Штурмуя небеса

Глава 14

31 декабря 1942 г.

Таня торопливо шла, почти перейдя на бег, вперед по улице. Около часа назад стемнело, так что ее шансы пробраться незамеченной сильно увеличивались.

Пальцы девушки мерзли, поэтому она сжимала кулачки в карманах только сильнее. Оставалось идти всего пару минут – она потерпит.

Ей не верилось, что этот день настал. Не верилось, что она все-таки сделает это.

Вчера она как обычно принимала немцев в своем баре весь день, терпя их пьяные выходки, бесконечные глупые шутки и громкую музыку. Сегодня же она отомстит не только за вчерашний день, но и за весь этот год; не только за себя, но и за всех.

Таня знала, что еще около двадцати минут у нее есть – она попросила одну из помогающих им девушек, чтобы она хорошенько прогладила все швы ее платья. Поэтому у нее есть еще немного времени, чтобы управиться со всем и успеть вернуться как раз к своему выступлению. Да, ей бы очень хотелось посмотреть начало концерта, но из-за этого дела придется все пропустить.

Идя вперед, Таня все вспоминала, как пару дней назад поздно вечером, почти ночью отогревала в своем баре двоих мальчишек. Они, видимо, что-то натворили, и за ними по улице гнались патрульные немцы. Если бы в тот момент Таня не выходила из парадного входа на улицу и, вовремя заметив мальчишек, не втянула бы их в бар, схватив их за шивороты, то кто знает, какая судьба бы их ждала.

Накормив их и напоив горячим чаем, Таня не стала расспрашивать мальчишек о том, что же они сделали такого, что за ними гнались чуть ли не с собаками, а просто дала им банку сгущенки и плитку шоколада и попросила быть впредь осторожными. Да и сами мальчики особо на разговор не напрашивались – все время сидели молча и с неким страхом глядели на Таню.

Переходя дорогу, Таня осмотрелась – никого рядом не было. Втянув голову в шею, девушка заспешила дальше.

Вчера к ней вечером приходили Макс с Йоахимом. Заварив чай, разлив его по чашкам и отнеся в гостиную, Таня сидела на диване рядом с Йоахимом, пока Макс спускался вниз, чтобы забрать что-то, что он забыл в машине.

Йоахим расспрашивал ее о каких-то простых вещах, а она непринужденно отвечала, отхлебывая горячий чай из чашки. Почему-то девушке было несколько неловко находиться наедине с Риделем. Причем Таня и сама не знала почему. Возраст ли был всему виной или его должность, или его привычка называть ее «девочкой» – Таня не знала. Поэтому мысленно молила Макса, чтобы он скорее поднялся.

– Что-то Макс долго там возится, – со вздохом произнес Йоахим после непродолжительного молчания.

Только Таня хотела ответить ему, как в дверь застучали. Поднявшись со своего места, девушка даже не успела дойти до двери комнаты, как коридор заполнила дюжина солдат со стоящем во главе их эсэсовским офицером.

– Что? – промямлила ошеломленная Таня. – Кто…

– Обыск, – коротко, с некой пренебрежительностью ответил ей тот офицер и быстро приказал своим солдатам разделиться и начать обыск в квартире, а сам медленно прошел в ее спальню.

Таня хотела задать еще пару вопросов, но ее нагло притиснули к стене и приставили к ней одного из солдат с автоматом наперевес. Девушка, беспомощно переводя взгляд с одного солдата на другого, совершенно растерялась. Хоть прятать ей было и нечего, кроме фотографий Лизы и ее семьи, но все равно ей было как-то неприятно и даже страшно.

– Что здесь происходит? – в дверном проеме появился Йоахим, спасая ситуацию.

– Вы? Можно ваши документы? – перед ним возник тот самый офицер, требовательно протянув ладонь вперед. От его былой пренебрежительности не осталось и следа – выслуживался перед старшим по званию. Проверив данные ему на какие-то пару секунд документы Риделя, он вернул их и кивнул. – Проводим обыск, герр штурмбаннфюрер.

– А основания для проведения обыска у вас есть? – Таня заметила, каким неприятным взглядом Йоахим взглянул на офицера.

– Вот, – офицер уверенным движением достал из-под шинели свернутую вдвое бумажку, – ордер.

Пробежавшись взглядом по листку, Йоахим вернул ордер немцу со словами:

– Я так понял, что ордер выписал Витциг?

– Да, герр штурмбаннфюрер.

– Отлично, – Йоахим повернулся к Тане лицом. – Извини за причиненные неудобства. – И обратился к офицеру, даже не поворачивая головы в его сторону: – Освободите помещение.

– Что? – офицер явно не ожидал услышать эти слова.

– Я не ясно выразился?

– Но… Герр Витциг приказал…

– Объясните мне, – Йоахим обернулся к нему и одарил одним из своих самых неприятных взглядов, – кто старше по званию: я или герр Витциг?

– Вы, – неуверенно кивнул офицер. Видимо, осознав свою ошибку, он вытянулся, сложив руки по швам.

– Выполнять, – скомандовал Йоахим, а затем чуть тише добавил: – И больше в эту квартиру с обыском не смейте приходить. Я лично за этим прослежу.

Уже когда последние солдаты выходили на площадку, в квартире появился Макс, держащий в руках несколько плиток шоколада. Непонимающе переводя взгляд с солдат на брата с Таней, он развел руки и спросил:

– Что тут было?

– Да так, – Йоахим с еле заметной улыбкой взглянул на Таню и ушел в гостиную.

– Ничего мне не расскажешь? – Макс остановился рядом с Таней. – Не думаю, что к тебе просто так в квартиру завалились солдаты.

– Они хотели произвести обыск, – вздохнула Таня, скрещивая руки на груди.

– С чего это?

– Не знаю, – она пожала плечами. – Но я безумно благодарна твоему брату…

Наконец остановившись у нужного ей здания, девушка отбросила прочь все лишние мысли и, воровато оглянувшись, юркнула под арку. Пробравшись мимо охраны, она раскрыла третье окно с конца, перелезла через подоконник и поспешила к лестнице. Она, хоть и не была тут, но знала, куда ей нужно идти.

Таня, никем незамеченная, прокралась в нужное ей помещение и пошла к большому шкафу в конце коридора. Достав из-за него тяжелую канистру, она пошла в противоположный конец коридора. Теперь ей нужно было пройти в хранилище.

«Все-таки, – думала она, таща неподъемную канистру за собой, – как удачно все совпало. Сейчас здесь почти никого нет, так что меня никто тут не заметит… Не везет немцам – даже здесь среди них есть предатели… Точнее, это ведь наши люди. А немцы поверили, что они будут работать на них. Как же…»

Пройдя в нужный ей зал, Таня поставила канистру у входа и подбежала к стеллажам. Потянув все ящики с бумагами на себя, она сбрасывала их содержимое на пол в большую кучу. Когда же все ящики оказались пусты, а на полках не осталось ни листка бумаги, Таня облила всю эту огромную кучу керосином из канистры. Только она хотела уже поджечь все это, как ей в голову еще одна идея.

Снова схватив канистру, Таня пробежалась по коридору, выплескивая керосин на стены и хорошенько обливая им ковровые дорожки. Остановившись у лестницы, она закинула опустевшую канистру вдаль коридора, чиркнула спичкой и, закинув ее в блестящую лужу, побежала вниз. По осветившему ей лестницу красно-оранжевому свету она догадалось, что полыхнуло хорошо.

На выходе она чуть не встретилась с солдатами, охранявшими пустое здание. Вовремя остановившись, она развернулась и очень тихо, стараясь не скрипеть половицами, побежала в другую сторону, надеясь выйти через Социалистическую.

Выбежав на улицу, Таня на секунду оглянулась – несколько окон на втором этаже здания были освещены ярким светом. Довольно улыбнувшись, девушка заспешила к театру.

Здание Биржи Труда горело.

По их совместному с Колей и Игорем плану в этот вечер, а точнее ночь, они должны были поджечь Биржу Труда и здание гестапо. Так как в здании гестапо опаснее, и в разы больше охраны, парни, побеспокоившись за то, что Таня может попасться, решили заняться им вдвоем, оставив Тане Биржу, где для нее уже все было подготовлено.

Их план должен сработать идеально – большая часть немцев в это время находится на концерте в театре, так что они и опомниться не успеют, а оба здания сгорят. Вообще, их целью были не сами здания, а те немецкие документы на множество ростовчан, что находились в них. Главное – сжечь немецкие бумаги, а остальное уже не так важно.

По дороге к театру Таня все изводила себя мыслью о том, как будет смотреть Максу в глаза. Она знала, что все сделала правильно, но где-то в глубине своей души ругала себя. «Нельзя же так морочить ему голову, – думала девушка, шагая вперед. – Он чуть ли не наизнанку выворачивается, стараясь мне угодить, а я… А что я? Я помогаю своему народу. Да, обманываю его. Но разве он не сделал бы так же, окажись он на моем месте?»

Уже находясь в квартале от театра, Таня поняла, что радуется тому, что сделала. В голове ее играл «Маскарад» Чайковского, а сама она, не скрывая своей улыбки, готова была рассмеяться в любую секунду.

Оказавшись через двадцать минут в театре, Таня быстро начала подниматься вверх по лестнице к гримерным. Но, не успела она пройти и первый лестничный марш, как перед ней вырос в проходе Витциг. Несколько удивившись, увидев девушку, он довольно ухмыльнулся, искривив губы в неприятной улыбке.

– Выходила куда-то? – спросил он, делая шаг ей навстречу и полностью заграждая собой проход.

– Не позволите пройти? – Таня отвернулась. Не потому, что не хотела смотреть в его лицо, а потому что хотела скрыть свой свежий румянец.

– А концерт уже, между прочим, давно начался.

– Можно я пройду? – настаивала девушка.

– С поклонником, наверное, общалась, да? Ты-то тут уж явно не обделена вниманием…

Тане надоело слушать все это, поэтому она попыталась проскользнуть мимо Эриха, юркнув ему под руку, к проходу. Но ее попытка не увенчалась успехом.

– Куда? – рассмеялся немец, хватая ее за руку и дергая к себе навстречу. – Не так быстро, дорогуша. Куда ходила? – уже почти прорычал он, вжимая Таню в стену.

– Вам какое дело? – недовольно произнесла она, пытаясь вырваться. – Пустите же! Мне идти нужно, у меня выход скоро…

– Да? А зачем?..

Но договорить ему так и не удалось – Таня отвесила ему тяжелую и звонкую пощечину. Витциг отпрянул от нее, на мгновение коснулся пальцами щеки и неприятным, тяжелым взглядом посмотрел на девушку. Та, решив не терять зря время, заспешила вперед по коридору.

– Ты еще поплатишься за это, – донеслось ей вслед.

«Поплачусь? – думала Таня, забегая в гримерную. – И пусть. Пусть… Это я еще не спросила у него насчет обыска. Ничего, мы еще поговорим с ним. И, надеюсь, этот разговор будет последним».

Таня, скинув верхнюю одежду и увидев свое выглаженное платье, начала спешно переодеваться.

– Татьяна Викторовна, – в гримерную заглянула та самая девушка, которую Таня попросила пригладить платье, – там уже ждут. Все просят вас поскорее.

– Маш, в гримерную никто не заходил? – спросила Таня, прячась за ширмой. Ей никак не хотелось, чтобы сейчас кто-нибудь видел ее свежий румянец от мороза.

– А вы выходили? – вопросом на вопрос ответила Маша. – Ну, вас там ждут, если что…

– Давайте еще один номер, – попросила Таня. – Я хотела бы… попудриться еще. Иди же!

Застегивая платье на спине, Таня метнулась к зеркалу, когда за Машей закрылась дверь. Расчесавшись и немного накрасившись, она вышла из гримерки и пошла к сцене.

– Где ты была? – прошептал Макс, встретив ее почти у самых кулис. – Я хотел к тебе зайти, но… как ее… Маша, что ли, сказала, что ты переодеваешься.

– Да, я переодевалась, – согласно кивнула Таня.

– А остальные двадцать минут ты где была? Я не нашел тебя в гримерной…

– С поклонником вышла пообщаться, – умолчав об Эрихе, соврала Таня и картинно закатила глаза. – И вообще, почему ты вошел в гримерную без моего разрешения?

Тут до них дошел шум из зала, и, попросив Макса чуть-чуть подождать, Таня выглянула из-за кулис, бегло осматривая зал.

В зале, который собрал в два раза больше народу, чем мог вместить, было множество сидевших и стоявших зрителей. Разглядывая ближайшие к сцене ряды, Таня заметила в первом Йоахима, который о чем-то тихо переговаривался с сидящим рядом с ним Зибертом. Как догадалась тут же Таня, первые ряды занимали самые главные в городе начальники, большую часть всех мест – эсесовцы, а последние ряды и стоячие места – солдаты проходящих немецких и румынских частей.

– Татьяна Викторовна, – зашептала стоявшая рядом Маша, которая, зная, с кем сейчас рядом стоит Таня, побаивалась ее, – пора уже! Наши гитаристы выступили, баянисты тоже… Танцоры трижды станцевали! Пора, пора!

– Хорошо, объявляй, – кивнула ей Таня.

Высокий и худой мужчина, выполнявший роль администратора и конферансье, в темном костюме и начищенных до блеска ботинках вышел на сцену и безэмоциональным голосом объявил о выходе Тани и Макса. Зал, который, по рассказам Маши и Макса, не особо реагировал на предыдущие выступления, сразу же зааплодировал. Оправив свое длинное кремовое атласное с кружевом платье, открывавшее вид на ее худые плечи, Таня медленно вышла на сцену. Она сразу же заметила то, с какой улыбкой смотрел на нее Йоахим, и, немного смущенно опустив взгляд, отошла к роялю, за которым уже сидел Макс.

Спев пару грустных песен из репертуара Дитрих, Таня хотела было уйти со сцены, но немцы взревели и, затопив зал овациями, просили ее остаться. Но Таня, взяв открытку, которую ей передали из зала, все-таки скрылась за кулисами.

Рассматривая пеструю открытку, Таня сидела у себя в гримерной и думала о том, как справились ее брат и Игорь с делом, возложенным на них. По их плану они должны были поджечь здание СКЖД как раз в тот момент, когда пела Таня. «Успели ли? – размышляла она. – Все ли у них получилось? А вдруг попались?..»

В голове девушки все громче и громче играл «Маскарад».

В дверь гримерной постучали, и через пару секунд перед Таней стоял Макс, сложивший руки за спиной.

– Ну и куда ты убежала? – спросил он, закрыв за собой дверь.

– Я знала, что ты и так зайдешь сюда, – она отложила открытку в сторону и, сложив руки на коленях, посмотрела на Риделя.

– Ты была прекрасна, – улыбнулся он.

– Спасибо.

Они пару минут просто смотрели молча друг на друга. Потом Макс сделал пару шагов вперед и остановился, нависнув над Таней. Девушке было не очень удобно смотреть на него снизу вверх, поэтому она поднялась – хоть она и не была с ним одного роста, но так глядеть на него было намного удобнее.

Лямка ее платья чуть сползла, оголив бледное и худое плечо. Ридель, опустив взгляд, как-то нежно улыбнулся и невесомо коснулся пальцами плеча девушки. Почувствовав его легкое касание, Таня еле заметно вздрогнула, тихо вздохнув. Пальцы Макса быстро скользнули немного вниз и аккуратно вернули лямку на место.

– Так-то лучше, – улыбнулся он.

Макс приобнял ее, приблизив к себе. Таня, смущенно улыбаясь, обняла его в ответ, спрятав лицо у него на плече. Ей было стыдно. Стыдно за то, что она так издевается над Максом. Чувствуя щекой его теплый китель, она не хотела поднимать головы, чтобы случайно не встретиться с ним взглядом.

– Татьяна Викторовна! – Дверь внезапно распахнулась, и в дверном проеме появилась голова Маши. – Ой, извините… Вас там снова просят…

Таня сразу же, как только за Машей захлопнулась дверь, тихо рассмеялась, отстраняясь от Макса.

– Так мы пойдем? – спросил Ридель, ласково пригладив ее волосы.

– Пойдем, – согласно кивнула Таня.

Зал снова зааплодировал, когда на сцене появилась Таня. Так как ее репертуар немецких песен был невелик, а спеть что-нибудь на русском было сродни самоубийству, девушка снова запела «В казармах» Марлен Дитрих под аккомпанемент Макса, который самостоятельно подобрал аккорды на рояле.

Таня уже заканчивала второй куплет, как двери зала приоткрылись, тихо скрипнув, и между рядами пробежал паренек и что-то шепнул на ухо сидящему в первом ряду Зиберту, низко склонившись над ним. Штандартенфюрер, выслушав его, поднялся со своего места и пошел к выходу.

Когда же Таня дошла до слов «За ними приходят, и они идут», то зал больше, чем на половину, опустел. Ушли почти все эсэсовцы и высшие офицеры Вермахта, остались лишь летчики и некоторые солдаты, переместившиеся с конца зала ближе к сцене. Но только Таня закончила песню, как и те последние встали, похлопав ей, и вышли из зала.

– Я так понимаю, что концерт окончен, – тихо произнес Макс, спустя пару секунд оказавшийся рядом с девушкой.

Таня, все это время следившая взглядом за стремительно пустевшим залом, знала, что произошло. Немецкому начальству сообщили, что Биржа и гестапо горят. Теперь ей приходилось играть в растерянную, ничего не понимающую девушку. Снова.

В ее голове с большей силой ударил «Маскарад».

– Макс, а что случилось? – спросила она, не поворачиваясь к нему лицом.

– Не знаю, – он положил ладонь ей на плечо. – Но, видимо, нас это не касается. Поедем домой?

Таня кивком головы ответила на его вопрос, и Макс повел ее сквозь высыпавшую толпу недоумевающих музыкантов к гримерным. Ридель помог Тане надеть ее пальто, а потом, уже у самого выхода, накинул ей на плечи свою шинель и, подхватив Таню на руки, понес к машине.

– Макс, – смеялась девушка, – ну что ты делаешь? Отпусти! Отпусти, кому сказала!

– Не отпущу, – улыбаясь, отвечал он ей и только крепче прижимал к себе, шагая по скрипящему под ним снегу.

– Ну что ты делаешь? Зачем ты несешь меня? Я же могу и сама дойти…

– Я не хочу, чтобы у тебя мерзли ноги.

– Ну, Макс! Отпусти же! Или шинель свою хотя бы надень. Простудишься же.

– Помалкивай, – шутливо огрызнулся он, усаживая девушку на заднее сидение. Ганс, придерживающий дверцу, учтиво отвернулся и с усердием стал разглядывать дверь театра.

Таня, обхватив Макса за руку обеими руками и прислонившись щекой к его плечу, тихо сидела, думая о том, что их план сработал. «Пожалуй, – думала она, – это мой лучший Новый Год».

Только машина выехала со двора и оказалась на площади, как все трое сидящих в машине были озарены ярким оранжево-золотым заревом. Таня, по-кошачьи щурясь, разглядывала работу Коли и мысленно усмехалась. Все четыре этажа здания полыхали адовым огнем.

В голове Тани в последний, самый сильный раз грянул «Маскарад», плавно перерастающий во второй концерт Рахманинова для фортепиано. В глазах ее пылали дьявольские огоньки, а в душе… В душе все неслось, танцевало и кружилось, кружилось в диком, дьявольском вальсе.

– Надеюсь, у Йоахима не будет серьезных проблем из-за этого, – донесся до нее, будто издалека, голос сидящего рядом с ней Риделя.

Только они вышли из машины, как Макс буквально потащил Таню за собой на ее этаж. Девушка, покорно следуя за ним, улыбалась, смотря ему в затылок. Она уже догадалась, что в доме наверняка никого не было – либо на пожарище, либо празднуют где-то.

Скинув с себя пальто и оставив шинель Макса в прихожей, Таня быстро ушла в соседнюю комнату переодеться. Надев свое другое, более строгое темно-алое платье, она пошла к Риделю в гостиную.

В бокалах неслышно шипело и пенилось шампанское. Тишину полутемной комнаты, освещенной лишь одним тусклым торшером, изредка нарушал тихий, еле слышный шепот.

– Останешься? – предложила Таня, взглянув в глаза Макса.

– А ты точно хочешь этого? – он взял ее за руку. – Я могу легко остаться спать здесь, на диване в гостиной. Ты не бойся, я не зайду к тебе в комнату, пока ты спишь, и не трону тебя…

– Я…

– Правда, я не лгу. Я позволю себе прикоснуться к тебе только тогда, когда услышу от тебя согласие на это.

– Макс, я хочу, чтоб ты остался.

Взгляд Тани упал на столик, где лежали несколько фотографий в конверте и коробка, в которой до этого лежали красивые черные замшевые туфли на шпильке. Она знала, что пока что не сможет носить их – ее просто не поймут, – поэтому им придется какое-то время пылиться в шкафу. Но сейчас, в честь праздника, решилась их надеть.

– Ты когда-нибудь задумывался о том, что будет после… окончания войны? Она же не будет вечной…

– Задумывался.

– И… что?

– Ты хочешь знать о том, чьей победы я жду?

– Нет, конечно же!

– Тогда, я понял тебя… Я хотел бы остаться здесь с тобой. Или увезти к себе на родину. Ты не представляешь, какой у нас красивый дом в Мюнхене… А сад!..

– А ты уверен, что я бы поехала с тобой? – голос Тани дрогнул.

– А разве может быть иначе?

Таня улыбнулась, взглянув на Макса. «Может, – думала она, глядя ему в глаза, – может, дорогой мой. Не смогу я… Не смогу я покинуть своей земли. Может, у тебя и прекрасный дом в Германии, может, чудесный сад, но… Но ничего это не заменит мне моего города, где останется моя семья».

– Давай не будем об этом больше говорить? – предложила девушка.

– Тогда о чем же?

– Встань, – попросила она, вставая и утягивая Макса вверх за собой.

– И что дальше? – спросил Ридель, поднявшись.

– Покружи меня.

Макс не стал спрашивать зачем, не стал дожидаться, когда Таня попросит его во второй раз, – он просто подхватил ее на руки и легко закружил по комнате. Обвив его шею руками, Таня смотрела на него с такой нескрываемой нежностью, забывая обо всем на свете. Это был определённо ее лучший Новый Год.

Уже когда Таня потянулась к его лицу, чтобы впервые коснуться губами его щеки, как в гостиной появился незнакомый девушке офицер. Вскинув руку в партийном приветствии и извинившись за беспокойство, он попросил Риделя срочно спуститься с ним вниз, к машине.

– Что? – Макс опустил Таню и загородил ее собой. – Я не пойду.

– Это не…

– Я не пойду, – повторил он. – Я…

– Это приказ герра штурмбаннфюрера Риделя, – перебил его офицер.

– Передай моему брату, что я не пойду, – Макс обнял девушку одной рукой. – Можешь идти.

– Он приказал возвращаться только с вами, герр обер-лейтенант.

– Так не возвращайся к нему. Я отпускаю тебя.

– Герр штурмбаннфюрер сказал, что это срочное и личное дело, не требующее отлагательств.

– Ладно, иди к машине, – вздохнул Макс.

Как только офицер покинул комнату, Макс повернулся лицом к девушке и взглянул на нее своим виновато-извиняющимся взглядом.

– Извини…

– Ничего, – Таня чуть улыбнулась, – я понимаю. Иди.

– Хочешь, как только я закончу с ним, то вернусь к тебе?

– Нет, я скорее всего уже буду спать. Так что поезжай к себе.

– Тогда… доброй ночи?

– Да, доброй ночи.

– И с Новым Годом.

Макс немного наклонился к ней, будто желая поцеловать девушку, но почему-то быстро выпрямился и, схватив со столика фуражку, поспешил к выходу. Закрыв за ним дверь, Таня устало вздохнула и тихо, самой себе прошептала:

– И тебя с Новым Годом.