Восток. Запад. Цивилизация

Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.

© К. Демина, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Глава 1,

в которой состоялся откровенный разговор

Эва сама не могла сказать, с какого момента и, собственно говоря, зачем она вообще решила подглядеть за сестрой.

После представления?

Нет, конечно. Тогда голова была занята совсем другими мыслями. Странными. Путаными такими, в которых и удивление присутствовало, и радость, и… огорчение. Даже сперва радость, а потом она сменилась совсем-совсем уж огорчением.

Граф.

И племянник императора.

На императора тогда Эва и взглянуть побоялась, очень уж он показался грозным. И даже думалось, что вот он сейчас посмотрит в глаза Эве и все-превсе про нее поймет. Даже то, чего Эва сама не понимает. А он взял и…

– Кто бы мог подумать, – тихо произнесла маменька и поглядела на Эву как-то так… с жалостью?

Нет, Эва привыкла, что ее жалеют.

За несовершенство там жизненное. За то, что у нее ничего-то толком не выходит правильно. И вообще. В целом. Но тут стало горько.

Еще и Эдди…

Его мигом окружили, и те же Лизелотта с Дианой первыми подошли, точнее не сами, а их маменьки, но потом уже и они, и остальные, и…

– Вот и все, – мрачно заметила Тори, прищурившись. – Проворонила графа, сестрица.

Эва ничего не ответила.

Только подумала, что зато у нее перо есть.

Воронье.

Настоящее. И… и остаток вечера она запомнила смутно. Разве что вот танец. Она обещала и Эдди запомнил, хотя теперь, наверное, с ним любая с радостью танцевать согласилась бы.

Потому что граф.

И племянник императора.

Как такое возможно?

Она хотела спросить, когда он подошел, но взглянула на мрачное лицо и промолчала. Улыбнулась так, как учили, очень и очень вежливо. И танцевала, танцевала…

А потом, конечно, не удержалась и глупость ляпнула:

– Вы на него совсем не похожи.

Эдди хмыкнул и впервые улыбнулся. Наверное, глупость совсем смешной была.

– Знаю, – сказал он. – Общей крови у нас нет, а он… вот разве можно так с людьми-то? Без предупреждения.

И плечом повел.

Ткань фрака затрещала.

– Сочувствую. – Если уж говорить глупости, то от всего сердца. Тем более почему-то Эва и вправду сочувствовала. Хотя, казалось бы, как можно сочувствовать человеку, которому только что подарили титул и признали родственником императора?

Слово-то сказано при всех. И уж теперь, даже если император захочет, отказаться от него не выйдет.

– И эти вот еще… – Он мотнул головой. – Барышни, чтоб их…

– Что с ними?

Сердце Эвы сжалось.

– Да… страшно. Смотрят так, будто прикидывают, как загонять станут.

– Станут, – подтвердила Эва. – Всенепременно. Вы теперь очень ценная…

– Дичь?

– Именно. – Страхи вдруг отступили. И обида тоже. В конце концов, он не виноват, что оказался графом. И ладно бы просто… с просто графом Эва, может, и смогла бы породниться, несмотря на подпорченную репутацию.

О чем она только думает-то?

Но вот родственник императора…

И близкий.

Племянник – это вам не четвероюродный кузен по линии давно почившей прабабки. Племянник – это очень и очень серьезно.

И без разрешения императора он жениться не сможет.

А император никогда не позволит родственнику породниться с кем-то вроде Эвы… то ли дело Лилиан. У нее дедушка – герцог. И репутация безупречнейшая.

– В том-то и дело, не привык я быть дичью. – Эдди держал руку очень осторожно. – Не самые приятные… ощущения. Зачем я им нужен-то?

– Чтобы выйти замуж.

– Они же меня боятся. – Он вел и держался так, будто ему не впервой танцевать на императорском балу. И… и что Эва вообще о нем знает?

Кроме того, что он шаман и еще немного ворон?

И что клюв у него грозный, а перья, наоборот, очень мягкие?

Кроме того, что он искал ее. Пускай Эва была ему никем, но искал ведь. И нашел. И пришел. Спас. А потом вернул домой.

Достаточно ли этого, чтобы влюбиться? Или она вновь себе все придумывает? В прошлый раз ведь Эва тоже не сомневалась, что влюблена. И что эта любовь – та самая, истинная, которая от первого взгляда и до последнего вздоха. А сейчас, если подумать, она и лицо-то Стефано вспоминает с трудом.

Так какая любовь?

Или не в любви дело, а в самой Эве? В ее легкомысленности? Маменька рассказывала, что некоторые особы настолько ветрены, что могут влюбляться не в одного мужчину, а… в двух.

Или даже в трех.

Но это, наверное, точно выдумка.

Или нет?

– Это неважно. – Она сумела-таки собраться с мыслями, которые все норовили разбежаться. – Брата моего тоже боятся, но все равно норовят поближе подойти. Дело не в страхе. Дело в положении. Та, что станет вашей женой, она, во-первых, будет графиней.

Кажется, он хихикнул.

От нервов, наверное.

– А во-вторых, ваше родство с императором…

Точно хихикнул.

– …позволит ей занять очень высокое положение при дворе.

– Понятно. А я?

– А что с вами?

– Зачем мне жена, которая меня боится?

– Ну… она привыкнет. Может быть. И вообще, вы вовсе даже не страшный.

Он поглядел на нее так, сверху вниз. И может, сказал бы что-нибудь, но танец завершился, и Эдди галантно препроводил Эву к маменьке. Второй же раз приглашать не стал, и это было понятно.

Но и с другими не танцевал.

А потом вовсе куда-то исчез к небывалому разочарованию дам. Эва остаток вечера думала… о всяком. И от мыслей становилось то грустно, то смешно, то вообще как-то так, будто бы ей все равно.

Уже в карете Тори заметила:

– Это будет забавно.

А маменька поглядела на нее и строго, как никогда прежде, произнесла:

– Ничего забавного в данной ситуации я не вижу.

Тогда-то Эва и решила приглядеть за сестрицей. Или все-таки позже? Когда дверь ее комнаты скрипнула? Комнаты-то, как и прежде, рядом. А двери скрипучие, хотя их смазывают-смазывают, но они все равно скрипят. Впрочем, Эва знала, что у дома есть свой характер и что Тори он немного недолюбливает, тогда как в комнатах Эвы никогда ничего не скрипит. И сквозняков тоже не случается.

Не забиваются каминные трубы.

И сами камины горят всегда ярко. Перины мягки, одеяла легки, но сейчас все одно не спалось. Вот совершенно. От мыслей в голове. От того, что она запуталась, а распутаться никак не получалось. Хоть и вправду в монастырь уходи, но…

Но скрипнула дверь. И потом дом вздохнул еще.

А Эва поднялась.

И выглянула в коридор. Осторожненько так. И как раз вовремя, чтобы увидеть Тори, которая медленно шла куда-то. И главное, странно так. Два шага. Остановится. Еще пару шагов. И вновь остановится. И опять. И шаги эти такие… неправильные.

– Эй, – окликнула Эва, но сестрица даже не обернулась. Добравшись до лестницы, Тори застыла перед ней. В полутьме ее фигура просвечивала через тонкое полотно рубахи. И сама Тори казалась призраком, жутковатым, честно говоря. – Тори. – Эва решительно подошла и… поняла.

Спит.

Ее сестра стояла у лестницы с закрытыми глазами. И не решалась сделать шаг.

К счастью.

И… появилась подлая мыслишка отступить. Им ведь случалось во сне ходить. Раньше. В детстве. Когда Дар только-только начинал проявляться. Именно тогда Эва однажды и упала с лестницы. К счастью, ничего не сломала, но там-то, в имении, и лестница была в пять ступенек, невысоких, а тут…

Если Тори упадет, то Эва снова останется единственной дочерью.

Но…

Она осторожно взяла сестру за руку.

– Идем, – сказала ей, разворачивая. И Тори подчинилась. – Надо спать в кровати.

Шаг.

И второй.

И удалось отвести сестру к комнатам, и даже внутрь Тори зашла. И Эва с ней, конечно, чтобы увидеть прикорнувшую в кресле горничную.

Стало быть, маменька, или Берт, или отец заподозрили что-то такое, если приставили эту девицу. А она заснула.

– Ложись, – сказала Эва, подведя сестру к кровати. – Давай, спать пора…

Тори молча забралась в постель и легла на спину. Руки ее вытянулись вдоль тела, а глаза вдруг открылись. И Эва ужаснулась тому, до чего черными они сделались вдруг. Потом уж поняла, что глаза обычные, но зрачок расплылся.

– Сестрица, – сиплым голосом произнесла Тори. – А я тебя вижу.

– Я тебя тоже вижу. Спи давай.

И Тори послушно закрыла глаза.

Эва некоторое время посидела рядом, раздумывая, безопасно ли оставить ее так. Потом попыталась разбудить горничную, но девица лишь бормотала что-то и пускала пузыри. И вздыхала еще так томно, как в романе.

В общем…

Тори, кажется, уснула нормально. И Эва вернулась к себе, решив, что утром обязательно расскажет обо всем маменьке. Пусть или горничную заменят, или дверь закрывают. А то и вправду сверзится сестрица с лестницы и шею свернет.

Не то чтобы сильно жаль, но… как-то это не по-родственному.

А утром Тори явилась сама. Рано. Эва еще и из постели не выбралась, а она уже тут. Умыта, одета и волосы даже заплела в косу.

– Поговорить надо, – сказала сестра, усаживаясь на кровать. – А ты все такая же соня. И копуша.

– Будешь дразниться, – Эва подавила зевок, – сама с собой и разговаривай.

Тори хмыкнула.

– Не говори маме.

– О чем?

– Ты знаешь.

– О том, что ты…

– И соображаешь туго. – Тори поглядела на потолок.

– Это опасно. – Эва выбралась из кровати, чтобы сесть.

Раньше им случалось сидеть вот так, вместе. Рядышком. Но давно. Там, в имении, когда они тайком пробрались на чердак, потому что Тори была уверена, что где-то там, на чердаке, сокрыты древние сокровища. Эва еще сомневалась, что им там делать.

Но Тори всегда умела убеждать.

И в тот раз тоже.

Сокровищ они не нашли, зато отыскали сундук со старинными нарядами. И пусть их частью мыши поели, но ведь все равно интересно было. И зеркало то, с трещиной. И еще много другого. А потом, уже вечером, оставленные без ужина – их тогда все обыскались, – они сидели на подоконнике комнаты Эвы, смотрели в ночь и разговаривали о чем-то безумно важном.

Почему потом все пошло не так?

– Да ладно…

– Ты могла свалиться с лестницы. – Эва вытянула ленту из косы. Волосы опять растрепались, и расчесывать их придется гребнем долго. – А здесь лестница такая, что…

– Шею сверну?

– Именно.

– Мне надо.

– Куда?

– Сама не знаю. – Тори обняла себя. – Я спать боюсь. И в то же время… сложно объяснить. Понимаешь, я так устала тогда. Помнишь, маменька все время твердила, что мы должны то, должны се… быть лучше всех. Идеальные юные леди. Манеры, все остальное…

– У тебя ведь получалось.

– И у тебя бы получилось, если бы ты захотела.

– Я хотела!

– Да ну… ты вечно отвлекалась. Просто брала и отвлекалась! И забывала! Тебе целый день твердили о чем-то, а ты потом раз и… а я так не умела! Если бы ты знала, до чего это утомительно… а еще первый бал. Маменька о нем заговаривала, а я только представила, как на меня все будут смотреть, и мне поплохело! И… и курицы эти еще.

– Кто?

– Джемма. И Сара Уайтхилл. Катарина…

– Вы ведь дружили!

– Как бы не так, – фыркнула Тори. – Только такая наивная овца, как ты, могла поверить в эту дружбу.

– Сейчас в нос дам.

– Такой ты мне нравишься больше. А дружба… мы вроде бы и дружили, но каждый раз они давали понять, какое делают мне одолжение. Я ведь из Орвудов! Из тех самых Орвудов, которые некроманты, которые…

– Страшные и ужасные?

– Проклятые.

– Просто невыносимые. И рядом с ними нельзя даже стоять…

– Точно.

Они переглянулись.

И Эва улыбнулась, робко так.

– Я подумала, что… вот будет бал, – продолжала Тори. – Дебют. И маменька ведь выберет не абы так, а самый-самый важный бал…

– Как у герцогини?

– Точно. И там ведь будем не только мы. Там… там соберутся все дебютантки, кто хоть что-то из себя представляет. И мы. И… вот представь, что все танцуют и веселятся, а мы стоим у стены. Целый вечер. И все это видят. Перешептываются. Пальцами не показывают, но и так понятно, что мы… мы…

– Орвуды, – сказала Эва.

– Да.

– Маменька бы этого не допустила, сама понимаешь. Она отписала бы… кузенам. И Берт тоже.

– Понимаю, конечно. Но я… испугалась. Я решила, что потренируюсь. Там. Во снах. Ты же знаешь, что у меня отлично получалось со снами. Вот я и подумала, что могу как-то… свой бал устроить. Во сне. Там ведь все будет именно так, как я хочу.

Тихий вздох.

И удивление. Разве Тори могла вот так? Бояться? Она никого и никогда не боялась!

– И получилось. Раз, другой… потом ужин семейный, когда… когда все рады и довольны. Мама улыбается. Папа… Это затянуло. Я сама не заметила, как увлеклась. И… потерялась.

– Ты?

– А думаешь, я по своей воле там пару лет проторчала?!

– Ну… – Признаваться, что Эва думает именно так, не хотелось.

– Все просто. Я создавала мир. И уходила в него. Дальше и дальше. И однажды поняла, что вокруг только он, созданный мною мир. И деваться мне от него некуда совершенно. Я попала в собственную ловушку. Дом. Семья. Любящая. Готовая исполнить любой мой каприз. Ненастоящая. А выйти я не могла!

– Извини. – Эва отвела взгляд. Почему-то было очень стыдно, хотя уж она-то отношения к случившемуся не имела.

А еще почему-то приятно, что Тори тоже далеко не совершенство. Хотя истинная леди не допустила бы подобных мыслей. Но Эва уже поняла, что истинной леди ей не стать.

– Там и время идет совершенно иначе. Я… жила и жила, и… если куда и получалось выглядывать, то в чужие сны. Мысли. Ты бы знала, какие пакости люди видят. А уж думают… Однажды, – Тори передернуло, – я заглянула в одного человека. Случайно. Он… он убивал. Девушек. Совсем молоденьких. Долго, мучительно. Я так испугалась, что… что потом долго не решалась выйти. Все казалось, что он меня обнаружит, дотянется – там тоже не так безопасно. А потом вдруг появилась ты. И… и сбежала.

– Извини, я не знала, что ты на самом деле потерялась. – Может, Эва далеко не истинная леди, но умеет признавать собственные ошибки.

– А я не сказала. Мне вдруг стало так невыносимо стыдно! Я ведь всегда была сильной! А тут вот все это…

– И ты ко мне прицепилась.

– Ну… я подумала, что если прослежу, как ты приходишь и уходишь, то сумею вернуться. А ты… ты вдруг исчезала. Раз, и нет. И я не могла понять, как это происходит.

– Я сама не понимаю, – призналась Эва.

– Я стала тебя искать. И вдруг оказалось, что я могу. Найти. Не только тебя. Отца. Мать. Если сосредоточиться. Если отделить выдуманное от настоящего. Это непросто, но у меня получилось! И я нашла выход!

– Я рада. – Это Эва произнесла серьезно. А Тори кивнула.

– Извини, что… Я просто испугалась, что вы поймете, какая я… дура.

Сестру Эва не обнимала целую вечность. А уж чтобы та…

– Я не позволю этим курам нас обижать, – сказала Тори сестре на ухо. А Эва кивнула. И она тоже не позволит. В конце концов, на балу можно и у стены постоять. Если вдвоем, то даже с интересом, поскольку Тори всегда умела высказываться как-то так… они точно не заскучают.

– Думаешь, на балу у герцогини будет Лилиан?

– И не только она… Спорим, эта курица вырядится так, чтобы все сразу поняли, что у папеньки капиталы? – фыркнула Тори, отстраняясь. – Она никогда не умела вовремя остановиться. И судя по тому ужасному платью, которое она напялила в прошлый раз, за эти годы мало что изменилось.

– Еще бы. А Диана так же млеет от розового.

– Ей он категорически не идет.

– Но это никогда не мешало ей выражать свою к нему любовь… – Эва прикусила язык. Никогда раньше она так ни злословила.

Или…

Почти никогда.

– Я не хочу опять потеряться, – сказала Тори.

– Ты едва не упала.

– Я… знаешь, я ведь понимала, что происходит. Видела. Я снова была там, но все равно не до конца. И… меня тянуло. Вниз. Только тело ощущалось таким… словно чужим. И я пыталась вернуться.

– Поэтому останавливалась?

– Да. И горничную, кажется, тоже я… Твой… знакомый, он назвал меня ведьмой.

– Он не со зла.

– Нет. Это, кажется, правда. Иногда я вижу в людях что-то такое. Это не Дар. Дара у меня нет. Но есть способности. Хотя… все это ерунда. Мне надо вниз.

– Куда?

– Понятия не имею! Но если я не спущусь… Понимаешь, будто зовет кто-то. И ему плохо. Очень-очень. А я могу помочь. Если не помогу, то он уйдет. И я с ним тоже. Уже не понимаю, почему.

– Надо рассказать отцу.

– Надо ли? – Тори поморщилась.

– Надо. – Эва дотянулась до столика. – Расчешешь мне волосы? А то сама я вечно их выдираю. Но рассказать следует обязательно. Если не отцу, то Берту. Мы с тобой наделали прилично глупостей.

– Это да. – Тори взяла щетку. – Только не вертись. Ты никогда не умела сидеть спокойно.

– И не научилась.

– Зато научилась огрызаться, а это, поверь, куда как полезнее.

Эва поверила.

Почему бы и нет. А вот волосы Тори умела расчесывать как никто другой.

Глава 2,

где появляются гости и какой-никакой смысл жизни

– Ах, вы и правда жили в степях. – Девица нервно моргнула и попыталась изобразить заинтересованность. – Это так… романтично. Я себе и представить не могу.

Она снова моргнула и покосилась на пухлую даму в темно-зеленом платье. Платье было в узкую полоску, и оттого дама сливалась с диванчиком, на котором устроилась.

В руках дама держала фарфоровую чашку и на девицу глядела поверх нее, строго и требовательно.

– Извините. – Девицу стало жаль, себя еще жальче, и Эдди поднялся. – Но мне пора идти. Дела.

Он поклонился матушке, и та кивнула в ответ.

Вот ведь…

Поневоле начинаешь радоваться, что на территории этого самого университета женщин нет. То есть не было. Теперь будут. Но Милисента – дело другое, как и Эва, которая, может, и похожа на леди, но уж его-то точно не боится. А эти…

Заявились.

Вот с того вечера и потянулись. Сперва прислали кучу визитных карточек, которые матушка разбирала, благо не требуя участвовать в этом преувлекательном процессе. Потом начались визиты.

Матушкиных подружек.

А у тех подружек вдруг оказывались юные и прекрасные родственницы, которых вот прямо срочно требовалось представить.

Родственницы представлялись.

Бледнели.

Одна, наиболее трепетная, и чувств лишилась, чем вызвала недовольство сопровождавшей ее дамы. И тогда-то Эдди подумал, что сбежит.

Не удалось.

А теперь вот…

– Дорогой. – Матушка вежливо постучала в дверь его комнаты, прежде чем войти. Неужели все же бросила гостей?

– Да?

Эдди ослабил узел галстука.

Как удавка, право слово.

– Все хорошо?

Он хотел сказать, что да, но…

– Нет, – вырвалось неожиданно даже для себя. – Прости, матушка, но это все не для меня. Может, мне и впрямь вернуться… Туда.

Сказать «домой» язык не повернулся. Там дома как раз и не было. И тут тоже. А где? Кто ж его знает.

– Потом. Когда завершишь свои дела. – Она поставила огромную кружку на столик. И откуда взяла? Эдди казалось, что таких-то в доме точно нет.

– Потом, – согласился он.

И чай заварен крепко, а не так, как тут принято. Вон, до черноты. И никакого молока. А сахару… он принюхался. Так и есть, не пожалели.

– Извини. – Матушка села рядом. – Мне стоило подумать, что для тебя все это будет мучительно.

– Почему ты не сказала?

– О чем?

– О том, что ты…

– Сестра императора?

– Именно.

– Да как-то вот… – Она провела ладонью по ткани. – Я не была уверена, что он обрадуется моему возвращению. Оно все же создает некоторые проблемы. И для него в том числе. Да еще брак этот мой морганатический.

– Чего?

Матушка поглядела с легким упреком:

– Не притворяйся глупее, чем ты есть. Я-то тебя хорошо знаю. Я вышла замуж за человека, который много ниже меня по положению. Более того, он вообще не имел титула. И следовательно, я утратила право на свой. Но…

– Кровь – это не титул.

– Верно. И… мы никогда не были особо дружны с братом. Он сложный человек. Наверное, император и не может позволить себе быть другим. Как и слабости. И родственных чувств в принципе.

– Он мог сделать вид, что тебя не знает.

– Мог бы. Или просто сослать куда подальше от города. Запретить появляться в обществе. Запереть в лечебнице для душевнобольных. Он многое мог.

– А вместо этого он назвал меня племянником!

– Не кричи. Слуги здесь верные, но все одно не стоит давать им повод для сплетен. Пей чай. Кстати, Семптоны – это императорская ветвь. Одна из. Мертвая ныне, но теперь получит новую жизнь.

– Я не просил.

– Я говорила ему, что ты не слишком обрадуешься. Но ему показалось забавным.

– Сделать меня графом?

– Видишь ли, дорогой, все немного сложнее. Сын моего брата – мой племянник и наследник престола – он болен. Серьезно. С рождения слаб здоровьем, и все надеялись, что со временем он это перерастет, но становилось лишь хуже. Сейчас надежды почти не осталось. И теоретически ты можешь…

– Нет! – Вот теперь стало по-настоящему страшно.

– Видишь ли, совокупность факторов такова, что женщину на престоле не примут. Разве что в качестве супруги будущего императора, этаким символом преемственности власти. И крови. Поскольку кровь тоже важна. Мой брак лишил меня титула, но не принадлежности к семье. Ты же усыновлен по всем правилам и законом уравнен с прочими детьми.

Эдди задумался.

С чего вдруг император взял да и признал это усыновление и родство? Он ведь мог просто перечеркнуть все эти бумаги. И не надо говорить, что закон стоит выше.

После минутного знакомства уверился, что Эдди достоин занять трон? Да хрена с два.

– Чего он хочет?

– Скажем так, он подозревает, что заговор этот… не до конца ликвидирован. Что есть те, кто поддерживал заговорщиков, по старому обычаю оставаясь в тени.

Не было печали.

Дерьмо.

Кругом одно дерьмо.

– И поэтому пожаловал мне титул?

– Именно. Граф Семптонский – такой титул получали как правило незаконнорожденные отпрыски императора. Он временный. Своего рода титул признания.

– Что? Он же… Нет, это бред! Он всерьез думает, будто кто-то поверит, что я – его незаконнорожденное дитя? Которое что?

– Знаешь, дорогой, – матушка печально улыбнулась, – люди скорее поверят в то, что ты – его незаконнорожденный сын, которого я воспитывала на краю мира, искупая вину за неудачный брак, чем в то, что…

– Что ты просто взяла в дом мальчишку из ниоткуда?

– Ты не из ниоткуда.

– Для тебя.

– Именно. И помни об этом.

– Я и не забываю. Но… он мог бы и меня спросить, – проворчал Эдди. Чашка аккуратно устроилась меж ладоней. И грела. И было тепло, даже приятно, если отрешиться от всего того, что вокруг.

Отрешиться не выйдет.

– Он все-таки император.

– Он тебе угрожал? – Если так, Эдди не посмотрит на корону, свернет засранцу нос на бок.

– Нет. – Матушка усмехнулась. – Он никогда в жизни не опустился бы до угроз. Он все-таки император, – повторила она.

– И от этого не может быть засранцем?

– Еще как может. Более того, чаще всего ему и приходится им быть. На деле все сложнее. Мне тоже этот вариант не слишком понравился, как и ему. Говоря по правде, будь другой выход…

Но другого, приемлемого, не нашлось.

Или искали плохо, или опять Эдди чего-то не понимает.

– То есть он думает, я настолько впечатлю заговорщиков, что они зашевелятся? И постараются… что? Меня угробить, чтобы ненароком трон не занял?

– Скорее уж попытаются с тобой договориться. Угробить тебя крайне непросто. – Матушка улыбнулась уголками губ. – Хотя он и опасался…

Вот уж во что Эдди не верил, так это в то, что свежеобретенный родственничек за него опасается.

– Как ни странно, но на троне ты бы многих устроил.

Не приведите степные боги!

Эдди поспешно глотнул чаю. И едва не выплюнул. Горячий, зараза!

– Это кружка с подогревом. – Улыбка матушки стала шире. – Нашла в одном премилом магазинчике. Так вот, извини, не хочу тебя обидеть, но ты выглядишь…

– Как дикарь?

– Как орк-дикарь. А о них здесь сложилось весьма однозначное впечатление.

И надо полагать, не самое лучшее. Хотя… чего уж тут. Даже там, дома, орков опасаются, но не настолько, чтобы признать равными.

– Дикарь, стало быть.

– Именно. Ограниченный. Примитивный. И управляемый. А это, поверь, самое желанное качество будущего императора.

– Для кого желанное?

– Для того, само собой, кто захочет им воспользоваться. Так что, полагаю, весьма скоро с тобой постараются свести знакомство.

– Мне показалось, что уже.

– О, это только первые ласточки, так сказать.

Эдди поежился.

– Дамы высшего света всегда умели чуять… перспективы. – Матушка щелкнула пальцами. – Пока слух только-только пошел, но сам титул и близость к трону делают тебя весьма завидным женихом.

– Не было печали.

Найти бы того предсказателя и морду набить.

– Весьма скоро какая-нибудь юная особа явится не в сопровождении тетушки или матушки, но вместе с братом. Кузеном. Или еще каким-нибудь родственником. А уж тот постарается познакомиться с тобой… ввести в круг.

– И что мне делать?

– Ну а что делают дикари с точки зрения цивилизованных людей? Естественно, пьют и буянят.

Понятно.

Эдди поморщился и уточнил:

– Насколько сильно буянят?

– Желательно, чтобы… скажем так, некоторое членовредительство допустимо, но Джер просил никого не убивать без особой на то необходимости.

Как расплывчато.

– Постараюсь, – буркнул Эдди и все-таки вдохнул сладкий аромат чая.

– Еще в долг бери.

– Зачем?

– Расписки. Деньги – один из наиболее удобных способов повлиять на человека. Вероятнее всего, тебя постараются втянуть в игру. Бега, скачки, карты…

Чай настоялся. Горький и сладкий в то же время.

– Играй. И проигрывай. Пожалуйста.

– А если наоборот?

– Иногда. Пусть сочтут, что дело в везении. Но… не всегда игра будет честной.

Стало быть, благородные господа шулерством не брезгуют? Дома бы за такое руки переломал бы, а тут придется сдерживаться.

Или нет?

Передергивать карты можно по-разному. И даром ли Эдди учился.

– А не получится так, что я вдруг останусь должен много-много денег разным… людям?

– Нет. Его императорское величество оплатит твои долги. Но сперва вы поругаетесь. Крепко. Из-за этих самых долгов.

Эдди вздохнул.

Как же он устал. А ведь еще ничего толком и не началось.

– Несколько дней назад Джеральда пытались отравить. Клодин, его старшая дочь, слегла. У нее вдруг обнаружились серьезные проблемы с Даром, хотя он слабый и прежде ничего подобного не происходило. – Матушка говорила это чуть в сторону. – Джер отправил девочек на побережье, якобы им вреден здешний воздух. На самом деле…

– Боится, что отравят?

Это меняет дело. Пусть даже Эдди толком не знаком с этими… кто они ему, к слову? Кузины? Но они – матушкина родня. И матушка о них беспокоится.

– Боится. И Арни… мой племянник, он давно живет в крепости. Морской воздух полезен. И сам говорит, что ему там легче. Для всех он – ученый, который ведет изыскания. Но главное, что в Клиффорде до них не добраться.

А в том, что добраться попробуют, нет сомнений.

– Кто?

– Пока неизвестно. И понимаешь, яд этот… он и не яд словно. Джер говорит, что выпил чаю и… утратил Дар. Вдруг. Потом Дар вернулся, но брат все одно чувствовал себя дурно. Вызвал целителей, но те ничего не обнаружили. Джер решил было, что дело в… нервах.

Матушка чувствовала себя виноватой. И пожалуй, Эдди мог бы ее понять.

– Но тут Клоди слегла. И что характерно, то же самое: ни симптомов, ни… Один из дворцовых целителей вспомнил, что сталкивался недавно с чем-то подобным. Коллега к нему обращался. Он и отправил за этим коллегой. А… там все сложно. Жизни девочки, к счастью, ничего не угрожает, но вот вернется ли Дар – вопрос.

Эдди допил чай.

И поднялся.

– Хорошо, – веско произнес он. – Передай дорогому… дядюшке…

И как язык-то не отвалился, сказать такое?

– Что будет ему дикарь. Образцово-показательный. Только… может, тебе тоже на побережье? Мне всяко спокойней будет.

– Дара у меня нет. – Матушка взяла кружку. – И прав на престол тоже. Кому я интересна сама по себе? А вот советом помочь могу.

– И… – Эдди вдруг спохватился. – Слушай, я ведь Чарли обещался в университет.

– Знаю. Джеральд сказал, что лучше и быть не может. Там легче свести правильные знакомства. Но все равно. – Она поглядела снизу вверх, и в глазах ее Эдди увидел беспокойство. – Ты осторожнее, хорошо? Брат мне дорог, но вы с Милли – дороже. Если почувствуешь опасность, бросай все и беги.

– Дикари, – Эдди усмехнулся, – не бегают. Особенно если у них есть правильная дубина.

И погладил дудочку.

На дубину она не походила, но тем и лучше.

Глава 3,

в которой почти ничего не происходит

Три огненных шара зависли под потолком. Я лежала на кровати, глядя на них и вяло раздумывая, что шары стоило бы притянуть и упрятать, правда сперва найти, куда именно прятать. Но двигаться было лень.

И вообще…

– Хочешь? – Перед носом появилась конфета.

Я прикрыла глаза, потому что… потому что хотела. И вообще, не дело это, пользоваться чужой слабостью, особенно когда женщина страдает.

А я страдала.

Пыталась.

Но страдать с шоколадом за щекой получалось плохо. И я все-таки села, чтобы поглядеть на мужа.

– И?

Он молча протянул еще одну конфету. А в руках целая коробка, та, деревянненькая, с тиснением. И шоколад на сей раз разный, этот с орешками даже.

– Скажешь, что она не обязана была предупреждать?

– Не обязана, – согласился Чарли, покосившись на шары.

– Я их контролирую. – Я протянула руку. – А какие там начинки?

– С белым шоколадом…

– И такой есть?

– Есть. С сушеной клубникой. С лесным орехом. С вишней в коньяке… и еще что-то. Честно, сам не знаю. Но, Милли, вряд ли ваша матушка сделала это специально.

– Ага, совершенно не специально! Не специально пряталась от нас пару недель. Не специально не говорила об этом… императоре, чтоб его. Мог бы, между прочим, и промолчать.

Я взмахнула рукой, и шары под потолком закружились, опасно приблизившись друг к другу. И по синей поверхности побежали искорки.

– Если они столкнутся, – заметил Чарльз, вытаскивая еще одну конфету, которую нагло отправил в собственный рот, – будет взрыв. А дом защищен, конечно, но не настолько, чтобы выдержать. Я уж про нас не говорю.

– Извини. – Я вздохнула.

Муж, если разобраться, не виноват. И никто не виноват. Кроме матушки, которая взяла и хитрым образом исчезла во дворце.

– Что-то я нервной стала.

– Мой Дар проявился рано. – Чарли устроился на полу и похлопал по ковру рядом с собой. – Но первые годы, честно, помню смутновато. Я и вправду, кажется, только и делал, что ел. Это вечное чувство голода. Ходил… в одном кармане орешки, во втором – сухарики. И грыз, грыз…

Я сползла на ковер. А что, красивый. Толстый. Мягонький. И сидеть тепло. А обида почти истаяла. И да, я не маленькая. Я понимаю, что, если бы мама могла сказать, сказала бы.

Запретили?

Или… она не была до конца уверена, что братец не переиграет?

Или наоборот, он потребовал молчать? Непонятно. Но ясно одно, что матушка… с матушкой я поговорю. То есть сперва Эдди поговорит, а потом и я, когда совсем успокоюсь. А то и вправду стала какой-то нервной чересчур. Еще обижу ненароком.

А так…

Шары все кружились, кружились. Красиво, если подумать.

– В первые годы Дар прибывает потихоньку, буквально по каплям. – Чарльз поставил коробку на колено. – Выбросы случаются, но обычно если Дар обещает быть ярким.

– И у тебя?

– Спалил однажды гостиную…

Приятно знать, что ты не одна такая. То есть пока я еще ничего не спалила. Но чую, если вдруг, то гостиной не обойдется.