женщины дооолго не было, – и сальная улыбочка в подтверждение самых отвратительных мыслей и предположений.

По телу внезапно разлилось тепло. Свет, исходящий от рук Орэна, стоящего справа, подтвердил мою догадку о начале лечения.

– Ты говорить будешь? Или тебя все-таки отдать поиметь всем мужикам этого лагеря?!

– Ты-то чем иметь будешь? – грубить в такой ситуации вообще верх глупости. Ну что ж, покорность никогда не была моим талантом.

– Тварь! – бешено заорав, Огируяцу в два шага преодолел расстояние между нами и, схватив меня за шею, бросил об пол.

Невысокая для своей породы всего сто семьдесят сантиметров, не толстая, но и не худая. С волосами цвета ночного неба – и с такими же проблесками звезд в виде седых волосинок – чуть ниже лопаток и с фиалковыми глазами я отличалась даже от подобных мне. К чему бы это? Похоже, сознание я-таки потеряла. Последние, что помню перед тем как меня растормошил Орэн это противный хруст и адская боль по всему телу.

– Господин Огируяцу еще что-то в это роде и даже я тут буду бессилен, – спокойный голос Орэна все еще был где-то далеко. – А ты, лучше молчи. Рабыня должна полностью подчиняться своему хозяину или умереть.

Открыв глаза, увидела абсолютно бесстрастное лицо нашего мага-лекаря, пришлось кивнуть. При попытке встать плечо даже не заныло, оно заорало от боли, чтобы самой не закричать я даже губу прикусила и в рот тут же потекла кровь.

– Не кусай, – строго сказал лекарь. – Никто не знает, зачем вас покупать будут. Минут за тридцать я тебя полностью вылечу, но потом больше ничего делать не буду. Мои силы не бесконечны и тратить их на глупую рабыню я не собираюсь. А плечо сейчас вправлю, терпи.

Нащупав, что-то одному ему ведомое в моем левом плече Орэн резко дернул и я чуть не взвыла. Черт, опять сама все порчу. Один раз меня уже чуть не убили, и я пообещала вести себя примерно, но… Но не могу. Рабыня я не от рождения.

На поселение моего клана Мори, напали десять лет назад. Люди. Они убили всех. Я выжила только чудом. Чудом по имени – Миказу. Мой старший брат – Миказу Мори. У него был превосходный нюх на магию. В тот весенний день мы были в лесу. Бесились. Играли. Брат снова – с тех пор, как мне исполнилось три года – учил драться, различать следы разных животных, чувствовать магию. В последнем я его превосходила, всегда. У нас был большой клан, один из сильнейших на северной части равнины Совини. Отец, стал главой за восемь лет до моего рождения, сразу после смерти деда. Несмотря на то, что титул этот был не наследуемый – его "берёт" сильнейший после многочисленный дуэлей за это право – с Фавари Мори, никто не решился сойтись в поединке. Магом он был, конечно, посредственным – из трех талантов, дарованных ему богами он пользовался только "морозом" – способностью замораживать все к чему прикасаешься. Магия земли и воздуха его не прельщала. А так как все вакишики имеют самую сильную защиту – свою шкуру (мех наш полностью не восприимчив к магии и его невозможно пробить никаким оружием, что существует в нашем мире), то отсутствие магического арсенала не сильно снижает нашу боеспособность. Поэтому папа везде выходил победителем только за счет своей невероятной физической силы. Ну а всё, что выдавало в моем отце вакишики – это белые ушки. Хвост из-за своего маленького размера всегда был спрятан в штанах. Так сами подумайте, какой хвост у белого медведя? Да и человеком он был не маленьким – ростом почти два метра, с широченными плечами и со шрамом через всю левую половину лица (глаз сохранился только чудом). Загорелый, даже зимой его кожа не становилась светлее, с черными волосами и карими глазами. Улыбка, зато была солнечной и теплой, правда враги и недоброжелатели почему-то в обморок падали. И в противоположность этому гиганту, мама.

Эввети Мори – была высокой, но доставала едва ли до плеча своему мужу. Ясные янтарные глаза, копна огненно-рыжих, постоянно вьющихся волос и веселая улыбка – самое настоящее солнце. Солнце нашего клана. И единственная в нашей семье, чья человеческая внешность выдавала звериную сущность. Эввети была белкой, с ярко-оранжевым мехом, который, говорят, в темноте можно было перепутать с пламенем костра. Таланты, данные богами, были под стать внешности и характеру – огонь и жизнь. Мама была превосходным лекарем, способным вылечить даже самый страшный недуг, чем сильно бесила папу, тот жутко переживал за нее постоянно. Остальные же члены клана ее почти обожествляли. А огненной магией она пользовалась только в пределах кухни, чтобы готовить ну и по праздникам ради фокусов для мелких проказников, коих в нашем клане было великое множество. И у этой колоритной пары родились двое прекрасных детей, каждый из которых взял, что-то от родителей.

Миказу Мори, был почти таким же большим как отец, но более гибким и пластичным, нежели Фавари. Тоже загорелый, только в зимнее время немного бледнел. Ярко выраженные скулы и миндалевидный разрез голубых глаз придавали его лицу хищное выражение. Черные волосы по мере своего роста рыжели. В том смысле, что корни всегда оставались черными, как вороново крыло, а кончики бывали ярче цвета осенней листвы. Смекнув это, Миказу отрастил длинную гриву – три четверти, которых заплел в косу, достающую ему до пояса, а оставшуюся часть укоротил почти до самой шеи. Выглядело сие творение невероятно красиво, недаром все девушки были просто без ума он него, хотя может и характер Миказу сыграл в этом определенную роль. Добрым, отзывчивым и заботливым он был столько, сколько его я знала. Никому не отказывал в помощи. Однако в детстве от его выходок страдали все! Привить хорошее поведение неутомимому и чрезвычайно деятельному волчонку не мог даже сам Фавари Мори! Зверь моего брата – это красно-бордовый волк, в размерах лишь немного уступающий белому медведю нашего отца. На груди и животе шерсть была немного светлее, нежели остальная. Белые клыки слегка выглядывали из пасти. Талантов у Миказу было аж пять! Огонь, молнии, мороз, растения и ментальная магия. Самыми любимыми были естественно – огонь и менталика. Растения ему разонравились после того как Миказу по ошибке вырастил одуванчики не на поляне, а у себя на загривке. Рычал тогда много и долго. Морозом не пользовался, скорее всего, из-за своей натуры, слишком ярким и живым он был… Ну а молнией Миказу попал себе по хвосту, случайно, правда, силу не рассчитал. Зато огонь его слушался беспрекословно, как домашний питомец, даже не обжигал. Любимой забавой на праздники было хождение по углям, так вот братишка всегда выигрывал, чем покорял многочисленные женские сердца и сильно подбешивал парней. А менталика была скорее дополнением, чем основой. С ее помощью можно было передавать свои мысли или читать чужие. А еще слышать свое имя в мыслях окружающих. Собственно говоря, так отец и предупредил Миказу о нападении – папа просто позвал, а брат услышал…

А вторым ребенком была я – Хинадор Мори, родившаяся через девять лет после брата. С таким же вредным и непокорным характером, как и у остальных членов нашей дружной семьи. Мелкая, все думали, что я не выживу, слишком слабая. Была… От отца достались лишь иссиня черные волосы да бронзовая, не светлеющая в морозное время года, кожа. А от мамы фигура – там, где надо, все было. Но тот факт, что в клане наличествовали девушки более худые и высокие, нежели я, меня неоднократно обижал и расстраивал. А фиалковые глаза были вообще, чем-то невероятным. Папина бабушка – сильнейшая грозовая магиня – была последней обладательницей подобных глаз. Так что весь клан, боясь поверить чуду, все ждал, когда же мои глазки поменяют свой цвет. Слава богам этого не произошло ни к двум годам, ни к пяти, ни даже к десяти. Я вообще была довольно-таки необычным ребенком… В тот день, когда я впервые пробудила в себе силу зверя – упав с дерева – меня чуть не убили собственные брат на пару с отцом. В клане Мори было много народу, что-то около трехсот шестидесяти вакишики и один человек (это отдельная история), и понятное дело, что "звериная сущность" у некоторых повторялась. У нас было около двадцати трех волков, огромное количество ланей, много медведей, но… Но барсов не было уже три поколения! Так что, увидев, подобное животное на своей территории – а я как назло была немаленьких размеров, да и далеко от дома побоялась отойти – папа с братом решили, что оно дикое, а, следовательно, опасное! Я, конечно, тоже тогда сглупила, могла бы просто сдаться и мысленно позвать брата… Могла, конечно, но это же я! Словом, только когда отец своим ну оочень не маленьким весом придавил меня к земле, а брат, уже изрядно потрепанный, вцепился в мою глотку, я соизволила додуматься и позвать Миказу. Сказать, что они были удивлены, ни сказать ничего. Папа поскользнулся задней лапой и упал с меня, а братишка закашлялся, то ли шерсти съел больше, чем рассчитывал, то ли ругательствами подавился. Сцена для стороннего наблюдателя выдалась, наверное, довольно-таки забавной – лето, на зеленой полянке под сенью деревьев сидят огромный белый медведь, почти такой же большой красно-бордовый волк ну и снежный барс немного мощнее волка… Завершает данную инсталляцию – яркий, громкий и насыщенный различными "междометиями" диалог между животными на чистом человеческом языке, который собственно нас и отличает от оборотней, не способных на нормальную речь. Папа-мишка долго меня отчитывал, не стесняясь в выражениях, а ведь мне тогда было всего два, я только говорить адекватно и понятно научилась, а он тут со своими красочными сравнениями… Словом, когда нас нашла мама, гулявшая в лесу в виде белки, картина стала еще более комичной. Мелкая белка ругает за нецензурные выражения двух великанов – волка и медведя, второму досталось больше. Минут через пятнадцать, когда мама принесла мне сменную одежду, а папа с братом объяснили, как вернуться к человеческому образу, я, наконец, снова стала маленькой девочкой, а не огромной белой в черное пятно кошкой. И уже дома мне, пока мама лечила папу и Миказу (я как-то умудрилась даже не поцарапаться), объяснили, почему глава и его сын решили-таки от меня, а точнее от огромного кошака, избавиться. Видя мой хвост и ушки, все уже точно знали, что моя "звериная сущность" будет кошкой, но никто даже и не предполагал, что настолько большой! Отец вообще был уверен, что это будет лесная кошка, какой-нибудь дикой расцветки, как собственно и его бабушка. Поэтому увидев недалеко от поселения обычного снежного барса необычных – для этой породы кошек – размеров, сильно удивился. Ну, а когда они вдвоем кое-как уложили этого монстра на лопатки так и вообще напрягся, очень сильным был враг, а значит и чрезвычайно опасным. Услышав же просьбу отпустить, сказанную голосом собственной дочери/сестры, от подобного зверя, Миказу да и папа, были просто ошарашены. Но позже, когда дома остались лишь я и мама, она мне по секрету рассказала, что они оба очень рады, что я смогу за себя постоять.

Дети вакишики взрослеют быстрее. И когда мне исполнилось три брат начал меня тренировать, а отец отправил к Серхаду – единственному человеку в нашем клане. Серхад пришел к нам еще при моем деде и лишь благодаря магии столько прожил. Ведь век вакишики это три, а то и четыре столетия, что намного больше чем жизнь человека. Серхад же будучи магом жизни, топтал эту землю уже триста сорок лет. Говорят, он пришел к нам просто так – не прося ничего взамен, но отдавая все, что имел. Учил всему, что знал, а знал он многое. Помогал всему клану, где магией, где словом, а где и делом. Раньше Мори жили у реки Боктитак, не с самого зарождения клана конечно. Вакишики больше кочевой народ, нежели оседлый, правда на одном месте мы можем задержаться и на год и на сто лет с одинаковой вероятностью. И в тот год Серхад сказал предыдущему главе клана Даргари, что будет очень много пожаров и рыба здесь водиться больше не будет (как связаны пожары и рыба я и сейчас не понимаю). Вернее в таких количествах, в которых она сейчас плавает. А так как «речные жители» составляли треть всего рациона клана, мой дедушка подумал, подумал да и решил довериться пришлому магу. И не пожалел об этом. Уйдя в глубь северного леса, Даргари Мори обнаружил огромный водопад, впоследствии названный – Сохритак, и приказал разбить поселение на его берегу, однако…

– Всё готово. Иди, помойся и подобающе оденься, – голос Орэна отвлек от далеких, но все еще ярких воспоминаний. Огируяцу был тут же. Кивнув, я встала и пошла на выход, чтобы добраться до ванной комнаты. До двери не дошла я совсем немного… Надзиратель, видимо не простив мне своего унижения, со всей своей немалой силы пнул меня в бедро. Не ожидав подобного, я споткнулась о стул стоящий на пути и упала на живот, умудрившись при этот каким-то невероятным образом больно приложиться головой о стол. А попытавшись встать, была тут же придавлена к земле. Огируяцу наступил мне на поясницу и, судя по тому, что я даже шевелиться, не могла, давил от души… Потом эпицентр боли переместится ниже, этот жирный кабан схватил мой хвост и принялся тянуть его наверх. Ощущения феерические в плохом смысле этого слова… Создается впечатление, что позвоночник «на живую» вытягивают и при этом отрывают его от мяса и соответственно нервов. Я заскрипела зубами.

– Убьешь, хозяин рассердиться, – меланхолично добавил Орэн.

– Убью? Её? – заржал толстяк. – Нет. Вакши очень редкий товар. Нам просто-таки повезло! А хозяин… Ха, подумаешь, любимая игрушка сломалась. Спишем на ее неуклюжесть и врожденную глупость. Слышишь? – сопроводив последнее слово резким рывком хвоста, продолжал глумиться надзиратель.

– Как знаешь. Работа лекаря – лечить, а не воспитывать.

Подняв меня за шиворот, благо одежда позволяла – свободные штаны и рубаха с длинным рукавом из какой-то мешковины – Огируяцу перехватил меня за шею и, посмотрев прямо в глаза, прошипел:

– Проси прощения!

Сказать ничего не успела – с ударом распахнулась дверь. Кто пришел, не видела, но судя по сбледнувшему толстяку, это был хозяин лагеря – Эрэд Хошет.

– Что здесь происходит? – подтвердил мою догадку, ледяной голос Хошета.

– Гос-господин Хошет, – заикаясь, начал оправдываться Огируяцу, вызвав этим у меня улыбку. – Эта мерзавка, ведет себя неподобающе! Она не работает…

– А вон ту корзину полную фруктов ты сам собрал? – слегка насмешливо спросил хозяин, перебив своего слугу.

– Эээ, – замялся надзиратель. – Господин, она меня оскорбила! – наябедничал он.

– Правда? И как же? – полюбопытствовал Хошет. – Хина не хочешь принять участие?

– С радостью, но сей милостивый господин, сейчас просто напросто задушит меня, – просипела в ответ я. И меня почти тут же отпустили. Воссоединившись наконец-то с полом, я, слегка покачнувшись, повернулась к Эрэду Хошету и его немаленькой свите – три мага земли для создания домов, два мага воды для призыва источника, один маг жизни и кто-то еще, больно далеко стоял, не рассмотрела. А вот правая рука Хошета – господин Тиури Тагальтек сразу заулыбался и подмигнул. Эти двое – Эрэд и Тиури – сильно выделялись и на фоне остальных, по большей части щуплых магов, своим внушительным телосложением, и на фоне друг друга.

Эрэд высокий, на голову выше всех присутствующих, а, следовательно, на две выше меня. Черные с легким зеленоватым оттенком, прямые волосы до лопаток были полностью распущенны, не считая двух косичек-колосков заплетенных от левого и правого висков, как бы создавая контур для остальной «гривы». Черные же глаза, в которых чтобы рассмотреть зрачок надо сильно постараться. Тонкие губы, ярко выраженные скулы, нос с горбинкой – всем рабам он напоминал сокола, а у меня почему-то ассоциировался со змеей. Черные (это как я заметила его любимый цвет) шаровары с манжетами на концах штанин, такого же "веселого" цвета туника до середины бедра с разрезами по бокам. Все одеяние было выполнено без вышивок и прочих украшательств, не считая золотой фибулы на груди с левой стороны. Она являлась знаком эхисара – солнце с двадцатью лучами и каплей крови на зеленом пятилистном клевере внутри. Сколько Хошету лет никто не знал, на вид тридцать или около того.

Его лучший друг Тиури был такой же высокий (чем их только в детстве кормили?), но в плечах пошире да и с мускулатурой повнушительнее, Хошет был жилистый, без ярко выраженных мышц. Длинные, до самого пояса, пшеничные, слегка волнистые волосы Тагальтека были причиной тихой ненависти всех рабынь (кроме меня). Вся эта золотистая копна была туго затянута в высокий хвост, на свободе оставалась лишь челка до бровей. Карие глаза светлели, если у Тиури было отличное настроение и наоборот темнели, если тот злился. Пухлые губы и щеки, создавали впечатление эдакого ангелочка, до тех пор, пока его кто-нибудь не доконает – тогда ангелок самым невероятным образом трансформировался в жестокого, упивающегося чужими мучениями, убийцу. В одежде он больше предпочитал шоколадный и изумрудный цвета. Вот на данный момент это были малахитовые штаны, которые со стороны похожи на длинную юбку, светло-зеленая туника без рукавов, но зато, ниже колен, с разрезами по бокам и с почти такой же фибулой, что и у эхисара, только серебряной. Возраста Тагальтек был такого же неопределенного, как и Хошет – что-то около тридцати, это все что можно определить на глаз. А спрашивать никто не рисковал – раб не имеет права начинать разговор.

– И что же она сказала? – спросил Хошет у Огируяцу, смотря при этом почему-то на меня.

– Это, ну она, – повторно не нашелся с ответом Огируяцу. – Хозяин я не могу такое сказать.

– Почему же? – искренне удивившись, эхисар (хозяин лагеря, говорят сам владыка их назначает, брешут, конечно) даже взгляд на него перевел.

– Господин это опорочит вашу честь! – патетически воскликнул надзиратель, согнувшись в поклоне. У меня от подобного высказывания даже челюсть отвисла.

– И чем же, высказывание рабыни, очернит честь эхисара? – выделив интонацией лишь два слова, чтобы показать разницу в социальном положении, спросил Тагальтек, эхисир (правая рука эхисара) этого лагеря. Толстяк, аж затрясся всем своим немалым телом – понял дурак свою ошибку. Поставить рядом рабыню и эхисара, а, следовательно, и уравнять их в правах! Ха, да за такое обычно сразу убивают.

– О, простите! – заорав так, что у меня уши заложило, бухнулся на колени надзиратель. – Я так вам предан, что просто не могу позволить вам слушать подобную рабскую чушь, дабы не оскорбить вас!

– Правда? – насмехаясь, спросил Тиури. – Ты действительно думаешь, что, как ты выразился "рабская чушь" может оскорбить эхисара?

– Нет! Нет, что вы! Я никогда бы так не подумал! Я… – ради подобных моментов стоит жить. Огируяцу оправдывался так самозабвенно, что даже я прониклась и воспылала ненавистью к "непокорным, не знающим своего места рабам", которых следовало бы "пороть на завтрак, обед и ужин", а так же "поощрять исключительно плетью". Этот спектакль так и продолжался бы, если бы не надоел Хошету. Он вообще ждать не любит: либо ты подчиняешься и делаешь, что приказано сейчас и по собственной воли; либо сейчас, но со стимулятором в виде плети.

– Последний, – выделив это слово, начал эхисар – раз спрашиваю. Что она сказала? – и опять на меня смотрит, правда уже не так спокойно и доброжелательно.

– О, господин помилуйте! Ваш преданный слуга… – взмолился надзиратель.

– Довольно! – оборвал его хозяин. – Орэн, что здесь произошло?!

– Господин Огируяцу попытался поставить на место распоясавшуюся сверх меры рабыню, используя свое физическое превосходство, – начал лекарь, но был бессовестно перебит улыбающимся эхисиром.

– И как, получилось?

– Как и всегда – нет.

– Ха! Ну, это не удивительно. Хина, прекрати доводить Оги, а то он умрет раньше времени! – смеялся Тагальтек. А вообще это довольно-таки спорный вопрос, кто кого доведет раньше. Несмотря на общий счет сто четырнадцать – семнадцать (естественно в мою пользу), он уморит меня, наверное, быстрее и исключительно своими тупостью и жестокостью.

– Хватит! Говори Орэн, – а эхисар Хошет все мрачнел и мрачнел…

– Да, господин. Не справившись физически, он решил унизить морально, а так же используя свою власть, – последнее слово было сказано громче, и Тиури нахмурился. – Он попытался запугать непокорную девушку, за что и поплатился.

– И как же? – поинтересовался эхисир, видимо пытаясь понять, что и как именно из всего вышесказанного связано с честью эхисара.

– Он пригрозил отдать ее для развлечения всем мужчинам лагеря, – ответил Орэн, и тут же все кроме Тиури сделали два, а кто мог и три шага от господина Хошета. Последний же был зол, как черт, которому вместо крови младенца подсунули святую воду. В комнате моментально стало холодно и сумрачно…

А эхисир всё веселился:

– Погоди убивать, – положив руку на плечо друга, сказал он. – Давай узнаем кульминацию. Недаром же он ее так самозабвенно "воспитывал"? – светлее не стало. Теплее тоже. Только взгляд Хошета, направленный на меня, немного изменился. И слава богам в лучшую сторону! – Орэн договаривай, а то боюсь, не успеешь…

– Да господин. На подобную угрозу, девушка лишь поинтересовалась, чем же сам господин Огируяцу будет ее употреблять. – Все занавес! Я закрыла глаза, стараясь не рассмеяться. Данная история, рассказанная Орэном, его спокойным и серьезным голосом, к, собственно, спокойствию и серьезности, не располагала никоим образом. Молчание длилось не долго.

– Прости, что? – каким-то невнятным голосом поинтересовался эхисир.

– Господин, помилуйте! – снова очнулся надзиратель.

– Молчать! – нет, крика не было. Эхисар редко кричал, зато говорил так, будто гвозди вбивал в крышку гроба. – Орэн повтори.

– Да, господин. На угрозу работы в виде постельной грелки для всех желающих этого лагеря, девушка тут же любезно озаботилась физическим здоровьем господина надзирателя, – боги, как же витиевато ты говоришь лекарь. Однако судя по грянувшему со всех сторон смеху, дошло до всех. А вот Огируяцу, даже как-то меньше стал – съежился на полу, молчит и даже, кажется, не дышит.

– Ой, не могу! Хина, ну ты как всегда! – эхисир ржал как табун лошадей, аж завидно. – Оги, ты такой болван. Столько раз уже обжигался, а все еще что-то пытаешься сделать, – голова надзирателя оторвалась от пола, и с мольбой в глазах, он уставился на эхисира, Хошет представлял собой странно-страшное зрелище: все еще, будучи не в себе он смеялся, как мальчишка. – Однако, – голова Огируяцу снова встретилась с полом, но на этот раз с характерным звуком удара лбом о твердую поверхность, чем вызвала новую волну веселья. – Ты хватил лишка. Перечислять все не буду – лень. Скажу лишь две причины. Первая – портить товар ПЕРЕД продажей ты не имеешь права, даже если этот самый товар тебя грязью поливает и с ней же смешивает.

12 3 4 5 ...35 След.

Вокабула

С этой книгой читают