Иннис. Последняя из хранителей

Через несколько минут я услышала громкий крик отца. Я не сразу поняла, что он звал нас – меня и Кларка. Он как заведенный повторял наши имена, и чем чаще он их произносил, тем непривычнее было слышать их из его уст. Это было похоже на сломанный будильник и сильно раздражало.

Я вышла из комнаты, и мы с Кларком столкнулись на лестнице. Он был очень бледным и взъерошенным. Думаю, он не мылся несколько дней. Я демонстративно сморщилась, прикрыла нос ладонью и обошла его.

– Вот и они, – громко сказал Вульфус, и чуть задержал на мне взгляд.

Отец сидел в кресле в изношенном халате, с рюмкой в руках. Он даже не посмотрел в нашу сторону.

– Что происходит? – спросил Кларк.

Вульфус окинул его презрительным взглядом, но все же ответил.

– Видишь ли, по указу главы Совета, Олена Зорта, дети членов Совета должны учиться в специальной академии. Это особая привилегия и большая честь. Поскольку господин Эван, – Вульфус насмешливо посмотрел на отца, – с недавних пор вступил в Совет, вы двое можете собирать вещи.

– Я никуда не поеду, – сказал Кларк и повернул обратно к лестнице.

Один из людей в черном схватил его за шкирку и подтолкнул к Вульфусу. Кларк некрасиво взвизгнул.

– Уродец, – ухмыльнулся Вульфус. – Разве тебя не учили, что старшим надо подчиняться?

Вульфус был почти вдвое выше Кларка. Я только тогда заметила, что за последние несколько лет Кларк совсем не вырос. Я и сама была на голову выше него.

Кларк трусливо сжался под грозным взглядом Вульфуса и что-то невнятно промямлил.

– Молодец, – сказал Вульфус. – А теперь иди в свою комнату и собери вещи. И не забудь помыться, черт подери, от тебя несет.

Через мгновение Кларк, шумно дыша, бежал по лестнице. Я услышала, как с силой захлопнулась дверь его комнаты. Вульфус повернулся ко мне.

– Можешь не торопиться, у нас есть час на сборы. Бери только самое необходимое, всем остальным вас снабдит Совет.

Я кивнула. Краем глаза я увидела, как отец залпом осушил рюмку. Поднявшись в комнату, я взяла небольшой чемодан и положила туда немного одежды и мамину книгу об элатрах-близнецах. Оставшееся время я просто сидела на кровати и пыталась понять, что именно чувствую, глядя на стены своей комнаты в последний раз. Было странно. Казалось, я должна быть счастлива, но оставался какой-то осадок, как будто я сделала что-то не так.

Когда мы спустились, в саду нас ожидали две кареты, запряженные элатрами. Кларк так и не помылся, за что получил от Вульфуса очередной пинок. Его усадили вместе с солдатами Совета, оставив нам с Вульфусом один экипаж на двоих.

Я уже садилась в карету, когда кто-то резко схватил меня за локоть. Я вздрогнула и обернулась. Лицо отца никогда еще не было так близко: я могла разглядеть каждую морщину – они были глубокими и резкими, словно шрамы. Я только тогда поняла, как сильно он постарел после смерти мамы. У него были впалые, потемневшие щеки. В глазах – дно.

– Не уезжай, – прошептал он.

Голос слабый, еле слышный. Он весь стал каким-то беззащитным, подавленным. Было сложно поверить, что этот же человек живьем сдирал шкуру с элатры.

Его пальцы больно сжимали мой локоть, губы беспомощно дрожали. Мне хотелось сбросить его руку, но он держал так крепко, что нужно было прикоснуться к нему, самой оторвать от себя. Я не могла, не решалась дотронуться до него. Его рука – такая старая, чужая, с лопнувшими капиллярами и посиневшими ногтями. Держала ли я когда-нибудь эту руку? Я не помнила.

– Нам пора, – сказал Вульфус.

Я кивнула. Хватка отца чуть ослабла. Я не могла смотреть ему в глаза, в них было что-то, что заставляло отвернуться. Я с силой сделала шаг вперед, и его рука соскользнула с меня.

Мы взлетели, а он стоял на том же месте – я знала это, хоть и ни разу не взглянула на него. Неприятный осадок ковырял дыру в груди. Я сидела, прижавшись к окну. Хотелось ударить об него головой, помыться, содрать с себя кожу. Хотелось перестать существовать или стать кем-то другим. Карета чуть покачивалась, пока мы поднимались в воздух. Из окна виднелся стремительно удаляющийся сад, и на секунду промелькнула мысль, что именно такой вид открывался маме, когда она верхом на Элии парила над домом. Наверное, именно на такую высоту нужно подняться, чтобы разбиться, как она.

Мы летели долго. Я поняла, что задремала, потому что вдруг поймала себя на мысли, что не помню, о чем думала до этого, а из окна виднелись незнакомые места. Вульфус сидел напротив, положив ногу на ногу, и не сводил с меня глаз. Я не знала как вести себя. Карета вдруг стала такой тесной и душной, и казалось, ее стены вот-вот задавят меня. Куда бы я ни смотрела, – а в основном я, плохо скрывая свое смятение, смотрела в окно, – я все равно краем глаза видела его лицо.

– Может у тебя есть вопросы? – наконец сказал он. – Задавай, я все расскажу.

– Вопросы?

– Об академии, например. Или о чем-нибудь еще…

Не отрывая взгляда от окна, я покачала головой.

Вульфус потянулся и взял меня за руку. Это было так неожиданно, что я вздрогнула и хотела выдернуть свою ладонь, но все мышцы вдруг ослабели, и я ничего не могла сделать. Заметив мою растерянность, Вульфус разжал пальцы.

– Прости. Я больше не буду, если тебе неприятно.

– Нет, мне приятно.

Я ответила быстрее, чем сообразила, как прозвучат мои слова. На секунду мы оба замерли, а потом, – как это случилось? Я прижалась к нему или он прижал меня к себе? Мы поцеловались. Короткий, глубокий поцелуй – такой, от которого по спине пробегают мурашки. Первый в моей жизни.

Я застыла в его объятиях, его руки на моем плече и волосах казались горячими и тяжелыми. Он шумно дышал, прижавшись губами к моей шее. Я понимала, что вся дрожу.

– Это правда? – спросила я, в панике осознавая, что вот-вот заплачу.

– Что правда?

– Что у тебя есть жена.

Вульфус отстранил меня немного и провел пальцем по моей щеке.

– Правда.

Мы молчали. Вульфус пристально смотрел на меня, не убирая руки с моего лица.

– Тебя это расстраивает? – спросил он.

Я покачала головой, и из глаз покатилось несколько слезинок. Вульфус собрал их пальцем и улыбнулся.

– Ты очень красивая, когда плачешь. И когда не плачешь, тоже.

Карета начала снижаться. Вульфус снова коснулся моей щеке и прильнул к губам. Я чуть прикрыла глаза, стараясь остановить подступающие слезы и усмирить сердцебиение.

– Зачем ты увез меня? – спросила я.

– Хочу, чтобы ты была рядом.

Он еще несколько раз поцеловал меня и, когда карета летела совсем низко, отстранился. Я вздрогнула от легкого толчка, почувствовав приземление. Через мгновение дверь распахнулась. Вульфус как ни в чем не бывало вышел первый, за ним, чуть погодя, вылезла и я.

– Добро пожаловать в академию Совета! – сказал милый женский голос.

Выходя из кареты, я первым делом увидела ее круглый живот, так странно смотревшийся на фоне худеньких плеч. Она была молодая, должно быть, всего на пару лет старше меня. Ее коротко подстриженные и забавно торчащие в стороны волосы делали ее еще моложе на вид.

– Здравствуй, – сказала она, наклонившись ко мне. Она улыбалась красиво, искренне. – Остальные девочки уже расселились, ты последняя. Давай я провожу тебя до комнаты и все здесь покажу?

– Не стоит утруждаться, – холодно сказал Вульфус. Казалось, он не ожидал увидеть ее. – Тебе лучше отдохнуть.

Лицо его жены помрачнело, улыбка исчезла. Даже глаза вдруг стали какими-то отчужденными.

– Я только и делаю, что отдыхаю.

– Отдыха много не бывает, – тон Вульфуса не терпел возражений. – Я разберусь с учениками. Ты сама дойдешь до комнаты или тебя проводить?

– Сама дойду.

Его жена еще какое-то время смотрела на нас, потом отвернулась и мелкими шагами пошла в сторону голубоватого трехэтажного здания.

– Там спальни учителей и работников академии, – пояснил Вульфус, – общежитие для учеников с другой стороны.

Он предложил мне свой локоть, и я робко взяла его. За нами, отставая на несколько шагов, словно приведение, следовал Кларк.

Вульфус нес мой чемодан до комнаты. Она была довольно просторной, с большим квадратным окном, выходившим во двор, и двумя кроватями, поставленными у стен.

– Твоя соседка сейчас на занятиях, – сказал Вульфус.

Он поставил мой чемодан у одной из кроватей.

– Мне нужно идти. Могут пойти пересуды, если я слишком долго буду находиться в женском общежитии.

Я кивнула, глядя в пол.

– Если тебе что-нибудь понадобится, что угодно, сразу скажи об этом работникам.

Я снова кивнула.

– Кларкия…

Я подняла глаза. Вульфус слегка сжал мою руку.

– Приходи ко мне сегодня. За главным корпусом в пяти минутах ходьбы есть небольшой склад. Давай встретимся там после ужина.

Он притянул меня к себе, но сразу замер – в коридоре послышались голоса.

– Увидимся после ужина, – сказала я.

Вульфус кивнул, прильнул губами к моим волосам и обнял меня. Постояв так немного, он поцеловал меня в висок и быстро вышел из комнаты.

Закрыв за ним дверь, я прислонилась к ней, чувствуя легкое головокружение. Я еще не совсем осознала все произошеднее. Немного придя в себя, я принялась оглядывать комнату. Обе кровати были аккуратно застелены одинаковыми коричневыми покрывалами, у каждой стояли одинаковые тумбочки с выгравированной эмблемой Совета – тринадцатиконечной звездой. Я открыла свою и нашла несколько чистых тетрадей. На кровати лежало расписание занятий и записка.

«Кларкия Эван, добро пожаловать в Академию Совета. Если вам что-нибудь понадобится, обратитесь к смотрителю общежития (первый этаж первый кабинет слева) или к секретарю по учебной части (главный корпус, первый этаж). Удачного обучения!»

Я убрала записку в тумбочку и подошла ко второй кровати. Как-то не верилось, что она принадлежала другому человеку, живому человеку – моей ровеснице. Я не помнила, когда в последний раз видела новых людей.

Я открыла ее тумбочку – как и в моей там были тетради, но уже истрепанные и исписанные, с погнутыми страницами. Кроме них там была всего одна вещь – небольшой бархатный мешочек, на котором золотистыми нитками была вышита буква «Л». Я схватила его и спрятала у себя под подушкой.

*

Я думала, что она сразу обнаружит пропажу, догадается, что, кроме меня, сделать это было некому и тогда… Я не знаю, чего именно ждала, зачем делала то, что делала. Нечто внутри меня приказывало, а я подчинялась.

Девочку, у которой я украла мешочек, звали Лия. Иногда, когда мы обе были в комнате, и она, сидя на своей кровати, читала учебник или, задумавшись, смотрела в окно, я всматривалась в ее лицо – самое спокойное и доброе лицо, которое я когда-либо видела, с глубоким, чуть печальным взглядом и нежной тихой улыбкой, никогда не сходившей с ее губ. Я пыталась понять, винит ли она меня, знает ли, что ее вещь, – а это была важная вещь, я не сомневалась, – лежала у меня под подушкой, и что, каждый раз, оставаясь в комнате одна, я доставала ее, проводила пальцем по выпуклой золотой вышивке, собиралась потянуть за веревочку и посмотреть, наконец, что же там внутри, но каждый раз не решалась, пока не становилось слишком поздно, и за дверью не слышались ее легкие шаги.

Она знала. Я видела это в ее мимолетных взглядах, слышала в ее голосе, когда она здоровалась со мной каждое утро, называя по имени, – как давно никто не говорил мне: «Доброе утро, Кларкия!» – никто не говорил, а она говорила, и каждую ночь, когда я уже лежала в кровати, отвернувшись к стенке, рассматривая микротрещины в штукатурке, она выключала свет, и я слышала, как тихонько поскрипывала ее кровать, когда она на нее садилась, забиралась с ногами и куталась в одеяло, непременно говоря: «Спокойной ночи, Кларкия».

Она сидела со мной на занятиях. В первый день я села в самом далеком углу, и, хотя я не поднимала взгляда от своих рук, лежавших на новенькой деревянной парте, я чувствовала, как на меня то и дело поглядывают другие студенты. Я специально выбрала самое изолированное место – на последней парте у дальнего окна, где никого больше не было ни спереди, ни сбоку. Я пришла на занятия последняя. Лия уже сидела в центре аудитории и разговаривала с двумя мальчишками. Заметив меня, она улыбнулась, собрала свои вещи и пересела ко мне. Два ее друга – вернее, как я узнала позже, один из них был ее братом – последовали за ней и сели прямо перед нами. С тех пор мы так и сидели.

Саликс, ее брат, был высоким и во всем походил на свою сестру – от ярко-синих глаз до манеры все вокруг оглядывать каким-то странным, словно влюбленным, взглядом. Его друг, Эрик, был чуть ниже, но очень сильным и подвижным. Он так заливисто смеялся, что слыша его смех, невозможно было сдержать улыбку.

На занятиях я никогда не слушала преподавателя. Несколько раз меня ругали, спрашивали домашнее задание, задавали какие-то вопросы, – наверное, очень легкие, потому что все остальные громко смеялись каждый раз, когда я не знала, что ответить. Мне было все равно. Я постоянно забывала тетради и учебники, иногда вообще не приходила на занятия – вместо этого я оставалась в постели и теребила в руках украденный мешочек. На меня жаловались. Вульфус несколько раз просил меня быть чуть прилежнее, но вскоре он сдался, а за ним и все учителя. Меня оставили в покое, не замечали ни учителя, ни ученики. Я стала приведением, но Лия и ее друзья все так же садились рядом.

Место Саликса было прямо передо мной. Когда я пытаюсь вспомнить, чему нас учили на уроках, я вспоминаю его затылок с мягкими отросшими волосами, – не такими длинными, как у Кларка в детстве, но такими же красивыми. Иногда он оглядывался и, подхватив мой взгляд, улыбался. Эта была такая чистая, искренняя улыбка, что я невольно сжималась. Если бы он знал, какой я плохой человек, он бы мне так не улыбался.

Кларк почти не приходил на занятия. Несколько раз я видела его в окрестностях академии, – он всегда был в грязной одежде, растрепанный, часто в синяках. Иногда, когда Вульфус силой приводил его в аудиторию, Кларк угрюмо садился за первую парту – она была ближе всего к двери. В него швыряли бумажками и огрызками от яблок, а однажды кто-то отрезал ему все волосы на затылке, из-за чего его начали дразнить еще больше.

В такие моменты я отворачивалась к окну. Ветви росшей рядом осины мягко касались стекла. Иногда на них опускались вороны – их было много в тех краях. Я видела, как они машут крыльями, как кружат в небе, как плавно снижаются, и как будто снова попадала в комнату Кларка, щурилась от ее полумрака и затхлого запаха пота, гнили, смерти… Блестящий черный глаз вороны замирал на мне, и от внезапного ужаса немели ноги, крутило живот. Я пыталась спрятаться, отвести взгляд, но справа и спереди на меня с одинаковой грустинкой смотрели брат с сестрой. Им не нужно было ничего говорить, я знала, что они думают. Для них чудовищем была я. Я, а не Кларк. Если бы только они знали, какой он на самом деле, на что он способен…

Они как будто слышали мои мысли, вздыхали и звали Кларка, но тот притворялся, что не слышит. После уроков Саликс и Эрик бежали за Кларком, но никогда не догоняли – он слишком быстро исчезал из виду. От них же я узнала, что Кларк не ночевал в общежитии, – по слухам он жил в лесу, душил и съедал мелких птиц и животных.

– Ерунда, – морщилась Лия. – Не верь им.

Но я поверила сразу, как только услышала. Это было похоже на него. Таким он был, и ему нельзя было помочь. Я чувствовала, что кто-то следит за мной, смотрит из леса, как я изо дня в день, накрывшись плащом, бегу в заброшенный склад. И я знала, что это мой брат, и я знала, что он знает, но мне это казалось неважным, Кларк казался мне не важным. Недочеловек. Его как будто больше не существовало, он был лишь тенью, отголоском моих самых страшных воспоминаний. Как мне хотелось, чтобы он совсем исчез, чтобы он умер или вовсе не рождался. Отвратительное, жестокое чудовище… Я ненавидела его – безумное, иссушающее чувство. Чем отчетливее я осознавала эту ненависть, тем сильнее мне хотелось быть с Вульфусом, ощущать свою власть над ним, видеть, что он меня любит, понимать, что он рискует всем, что где-то в учительском общежитии плачет его жена: от обиды, от подозрений, от чувства собственной ненужности… А я нужна, меня выбрали, меня предпочли… И мне ничего не нужно было бояться. Вульфус сможет защитить меня от всего. От всего.

*

Это случилось через неделю. Я была с Вульфусом – в тот вечер мы делали это особенно долго. Я не хотела отпускать его, не хотела возвращаться в общежитие. Я чувствовала, что что-то произойдет, и как будто пыталась оттянуть момент.

Нас с Кларком искали и обоих не могли найти. Когда я за полночь вернулась в свою комнату, Лия в темноте сидела на моей кровати. На миг у меня похолодела спина. «Она знает, она нашла его под подушкой!» Я подошла и села рядом с ней.

– Где ты была? – спросила она.

Я удивилась ее вопросу. Я думала, она будет обвинять меня, спрашивать, зачем я украла ее вещь. Зачем я украла ее? Нужно было объяснить, но я не знала, что сказать.

– Я… В первый день, ты была на занятиях, и я…

Лия посмотрела на меня. В темноте мне показалось, что ее глаза как-то странно блестят, и тут я поняла, что они были полны слез.

– Кларкия, – сказала она. Ее голос впервые так дрожал. – Пока тебя не было, сюда приходили люди из Совета. Тебя искали, но не нашли и не могли больше ждать…

В мыслях я умоляла ее замолчать. Я не хотела знать. Я ничего не хотела слышать.

– Сегодня утром застрелился твой отец, – она покачала головой, и ее слезы брызнули мне на руку.

Я молчала. Глаза были сухими. Все остальное тоже словно высохло – казалось, если вскрыть мне вены, из них посыплется песок.

Лия все плакала громче и громче, пока ее плач не перешел в рыдание. Меня это злило. Она даже не знала его. Он не достоин жалости. Он был… Он был таким же, как Кларк.

– Перестань, – процедила я. – Почему ты плачешь?

Лия вытерла глаза, попыталась прекратить, но у нее то и дело вырывались всхлипы.

– Тебе правда жаль его? – не понимала я.

Лия покачала головой и, глубоко вздохнув, прислонилась головой к стене. Свет из окна падал на ее лицо – красное, с широкими следами от слез.

– Я видела, – сказала она. – Я чувствовала его. Его муку. Ему просто никто не помог. Он несчастный человек…

– Перестань!

Я сама удивилась своему крику. Она злила меня. Она ничего не понимала, она даже не знала, каким он был, что он делал.

Лия встала и перешла на свою кровать. Не умываясь и не переодеваясь, – как была в уличном плаще – я забралась под одеяло. Мы молчали. Долго. Я знала, что она не спит. Я и сама не могла уснуть – я не могла понять того, что она сказала.

– Ты видела? – спросила я.

Лия пошевелилась, но ничего не ответила.

– Ты сказала, что ты видела его. Как ты могла его видеть?

Она притворялась, что спала, но я слышала ее дыхание, слишком громкое, слишком взволнованное… Наверное, она все еще плакала.

Я не знаю, сколько прошло времени. Я была в полудреме, кровать как будто уходила из-под меня, но чьи-то цепкие щупальца тянули меня обратно в реальность. Мне постоянно чудились пальцы с синими пятнами от лопнувших капилляров. Они мертвой хваткой сомкнулись на моем локте. Я отмахивалась от этих видений. Хотелось забыться и не получалось. Вдруг я услышала ее голос. Приглушенный, словно каждое слово давалось ей с трудом.

– Он был пьян. Зашел в комнату твоего брата. В первый раз с тех пор, как… ты знаешь. Он очень жалел, Кларкия. Обо всем.

*

Кларк изменился. Внутри он был все тем же извергом, но Вульфус каким-то образом заставил его ходить в чистой одежде и посещать занятия. Теперь Кларк был членом Совета, представителем семьи Эван. Его больше не дразнили, несмотря на то, что он стал еще уродливее: так и не вырос и сильно потолстел. Он говорил писклявым голосом и брил голову налысо. У него появилась власть над людьми отца, наш дом перешел в его полное распоряжение. Во время каникул Кларк уезжал домой, а я оставалась в общежитии. До меня доходили слухи, что почти все люди отца уехали, а некоторые пропали без вести. Дом же был всегда закрыт для посетителей. Я не знаю, что Кларк там делал, – с тех пор, как я, проигнорировав мольбы отца, села в карету, я больше никогда не возвращалась в родной дом.

Вульфус один мог как-то влиять на Кларка. Они ненавидели друг друга, – это было видно невооруженным глазом, – но одновременно Кларк боялся Вульфуса и не находил в себе смелости противостоять ему. В этом он точь-в-точь походил на нашего отца.

Я продолжала ходить к Вульфусу. Мы встречались почти каждый день, занимались любовью и еще долго лежали на одеяле за сложенными друг на друга партами. Я равнодушно смотрела на его крепкое тело, обладание которым уже не приносило мне удовольствия. Он непрестанно говорил, какая я красивая, с горящими глазами рассказывал о том, как постепенно подчиняет себе одну семью в Совете за другой.

– Когда я узнал, что Совет открывает академию, сразу понял, какой здесь потенциал. Отпрыски самых богатых семей Инниса – их тайны, пристрастия, слабости – все это понадобится мне, когда я стану главой Совета. Только ради этого я и женился на дочери директора, – еще до того, как встретил тебя. Мне нужно было доверие ее отца. Раньше он был влиятельным человеком, пожалуй, самым образованным на Иннисе, но слишком романтичным. Его всерьез волновало будущее поколение, – Вульфус усмехнулся. – Наивный… Он возлагал на академию столько надежд. Несчастный старик ничего не видел дальше своих книг. Я почти у цели, Кларкия. Будь со мной, только будь со мной, и я подарю тебе весь Иннис.

Каждый раз он все настойчивее говорил о нашем будущем, обещал, что даст мне все, что я пожелаю. Я почти не слушала его, и видела, в каком он отчаянии. Мне казалось, он чувствовал, что теряет меня.

Что-то во мне действительно изменилось. Иногда, гуляя по окрестностям академии вместе с Лией, Саликсом и Эриком, я встречалась взглядом с его женой, и мне становилось не по себе. Ее живот был уже совсем большим. Она ходила медленно, часто садилась передохнуть. Когда мы встречали ее, Эрик сразу оживал, бросался к ней, брал под локоть и помогал дойти до скамейки. Они подружились. Эрик только и делал, что говорил о ней. Я замечала, что жена Вульфуса в последнее время выглядела очень подавленной, и думала, что это из-за меня, но Эрик объяснил, что недавно от сердечного приступа умер ее отец. Надо же, удивилась я тогда, как много у нас общего. Две сироты, связанные одним мужчиной.

После смерти ее отца Вульфус стал главой академии. Он выглядел еще выше, еще статнее, еще сильнее. Он наслаждался властью. Мы больше не встречались на складе, теперь он приводил меня в свой кабинет. Несколько раз я даже оставалась ночевать с ним на широком кожаном диване под портретом Олена Зорта. Вульфус продолжал делиться со мной своими планами, – глава Совета, повелитель Инниса, огромный особняк и дети. Он хотел детей. Я почти не слушала, но когда он заговорил о детях, я не сдержалась и сказала:

– У тебя скоро будет ребенок.

Вульфус недоуменно посмотрел на меня.

– Я хочу детей от тебя.

Он выглядел так, будто объяснял мне очевидные вещи. Я же долгое время не могла прогнать из мыслей его жену с ее растущим животом. С каждым днем она выглядела все подавленнее, и Вульфус начал пугать меня своим подчеркнутым безразличием к ней. Его бесстрашие, которое вначале так восхищало меня, теперь вселяло ужас. Я понимала, что от него можно ждать всего, и осторожно спросила:

– А что будет с этим ребенком?

Вульфус пожал плечами.

– Он останется со мной. Все-таки это мой ребенок.

– А она?

– Не думай об этом раньше времени. Все будет, как я сказал. Только доверься мне.

Он притянул меня к себе и начал целовать. Он всегда делал это, когда чувствовал, что что-то не так. С каждым разом его движения становились все требовательнее. Он все чаще звал меня к себе, все дольше удерживал. Иногда он так сильно сжимал меня, что на коже оставались следы. С каждым днем он хотел все больше, а у меня не было сил отказать ему, как и не было сил поднять взгляд, когда я видела его жену.

Я чувствовала, что все знают. Мы с Кларком были темой сплетен на каждом углу. «Сироты, что с них возьмешь», – говорили одни. «Неблагоприятная семья», – говорили другие. Студенты и учителя догадывались, что случилось с людьми отца, после того, как хозяином в доме стал Кларк. Об этом шептались все, кому не лень. Вся академия давно заметила, что Вульфус относится ко мне по-особенному, и многие бросали на меня то насмешливые, то презрительные взгляды. Я привыкла. Я знала, что заслужила все это.

Единственный человек, от которого я хотела бы все скрыть, был Саликс. Конечно, он знал, и я знала, что он знал. Мне так хотелось, чтобы он, как и остальные, сказал мне что-нибудь, оскорбил или ударил. Но он улыбался, когда видел меня, угощал конфетами и ягодами, постоянно рассказывал разные истории, но никогда ни о чем не спрашивал.

Лия тоже знала обо всем. Я не скрывала от нее, куда ухожу каждый вечер. Она не осуждала, но пыталась отговорить.

– Он сделал много ужасных вещей, – говорила она.

Обычно я отмахивалась, но однажды ответила ей:

– Я тоже.

Лия покачала головой.

– Не притворяйся, Кларкия. Ты знаешь, о чем я.

– Нет, не знаю.

– Знаешь.

Я не хотела, боялась признаться ей. Боялась рассказать о своих догадках, о страхе, который иногда сковывал меня, когда я смотрела в глаза Вульфусу. Планы, о которых он рассказывал, поступки, на которые был способен… Мне казалось, что Лия отвернется от меня, ведь я так давно была с ним. Я чувствовала себя соучастницей, понимала, что была не лучше него. Я сама была частью тех ужасных вещей.

– Мой брат тоже многое сделал, но ты постоянно просишь меня поехать к нему, – сказала я.

– Потому что ты любишь его, он твой брат. В тебе есть силы, чтобы помочь ему. А тому человеку ты не поможешь.

Я не хотела слушать ее. Я накинула плащ и пошла к Вульфусу, не заботясь о том, что меня кто-то увидит. Я даже хотела, чтобы меня видели. Чтобы обо мне говорили, называли грязными словами. Они были правы.

Я вошла к нему без стука, как всегда. Вульфус сидел за рабочим столом и что-то писал. Увидев меня, он улыбнулся и подошел. Он снял с меня плащ и повесил на вешалку.

– Я скучал, – прошептал он, обняв меня сзади, и начал целовать в шею, в висок, в плечи.

Я пыталась расслабиться, но не могла. Слова Лии не выходили из головы. Одна догадка за другой навязчиво вертелись в мыслях. Вульфус развернул меня к себе и поцеловал в губы. Мне было душно. Я с силой толкнула его в грудь и отошла к окну.

– Что с тобой? – спросил Вульфус. Я видела беспокойство в его глазах. Он не хотел знать правду.

Я посмотрела в окно на пустой дворик. Что-то изменилось в академии со смертью ее директора. Неуловимая перемена, которую чувствовали все студенты. Вульфус все вокруг менял под себя.

– Что произошло с отцом твоей жены? – спросила я.

Вульфус ответил не сразу. Он не ожидал этого вопроса и смотрел на меня с недоумением.

– Он умер, – сказал он наконец.

– Умер? – переспросила я.

Вульфус пристально смотрел на меня.

– Чего ты хочешь, Кларкия?

– Ты убил его?

Я не могла поверить, что сказала это вслух. Вульфус растерялся, я слишком хорошо знала его, и могла уловить любое чувство на его непроницаемом лице.

– Ты убил его… – повторила я.

Вульфус подошел и схватил меня за руку.

– Чего ты хочешь?

– Я хочу знать правду.

Я соврала. Я хотела не этого. Я и сама не знала, чего хотела.

– Да, – сказал Вульфус. – Но тебе не стоит думать об этом.

– Зачем?

Дурацкий вопрос. Конечно, я знала зачем.

– Кларкия, забудь об этом. Я сам во всем разберусь.

Он снова попытался обнять меня, но я увернулась.

– Ты знаешь, я все сделаю ради тебя, – сказал Вульфус. – Иди ко мне, пожалуйста.

Я покачала головой и потянулась к своему плащу. Вульфус схватил меня за плечи и приблизил к себе. Сердце забилось чаще от страха, но я старалась держаться хладнокровно.

– Ты заставишь меня спать с тобой? – спросила я.

Вульфус смотрел на меня ошарашенно. Он медленно опустил руки.

– Конечно, нет.

– Тогда отпусти меня.

Мы оба знали, что я имела в виду. Вульфус застыл, но вскоре решительно покачал головой.

– Нет. Я люблю тебя.

Он впервые это сказал. Я видела, что ему больно и что он пытался скрыть это.

– Я не хочу больше…

– Кларкия, – Вульфус протянул руки, как будто собираясь обнять меня, но не решался. – Не делай этого. Я дам тебе все, что пожелаешь. Я дам тебе весь Иннис.

– Мне не нужен весь Иннис.

Вульфус застыл, потом резко отвернулся и отошел к дальней стене. Он стоял ко мне спиной. Я хотела снова потянуться к плащу, но вздрогнула. Вульфус ударил по стене, отчего с нее сорвался портрет Олена Зорта. Стеклянная рама разбилась вдребезги. Вульфус пнул портрет и повернулся ко мне.

– У тебя кто-то есть? – спросил он.

Я видела, как его руки забились мелкой дрожью, и испуганно покачала головой.

– Не ври мне. Я видел вас. Саликс Сайс, так его зовут? Я видел, как он смотрит на тебя.

Вульфус снова подошел ко мне, на этот раз вплотную.

– Ты… Я видел, как ты смотришь на него.

Мне было страшно. Он не кричал, не угрожал, он даже не прикоснулся ко мне, но мое тело будто окаменело под его взглядом.

– Пожалуйста, отпусти меня, – пробормотала я.

Вульфус смотрел на меня не моргая. Я вдруг с удивлением осознала, сколько боли и горечи было в его взгляде. Будь он способен на слезы, то давно бы заплакал.

– Кларкия…

– Пожалуйста.

Вульфус наклонился и крепко поцеловал меня в губы. Он сжал меня в объятиях и прошептал над ухом:

– Я не собирался убивать его сейчас. Наивный старик грозился убрать меня с должности. Говорил, что я плохо обращаюсь с его дочерью.

Вульфус усмехнулся. Я застыла не в силах пошевелиться.

– Иди в свою комнату, – сказал он и отстранился.

Я схватила плащ и бросилась вон из кабинета. Я уже была на улице, когда услышала голос Вульфуса.

– Ты еще будешь со мной.

*

Без Вульфуса в моей жизни стало слишком много свободного времени. Я чувствовала, что избавилась от какой-то тяжелой обязанности, но совершенно не знала, куда себя деть. Я была счастлива, но на меня часто находило какое-то беспокойство. Я делилась им с Лией, и постепенно на душе становилось легче.

Они лечили меня. Все трое. Своим присутствием, заботой, улыбками. Среди них мне было так хорошо, что иногда я даже верила, что у меня могут быть друзья, что, может быть, я достойна того, чтобы меня любили. Любили другие люди, даже такие чистые, как Саликс и Лия.

Эрик все больше времени проводил с женой Вульфуса. Стоило ему увидеть ее вдалеке, как он тут же прощался с нами и убегал. Он сиял рядом с ней. Наверное, Эрик лечил ее, так же, как лечил меня – его задорный смех вызывал на ее измученном лице слабую улыбку. Оставив их, мы гуляли втроем, а иногда Лия, как будто нарочно, отставала и давала нам с Саликсом возможность побыть наедине.