Мерзкая семерка

Глава 9

Лоран Дарин, ландграф Оллстейна, влез на боевого коня, слегка встревожив своей тушей старое, мирное животное. В пояснице стрельнуло, и он поерзал в седле под скрип новой кожи. Он уже был не так молод, как раньше, и не привык проводить верхом больше нескольких часов послеполуденной охоты.

День был ясный, хоть и прохладный, эскорт и слуги ландграфа неспешно собирались во дворе замка. Никто не выглядел счастливым, но от приглашения во дворец принца Сокола в Светлой гавани не отказываются.

Шестнадцать лет назад, когда принц Сокол узурпировал власть в Королевстве света и начал расширять новую империю, захватив Брод Феноха и Вандауру, Оллстейн был пограничным регионом. Теперь империя правила большей частью севера, но земли Дарина оставались все тем же отрезанным от остального мира захолустьем, и это полностью устраивало старого усталого генерала.

Он хмуро покосился на знамя Светлейшей, развевающееся на башне, но снова прикусил язык. В нынешние дни Светлая гавань стала совсем другой, фанатичной и нетерпимой, если верить слухам. Характер священника, присланного обратить его народ и приглядывать за ним самим, убедил ландграфа в том, что слухи не лгут. Он возблагодарил Старых богов за то, что не пошел против принца Сокола вместе с остальной оскорбленной знатью бывшего Королевства света. Мятежников безжалостно сокрушили, а их земли жестоко зачистили.

Услышав донесшийся из башни пронзительный крик, Дарин повернулся в седле. Через несколько минут оттуда появилась кухарка Молли, вытирая фартуком окровавленные руки.

– Мои глубочайшие извинения, милорд. Кажется, брат Орндан, кхм, поскользнулся и упал с лестницы. Боюсь, у него сломаны обе ноги, и он никак не сможет сопровождать вас в путешествии, – подмигнула она.

– Какая трагедия, – ответил Дарин, подавляя улыбку.

Даже здесь он не знал, кто за ним наблюдает, но хотя бы этот соглядатай-священник не скоро сможет рассказывать свои сказки инквизиторам. Какая жалость, что и на местных гонцов нельзя положиться в доставке его донесений о здешних прегрешениях. Спасибо тебе, Молли, и твоему гусиному жиру.

– Вперед! – крикнул он. – В Светлую гавань!

Они отъехали от замка и спустились с холма по главной улице Оллстейна. Из домов и с полей выходили люди, чтобы помахать им. Виноторговец бросил ландграфу мех вина на дорогу. Дарин кивнул в знак благодарности, нацепил фальшивую улыбку и выкрикивал приветствия, проезжая мимо своих подданных. Он надеялся, что ему позволят вернуться, но в глубине души боялся, что его старые кости будут гореть на костре еще до окончания весны.

Дарин остановился у ржавой виселицы на околице деревни, чтобы посмотреть на болтающийся на ветру труп. Брат Орндан неустанно искоренял еретиков.

Ландграф повернулся к крестьянину, бросившему работу ради того, чтобы поглядеть на своего господина.

– Кажется, брат Орндан свалился с лестницы и будет нездоров довольно долгое время. Обрежь веревку и похорони его.

Брови крестьянина поползли вверх.

– Какая жалость. Наверное, доброму брату нужно было молиться поусерднее. Я все сделаю, мой господин.

В это время года путь до Светлой гавани занимал семь дней напряженной скачки, поэтому Дарин неспешно проделал его за десять, все больше тревожась от того, что видел вокруг по мере приближения к столице. В каждой деревне вдоль дороги, словно полевые цветы, росли виселицы с клетками. Многие приговоренные, сидевшие в них, были еще живы. Их богохульные языки выжгли. Остальные, кто еще не попал в клетки, неистово демонстрировали всем и каждому свою набожность.

В Светлую гавань пришла весна, и никогда еще улицы города не выглядели такими чистыми – ни единой соринки, ни одного вороватого, рябого от оспы нищего. Несмотря на моросивший дождь, Дарин откинул мокрый капюшон плаща, чтобы получше рассмотреть город.

С последнего его визита в столицу прошло много лет, и на первый взгляд Светлая гавань казалась как никогда богатой, процветающей и набожной. На вывесках и дверях всюду гордо красовалось золотое солнце Светлейшей, но опытный глаз замечал натянутые улыбки лавочников и пекарей, прачек и булочников и подозрительные взгляды, которыми они провожали отряд Дарина. Мрачные слухи, доходившие до Оллстейна, не передавали и сотой доли происходящего.

Солнце наконец-то пробилось сквозь пелену серых туч и засияло на водах Эллсмира. Замок посреди озера манил к себе, свет отражался от белых и золотых флагов на четырех его высоких башнях. Но ворота и мосты, ведущие к центру озера, охраняли посвященные рыцари, и Дарин вытер со лба пот. Все это не было похоже на старые времена королевы, когда можно было вволю поесть, потанцевать и насладиться хорошей компанией. Это… нечто совсем другое. Дарин принадлежал к немногочисленным старым придворным, сохранившим голову на плечах после переворота, но все могло измениться по щелчку пальцев принца Сокола.

Когда его отряд поскакал по мосту, встречать их из ворот вышел, держа руки за спиной, инквизитор в белых с золотом одеждах.

Подъехав ближе, Дарин узнал темные кустистые брови, бритый череп и суровые черты Великого инквизитора Маллеуса, шепотом выругался и выехал вперед.

– Какая встреча, Великий инквизитор, – сказал Дарин, с трудом спешиваясь из-за больной спины и натертого зада. – Надеюсь, ты здоров?

– Да благословит тебя Светлейшая, ландграф Дарин, – с упреком ответил Маллеус.

По его мнению, каждая встреча должна была начинаться и заканчиваться Ее благословением. Маллеус посмотрел на пузо Дарина и поджал бескровные губы.

Дарин понял завуалированную угрозу, но продолжил улыбаться.

– Воистину, воистину. Да пребудет Ее благословение и с тобой.

Он подумал, что мерзавец, наверное, и погадить без благословения не может.

Маллеус обвел глазами свиту Дарина.

– А где брат Орндан? Я ожидал увидеть его рядом с тобой.

«Чтобы он донес обо всех моих предполагаемых грехах? – подумал ландграф. – Это вряд ли».

– К моему великому сожалению, брат Орндан поскользнулся и сломал ноги. Он сейчас лечится в Оллстейне. Помолимся же, чтобы Светлейшая ускорила его исцеление.

Великий инквизитор прищурился, но ничего не сказал.

– Принц Сокол ждет тебя в Восточной башне. Иди, о твоих людях позаботятся.

Дарин глубоко вздохнул, расстегнул застежку намокшего плаща и отдал его оруженосцу.

– Веди меня, Великий инквизитор. Не стоит заставлять его высочество ждать.

– Да уж, не стоит, – согласился Маллеус и повел его в ворота.

По пути Дарин не мог не обратить внимания на бойницы в потолке. В нос ударил резкий запах крови и горячего масла. Да, все было совсем не так, как при королеве, когда посетителей встречали вином, мясом и песнями. Но потом она ослабла, и все королевство пришло в упадок. Новая «святая» Империя света была молода и жаждала земель и последователей. Богатство стало лишь средством, целью были умы и души.

После того как Черная Герран со своими чудовищами прорубила себе путь через весь континент, явился принц Сокол и предложил людям безопасность и защиту, о которой они молились. Пока королева развлекала знатных фаворитов на пышных балах, он объезжал земли, убивая разбойников и выслеживая чудовищ, искореняя предателей и преступников. Он стал героем. Дал людям то, чего они хотели, а потом забрал у них все, и они любили его за это. Его священники сказками о темной магии и чудовищах превратили суеверных крестьян в запуганную, разъяренную толпу, преданную принцу душой и телом. Подданные Королевства света отринули старых богов и старых правителей, которые не могли их защитить, и поверили в новую богиню, Светлейшую, воображая себя истинными патриотами и святым воинством, сражающимся со злом.

А теперь? Инквизиторы получили полную власть над жизнью и смертью в империи, и идти на попятную было слишком поздно. Публично критиковать принца Сокола – означало открыто встать на сторону зла, а значит, обречь себя на гниение в клетке или поджаривание на костре.

За воротами находился двор, заполненный молодыми людьми в подлатниках, кольчугах и шлемах, звоном стали и криками боли, но почему-то без сквернословия. Между рядами расхаживали серебристые фигуры старших инквизиторов, оценивая мастерство. Их присутствие, по всей видимости, и объясняло отсутствие проклятий. Готовилась новая партия вооруженных фанатиков.

Дарин сдержал стон, когда они вошли в восточную башню и начали взбираться в покои принца Сокола по спиральной лестнице в триста тридцать три ступени. В молодости после одной из легендарных пирушек королевы граф совратил там хорошенькую юную горничную. Сейчас его вряд ли ожидало что-то веселое.

Маллеус был облачен в тяжелые доспехи, но даже не вспотел, поднимаясь в весьма бодром темпе. На полпути вверх икры Дарина начали гореть. Когда он добрался до вершины, то был весь в поту, а его ноги дрожали.

Великий инквизитор с насмешливой улыбкой ждал его у двери.

– Невоздержанность в еде и выпивке делает людей слабыми телом и душой.

У запыхавшегося Дарина не осталось сил для ответа, он лишь постарался побыстрее распрямиться и вытереть с лица пот, прежде чем Маллеус распахнул дверь и ввел его в покои принца Сокола.

Правитель Империи света сидел, скрестив ноги, перед розовой мраморной статуей Светлейшей в ее ипостаси воительницы. Красивая женщина в простом домотканом платье приседает, чтобы поднять упавший меч, решительно и вызывающе глядя в лицо неведомому злу. На принце Соколе была струящаяся белоснежная мантия, а распущенные по плечам светлые волосы обрамляли точеное лицо, достойное полубога. По обеим сторонам комнаты стояли два посвященных рыцаря с мечами наготове. Принц встал, жестом приказал стражникам опустить оружие и приветственно распростер руки.

– Ландграф Дарин. Да благословит тебя Светлейшая.

Его глаза… Дарин не мог отвести от них взгляд. Горящие золотистые глаза притягивали, переворачивая что-то в душе. Дарин задохнулся и упал на одно колено, его охватил непривычный трепет, и слова вырвались сами собой:

– Ваше высочество, я живу, чтобы служить.

– В самом деле, Дарин? Ты служишь Светлейшей и Ее святой Империи света? Ты служишь мне?

В горле Дарина пересохло, ноги подкосились, когда его окатило волной власти, исходящей от принца.

– Я… простите, мой господин, но разве я хоть раз давал повод усомниться в своей верности? Я был среди тех немногочисленных лордов, кто не воспротивился вашему… – в голове замелькали слова: перевороту, революции, мятежу, – возвышению.

– Это не ответ, ландграф, – с горящими злобной радостью глазами вмешался Великий инквизитор Маллеус. Он надеялся разоблачить еще одного предателя веры.

Дарин кашлянул.

– Я служу Светлейшей и Ее империи, Ее людям и Ее мечу, принцу Соколу.

Он не смел даже вспоминать настоящее имя честного юноши, которого знал когда-то. Не смел думать о нем как о храбром рыцаре, прославившемся уничтожением остатков армии Черной Герран, включая дикарей из клана Кахалгилроев. То был другой человек, простой смертный. Теперь он стал чем-то большим.

Мраморная статуя Богини обратила свое лицо к Дарину. От этого взгляда его охватило ликование, он вскочил на ноги, не чувствуя больше ни боли, ни усталости. Он задохнулся, когда тело обожгло святой силой: кожа рук разгладилась, исчезли старческие пятна, седые волосы стали густыми и темными. Брюхо превратилось в твердые мышцы, зрение снова стало острым.

А затем статуя вновь стала обработанным куском мрамора, будто все это было лишь галлюцинацией. Дарин попятился, и Маллеус подхватил его под локоть. Ухмылка Великого инквизитора исчезла, сменившись религиозным пылом.

– Благословлен! – воскликнул он. – Ты был благословлен!

Дарин уставился на свои руки, сгибая сильные ловкие пальцы. Посмотрев на принца Сокола, он увидел собственное юное лицо, отражающееся в глазах его господина. Он снова встал на колено, на этот раз с радостью.

– Приказывайте, ваше высочество!

Его жгла изнутри потребность доказать, что он достоин Ее благословения, он страстно желал служить. Он не был ни инквизитором, ни посвященным рыцарем, но Она все же сочла его достойным.

– Встань, ландграф Оллстейна.

Дарин поднялся, в его крепких, гладких мышцах бурлила сила молодости. Два инквизитора шагнули вперед, встали по бокам от него и повернулись к своему предводителю.

Принц Сокол положил руку на плечо Дарина.

– Бдительные верующие в стане язычников раскрыли страшный заговор против нашего народа. У наших границ собирается зло, и требуется твое мастерство полководца, чтобы уничтожить эту заразу до того, как она распространится. Призови рекрутов Оллстейна и приведи их сюда. Соединившись с двумя сотнями моих ветеранов, вы отправитесь на юг, в про́клятые земли, известные как Муравейник. Вы будете следить за этим городом нечестивых и ждать прихода врага. Сир Орвин, сир Аррал и дюжина жрецов будут сопровождать вас, чтобы отрубить злу мерзкую голову, как только оно ее поднимет.

Дарин просиял, в его груди билась радость от возможности служить своему господину и богу. Тихий голос внутри его шептал, что это чувство неестественно, но Дарин его быстро заглушил.

– И какова природа зла, требующего присутствия посвященных рыцарей, ваше высочество?

Маллеус выступил вперед.

– Это скверна, ландграф. Группа колдунов и порочных существ, получивших силу благодаря кровавым жертвоприношениям.

– Старая магия еще жива? – спросил Дарин.

– Черное колдовство, – с упреком поправил Маллеус. – Зло как оно есть.

Дарин проигнорировал слова инквизитора. По крайней мере, то необыкновенное чувство его не покинуло.

– Мы уничтожим врага, ваше высочество, – поклялся он.

Принц Сокол улыбнулся, от чего праведный гнев ландграфа разгорелся еще сильнее.

Глава 10

Неподалеку от городка Гарсак в Оркском нагорье Амогг Хадакк, прищурившись, всмотрелась в ночную тьму, потом сплюнула, размахнулась и метнула топор. Он закувыркался в полете и ударил прямо в ствол далеко стоявшей сосны, глубоко вонзился и обвалил кучу снега, похоронившую несколько завизжавших граббсов.

Здоровенная и покрытая боевыми шрамами предводительница орков громогласно захохотала, а улыбки на зеленых лицах молодых, еще не украшенных кольцами будущих воинов потускнели, зелень сменилась серым, уши поникли. Пока их товарищи-граббсы выкапывались из-под сугроба, собравшиеся вокруг Амогг, разочарованно подвывая, выставляли кувшины с медовухой на стол. Большинство из них достойно приняли поражение – спор есть спор. А для орков честь превыше всего.

Один из юнцов, шипя и скуля, попытался удрать в толпу, прижимая к груди проигранный приз. Амогг кинулась на него и прижала к земле. Потрясенный, он лежал, пускал слюни, а она извлекла сосуд из безвольных пальцев. Остальные граббсы из выводка насмехались над своим братцем. Он теперь отмечен клеймом позора и, скорее всего, до взросления не доживет. Орки не терпят плутов и лжецов, но для граббсов ошибка позволительна. Правда, только одна.

Двое других старейшин клана, боевой вождь Рагаш и шаманка Вундак, сидели у догорающего костра, согревая мозолистые руки. Их огромные черные силуэты возвышались на фоне мерцающего огня. Старики понимающе закивали в ответ на нытье и ворчание недоростков, заблестели, покачиваясь, золотые кольца, украшавшие их бивни и уши.

– Бивни Гардрама! Никогда не делайте ставок против Амогг из Хадакка, – сказал Рагаш. – Даже на пятьдесят шагов в темноте. Раз вы, граббсы, учитесь, так усвойте это.

Амогг закивала, радуясь своему улову. Жизнь вождя и должна такой быть, думала она, только сбор еды и охота в этом году плохие, даже пчелы произвели меньше сладости, чем обычно. Один граббс, постарше и посильнее, урча от натуги, безуспешно пытался выдернуть ее топор из ствола. Амогг усмехнулась, подошла и, рассыпав град щепок, высвободила оружие.

Юный граббс таращился на ее золотые кольца, каждое означало сотню убийств.

– В чем секрет, предводительница? Как нам стать такими сильными и умелыми?

Взгляд у этого граббса был острый и любопытный, в уголках его рта уже начинали прорастать бивни. Нежный пух расползался по подбородку, груди и шее – значит, этот граббс решил стать самцом.

Амогг хмыкнула и кинула топор ему в руки. Хилый граббс пошатнулся под весом стали.

– Начинай носить топор предков и со временем станешь достаточно сильным. Понял? Да, это требует практики. Сперва рубишь дрова, потом головы. Видишь этот шрам? – Она провела рукой по своему торсу. – Чтобы выжить, прежде всего требуются мозги.

Предводительница взяла у него топор и закинула к себе за плечо. Граббс вздохнул с облегчением, а потом понимающе ухмыльнулся, глядя на почти потухший костер, и кивнул:

– Понял, вождь. Для огня надо больше дров. Я немедленно начну набираться сил.

И граббс затопал в глубь леса, прихватив топор, самый тяжелый из тех, что сумел найти.

Амогг улыбнулась, взяла пару свежедобытых кувшинов с медовухой и, поморщившись, присела на корточки у костра. Протянув старейшинам выпивку, она принялась куском тряпки стирать древесную кровь с топора. Медовуха Амогг не нравилась – слишком сладко и легко потерять контроль. Хотя для торга годится.

Рагаш, заметив гримасу Амогг, бросил взгляд на ее ногу.

– Что, свело судорогой, когда бросала свой здоровенный топор? – Он пригладил свою седую гриву. – Ты, как старый сапог, почти протерлась до дыр.

Амогг снова поморщилась.

– От вас двоих ничего не скроешь, но юнцам не надо про это знать. Так что заткнитесь, не тявкайте и пейте свою медовуху, для того она и нужна. Пока я вас сама не заткнула.

Старейшины с усмешкой переглянулись и решили не возражать.

– Наша Амогг крепка как сталь и вынослива как гора, – сказала Вундак тем же тоном, каким она рассказывала истории наивным граббсам.

– А какая щедрая, – прибавил Рагаш, шумно отхлебнув медовухи.

Амогг хмыкнула, отложила топор в сторонку.

– И чего я терплю вас, старые дураки?

Рагаш ухмыльнулся.

– Кто еще сможет вынести твое уродливое лицо и зловонный пердеж?

Вундак расхохоталась и добавила:

– Воняет прям как человек!

Амогг зарычала и потянулась, собираясь отобрать у них медовуху, но беседу прервал встревоженный крик из леса:

– Вождь! Вождь!

Амогг тяжело поднялась на ноги и взялась за топор. Сквозь густые заросли к ним пробивался украшенный кольцами орк с буро-зеленой кожей. Это был наблюдатель, ее глаза и уши. Он приблизился к ней и встал, тяжело дыша.

– Три больших корабля миновали Бивни Гардрама, – выдохнул он. – С них на маленьких лодках на берег сходит много людей с оружием.

Граббсы собрались вокруг, толкались, стараясь подобраться поближе, и болтали о том, что им тоже хочется повидать нехороших людей.

Амогг они достали. Она стукнула одного, и тот повалился с разбитым черепом.

– Придержите языки, а не то я вам их поотрываю.

Один граббс – невелика потеря. Только горстка из выводка сможет выжить и вырасти в орков. Пищи до лета будет мало, а граббсов много, так что слабых и негодных скормят свиньям или прямиком отправят в котел.

Три граббса попытались заставить прочих заткнуться. Амогг обратила на них внимание и запомнила лица – из них могут вырасти сильные бойцы.

– Орки слушают старших и учатся, – сказала она. – А теперь говори, сколько там людей и что изображено на флагах их кораблей?

Орк, еще задыхаясь, задумался, кривя губы от напряжения. Поднял десять пальцев:

– Я так думаю, десять десятков. Черный флаг, на нем красный кнут. Да еще с шипами.

Амогг издала тяжелый утробный рык.

– Сто, – сказала она. – Десять раз по десять, получается сотня.

Она облизнула свои золотые кольца, подхватывая топор на плечо. Сотня человек под флагом «Шквала злобы». Это означало проблемы. Означало, что на берега орков прибыла хозяйка Авилданских островов.

– Граббсы! – проревела она. – Живо тащите свои мелкие задницы обратно в деревню и скажите всем, чтобы собирали оружие и присоединялись к нам на утесе. Я иду поглядеть с Бивней Гардрама.

Она встала и, не дожидаясь ответа, поспешила на запад. Принесший весть орк двинулся вслед за ней, прижав уши к черепу и растягивая пасть в свирепом рычании.

Амогг двинулась по лесному покрову, под ногами пружинил ароматный ковер из сосновых иголок. Ветки и свисающие сосульки раздирали лицо и руки, но она почти этого не чувствовала, ломясь через все преграды. Мало что способно помешать бегущему орку.

Вскоре Рагаш и Вундак догнали ее, с луками на плечах и топорами в руках. Олень поднял крупную рогатую голову, когда эти четверо прорвались сквозь подлесок, бросил взгляд в их сторону и, спасаясь, перепрыгнул через ручей.

Звук прибоя, бьющего о скалу, стал громче, а сосновые иглы и мягкая грязь под ногами сменились на острые камни вперемешку со снегом. Гуща леса перед глазами уступила место небу и облакам. Амогг притормозила, легла на живот и поползла дальше, чтобы посмотреть с края утеса.

Волны бились о торчащие каменные клыки – Бивни Гардрама, рассыпа́ли пыль брызг и пены, прикрывая устье залива туманной дымкой. Из воды выступали острые шипы скал, готовые вспороть брюхо всякому, кто не знает безопасного прохода сквозь Зубья. Тем не менее в бухте встали на якорь три человеческих корабля, а гребные лодки уже переправляли небольшое войско на берег орков. Все, как и сказал следопыт. И корабль, и флаг были слишком хорошо ей известны.

Уши Амогг сами прижались к черепу при виде мелкой седоватой самки человека, которая сходила на берег, шлепая по волнам прибоя. Все люди казались ей одинаковыми, но вот эта женщина – маленькая, старая и омерзительно хилая – могла быть только Вереной Авилданской, владычицей Авилданских островов. Даже в те времена, когда Амогг разбивала головы в войске Черной Герран, она никогда не доверяла этому лживому, вороватому и лишенному чести человеческому существу. Те немногие торговые сделки, которые она заключала с людьми Верены за долгие годы, это мнение лишь подтверждали.

Амогг обернулась к своим «глазам и ушам» и негромко заговорила, борясь с желанием взреветь и понестись вниз, размахивая топором:

– Отправляйся к Мысу копья и высматривай новые корабли. Я должна точно знать, есть ли тут еще кроме этих трех.

Орк оскалил бивни в знак согласия и ускользнул прочь.

Амогг присмотрелась к прочим людям, вслед за Вереной сошедшим с маленькой лодки. От их вида что-то кислое забурлило у нее в животе. Люди с корабля шарахались от этих троих, и хотя Амогг плохо умела читать человеческие эмоции, она поняла, что их просто боятся. Нутром чуяла, что не зря. Один был здоровенный и чернокожий, с каким-то неестественным телом – контур словно двигался и смещался.

Татуированная женщина, белая как мертвец, была безоружна, но от нее несло колдовством, а мужчина помельче первого, бледнокожий, с волосами цвета огня и мечом в руке, вызывал у Амогг какое-то старое полузабытое воспоминание. Вместе с ним появилась и заноза легкого страха. Амогг десятилетиями не испытывала этого чувства и сейчас всем сердцем приветствовала его возвращение. Настоящий вызов после долгих лет тоскливого мира. Этих рыжих она всегда ненавидела. Впрочем, люди всегда прикрывались ложью, из-за этого все проблемы. Сама кожа людей лгала – оставалась окрашенной в один цвет вместо того, чтобы становиться серой от стыда или красной от гнева. Орки были честнее и во всех смыслах лучше.

Амогг зарычала и крепче сжала топор, хотя не могла понять причину эмоций. Кто же этот человек, вызывающий такие чувства? Череп этого маленького самца можно раздавить одной рукой.

Беспокойство вождя не укрылось от двух старейшин.

– Это что, вторжение? – спросила Вундак. – Хочешь, мы натянем тетивы и всех сразим?

– Пока нет, – буркнула Амогг.

Надо было выяснить, чего ради они ступили на землю орков.

– Ты, похоже, знаешь ту здоровую лодку? – спросил Рагаш. – Что, опасные люди?

Она обнажила бивни.

– Нутром чую, что да.

Старейшины встревоженно переглянулись. Нутро Амогг не ошибалось.

– Мне давно знакома их командирша. Человечьи слова ничего не стоят. Люди врут и хитрят, чтобы заполучить, что им хочется, а обычно они хотят все, что у тебя есть.

– Это верно, – проворчал Рагаш.

– Ждем, – сказала Амогг. – Никаких боев, пока этот лес не наполнится орками Хаддака.

В бою можно обрести славу, но гораздо больше славы в победе.

Оглядев край леса и вершину скалы, Верена ничего не увидела. Она не могла избавиться от чувства, что за ней наблюдают, а из-за серо-зеленого цвета орочьей кожи этих злобных тварей в лесу заметить крайне трудно.

– Не могу не оценить по достоинству их декор, – с улыбкой отметил Лоример, указав на ряд деревянных кольев с насаженными на них черепами, отделявший побережье от леса. – Рядом с этим их чествованием жизни и смерти я чувствую себя почти как дома.

– Ага, – подтвердил Тиарнах. – Эти орки как раз для тебя. Потрясающе злобные и здоровенные твари, да?

Они с Лоримером озадаченно переглянулись, удивленные неожиданно обнаруженным совпадением мнений.

Мейвен переходила от столбика к столбику, рассматривая черепа.

– Тут мужчины, женщины, есть даже дети, – сказала она. – Оркам все равно, кого убивать. Разумеется, Амогг Хадакк никогда не показывала нам, что имеет хоть какое-то понятие о милосердии.

– Милосердие – это слабость, – вмешалась Верена. – Орки этого не выносят. Они все дерутся – самцы и самки, даже те бесполые существа, что считаются их детьми, берутся за оружие, едва смогут его удержать. Если вспомнить, что живут они в этих почти бесплодных холмах, окруженных укрепленными городами людей, то, по-моему, у них и выбора особо нет.

– Неужели мне послышалась тень сочувствия в твоем голосе? – спросила Мейвен.

Верена пожала плечами, от чего устроившийся там слинкс обиженно заворчал.

– Между нами никогда не было дружбы. Много лет назад был один общий враг, и еще я выменивала слитки оркского железа на еду и товары.

Тиарнах почесал косматые рыжие волосы.

– Сомневаюсь, что после стольких лет я отличу Амогг от других орков. У нее была на глазу повязка?

– Ты дурак и пьяница, – фыркнул Лоример.

Тиарнах кивнул:

– Ну и что с того? Я мог спутать ее с каким-то другим орком с повязкой. Погоди… Или то был крупный берсерк из Вандауры? За эти столетия я стольких повидал и убил, что давно потерял счет, а все лица путаются.

Верена снова оглядела верхушки окружавших бухту утесов.

– Нам лучше быть осторожнее. Войны с орками я не хочу, а наше вторжение вряд ли долго останется незамеченным.

– Я не боюсь орков. – Некромантка взглянула на Лоримера. – Никому из них не справиться ни с вампиром, ни с моим колдовством.

Тиарнах усмехнулся.

– Твой огроменный вампир страшный, ага, но, сдается мне, вы с ним никогда не стояли на пути у стаи воинственных орков. Так?

Мейвен нахмурилась.

– Амогг была ненамного крупнее Лоримера.

– Значит, нет, – сказал Тиарнах. – Ты ни разу не встречала настоящего орка. Когда Амогг служила у Черной Герран, она была просто молодым воином. – Он не стал утруждать себя дальнейшими пояснениями, но ухмылка была нацелена на то, чтобы разозлить Мейвен.

Пока некромантка и бывший бог цапались, Лоример, принюхиваясь, прошелся по берегу. Его взгляд обратился на восток, в сторону леса.

– Чую запах орочьего пота, стали и масла. Они наблюдают за нами.

Когда темнокожий обернулся к бледным, Амогг отползла от края утеса. Он был крупным для человека и, судя по тому, как его избегали люди помельче, несомненно, опасным. А еще он казался странно знакомым, но она убила немало людей, что по глупости совершали набеги на берега орков. И надеялась, что этот бросит ей вызов в бою. Его череп будет славно защищать границу Хадакка от злобных человеческих духов.

– Поделись со мной истиной Гардрама, – попросила она Вундак.

– Женщина с татуировкой владеет магией, – ответила шаманка. – Очень скверной. Вокруг нее – смерть. Ее нужно убить первой.

Из всех орков Вундак была ближе к тем, кого люди зовут колдунами, только с хорошей и чистой силой – через нее боги проявляли свою волю.

Амогг хмыкнула, внутреннее чутье не подвело, как всегда.

– А что скажешь про высокого и про рыжего мечника?

– Тот, что самый высокий, – не настоящий человек, – прорычала Вундак и сплюнула. – Его дух не привязан к плоти как подобает. Свое тело он носит, как мы носим плащ из звериной шкуры.

– Люди! – вставил Рагаш. – Отравляют все, к чему прикасаются.

– Верно, – согласилась с ним Амогг, обнажая бивни.

Эти люди ее беспокоили. А высокий все больше напоминал одного из капитанов прежнего вождя, тоже чернокожего. И того человека не могли сразить ни мечи, ни копья, ни великаны.

– Тот, который рыжий, опаляет мои глаза, – продолжала Вундак. – В нем есть искра ярчайшего света. Думаю, он не совсем человек.

Страх, который Амогг испытывала, беспричинным уже не казался, но от этого еще больше хотелось срубить им головы, как и должно поступать оркам.

Она отступила к лесу и поднялась на ноги, разминая затекшие мышцы, осторожно провела пальцем по лезвию своего старого топора. Металл оставил на коже тонкий порез, а несколько ярких капелек крови вызвали улыбку. Топор хоть и старый, но все еще острый, жестокий и смертоносный, как прежде. Готовясь к бою, Амогг прочертила кровавые полосы на щеках.

Вундак и Рагаш нацепили тетивы на луки, оттянули их, проверяя, что жилы тугие.

– Сразимся, – произнес Рагаш. – Возьмем их головы, а остальное отправим обратно в море.

Вундак покачала головой:

– Тут происходит что-то важное. Я чувствую скопление силы. И опасаюсь.

– Боишься? Ты? – расхохоталась Амогг. – Хорошая шутка.

Зеленое лицо Вундак посерело, а уши крепко прижались к черепу.

– Ты разве не чувствуешь? Мир балансирует на лезвии клинка.

Веселье Амогг угасло.

– Ты правда считаешь эту мелкую армию такой опасной?

Вундак насупилась.

– Обычные люди – ничто, но трое, о которых ты спрашивала, другие. А про вождя их лодок вообще ничего сказать не могу. Она укрыта от взгляда Гардрама.

Ее слова дали Амогг пищу для долгих размышлений. Она еще продолжала ее пережевывать, когда из тени возник ее наблюдатель.

– Вождь, – сказал орк. – Нет других кораблей. А воины Хадакка собраны.

Она кивнула и взмахом руки велела ему уйти.

– Ну, Вундак, время пришло. Что скажешь – нам драться или же говорить?

Вундак пожала плечами.

Рагаш приложил к луку стрелу.

– Сначала говорим, а потом деремся. Конечно, если они нас не отговорят.

– Что ж, справедливо, – сказала Амогг. – Так мы и сделаем.

Все трое, проскользнув через лес, присоединились к воинам Хадакка, которых удалось созвать за короткий срок – толпа примерно из сотни орков, вооруженных топорами и копьями, бурлила у подножия холма. Часть воинов могли похвастаться стальными цепями и кусками железа, но большинство носили лишь шерсть, кожу и дерево. Старейшин, на голову возвышавшихся над меньшими и младшими соплеменниками, была всего дюжина. Под ногами у взрослых орков шныряли несколько десятков граббсов, самых смелых, вооруженных заостренными палками и зазубренными камнями. Если дело дойдет до битвы, их, скорее всего, перебьют, ну а выживших стоит откармливать – Гардрам сотворил орочью плоть такой, что, когда идет бой и кровь гудит в венах, орки делаются мощнее и крупнее. Вот почему Амогг была самой огромной и сильной из всех.