История о том, как…

Солнышко весело светило. Электричка, идущая из Москвы, слегка покачиваясь, стремилась в прохладу области. В полупустом салоне, по причине буднего дня, было практически пусто. Не многочисленные пассажиры дремали, пялились, в еще не запыленные после зимы окна, мучились над кроссвордами и другими способами убивали время в пути. Дарик, тоже дремал, привалившись к окну и в полудреме в который раз обдумывал, на кой черт он идет в этот дурацкий поход, при том, что Наташка из «А» класса, ради которой он и согласился, вчера умудрилась заболеть, и по этой причине естественным образом выбыла из их стройных рядов.

Цель похода, гордо названного этнографической экспедицией¹ по сбору фольклорных² произведений, была довольно туманна. Ну, подумайте сами, какие такие фольклорные произведения могут быть в Подмосковье? Что, не знаете? Вот и для Дарика сие было тайной за семью печатями. Причем, похоже, не только для него, но и для всех остальных участников экспедиции, включая даже руководителя, учителя истории и труда Ивана Казимировича. Поэтому, единственной оставшейся, более-менее внятной, причиной его участия в этом мероприятии оставалась возможность на законном основании пропустить последние два учебных дня оставшиеся до летних каникул.

Итак, Дарик дремал, иногда выплывая в реальность электрички, но лишь для того, чтобы вновь впасть в грезы, навеянные перестуком колес. Его мысли текли вяло, думалось, как-то так себе, обдумывалось еще хуже, а ехать, между тем, было еще очень далеко и долго. Вдруг! Заметьте, все знаменательные события обычно случаются именно так, вдруг! Дарика, как будто, что-то толкнуло и он ошалело вращая головой попытался понять кто он, где и главное – зачем! Электричка начала тормозить на очередном полустанке. Машинист как обычно, что-то не внятно пробурчал через динамики, то ли платформа бер-бор-бур, то ли бор-бур-бер, нет, это не передаваемо. Но вот Дарик в этом бер-бур-боре совершенно отчетливо услышал, а спросонья и не такое услышишь, именно название нужной остановки «Платформа восемьдесят второй километр».

Схватив рюкзак, Дарик пулей вылетел из вагона, причем, даже толком не взглянув в окно. Хотя, чего в него смотреть-то, все полустанки похожи если и ни как близнецы-братья, то уж точно, как карандаши в коробке, отличие только в том, по центру платформа или разделена на два направления, да еще в том, лес вокруг или поле с перелесками. А если ты и не был здесь раньше, то смотри не смотри, много не высмотришь. Единственное, что несколько удивило Дарика при высадке, так это то, что платформа была низкая, прям не платформа, а дорожка бетонная в уровень окружающей земли, даже без заборчика. Он-то думал, что в Подмосковье уже давно все платформы высокие, правда, с другой стороны, так далеко от города на электричке он еще не уезжал ни разу. А тут уже практически провинция, а в ней и не такое бывает. То, что в тамбуре площадка над лестницей закрыта, Дарика абсолютно не удивило, и он лихо десантировался из вагона, держась одной рукой за внешний поручень.

Прыжок с разворотом вышел хоть куда, прямо загляденье, а не прыжок. Коснувшись земли, Дарик отпустил поручень, и это оказалось ошибкой. Квинтэссенция инерции³, в которую превратился его рюкзак, с неодолимой силой повлекла Дарика прочь от вагона. И то ли инерция была слишком велика, то ли ширина платформы слишком мала, но третий шаг назад вывел нашего героя за приделы бетонированной площадки прямиком в скрытую, поразительно высокой и густой в этом месте травой, канаву. Канава была так себе, прямо скажем, не канава, а канавка какая-то. Но для влекомого целеустремленным рюкзаком, да еще и спиной вперед, парня, ее хватило за глаза. Сообщив всему окружающему миру про мать, правда, про чью именно не уточнив и ограничившись скромным, притяжательным местоимением⁴, парень последовал за своим инерционным двигателем, прибавив к моменту встречи с землей, к силе инерции еще и силу свободного падения.

Посадка оказалась мягкой, теплая куртка вообще хорошо смягчает падения, а макароны значительно лучше играют роль мата, чем банки с тушенкой, особенно в правильно уложенном рюкзаке. Рюкзак был уложен правильно, банки в нем отсутствовали как класс, поэтому наш герой не получив даже синяка, ну там, или ссадины какой, расположился для отдыха, правда, в довольно странной и не очень удобной позе – ногами вверх. Представив себе, как его высадка выглядела со стороны, Дарик был поставлен перед выбором, либо, залившись краской смущения и обиды, шипя сквозь зубы начать выбираться из этого положения, либо первым начать хохотать над ситуацией в которую попал. Наш герой выбрал второе. Нужно заметить, что он вообще чаще выбирал именно такой путь выхода из неудобных ситуаций, хотя больше предпочитал в них и вовсе не попадать.

Пока Дарик, прямо скажем, не культурно ржал, валяясь в канаве, электричка издала протяжный гудок и под веселый перестук колес набрала ход, растворившись в уже неожиданно по-летнему знойном полдне. От души насмеявшись, парень вылез из канавы и наконец-то смог осмотреться. А пейзаж вокруг был презанятный, удивительный и даже несколько пугающий, впрочем, так, самую чуточку.

В самом центре пейзажа расположился сам Дарик. Должен же быть у пейзажа центр? А Дарик, был отнюдь не самой плохой из возможных точек для центровки окружающей местности. Прямо под ним, а также на добрых метров двести влево и метров на сто вправо находилась старая, на краях немного потрескавшаяся, бетонная платформа. Параллельно платформе слева направо, а может и наоборот, шел железнодорожный путь, причем почему-то один. Столбов вдоль полотна не было, колея была слегка заросшая и в обоих направлениях поразительно быстро терялась за складками местности. А дальше, буквально в сотне метров за железнодорожной насыпью начинался лес. Лес был темным, старым, еловым, на вид абсолютно непролазным и каким-то пыльным, что ли? В общем, производил довольно гнетущее впечатление.

Со стороны канавы, из которой вылез Дарик, напротив разлеглась степь, причем на горизонте она сливалась с небом. Степное раздолье душу радовало больше чем чернолесье с другой стороны железки, но и настораживало тоже больше. Ибо если подобный лес худо-бедно вписывался в картину мира, которую рисовали Дарику школьные знания, передача «В мире животных», собственный опыт и здравый смысл, то вот степное раздолье в Подмосковье в эту картину помещалось значительно хуже. Но продолжим. В той стороне, куда убежала электричка, то есть налево, относительно нашего центра пейзажа, что-то поблескивало и голубело на солнце, и наш герой справедливо решил, что это река. А вот в той стороне, откуда электричка прибежала, все было несколько хуже. Да что уж там, хуже! Просто, паршиво там было.

Наш герой имел твердую четверку по географии, и надо сказать, впервые в жизни пожалел об этом. С какой радостью сегодня он согласился бы иметь по этому предмету твердый кол с минусом. Но не судьба. Знания присутствовали, и оценка была вполне заслуженной. Поэтому Дарик решил больше не смотреть направо, чтобы не расстраиваться. Кроме всего перечисленного, стоило обратить внимание и на более мелкие, чем лес да поле, детали. Примерно в двадцати пяти метрах правее парня стояла кривая табличка, стояла она несколько боком, поэтому для того чтобы прочитать, что же на ней написано, Дарику пришлось подойти поближе.

Подойдя, он прочел надпись. Потом прочел ее еще раз и еще раз. Зачем-то потрогал табличку и даже поковырял одну из букв ногтем. Отошел на пару шагов, прочел ее еще раз и сев на рюкзак тупо уставился в направлении откуда пришла электричка, вид на белоснежные шапки гор, в непосредственной близости от Столицы нашей Родины, больше не вызывал у него неприятных эмоций. На деревянной табличке красивыми выпуклыми буквами было вырезано – «Вольгала»⁵, а ниже, похоже гвоздем, было процарапано – «Это финиш, приятель. Ты уже приехал».

***

От созерцания горных вершин, Дарика оторвало чувство голода. Причем к моменту прорыва этого чувства сквозь пелену внутреннего диалога, в котором часть его сознания твердила – «Нужно, просто, немножко подождать, сейчас придет новая электричка и все образуется», а другая столь же монотонно повторяла уже известное нам притяжательное местоимение в связке с часто используемым совместно с ним существительным, день уже ощутимо стал клониться к вечеру.

И хотя многие современные, а также и не столь современные, авторы рекомендуют для отключения «внутреннего диалога» и перехода в глубокое медитативное состояние, лицезрение картины гор, наш герой об этом не догадывался и его внутренний диалог был упорен подобно морскому прибою. Возможно, его душевное состояние было, просто, несколько более взбудоражено произошедшими событиями, чем то, которое, обычно, требуется для медитативных практик? Хотя с другой стороны, просидеть в полной неподвижности семь с половиной часов, для молодого человека достижение практически не возможное. Но это все, лирическое отступление.

Итак, Дарик испытал чувство голода. Когда мы говорим о ребенке или даже подростке, что он испытал чувство голода, то обычно имеем в виду, что в него, при определенных усилиях, можно воткнуть бутерброд или как максимум тарелочку супа. Так вот, в данном случае все было совсем не так. Дарик откровенно хотел жра…, но скажем более литературно, очень хотел кушать, настолько, что в сферу его гастрономических интересов попали даже сырые макароны, лежавшие в рюкзаке.

Вообще, нужно сказать, что наш герой не относился, к столь частому в последнее время типу молодых людей, которые склонны к инфантильности и излишним рефлексиям, поэтому сразу же начал действовать. Не стоит думать, что он сначала делал, а потом думал. Нет, нет и еще раз нет! Обычно, оба этих процесса происходили у него одновременно, что, как правило, приносило свои сугубо положительные плоды. Поэтому, спустя каких-то жалких полчаса, рядом со ставшим уже для него родным перроном, горел небольшой, уютный костерок. Также была заготовлена куча валежника, а сам Дарик колдовал над приготовлением ужина в полевых условиях при наличии минимума кулинарных приспособлений.

Варить макароны на костре в алюминиевой миске – это искусство доступное далеко не каждому. Но Дарику удалось добиться вполне приемлемого результата, и хотя макароны частично превратились в кашу, а частично хрустели на зубах, яство было признано годным к употреблению в пищу. О качестве воды пошедшей на приготовление ужина, парень старался особенно не думать. Успокаивая себя тем, что лужа, из которой он эту воду набрал, точно не была отпечатком чьего-нибудь копытца, да и по размерам могла принадлежать только ноге слона, а про слонов в русских сказках ничего не говорилось! Когда Дарик уже готов был приступить к трапезе, и даже поднес ложку ко рту, то услышал голосок:

– Не ешь каку, дизентерию словишь!

От неожиданности, Дарик даже забыл испугаться. За день проведенный на этой платформе, он как-то свыкся со своим одиночеством и как оказалось, вовсе забыл даже о самой возможности существования других людей. Поставив миску, Дарик обернулся на голос. В сгущавшихся сумерках, подсвеченные светом костерка стояли двое. Девчонка лет двенадцати одетая в светлый сарафан чуть ниже колен и имевшая русую косу примерно такой же длины, и мальчишка лет пяти в рубашке-косоворотке перепоясанной веревкой и штанах не понятного фасона. Наличие или отсутствие обуви скрывала густая трава. Оба визитера, казалось, сошли с картинки в этнографическом музее, в районе стенда с подписью, типа, – «Быт, и одежда древних славян в IX-XI вв. н.э.».

– Привет! Мы присядем у огня? – спросила девчонка, и, не дожидаясь ответа, уселась у костра.

– А что ты делаешь? – спросил мальчик и тоже плюхнулся рядом.

– Здравствуйте. Присаживайтесь. Ужин готовлю, – ответил Дарик, немного смущенный напором гостей и тем, что его предложение присесть малость запоздало.

– А зачем ты его готовишь? – вновь спросил мальчик.

– Кушать хочу! – буркнул Дарик и потянулся за своей миской.

– А-а-а! – протянул мальчик, – А почему на костре?

– Потому что печку захватить забыл! – начал заводиться наш герой.

– Ух ты! – воскликнул мальчик, – Ладка, ты слышала, у него печка самоходная есть! А чего ты, как все, у скатерти походной ужин не попросишь?

– У какой к чертям скатерти! Ребят, вы издеваетесь или больные? – наконец взорвался Дарик.

– Как у какой? У походной, у самобранки. А! Я понял! Ты герой! Ладка, он герой! Ты же ведь герой? – после этой тирады мальчика, Дарик выпал в осадок и понял, что пора искать записку примерно следующего содержания – «Улетела. Прощай. Твоя крыша.», он даже потихоньку пошарил по траве вокруг, может она лежит где-то рядом.

– Да какой он герой! – наконец вступила в разговор девочка, – Мал он для героя.

– А вот и не мал! Маратка тоже не взрослый, а герой! – возразил мальчик.

– Марат бы воду из Чернолесья за сто шагов обошел! Не то, что готовить на ней! – возразила девочка.

– Это да, – согласился мальчик, – А кто он тогда?

– А я почем знаю? Тебе нужно, ты и выясняй! – припечатала девочка, – И вообще, мы спешим и опаздываем, мама ругаться будет!

После этих слов оба ребенка синхронно повернули головы и уставились на парня. Причем очень спешащая девочка даже не сделала попытки подняться и уйти. Пауза затягивалась. И абсолютно обалдевшему Дарику, начало становиться как-то не уютно. Наконец девочка пришла к нему на помощь:

– Я Лада. Это мой брат Мирка. А ты кто?

– Не Мирка, а Всемир! – влез мальчик.

– Я Дарик! – сказал Дарик, – А где мы?

– Точно герой! – воскликнул мальчик, – Ладка, а давай его накормим! А то он до Града не доберется, наестся гадости какой-нибудь или еще чего.

Девочка пожала плечами, достала из неприметной сумочки большой, тонкий, цветастый платок, расстелила его на траве и сказала:

– Хозяюшка, угости нас! Ужин на троих, пожалуйста! – и, почти без перерыва, уже парню: – Угощайся!

Если до этого у Дарика все же были небольшие сомнения в том, что его крыша сказала ему: «Прощай!», – то теперь они полностью развеялись. Над расстеленным платком появилось легкое марево, а потом на нем возникли: каравай хлеба, пара горшков, несколько мисочек с какой-то снедью, тарелки, миски, чашки, ложки и как завершающий штрих – громадный самовар.

– Ой! А как это? Ух, ты! – сказал Дарик, после чего учуял ароматы, исходившие от горшков, и решил, что в сумасшествии тоже есть кое-какие плюсы. Встал, обойдя костер, подошел к импровизированному столу и, более ни слова не говоря, решительно приступил к ужину.

В начале пути мальчик попробовал создать Дарику незначительную конкуренцию в плане сметания съестного, но уже к середине, он отказался от этой ни к чему не ведущей затеи и только восхищенно наблюдал за тем, с какой потрясающей скоростью пустеют горшочки и мисочки. Девочка же и вовсе не притронулась к яствам, а ограничилась наблюдением, правда в ее взгляде было не восхищение, а скорее жалость и сочувствие. Когда на скатерти, увы, уже совсем ничего не осталось, за исключением пустой посуды и самовара, наш герой засмущался. Ему стало даже немножко стыдно за свой, ну скажем, порыв. Но что сделано, то сделано. Поэтому оглядев, с легкой грустью, импровизированный стол, Дарик слегка отодвинулся и очень прочувствованно произнес в пространство:

– Спасибо!

В ответ девочка, немного поморщилась, или это Дарику просто показалось в неверном свете костра, и произнесла:

– Да, не за что.

– Может добавки? – тут же влез мальчик.

Немного поколебавшись, Дарик все-таки сумел взять себя в руки и от добавки решительно отказался, путем интенсивного качания головой.

– Благодарю хозяюшка, мы сыты! – произнесла девочка, и после ее слов вновь возникшее легкое марево поглотило остатки пиршества.

Спустя мгновение перед ней лежал все тот же большой цветастый платок, абсолютно чистый, так что если бы не блаженная сытость, Дарик на полном серьезе решил бы, что все это ему просто привиделось. С голодухи. Мираж такой. Своеобразный. Девочка аккуратно сложила платок и убрала его в свою сумочку. В этот момент мальчик наклонился к ней и громким шепотом затараторил:

– Ладка, ты видела? Он три порции в один присест умял! В одиночку! Вот это герой так герой! И не лопнул! – на секунду задумался и продолжил, – Слушай! А может, он того, не герой, а упырь? – и уже нормальным голосом повернувшись к Дарику спросил: – А ты точно, не того…

– Что, не того? – осторожно поинтересовался Дарик, к которому семимильными шагами возвращалось, на время трапезы, покинувшее его, ощущение абсолютной бредовости ситуации.

– Ну не этого…, – помахал рукой мальчишка.

– Что, не этого? – повторив жест спросил парень.

– В смысле, не этот? А то, мы, как ща! – недвусмысленно грозно погрозил кулаком Мирка.

– Нет! – твердо ответил Дарик.

– Чего, нет? – поинтересовался мальчик.

– Ничего нет! В смысле, не этот! – припечатал парень.

– А! Это хорошо! А то уж я подумал невесть чего, – с легкой улыбкой и будто бы по секрету громко зашептал мальчишка.

– Мирка, ну какой же он упырь? Упыри только сырое жру…, ну едят. Вроде бы…, – влезла в разговор девочка и под конец задумалась.

Дарик закатил глаза.

– Приплыли! Мама, роди меня обратно! – вслух подумал он, и тут, радостно понял, что все происходящее, просто, дурной сон и очень захотел проснуться.

Он слышал, что если во сне себя сильно ущипнуть, то непременно проснешься. Ущипнул он себя сильно. Аж слезы выступили. Не проснулся. Поэтому обиделся на весь белый свет. Но вечная привычка во всем искать положительные стороны, очередной раз примирила его с окружающей действительностью или с сумасшествием, впрочем, он еще окончательно не решил, что лучше. Глубоко вдохнув через нос и выдохнув через рот, Дарик сказал:

– Ребята, я точно не упырь! – и добавил, неожиданно даже для себя самого, – Честное пионерское!

– А, ну если, честное пионерское, тогда ладно, верим! – сказал мальчик и посмотрел на сестру, – И чего делать будем, Ладушка? В смысле, с ним?

– Наверное, нужно на Заставу⁶ сообщить, пусть там решают. А пока что, давайте спать ложиться, поздно уже, а до жилья еще далеко, не стоит рядом с Чернолесьем в темноте бродить! – немножко подумав, выдала девочка.

Тут Дарик понял, что возник шанс проявить собственную воспитанность и загладить неловкость, возникшую в процессе ужина. И решив по максимуму его использовать, галантно произнес, во всяком случае, ему хотелось думать, что произнес он это достаточно галантно:

– У меня есть спальный мешок, позвольте предоставить его вам для ночлега! А сам я и у костра переночую…, заодно и подежурю…, буду за костром следить…, чтобы не погас.

Так уж получилось, что во время своего монолога Дарик смотрел именно на девочку, ну, случайно так вышло, наверное, да нет, точно случайно. И по мере произнесения своей речи, заметил на лице девочки сначала легкое недоумение, потом удивление и наконец, что-то такое непонятное, но с таким выражением обычно смотрят на маленьких детей не умеющих делать элементарные вещи. Под конец Дарик несколько смешался и даже начал мямлить. Но тут, девочка неожиданно улыбнулась, встала и сказала:

– Благодарю за предложение! Но думаю, ваш спальник сегодняшней ночью никому не пригодится.

Она достала из своей сумочки какой-то предмет, похожий на спичечный коробок и малюсенький прозрачный кристаллик. После чего вложила кристаллик в коробок, отошла от костра метров на десять, поставила коробок на бетон перрона, вернулась обратно и, повернувшись к коробку, громко и четко произнесла:

– Избушка, избушка! Повернись к лесу задом, ко мне передом!

Над коробком повисло марево, потом появился клочок тумана. Он стал стремительно увеличиваться, разросся значительно шире бетонной полосы и, внезапно, пропал. На месте туманного облака стояла изба. Добротная изба размером метров в восемь по фасаду и, казалось, буквально только что сложенная, точнее срубленная, она даже пахла свежим деревом. Дверь была гостеприимно распахнута. Девочка подошла к двери, порылась в своей сумочке, добыла из нее какой-то рисунок, сделанный на кусочке бересты, и прикрепила его над входом.

– Заходи, здесь переночуем, – с улыбкой сказала она и вошла в дом.

Дарик понял, что на сегодня с него уже хватит неожиданностей всех сортов и видов. Поэтому решил больше ничему ни удивляться. Буквально ничему и никогда! Подхватив свой рюкзак, наш герой, направился к дому, в котором еще и свет загорелся, причем, похоже, что электрический. Подумаешь, эка невидаль!

***

Утром Дарик проснулся рано. Ну, как сказать проснулся, вот оно ему было надо, просыпаться ни свет, ни заря. Он был беспощадно разбужен мальчиком Всемиром при живейшем участии девочки Лады. Ну, нравилось, видимо, этим садистам малолетним не давать спать заезжим героям! Как ни странно, встав, он почувствовал себя вполне выспавшимся. События вчерашнего дня подернулись легкой дымкой и уже не так ярко взывали о необходимости пройти медицинское обследование, желательно полное и желательно в стационаре⁷.

Особенно не четко вспоминался отход ко сну. Вроде бы девочка сразу ушла в дальнюю половину дома, а мальчишка довольно долго пытался ему что-то втолковать, но под конец плюнул и, показав, где лежат одеяло, подушка и прочие спальные принадлежности, завалился спать. Дарик тоже особо долго не тормозил и, постелив, уснул, раньше, чем его голова коснулась подушки.

А вот теперь, проснувшись, Дарик подивился изменениям, произошедшим в комнате, пока он спал. Не понятно откуда, в центре комнаты появился громадный стол, даже на взгляд очень тяжелый, занявший не меньше четверти вчера еще свободного пространства. На столе был расстелен уже знакомый ему платок, на котором стояли горшок с кашей, блюдо с половиной каравая, пара кувшинов, кроме того, присутствовали и миски-ложки-чашки. Вокруг стола стояли длинные лавки, такие же массивные, как и стол. Было решительно не понятно, откуда столь громоздкие предметы взялись и как их сумели затащить мальчик и девочка, да еще и настолько тихо, что бы его не разбудить?

Быстро одевшись и убрав на место постель, Дарик понял, что ему остро не хватает еще одной утренней процедуры, предшествующей завтраку. Немного помявшись, он шепотом поинтересовался у мальчика:

– Слушай, Мирка, а куда здесь в…, ну…, это, утром сходить можно?

– Утром-то? Сходить? Да куда хочешь! – также шепотом заговорщицки ответил мальчишка.

– То есть на улицу? – даже слегка расстроился парень, уже неожиданно привыкший к повседневности чудес.

– Можно и на улицу, – серьезно кивнул Мирка, – Все зависит от того куда попасть хочешь! – он даже наставительно поднял пальчик.

– В смысле, попасть? – помотал головой Дарик, окончательно потерявший нить разговора.

– То и в смысле! – наставительно произнес мальчишка.

– Мирка! Куда здесь до ветру сходить!?! – несколько громче, чем планировал, вернулся к первоначальному вопросу Дарик.

– Ах, это! Можно и до ветра. Но лично я предпочитаю посетить туалетную комнату, там заодно и умыться можно! – важно покивал Всемир, но развивать тему не стал.

– Хм, а, где? – помахал рукой парень.

– А вот прям там, – мальчик указал на дверь, которой еще пару минут назад, ну, точно не было. Дарик был, даже, почти готов поклясться в этом.

– Хм, это, спасибо! – буркнул, наш герой и смело отправился на разведку.

– Фу! Да не надо, я уж сам как-нибудь, – не очень понятно ответил Мирка, – В общем, обращайся если что.

Туалетная комната, напомнила Дарику туалеты в поездах дальнего следования, только без окна и полотенце висит чистое. Даже перестук колесных пар послышался на долю секунды. Но в целом комната удовлетворила нашего героя, и он остался вполне доволен её посещением. Закончив водные процедуры, все трое разместились за столом и приступили к завтраку. Дарик, вообще-то не очень сильно любил каши, но сегодняшнюю умял без остатка и даже вымазал миску хлебом, причем порядком опередив сотрапезников. В кувшинах оказались парное молоко и родниковая вода. К молоку Дарик всегда относился настороженно, еще со времен детского садика, а вот водичка оказалась выше всяких похвал. Когда все поели, Лада неожиданно спросила:

– Слушай, а у тебя фляга есть?

– Конечно, – ответил Дарик.

– Давай сюда, путь не близкий, надо воды с собой взять, – объяснила девочка.

Дарик сходил к рюкзаку, выудил из него настоящую армейскую фляжку, выменянную еще три года назад у одноклассника на кохиноровский ластик и ярко оранжевую ручку Bic, вернулся и протянул фляжку Ладе. Девочка покрутила фляжку в руках, открыла, понюхала, слегка поморщилась и решительно вернула.

– Так, давай воду лучше в моей возьмем. А то твоя…, слишком маленькая, – не уловимым движением Лада достала откуда-то небольшую, вроде как берестяную фляжечку, – А ты, этот свой, как его…, а рюкзак! С собой возьмешь?

– Естественно, – немного подумав, ответил Дарик.

– Вот и славно! Слушай, а может мы тогда, воду и провизию в него положим? – девочка пару раз хлопнула ресницами и улыбнулась.

После этой улыбки, Дарик понял, что да, он конечно же готов, положить все что нужно в свой рюкзак, который он же с удовольствием и понесет, причем, в принципе, он не против даже и Ладу понести. Но последнее ему не предлагают, наверное, к сожалению. Девочка хлопнула ресницами еще раз и продолжила:

– Я пока хлеб заверну, а ты флягу наполни.

Дарик посмотрел на фляги и решил, что имеет смысл наполнить обе. Сначала он быстренько наполнил из кувшина свою, а потом принялся за наполнение Ладиной. К его удивлению, в нее поместилось как-то уж очень много воды. Когда вода в кувшине подошла к концу, а кувшин сам по себе был не маленьким литра на четыре, а может и побольше, фляга по-прежнему оставалась полупустой.

«Ну и фиг с ней!», – подумал Дарик, и решительно заткнул фляжечку пробкой. А вот когда он попробовал переложить ее в рюкзак, то испытал удивление с новой силой. Фляжечка весила добрых килограмма два, если не три. «Бывает, наверное.» – философски подумал Дарик, уложил фляжки, потом принял у Лады завернутый в вышитое полотенце хлеб, разместил его так, чтобы не помялся, и аккуратно закрыв рюкзак, вслед за ребятами покинул приютивший их на ночь дом.

– Пару минут подождите и двинемся, – сказала Лада, после чего повернулась к дому, поклонилась и произнесла: – Благодарю, ночь избыли!

Дом, как-то вдруг съежился, затуманился и пропал. Девочка сделала несколько шагов, подобрала с платформы коробок и сунула в сумочку. После чего немного порывшись, достала из сумочки пудреницу. «Да, уж. И зачем ей пудреница? Да и как она собирается ей пользоваться в сумерках? Нет! Девчонки не исправимы!» – подумал Дарик, а дальше начались новые странности. Лада открыла пудреницу, вынула из нее горошину и сунула в ухо, поводила пальцем внутри, после чего, то место, где у нормальных пудрениц находится зеркальце, засветилось.

– Вызываю седьмую заставу! – сказала девочка пудренице, а спустя секунд семь, заулыбалась и продолжила: – Ой, здравствуйте, Василий Георгиевич! Это я, Лада, извините, что так рано, – и после небольшой паузы продолжила, – Ну да, к вам собираюсь. К ужину будем. Мы тут парня интересного встретили, хочу к вам привести, показать… Ага, благодарю! До встречи!

Лада еще некоторое время поводила внутри пальцем и вновь обратилась к пудренице:

– Проложить путь к седьмой заставе… По дорогам… Голосом.

После чего захлопнула пудреницу, а может и не совсем пудреницу, сунула ее в сумочку и, развернувшись к Дарику, сообщила:

– Путь проложен, можно идти. К вечеру, если не торопиться, будем на заставе, а если немножко поторопимся, то и на ужин успеем. Пойдемте! – после чего резко повернулась, взмахнув косой и пошла в сторону подсвеченного восходящим солнцем трафарета гор.

***

Они шагали уже часа четыре. Черный лес, остававшийся все время по левой руке, немного отступил и напоминал о себе лишь темной полосой где-то почти у горизонта. Вокруг расстилалась степь. Первый час они шли гуськом, по еле заметной тропинке в постепенно светлеющих сумерках. Потом, почти одновременно с солнцем, наконец перевалившим вершины гор, вышли на торную дорогу. Идти сразу стало веселее. Трепались о каких-то пустяках, Дарик о чем-то рассказывал, Лада улыбалась, а то и смеялась, в общем, получилась вполне приятная прогулка на свежем воздухе. Мирке, впрочем, довольно скоро надоел этот их разговор, и он убежал вперед. Так и шагали себе не торопясь.

Больше всего Дарика удивляли две вещи. Первая. Он перестал относиться к окружающему миру как к бреду сумасшедшего. И начал воспринимать его как вполне себе реальность. Да немного бредовую, но у всего есть свои недостатки. В целом-то, все нормально. Вторая же заключалась в том, что светлый образ черноволосой и кудрявой, кареглазой красавицы – Наташки из «А» класса, стал, как-то бледнеть, выцветать, да и вовсе растворяться. И за ним, все отчетливей стали просматриваться светлая коса и серые глаза, совсем другой представительницы прекрасной половины человечества. А ведь сколько сил и слов было потрачено им, в свое время, на утверждение в сознании окружающих, а прежде всего в своем собственном, того факта, что он однолюб. Да он однолюб! Но, похоже…, нет, точно…, совсем, даже, и не в Наташку.