Одно Целое

Глава 37

В самых дальних уголках Вселенной, в самых укромных и незаметных Её закромах зарождается какое-то подобие импульса, кусочка энергии, который однажды стартует в одному ему известном направлении. Так летит этот посыл, огибая всевозможные астероиды, кометы обломки космических кораблей и всякого прочего вакуумного мусора. Пересекает галактики одну за другой. И вот, наконец, спустя невозможно огромное количество световых лет наталкивается на шарик под названием Земля. Волею случая или Судьбы кусочек энергии приземляется куда-то в центрально-чернозёмную Россию, находит дом из тёмно-красного кирпича, пробирается в него, бредёт между не вполне адекватными полураздетыми людьми, заползает на кухню, видит меня. Я стою и размешиваю сахар в чашке с кофе. Возле меня стоит Вика и делает тоже самое. Вдруг, хлобысь! Есть контакт! Импульс запрыгивает в меня, резонирует со всем, что внутри. Он запускает какие-то реакции, движения, бахает откровениями, новыми вопросами и умозаключениями. Затем перемещается куда-то глубже, видимо, в мою внутреннюю Вселенную и скрывается из вида так незаметно, что дальнейшая его судьба и маршрут следования остаются совершенно неизвестными. Не заметив и не осознав всего этого с одной стороны масштабного и эпичного, а с другой – каждодневного и обыденного события, я делаю глоток кофе и вместе с чашкой перемещаюсь за стол. Вика садится напротив меня, достаёт сигареты и начинает разговор:

– Как там Серёжа?

– Не знаю, – отвечаю я, слегка поперхнувшись от неожиданности и внезапности вопроса, – мы не общались уже несколько месяцев.

– Предвкушая твой вопрос, скажу, что да, я тебя узнала и да, ты не обознался. Я действительно – та самая Вика из того самого сочинского номера, – произносит она.

Я киваю, делаю ещё глоток кофе и спрашиваю:

– А здесь ты какими судьбами вообще очутилась? Я, честно говоря, не ожидал тебя увидеть. Уж кого-кого, но только не тебя.

– У меня был не самый лучший период. Гостила у подруги в Москве, потом туда-сюда, закрутилось, замоталось и вот я уже здесь, у каких-то её друзей или знакомых, или у друзей друзей. В общем, не важно… – Вика немного теряется и отводит взгляд в сторону, – так что там с Серёжей? Вы совсем не общались? Ты хоть что-то знаешь про него?

– По большому счёту ничего я не знаю. Последний раз видел его в ту самую ночь. После аварии к нему не пускали, потом он сбежал из больницы, прихватив с собой близкого мне человека. Больше я ничего о нём не слышал.

– А этот близкий тебе человек, это – девушка?

– Да, – я прикуриваю и выдыхаю струю дыма.

– В смысле твоя девушка? – Вика тоже берёт сигарету.

– Да и не совсем, у нас достаточно своеобразные отношения, общими формулировками сложно их описать, – уклончиво отвечаю я.

– Всё сложно и запутанно. Понятно, что не понятно… – Вика берёт задумчивую паузу и через минуту продолжает. – Я не буду оправдываться, хотя во всём, что произошло, я сыграла не последнюю роль. Ты в праве меня ненавидеть, хотя ты меня совсем и не знаешь…

– Мог бы, но не ненавижу. Я вообще пока не понимаю, как к тебе относиться. Наша теперешняя встреча – полная неожиданность для меня. Но, думаю, мы можем просто поговорить, пока всё как-то не прояснится, – я стараюсь улыбнуться более-менее дружелюбно.

– Хорошо, – Вика тоже слегка улыбается.

– У тебя нет никакой информации о Тамаре или о Серже? – спрашиваю я.

– Тамара – та самая девушка?

– Да.

– Нет, про неё я ничего не знаю, а все мои попытки поговорить с Серёжей закончились ничем. Сначала длинные гудки, а потом номер и вовсе отключен, – выдыхает Вика.

– А с его отцом?

– С Виктором мы тоже не общались. Это больше по моей инициативе было. Сразу после всего он мне несколько раз звонил, но я была не в том состоянии. А потом мне передали сообщение от него, в котором говорилось, что любые контакты нужно прекратить совсем.

– Понятно, – теперь задумчиво вздыхаю я.

– Знаешь, я не из последней семьи, – продолжает чуть издалека Вика. – В таких семьях зачастую многое ради показухи делается. Общение, встречи какие-то, семейные слёты. По статусу, что ли, так положено? Не знаю. Как по мне, так это хрень собачья. Искренности в этом нет никакой, будто из пластмассы всё. А хочется чего-то живого, настоящего. В общем, видимо, поэтому взаимоотношения мои с семьёй как-то совсем не задавались практически с самого моего детства. Меня забрасывали деньгами, покупали всё на свете. Даже один раз пони в розовый цвет покрасили. Но мне не это было нужно. Мне хотелось, чтобы меня просто любили, играли со мной, проводили время, а родители виделись со мной раза два в году, не больше.

– Не часто, конечно. Но, может, они действительно заняты просто очень были в тот момент? – говорю я. – Мне сложно представить себе твои чувства, я из простой семьи. Но, поверь, там тоже далеко не всегда всё гладко бывает. А насчёт денег… Обычно люди мечтают о богатстве.

– Наверное, не знаю. Я мечтала о другом, – Вика встаёт и наливает себе ещё чашку кофе. – Вышло так, что я, в общем-то, была ребёнком корпоративным, не по любви какой-то неземной получившимся.

– В смысле? – немного не понимаю я.

– Семьи моего отца и матери всегда были достаточно обеспеченными и влиятельными сами по себе. Но вот однажды они решили объединиться в один охренительно крутой клан для ещё большей выгоды. Свели моих родителей и сыграли свадьбу для закрепления сделки. В результате получилась я. Друг друга они никогда особо не любили, постоянно изменяли и, вообще, год от года проводили всё больше и больше времени отдельно, разбегаясь по разным уголкам Европы.

– Ясно. Но, знаешь, всё равно тебе многие бы позавидовали, – я тоже подливаю себе ещё кофе.

– Знаю, так в основном и было всегда. Мне завидовали, мной пользовались ради денег, иногда я сама покупала себе друзей, – Вика берёт ещё одну сигарету. – Не научившись искренности и не познав любви изначально, очень сложно не стать циничным и меркантильным. Вот и у меня особо не вышло. Я отрывалась, как могла, доила своих родителей, мстя им за не любовь. Так в итоге и оказалась в обдолбаном сексуально раскрепощённом зазеркалье постоянных гулянок. Учёба естественно вылетела в трубу. Меня отовсюду повыгоняли, но мне было всё равно. И вот однажды заявился отец. Помню, он стоял такой с плюшевым медведем под мышкой, когда мы в диком угаре разносили, купленную им хату…

– Ты вспоминаешь эту историю с удовольствием? – уточняю я, не совсем поняв усмешку Вики.

– Нет, скорее с сожалением, – отвечает она. – Но у этой истории, тем не менее, хороший финал. Мы с отцом немного сблизились, начали общаться. Может, у него проснулся родительский инстинкт, не знаю. Постепенно всё как-то начало налаживаться внутри меня. Я прошла курс реабилитации, вернулась к учёбе. В общем, получила второй шанс на душевное равновесие.

– Но всё же, что-то пошло не так, раз ты сейчас здесь, – предполагаю я.

– Видимо, да. Года три я чувствовала себя хорошо и спокойно. Закончила обучение, занималась благотворительностью, ездила на курорты. На одном из них мы с Серёжей как раз и познакомились. Сначала дружески просто сошлись, потом чуть больше, роман небольшой закрутился. Наши семьи стали пересекаться, вести какие-то дела параллельно. Начались разговоры о возможной свадьбе в перспективе.

– Вроде, нормальный ход дел, – говорю я.

– Нормальный то нормальный, но не в моём случае. Ко мне начало возвращаться чувство тревоги, что я повторяю судьбу родителей. Очередной брак по расчёту, очередное слияние кланов для обогащения. Мысль о том, что я просто какой-то винтик в этой тотальной циничной системе плотно засела у меня в голове.

– А Серж?

– Мы редко виделись. Он постоянно работал, проявлял себя бизнесменом, заключал какие-то договоры, видимо, пытаясь доказать, что вполне способен вести дела.

– А ты его любила?

– Не знаю. Сначала мне казалось, что да. А потом я потерялась в этой чехарде. Потеряла себя и сорвалась. Вернулось то старое разрушающее чувство. Понеслись опять какие-то гулянки, вечеринки. Одно к другому, и вот уже та самая ночь, после которой всё окончательно сломалось, пошло кувырком и, по сути, выкинуло меня в неизвестность.

– А что было после?

– О свадьбе, само собой, речь уже не шла. Скандал удалось как-то скрыть, чтобы подробности не вышли наружу, не стали достоянием общественности и не обросли ещё большими домыслами и слухами. Внутри же всё оказалось безвозвратно потерянным и уничтоженным. Со своей семьёй я больше не общалась, как и с семьёй Серёжи. Все просто вычеркнули меня из жизни, из памяти, отовсюду… Извини, мне нужно побыть одной, – Вика замялась, у неё проступили слёзы и она быстро сбежала из-за стола.

После её ухода я просидел почти недвижно ещё несколько минут, пытаясь осознать и переварить услышанное. Затем, не придя ни к чему, встал, помыл чашки, убрал их в шкаф с посудой и вышел на улицу в поисках свежего воздуха, невольно погружаясь в новый водоворот появляющихся вопросов.

Глава 38

Очень быстро темнеет. Стремительно и молниеносно. Казалось бы, только-только светило яркое солнце, но резко наступили сумерки, и вот уже непроглядная темень заполонила всё вокруг. Возможно, это такая модель в масштабе: день, ночь – жизнь, смерть. Начинают все новую жизнь утром или более масштабно – в понедельник утром, или с нового года. Короче говоря, какой-то новый цикл, чистый лист всегда начинается поутру, после сна. И ассоциируется он с новым рождением, с отрицанием произошедших с тобой ранее событий. Возможно, даже с полным забвением прошлого и исключением себя из него. Если утро – это рождение, день – жизнь, ночь – смерть, то мы проходим каждые сутки определённую модель всего нашего существования, а, следовательно, можем сами поиграть в бога, проанализировать без прикрас и понять чего заслужили по итогам дня: ада или рая. Вся эта модель, по сути, учит нас правильному распределению и планированию отведённого нам времени. Увеличивая цикл со дня на год, например, получается более сложное и масштабное уравнение, но смысл остаётся тем же. Итак, это ты, твоя Вселенная, ты в ней царь и бог и можешь смело выносить себе вердикт по любым всевозможным важным для тебя своим критериям. Прелесть в том, что тебе не нужно притворяться, оправдываться, лукавить, доказывать что-то кому-то, придумывать отмазки и отговорки, ты видишь всё по факту итога. Вся правда предстаёт перед тобой такой, какая есть. Учёные придумывают коллайдеры, моделируют вселенную, пытаются ответить на какие-то вопросы, связанные с Жизнью. Работа у них такая (с профессиональной точки зрения). Работа же любого человека в том, чтобы найти себя, ответить на вопросы своей Жизни, своей Вселенной. Так почему бы не воспользоваться дневными моделями или десятилетними? Мы знаем, что родились, что живём, что умрём. В остальное можем только верить или не верить. И тут, опять-таки, всё не однозначно. Мы не помним досконально каждый день своей жизни, если он не ознаменован каким-то важным событием. То есть если ткнуть пальцем в календарь десятилетней давности и попасть в обычный вторник, то можно и не вспомнить, что там с нами происходило. Были ли мы вообще в этом дне? Раз уж родились десять лет назад, то, значит, были, но его не помним, значит, как бы и нет. В вопросах и датах жизни мы хоть как-то можем ориентироваться, что-то исправлять. После смерти этого не получится сделать, так как уже не будет привязки к нашему календарю. Будем ли мы помнить нашу жизнь неизвестно. Возможно, будем, если она была яркой и наполненной. Возможно – нет, как и обычный заурядный вторник десять лет назад. Возвращаясь к модели день-жизнь, мы получаем шанс привнести яркие краски, меняя что-то постепенно, чтобы в итоге осознать, что наша Жизнь – этот День прожита не зря, её стоит запомнить.

Через некоторое время, проведённое на улице, я начал замерзать. Пора было возвращаться внутрь и что-то решить для себя. Как относится к Вике? Стоит ли искать Тамару и Сержа? Внезапно пришло осознание того, что я очень сильно соскучился по Лене. Это ощущение затмило всё остальное. Твёрдая решимость срочно вернуться к ней, а потом уже отвечать на возникшие вопросы прочно засела в голове.

Я открыл входную дверь и вошёл внутрь. Пахнуло теплом и перегаром. Двигаясь по направлению к лестнице на второй этаж, я встретил Димона.

– Привет ещё раз, – произнёс, слегка зевая, он, – я тебя обыскался.

– Да я подышать выходил.

– Ясно. В общем две новости. Первая, что движуха завершается, и все постепенно сваливают из этого гостеприимного дома. А вторая, что это будет только завтра, так как сегодня за руль никто сесть уже не сможет.

– А если такси или автобус какой?

– Автобус? Не смеши меня. Какой автобус на ночь глядя? А такси сюда если и поедет, то к утру только и приедет, к тому же, денег заломят, мама не горюй. У тебя как с наличкой?

– Глухо.

– Вот и я на мели немного, так что завтра рванём спокойно. У тебя случилось чего? Что ты так резко подорвался?

– Да нет, не случилось, – я не стал погружать Димона в пучину своих умозаключений и переживаний, – просто пора уже возвращаться.

– Да, знаю, но видишь мы в плену у обстоятельств. Не переживай, всё будет.

С этими словами Димон направился в гостиную, а я решил найти Вику и сообщить ей новость о завтрашнем отъезде.

Глава 39

Временные рамки очень неоднозначны. Иногда секунды тянутся целую вечность, а годы порой пролетают с быстротой минуты. Всю свою предыдущую жизнь я если и помню, то с трудом, какие-то моменты, эпизоды, периодически всплывающие в памяти, вот, пожалуй, и всё. Неужели это и есть та самая жизнь, которая Жизнь? Задаваться вечными вопросами, конечно, дело неблагодарное, но, подчас, они сами собой возникают. Да ещё с такой навязчивой тщательностью и едкостью, что становится как-то совсем неуютно. Что было, что будет, чем сердце успокоится? Ощущение, словно внутри меня живет цыганка и одолевает постоянными зазываниями погадать.

Случаются такие временные промежутки, когда что-то старое прекращает своё существование, а новое ещё не образовалось. В эти моменты погружаешься в состояние непонятной невесомости, когда ты вроде как ты, а, вроде как, и не ты. Смотришь на себя будто со стороны, собственный голос слышишь как не свой и думаешь: «Хм, что происходит?» По большей части, именно тогда и задаются те самые вечные вопросы типа «в чём смысл жизни?», «куда мы идём?» и т.д. Но они нужны лишь для того, чтобы задаваться. Ответа на них не существует. Может, эти вопросы не более чем вектор, направление, элемент предвиденья? Раз появились, то, значит, грядут какие-то перемены, плохие или хорошие не уточняется, просто они произойдут в ближайшее время. Время, время, опять это время. Нет ничего более неоднозначного, чем время. Оно не исчисляется ни чем: ни ощущениями, ни придуманными часами, годами. Оно то мучает тебя, то приносит удовлетворение. Вот и сейчас повисло и недвижно наблюдает: как себя поведёшь, о чём подумаешь? А я ни о чём не думаю, никак себя не веду. Я затаился и пережидаю. Нужно восстановить баланс, необходима Лена.

Не принимать никаких судьбоносных решений в таком непонятном расшатанном состоянии! Найти Вику, сообщить ей про завтрашний отъезд, раз уж обещал, а потом забиться в какой-нибудь дальний угол и заснуть, не думая ни о чём вообще. Вот верный план! Требуется непременно ему следовать.

Я прохожу несколько комнат, осторожно открываю двери и заглядываю внутрь. В одной из них обнаруживаю Вику. Она сидит возле окна и смотрит куда-то вдаль. Взгляд её какой-то рассеянный, такой, что не совсем понятно, куда он направлен: в глубину мыслей или наружу, на улицу, соседние дома, бескрайнее небо. Лицо освещает луна, от этого оно делается бледно благородного оттенка. Слёз уже нет.

– Привет, ты как? – осторожно спрашиваю я.

– Ничего, нормально, извини, что я так убежала, просто накатило что-то, – не отводя глаз от окна, достаточно холодно произносит Вика.

– Не беспокойся, всё в порядке. Я хотел тебе сказать, что сегодня уехать не получится, так что всё откладывается до завтра.

– Хорошо, спасибо.

– Ладно, я тогда пойду, спокойной ночи.

– Подожди, – говорит она, повернувшись ко мне, – останься, побудь со мной немного, не хочу сейчас оставаться в одиночестве.

Я пребываю в некотором замешательстве, не зная, что ответить. Вика подходит ко мне, берёт за руку и целует. Я стою как вкопанный. Такого поворота событий предвидеть было нельзя. В этот момент – ни одной мысли в голове. Она целует меня снова, и я отвечаю. Мы занимаемся любовью. Именно любовью, а не сексом. Страстно, трагично и беззаветно. Погружение и полёт, полномасштабная перегрузка. Будто разноцветные искры летят в разные стороны, озаряя всю смуту происходящих с нами последних событий. Возможно, это – ошибка. Несомненно, это – ошибка. Но ей суждено произойти.

Я лежу и смотрю в потолок, мыслей по-прежнему нет. Впервые за длительное время я получаю передышку от них. В комнате стоит тишина, лишь изредка прерывающаяся лаем собак, доносящимся откуда-то из соседских дворов. Вика лежит рядом, глаза её закрыты. Она уткнулась мне в плечо и тихо посапывает. На какое-то мгновение я испытываю нечто похожее на счастье. Это «нечто» не охватывает наших историй, оно существует исключительно в этой комнате, в этом замершем промежутке времени. В нём нет ни мыслей, ни событий, ни суждений. От мимолётности этого счастья веет скорым прощанием с ним. Все попытки удержать его тщетны. Не замечая ни границ, ни пространств оно медленно растворяется в воздухе. Я вдыхаю его ещё раз, и погружаюсь в сон, пока оно совсем не исчезло.

Глава 40

Утро расставляет всё по своим местам. Оно довольно правдиво это утро. Чёткие очертания комнат и мыслей без прикрас. Страстно разбросанные вещи – теперь обычный беспорядок. И ты сам в это утро не герой, не романтик, не художник и не поэт. Ты – чудило с растрёпанными волосами и мятым лицом. Кусочек истраченной тобой души – это плата за любовный наркотик. Когда души становится меньше, делается не по себе. Ты как будто истратил часть своей фантастичности и стал чуть ближе к муравью в огромном муравейнике обыденности. Лёгкий шок неприятия пронизывает твоё тело. Ты освободился от переживаемых тобой мыслей, и не занятое место наполнилось чем-то ещё. Скорее всего, каким-то мусором, так как именно мусор чаще всего занимает свободное пространство. Пыль проникает во всевозможные щели и потайные места, придавая серой седины яркому и честному интерьеру твоих юных суждений. При взгляде на тебя со стороны ничего не изменилось, при взгляде изнутри ты стал другим, может не на много, но другим.

Комната была пуста, постель смята, а я разбит. Сон не придал мне никаких сил, хотя я на него очень надеялся. Воздух застоялся и давил на голову. Я подошёл к окну и открыл его. На меня хлынул поток освежающей прохлады, почувствовалась весна. Застелив постель, я выглянул за дверь комнаты. На первом этаже слышалось какое-то медленное движение, на втором стояла тишина. «Либо меня забыли, либо все ещё спят», – пронеслось в голове. Я подошёл к окну, выходящему во двор. Большинство машин было на месте, значит, если и уехали, то не все. Это хорошо. Я огляделся вокруг и обнаружил ванную комнату. То, что нужно. Справив нужду, я залез под душ и почувствовал какое-то облегчение, когда вода с шумом полилась по моему телу. Где интересно Вика? Может, уехала уже, а может, где-то внизу ходит? Даже не знаю, какой вариант я предпочёл бы сейчас. Если она сейчас там, то как себя с ней вести? Дело неблагодарное гадать, в любом случае вскоре всё само по себе как-то сложится. Уехала, ну и ладно, там, значит, по обстоятельствам. Я вылез из душа, вытерся полотенцем, почистил зубы и вернулся в комнату, затем оделся и спустился вниз.

Движения в доме заметно прибавилось. Люди, кто в каком состоянии, копошились, собирались, убирались. Кто-то пил пиво, кто-то кофе. Я решил присоединиться к тем, кто с кофе. Налил себе чашку и сел на стул. Вики я не увидел, но и искать её особо не торопился. Через несколько минут ко мне, откуда ни возьмись, подскочил Димон.

– Гутен морген, – оттарабанил он.

– Доброе, – ответил я.

– Что пьёшь? Кофеёк? Кофеёк – это хорошо, особенно поутру, – будто сам с собой заговорил он, – сейчас тоже кружечку и будем выдвигаться.

– Когда поедем, – уточнил я.

– Да уже вот и едем.

– Сразу домой или куда заезжать будем? – Зная Димона, решил удостовериться я.

– Домой, домой, хватит пока этих заездов.

– Не знаешь все ещё здесь или кто-то уехал? – осторожно поинтересовался я.

– Вроде уезжали. Во дворе, по крайней мере, машин стало меньше, чем вчера. А что, потерял кого?

– Да так, просто интересуюсь.

– Уезжали, уезжали с утра, я вспомнил. Разбудили меня спозаранок. Пара машин, в окно видел, а потом досыпать сразу рухнул.

– Ясно.

– Мы тоже сейчас поедем. Ладно, не пропадай никуда, получасовая готовность.

– Буду здесь.

Димон налил себя чашку кофе, перекинулся ещё парой слов с кем-то и скрылся из виду также неожиданно, как и появился. Я допил кофе, помыл за собой чашку. Значит, Вика уехала. Появилась в моей жизни и также стремительно исчезла. По-английски, не прощаясь. Может, так будет и лучше.

На всякий случай я обошёл дом. Вики нигде не было. Кто-то из опрошенных мною людей неясно припоминал, что она уже с кем-то уехала. Но никто точно не знал. Вика оказалась таким призраком-видением, которого кто-то видел, а кто-то и не видел. Она испарилась, улетучилась, не оставив и следа. Хотя я и не знал, как бы себя повёл, встреться мы с ней этим утром, но мне захотелось какой-то досказанности, что ли. С другой стороны, может, и к лучшему, что так всё обернулось, и она решила за нас двоих, что усложнять и без того непростую ситуацию не стоит. Да будет так.

Я вышел на улицу, закурил. Яркое солнце слепило глаза и грело уже по- весеннему.

– Эй, ну что готов? – Димон подошёл ко мне.

– Да.

– Тогда погнали, карета подана, – он хлопнул меня по плечу и залез на переднее сиденье одной из машин.

Я щелчком отбросил окурок и последовал за ним.