Что там, за калиткой?

–Так вы никогда вместе не были? Ну, как влюбленные?

–Ты о чем?– я даже сначала не поняла, а когда до меня дошло, я онемела. Вытаращила на нее глаза и как заору:– Ты полная идиотка! Дура тупая! Вот кто, ты!

–Лёлечка, милая! Я не просто дура тупая, я мерзавка, каких больше нет. Если бы ты знала, что я натворила.– Люська рыдала в голос.– Я ревнивая корова! Я тогда, когда с Саней познакомилась, от счастья чуть с ума не сошла. Мы с ним сразу начали встречаться, нас друг к другу как магнитом тянуло. Еле-еле дождались окончания института, чтобы пожениться. А тут, я однажды увидела, как он тебя через ручей на дороге на руках перенес. У меня в голове что-то лопнуло. Я три дня с ним не встречалась, ревела в подушку. А когда он, наконец, ворвался ко мне в комнату, я на него наорала. Саня ничего не понял. Понял только, что я в одном городе с тобой жить не хочу. Почему? Я ему никогда так и не сказала. Он взял распределение сюда, это я потребовала, чтобы мы уехали на край света. Здесь тетка моя жила, Клавдия Ивановна. Мы приехали, получили этот дом, работу. Я тетке рассказала про свою любовь, про свои страхи, про вас с ним. Она у меня ведьма. Говорит, надо наговор на тебя сделать, чтобы ты к нам дорогу забыла, а Сане приворотное зелье выпить, чтобы он про тебя забыл. Мы с ней так и сделали. А потом беды всякие пошли, разные. Тетка говорит, мол, зря мы с тобой связались, тебя нельзя победить. Рано или поздно ты все равно приедешь, и свое заберешь. А вот нам с ней несдобровать. У нее по ногам кровоточащие раны пошли, а у меня дети так стали болеть, я вся поседела в тридцать-то лет. А тебя тоже вон как "гавкнуло". Ты же всегда звонила и все рассказывала, а я после твоих рассказов не знала куда деться. Ведь это я во всем виновата. Я к тетке пошла, стала требовать, чтобы она назад все вернула. Пусть я лучше Саню потеряю, но так жить больше не могу. Она меня навек выгнала и калитку потребовала закрыть. Замок заговорила и велела повесить с нашей стороны. Видишь, какая, я? А ты нам подарки всякие, дети тебя как увидели, так только о тебе и говорят, Саня смеется, давно уже не слышала его смеха, баланс мне сделала, от позора спасла. Как же так, Лёля?

Я смотрела на нее, слушала и смеялась внутри себя, пока не поняла, что она верит, свято верит в то, что говорит. У нее за эти годы такое чувство вины выросло, просто до небес. Еще чуть-чуть и она "с катушек" съедет. Когда Люська перестала всхлипывать, я еще чуток помолчала и говорю таким серьезным усталым голосом:

–Что же ты мне сама не сказала? Еще тогда? В Москве? Я бы сама тебе зелье любое приготовила.

–А ты можешь?

–Конечно. Ты же всегда знала, кто я на самом деле.

–Знала. Все на курсе говорили, что стоит тебе с парнем поговорить, и все – он твой. А если тебе дорогу перейти, то жди беды.

–И как же ты после этого отважилась со мной связаться?

–Не знаю. Мне всегда казалось, что ты меня не обидишь. А я с тобой вот так поступила…

–Хочешь все исправить?

–А это возможно? Очень хочу.

– Слушай меня внимательно. Я тебе только один раз это скажу. Завтра уже ни за что не повторю. Запоминай с одного раза. Поняла?

–Поняла.

–Так вот, Люся. Физику ты учила? Учила. Надеюсь, помнишь ее основные законы. С какой силой ты давишь на стол, с такой же силой стол давит на тебя. Помнишь? Здесь тот же принцип. Вы с Клавдией Ивановной отправили грязные пожелания в мой и Санин адрес. До нас дошла только половина, а другая вернулась рикошетом к вам. Поэтому у вас начались беды и проблемы. Эта гадость оплела ваши души бетонной коркой. Чтобы это снять, тебе придется стараться всю оставшуюся жизнь.

Люська вся сжалась, я видела, что ей страшно до жути, но все равно продолжила самым серьезным и убедительным голосом:

– Теперь каждое утро, ты должна вставать раньше всех остальных и приносить из колодца ведро чистой воды, из которой потом напоишь всю семью, заваришь чай и сваришь суп. Поставишь ведро на стул, возьмешь в руки глиняную кружку. Прежде чем ты зачерпнешь в нее воду, ты должна полностью избавиться от всех вредных мыслей. Первым делом ты наберешь в кружку воды и произнесешь так тихо, как только сможешь: "Саня, я люблю тебя. Хочу, чтобы ты был счастлив и здоров". После этого тоненькой струйкой выльешь воду назад в ведро. Снова зачерпнешь полную кружку и скажешь: "Ниночка, я люблю тебя. Хочу, чтобы ты была здорова и счастлива. "Выльешь воду тоненькой струйкой в ведро, пока вода будет литься, вспоминай самые лучшие черты своей дочери, за что ты ее любишь. Потом опять зачерпнешь кружку воды и станешь думать про Никитку и опять произнесешь: "Сынок мой, Никитушка. Люблю тебя. Хочу, чтобы ты был здоровым и счастливым". И снова выльешь воду тонкой струйкой, а сама вспоминай его самые лучшие черты. Потом, опять зачерпни воды в кружку и произнеси над ней эти же слова, вспоминая маленькую Оленьку. Когда обмоешь души своих близких, вспомни также родных, Клавдию Ивановну, может еще кого, кого я не знаю. Всех, кому ты желаешь добра. Самую последнюю кружку наберешь, и подумай о себе. Прошепчи: "Водица, водица, умой мою душу, умой мое лицо, дай мне здоровья и счастья". Вылей в ведро тонкой струйкой, размешай воду, набери в кружку. Половину кружки выпей, другой половиной воды умой лицо и шею, вытри насухо и иди готовить завтрак. А когда все начнут выходить к завтраку, дай каждому по четверти стакана этой воды выпить. Запомни, вода начнет свой путь по твоей душе. Ей надо много времени, чтобы смыть корку злобы и вылечить тебя и твоих детей. А с Клавдией Ивановной ты должна помириться и до конца ее жизни помогать, чем только сможешь. У вас общая беда и снимать ее надо вместе и одновременно. Все запомнила?

Люська сидела такая притихшая, что я и сама поверила тому, что сказала и тоже замолчала. Она произнесла тихонечко:

–Она меня слушать не захочет. Как мне быть?

–Завтра с утра отомкнешь замок, и я схожу к твоей тете. А там посмотрим.

Люська обняла меня за шею и положила мне голову на плечо:

–Лёля, ты, правда, на меня не сердишься?

–Сержусь, конечно. Тебе надо было сразу сознаться. Столько лет ты носила этот груз на душе. Разве можно так? Береги душу, Люся. Это хорошо, что зло тебя не победило. Очень хорошо.

–Лёля, а если человек скажет на воду гадкие слова, он другому сможет навредить?

–Сможет, Люся. Но при этом и сам погибнет. Помнишь закон физики? Любое наше дело, хоть доброе, хоть злое, возвращается к нам рикошетом, и половина его остается с нами навсегда. Снять ее очень трудно. Но возможно. Так что, не вешай носа.

Вышел заспанный Саня, не знаю, кто кого спать уложил – он ли Ольку или она его.

– Люся, ты накинь куртку, не то опять спину застудишь.– Саня бережно накинул Люське куртку на плечи, она улыбнулась ему.

А я встала из-за стола:

–Все, хочу спать. Поздно уже. Спокойной ночи.

Я ушла, они остались убирать со стола и мыть посуду. На душе у меня было пусто, но спокойно. Неужели же, даже моя единственная Люська всю жизнь считает меня ведьмой? За что? Как им всем объяснить, что я такая же как все, не лучше и не хуже. Уже лежа в постели, я поняла, что так происходит потому, что вся моя жизнь проходит не внутри, а снаружи от всех остальных. Просто им легче наблюдать за мной со стороны. А уж как они меня понимают, или не понимают? Тут я бессильна что-либо исправить.

После завтрака я вышла в сад, было градусов пять мороза. Хорошо. Дышится легко. Деревья уже оголились, нет прошлогодней листвы, стволы чистые умытые, под деревьями валяются обломки веток, видимо зимой был сильный ветер, много сучьев наломал. Поверх моих прошлых следов, к калитке в конце сада, протоптана дорожка. Видимо Люська и Саня уже побывали здесь. Замка не было. Снег возле калитки убрали и саму калитку открыли на всю ширину. Я улыбнулась и прошла на соседний участок. Утопая в снегу выше щиколотки, я направилась к дому. Во дворе молодой человек рубил топором толстые ветки. Я поздоровалась, он от неожиданности уронил топор и уставился на меня как на привидение.

–Извините, а Клавдия Ивановна дома? Я могу ее увидеть?

Парнишка показал рукой в сторону дома. Я поблагодарила и пошла дальше. Он продолжил свое занятие.

Постучав в дверь, я вошла внутрь дома. Из крошечного коридора вели две двери, я прошла в открытую. В доме было холодно и убого. Старая мебель, протертые половики, возле стола три сколоченных из дощечек табурета. Стол накрыт клеенкой, протертой на углах. На окошке ситцевые, выгоревшие занавески неопределенного от частых стирок цвета. Кирпичная печка с чугунной плитой на два отверстия, закрытых съемными кольцами, прикопченый чайник на краю печки и такая же кастрюля у другого края. Печку еще не топили, но уже все для этого приготовили. В открытую дверцу видны были сложенные дрова и газета для розжига. Пустой стол, на котором не стояло ни солонки, ни сахарницы, был чисто вытерт. У одной стены старинный буфет с резными дверцами, у другой стены такой же древний диван с высокой спинкой и полочкой над ней, обтянутый дерматином. На нем две подушки и одеяло. Вот и вся обстановка этой то ли кухни, то ли горницы. Пока я все рассматривала, из другой двери с трудом вышла пожилая женщина лет шестидесяти:

–Здравствуйте, вам кого?– настороженно спросила она.

–Здравствуйте, Клавдия Ивановна. Меня зовут Ольга Ненашина. Я пришла сказать вам спасибо.

Клавдия Ивановна побледнела как полотно и сделала шаг назад, закрываясь рукой.

–Какое спасибо? За что? Я тебе ничего хорошего не сделала.

–Сделали, Клавдия Ивановна. Это трудно объяснить и рассказать я не могу. Но вы столько для меня сделали. Не бойтесь, хорошего сделали. Может это и не лично вы, но это были ваши полные тезки. Им я уже ничего сказать не могу. А вот вам говорю – спасибо.

–Зачем ты так? Ты ведь ничего не знаешь. Меня не благодарить надо…

–Я все знаю, Клавдия Ивановна.– я говорила и видела ее ужас. Бедная женщина, наверное, решила, что пришел час расплаты. Ну, сколько же можно верить во всякую чушь? Как ей объяснить, что я не верю в наговоры, приворотные, отворотные и прочие зелья?

– Клавдия Ивановна, а что у вас с ногами?

Я смотрела на ее ноги: как две тумбы, обмотанные старыми шалями, в огромных, не по размеру, растоптанных старых тапках.

–Болят они у меня. Мочи нет, как болят.

–Покажите. Я, хоть и не врач, но хоть посоветую к какому врачу обратиться.

–К какому врачу? У нас в городе одна больница, а в ней три доктора и фельдшер. К какому ни приди, совет один – меньше жидкости и не перенапрягаться. Все.

Клавдия Ивановна все же размотала свои повязки. Синюшные ноги были покрыты варикозными узлами. Я покивала головой:

–Ясно. А аптека тут у вас есть где-нибудь?

–Есть. В центре три аптеки. Только мне туда не добраться. Да и цены на лекарства такие, пенсии не хватит. Я уж как-нибудь, отварами и примочками.

–Это, конечно, не плохо – отвары и примочки. Но в вашем случае они уже не помогут. Вы сейчас ложитесь, а я в аптеку сгоняю, прикуплю кое-чего.

–Не надо, Оля. Сегодня выходной, аптеки не работают.

–Значит, завтра с утра. А сейчас ложитесь на диван и ноги на валик положите, кровь должна от узлов отойти.

Клавдия Ивановна послушно прилегла на диван и подняла на валик ноги. Я, как смогла, потуже перевязала ей ноги старыми шалями. Пока я с ней возилась, открылась дверь, и на пороге возник Дым Дымыч?

–Ты? Что ты здесь делаешь?– хором одновременно спросили мы друг друга.

– Я пришла сказать Клавдии Ивановне спасибо. А ты?

–А я здесь временно проживаю. Мне Тося посоветовала, а Клавдия Ивановна разрешила пожить у нее, сколько надо. Я в магазин слетал. Ты суп варить умеешь?

–Конечно.

–Тогда, вари. Сейчас печку растоплю и вперед!

Я послушно стала вынимать из пакета продукты: хлеб, бутылку молока, колбасу, сыр, сливочное масло, кусочек мяса, сахар и кулек конфет. Клавдия Ивановна тревожно наблюдала за продуктовым "изобилием":

–Ну, зачем ты столько накупил, Дима?

–Как зачем? Кушать, Клавдия Ивановна. Все же нас два мужика. Ну, Лёля, чего замерла?

–Ищу в чем бы мясо вымыть?

– Воды нет, Оля. Открой кран, может, уже пошла?

Я открыла кран, он зашипел на меня как рассерженная гадюка, но водой плеваться не стал.

–Так, ясно, механик опять запил. Воды нет.

–А ты откуда знаешь?– Спросил Дым Дымыч.

–Люська вчера рассказала. У них на водонапорной башне насос постоянно выходит из строя, а механик запойный. Как начнет квасить, так полгорода без воды сидит.

–И что теперь делать? Снег топить?

–Нет, не надо. Бери ведра и пошли со мной.

Только мы собрались идти за водой, как у двери столкнулись с Люськой. Она вытаращила глаза на Дым Дымыча.

– Люсь, помнишь, я вчера тебе про одного человека рассказывала, знакомься – Дым Дымыч.

–Люся.– она протянула руку Дым Дымычу.

–Очень приятно.– он тряхнул ее руку.

–Ты к тете пришла?– тихо спросила я ее.

–Да. Хочу попробовать помириться.

–А мы к тебе за водой сходим. Голодно у твоей Клавдии Ивановны.

– Конечно. Сане скажи, он вам поможет. Ну, я пошла…– Люська набрала полную грудь воздуха, выдохнула и толкнула дверь. А мы отправились по дорожке в сад.

На полпути встретили Саню, он чистил лопатой дорожку от снега.

–Саня, познакомься с Дым Дымычем.

–А, привет! Мы уже виделись на перроне. Очень приятно – Саня!– он протянул Дым Дымычу свою, похожую на лопату, руку.

Пока мужики знакомились, я прошла чуть дальше и остановилась. Они двинулись за мной. Саня принес еще два ведра. Наполнив их водой, мы пошли в обратный путь.

Дома у Клавдии Ивановны было настоящее мокрое царство. Они обе сидели на диване, в обнимку и обильно поливали друг дружку слезами.

Саня оторопело засопел носом. Я прекратила это водопад, одним словом:

–Хватит. Саня, берите с Дым Дымычем, Клавдию Ивановну на руки и несите к вам. Будем все вместе обедать.

–Я сам.– пробасил Саня.

Захватив по дороге Федю, племянника Клавдии Ивановны, мы двинулись цепочкой через сад. Калитки не было вовсе. Саня ее выломал насовсем.

Огромный Санин стол на веранде пришелся очень кстати. Мы устроили грандиозный пир на весь мир. Люська достала из погреба солененькие огурчики, помидорчики, капусту, грибочки. Отварили картошки, двух куриц, нарезали сала и колбасы. Испробовали все настойки, решая какая вкуснее. Дети, объевшись до отвала, убежали играть под навес и в сад. А мы отмечали окончание "холодной войны". К вечеру уже забыли, по какому поводу собрались. А я время от времени, думала, ну почему бы мне раньше не приехать?

Пожалуй, это был самый эмоционально насыщенный отпуск в моей жизни.

Может это меня Дым Дымыч ночью в поезде "укусил"? Но меня обуяла жажда деятельности. Никогда до этого я не увлекалась благотворительностью или стремлением изменить круто чью-то жизнь. Мне вообще не свойственно желание вмешиваться куда-либо, будь то разговоры или отношения людей. Но теперь, какое-то неведомое мне чувство, заставляло действовать. На следующий день я оправилась в город. Поймав на улице машину, я уговорила водителя, показать город и возить, куда мне будет надо. Мы сторговались с ним за тысячу рублей, что он будет в моем распоряжении весь день до ночи. Первым делом мы отвезли Клавдию Ивановну в больницу. Хирург нам сказал, что сам с такой болезнью не справится, но выписал кучу мазей и таблеток, посоветовал носить, не снимая компрессионные чулки. Мы поехали по аптекам, объехали весь город, но нашли все, что нам прописали. По пути я зашла в мебельный магазин и увидела там, к своему удивлению, неплохую детскую мебель. Заказала два комплекта, оплатила и договорилась, что ее привезут в субботу.

За ужином менторским тоном объявила Люське и Сане, что хочу переселить между собой детвору. Маленькую комнату отдать в полное владение Никитке, а в большой поселить девочек. Люська встрепенулась:

–Как же я сама не додумалась? Конечно, девочкам вместе будет веселее. Да и Ниночка уже большая, при Никитке стесняется переодеваться. Вот, в субботу и переселим.

–Конечно. Но до субботы надо всю мебель куда-то вынести и комнаты вымыть. В субботу привезут новую мебель.

Саня и Люська вытаращили на меня глаза:

–Ты что, Лёля? Какую мебель? У нас все есть.

–Да. А будет еще лучше. Вот увидите. В вашем мебельном магазине увидела детскую мебель из сосны. Красиво. Светлая и удобная.

–Лёль, она, наверное, очень дорогая.– Люська испуганно прикрыла ладошкой рот.– Мы своей мебелью обойдемся.

–Вы – да. А вот дети будут жить удобно. Все, Люсь, я ее уже купила. Мы с тобой за неделю должны все вымыть и сшить новые шторы. А Саня позовет Дым Дымыча, и они вместе вынесут все старье. Зови Ниночку и Никитку, пусть в свободное время выносят свои вещички – игрушки из комнат, освобождают территорию.

Люська позвала детей и объявила им мое решение. Они были на седьмом небе от радости, особенно Никитка.

Всю неделю я раскладывала детские вещи по кучкам, заодно выбрасывая все, что посчитала ненужным, маленьким и сломанным. К субботе комнаты были пустыми, если не считать кроватей, на которых еще продолжали спать дети. Между делом мы каждый день посещали Клавдию Ивановну. Не скажу, что она выздоровела, но какое-то облегчение все же наступило. Теперь она уже не кутала ноги в старые шали, просто ходила в компрессионных чулках и теплых меховых тапочках. Лекарства тоже делали свое дело, она говорила, что боли почти не чувствует. Это радовало.

В субботу привезли мебель, причем рано утром, что меня очень удивило. В Москве я бы прождала весь день, а может быть и полночи. Дым Дымыч тоже пришел ни свет ни заря. Мы все вместе позавтракали и отправились разбирать доски и дощечки, пытаясь разобраться, что к чему относится. Было очень весело. Четыре человека с высшим техническим образованием крутили так и сяк чертежи, и мебельные детали, выискивая на них совпадающие номера. При этом один шкаф мужики собирали и разбирали раза четыре, пока все не встало как надо. А двухъярусные кровати вообще ввергли нас в уныние. Но, к вечеру Никиткина комната была собрана, вся мебель расставлена, постель заправлена. Совершенно счастливый мальчишка забрался на второй ярус и наотрез отказался оттуда слазить. Девчонки смотрели на него с завистью. Я им шепнула, что завтра у них будет так же, только еще лучше.

За ужином мы, как водится, "обмыли" это хорошее дело. Но не так, чтобы очень. На завтра предстояло собрать еще один комплект. Саня сказал, что они поняли, как это надо делать и завтра все будет быстрее и лучше.

Его самонадеянность продержалась только до утра. Когда, сразу после завтрака, они приступили к сборке второго комплекта, все повторилось с тем же результатом и теми же эмоциями. Зато было очень весело.

В таком же темпе я продолжала претворять свои замыслы по обустройству жизни друзей все остальное время. Мой отпуск пролетел как один день. До выхода на работу оставалась неделя, пора в дорогу. Мы с Люськой наревелись вдоволь. Она не хотела, чтобы я уезжала, я не хотела уезжать. Саня все подливал и подливал нам настойку из малины. Мы, общим голосованием, признали ее самой вкусной. Дым Дымыч заскочил к нам на десять минут, чтобы пожать мне руку на прощание, посмотрел мой билет, сказал, что если успеет, то придет проводить на вокзал. Весь остальной день Люська складывала мне в сумку гостинцы, а я играла с детьми. На прощание я им купила игрушечный набор с железной дорогой, двумя паровозиками и вагончиками, с мостами и разъездами, светофорами, семафорами, деревцами, перронами и человечками.

Мой поезд уходил поздно вечером. Расцеловав всех на прощание, обнявшись с Клавдией Ивановной, мы с Люськой сели в машину. Саня погрузил мои пожитки в багажник и повез нас на вокзал. Дым Дымыча на перроне не было. Мне стало совсем грустно. Было такое чувство, как будто я прощаюсь со сказкой. Саня занес мой чемодан и сумку в купе и убрал в ящик. Потом поговорил с проводником, тот пообещал, что сам спустит мои пожитки на перрон и позовет носильщика. Я стала догадываться, что моя сумка опять стала неподъемной. Мы еще раз, наверное, в десятый, обнялись, поцеловались и я, наконец, ушла в свое купе. Я попала в тот же вагон, вот только Тоси не было, был проводник, мужчина лет пятидесяти, немногословный и неулыбчивый. Я протянула ему свой билет, заплатила за белье и чай и села на свое место. Обратно я ехала по ходу поезда. В купе еще никого не было кроме меня. Я стала смотреть в окно. На перроне пританцовывали Саня и Люська. Я им махнула, чтобы они шли домой. Мы снова послали друг другу кучу воздушных поцелуев. Поезд медленно тронулся, мои друзья еще какое-то время шли рядом, но потом отстали и продолжали махать мне вслед. Я смахнула слезу. Впереди замаячила серая тоскливая Москва, с ее мерзким Максиком, подлой Вероникой Робертовной и кучей всяких "земноводных". Впереди меня ждал хор подхалимок, доносов и шушуканий за спиной. Пора было застегивать душу на замок и укутывать в непроницаемый скафандр.