Читать книгу: «Звериная страсть», страница 15

И прежде чем он успел опомниться, я с жаром приникла к его губам, как и желала, без малейших промедлений. Сильные, но в то же время бережные руки обвили мою талию, помогая приподняться. Я оказалась у него на коленях, наши тела вплотную прижались друг к другу – под шум завывающего ветра за окном возникла новая мелодия – вожделения и страсти.

Я запустила пальцы в его буйные кудри, упиваясь ощущением прилива сил, проникавшим в меня с каждым поглаживанием, с каждым соприкосновением наших губ.

Рати шумно выдохнул мне в шею, крепко сжимая мою талию. Наш поцелуй затягивался и становился глубже, но мне хотелось большего. Я жаждала ощутить прижатое к моей спине его теплое тело. Впрочем, для этого было еще слишком рано. По крайней мере, я знала, что прежняя Шура этого не одобрила бы и сгорела бы от стыда. Хорошо, что мы похоронили ее в той могиле, в которую она свалилась. Глубокая, темная могила.

Внезапный всхлип разнесся по комнате.

Рати отшатнулся, его нижнюю губу пронзила острая боль, и рубиновая капелька крови стекла по подбородку.

Он коснулся места, где выступила кровь, и ошарашенно взглянул на свою руку.

Ой. Видать, я немного увлеклась своими думами.

Я перехватила его руку, поднося кончики пальцев к своим губам. Металлический привкус крови приятно обволок язык, как горько-сладкий эликсир. В груди разлилась небывалая теплота – потусторонняя мощь, пульсирующая жизнью.

– Спасибо, мой милый мальчик. Теперь ты действительно выручил меня в полной мере.

***

Старые половицы скрипят под нашим весом – единственный источник звука, когда мы ступаем по рубиновому коридору особняка.

Я прямо-таки ощущала, как во мне разливается жизнь. Я жива и никогда не испытывала большей радости!

Хватаю Рати за руку и тяну за собой по коридору. После моего укуса он был на редкость молчалив. Глупец. А ведь стоило бы быть благодарным, что укусила именно его, а не кого-то другого… Выбор же имеется.

Я сдержанно хихикаю в процессе внутреннего диалога с моей недавней знакомой из сада с белоснежными розами – мой мелодичный смех разлетается эхом на весь коридор.

Без предупреждения рывком притягиваю Рати к себе, заставая его врасплох. Юноша спотыкается, но я обхватываю его за плечи и поворачиваю вокруг, прижимая спиной к стене.

Он хрипит и удивленно вскидывает на меня брови. Мои губы в считанные секунды оказываются вблизи его губ, и я готова завладеть тем, что отныне принадлежит мне во всех смыслах.

Поцелуй получается коротким и смазанным, так как Рати прерывает меня, и едва различимым шепотом обеспокоенно произносит: – Сирин, я…

Прижав палец к его устам, заставляю его замолчать.

– Ш-ш-ш… Кто-то вот-вот побеспокоит нас, мой милый. – шепчу ему прямо на ушко, слегка прикусывая его.

Как по мановению руки, по коридору разносится звук нескольких шагов, становясь отчетливее с каждым мигом.

Глаза Рати тревожно расширяются, он ловит меня за руку и устремляется за поворот коридора.

Его миниатюрные пальцы исследуют причудливые детали деревянной резьбы на стене, увитой плющом. Раздается тихий щелчок, и декоративная панель сдвигается в сторону, открывая небольшой проход в темноту.

Он втаскивает меня в проход – тот настолько узок, что приходится жаться друг к другу. Вскоре с другого конца доносится сдержанный голос Агния и смешки Юргиса – они пропадают за дверями каких-то комнат.

Трепет и азарт захватывают меня. Я лукаво улыбаюсь – вокруг кромешная тьма, но мне почему-то чудится, что Рати увидел мое оживление, и от этого тело его напряглось.

Пользуясь ночным зрением, продвигаюсь в темноте потайного хода на звук мужских голосов.

– …Яд упыря заставляет ее гормоны подскакивать. В таком состоянии она не контролирует свой разум. – слышу тихий голос Агния, когда оказываюсь рядом с тем местом, куда они вошли. – Матка упырей обычно подпитывает всю стаю своей тантрической энергией, которую она источает. Я видел, как тяжело ей дается борьба с ее влиянием.

Возникшая пауза заставила меня усомниться в том, что в комнате с ним есть кто-то еще, но тут послышался на редкость серьезный голос Юргиса.

– Так что же удерживает ее от полного обращения? Сомневаюсь, что девка настолько сильна сама по себе, чтобы противиться этому.

Агний шумно вздохнул, прежде чем ответить: – Да… У меня есть предположение, что только метка Морана удерживает ее от полного перехода.

– Значит, она не обернется? Это же хорошая новость, да?… В нашей любящей семейке не прибавится на еще одно чудовище, ха! – Юргис прыскает от хохота.

Однако Агний обрывает того холодным замечанием.

– Думаю, обратиться она сможет лишь в одном случае. Если успеет испробовать крови… Человеческой крови.

– Успеет до чего?

– До полнолуния. Оно через неделю.

Я прикусываю щеку и обхватываю себя за локти. Мне вдруг становится безумно холодно. Зябко и неуютно.

Две руки горячо обвивают меня сзади.

– Я здесь. – шепчет мне на ушко Рати, уткнувшись щекой в мое плечо.

– …Есть мысли, как уговорить нашего большого белого волка выпустить мышонка на волю? – раздается голос Юргиса.

– Куда именно? Такие, как она, уничтожали десятки деревень на протяжении всех времен. Мы не можем отпустить ее в подобном состоянии.

– Как будто нам есть дело до этих убогих деревень!

– Я и не думал о деревнях, Юргис.

– Оу. А, так вот что… Значит, теперь ты печешься об этой человечке? С чего вдруг?

– Она кое-кого мне напоминает. Шура, она… Такая же невинная. – услышала я вдумчивый голос Агния. – Возможно, это и помогает ей так долго противостоять этому темному влиянию.

По комнате прокатился лошадиный смех Юргиса.

– Вот это сюрприз, братец! Какое любопытное откровение. Девственница… А я-то думал, почему вкус ее губ такой… особенный. – он выдержал паузу. – …Ой?

Тут же раздался сильный удар по стене – что-то жестко прижали к ней, отчего я вздрогнула и еще сильнее прижалась к Рати.

– Что, решил отлупить мою прекрасную физиономию? Ну давай, Агний. За дело! – издевательски протянул Юргис.

Последовало гнетущее молчание.

– Твоя ненаглядная Шура уже не столь невинна, как прежде. Это уже не та девочка-божий одуванчик, которую мы впустили в наш дом месяц назад. Помни об этом, Агний. – прорычал рыжий волколак.

Приглашение на бал

В тишине нашего скрытого в стене алькова воздух сгустился от волнения.

Голос Рати, пронизанный беспокойством, прорвался сквозь тишину.

– Это правда, Сирин? Ты превращаешься в упыря?

Я заколебалась, прикусив губу.

– Я не знаю…

Признание сорвалось с моих уст сродни заблудшему шепоту. Эйфория, охватившая меня некогда – пьянящая смесь власти и сексуального влечения, – рассеялась.

Рати чуть придвинулся ко мне, его тепло составляло контраст с пронизывающим меня ознобом.

– …Это ты меня целовала тогда или упырь заставил тебя это сделать?

– Не все ли равно? – парировала я, скривив губы в улыбке, прислонившись к нему спиной. – Ты жаждешь этого тела, не все ли равно, кто им управляет?

С нарочитой медлительностью я выгнула спину навстречу ему, как кошка, потягивающаяся в лучах солнца. Моя щека прижалась к его – прикосновение, от которого по телу прокатилась теплая истома. Дыхание Рати сбилось у моего виска, я ощущала, как бешено колотится его сердце. Власть над ним опьяняла.

Мой смех негромко отозвался в полумраке – сладостный и жестокий одновременно.

– Скажи мне, – прошептала я, – ты боишься ту, в которую я превращаюсь? А может, горячо мечтаешь о ней?

Рати помедлил, прежде чем робко положить ладони на мои бедра: ткань платья податливо смялась под его пальцами. Но это была лишь малая толика того, чего я действительно хотела. Ну почему я постоянно должна учить мужчин, как правильно со мной обращаться?

Я накрываю его руки своими, направляя их вверх – к талии, ребрам и выше. Его дыхание сбивается, когда я накрываю его ладонями свои упругие груди. Помогаю ему сжать их, запрокидывая голову на его плечо и обнажая шею для его поцелуев.

Но он не делает так, как хочу я. Вместо этого Рати отдергивает руки, словно обожженный накалом моего внутреннего огня. Он вжимается спиной в перегородку, обхватив себя за локти.

– Сирин, так нельзя! Мне кажется, что это делаешь не ты, – его голос – хрупкая нить, сотканная из сомнений и опасений.

На моих губах расплылась ехидная улыбка, а в глубине кошачьих глаз вспыхнул озорной огонек.

– Ну же, Рати… убеди меня, что ты не мальчишка, – поддразнила я. – Докажи мне, что в глубине тебя все-таки заложен мужчина.

Сделав стремительный шаг вперед, я хотела преодолеть разрыв между нами. Но стена под весом Рати поддалась и сдвинулась в сторону, выбросив его в коридор.

Выбравшись из скрытого прохода, я нависла над ним.

– Вот дурак… Но, черт возьми, какой же хорошенький дурак!

Я надавила каблуком на его грудь, пока тот не застонал от боли.

В этот момент Юргис и Агний как раз выходили из кабинета, и на их лицах выразились одновременно удивление и беспокойство, когда они заметили нас в коридоре.

Я изящно убрала каблук с груди Рати, и по губам расплылась невинная улыбка: я оглянулась на них с притворным удивлением, вскинув ресницы.

– Что вы так уставились на нас, братцы? Я просто сдувал пылинки с прекрасных ножек Сирин, – заявил Рати со всей серьезностью. – А теперь мы пойдем развлекаться в мою комнату!

С этим он схватил меня за руку, увлекая за собой подальше от немигающих взглядов Юргиса и Агния. У меня внутри все клокотало от веселья: я оглянулась через плечо и подмигнула мужчинам, которые смотрели, как мы уходим – оба были совершенно ошарашены.

– Ратиша, – позвал Агний, его тон показался мне крайне серьезным. – Зайди ко мне в кабинет через час. Нам нужно переговорить кое о чем.

Стоило нам отойти дальше по коридору, как Рати прильнул ко мне и заговорщически прошептал на ушко: – Забудь о них. Агний просто жутко ревнует.

Путь к его покоям казался одновременно знакомым и чужим – лабиринтный переход сквозь тени и многочисленные повороты коридоров.

Дойдя до двери, Рати немного помедлил, прежде чем распахнуть ее. Комната была залита приятным светом ламп с зеленоватым отливом и пахла свежестью. На просторной кровати с меховыми одеялами виднелись различные пожитки: беспорядочно разложенные книги, какие-то побрякушки с ярмарки и остатки блинов на тарелке, которые Кирилл приготовил вчера.

– Ты можешь приходить сюда, когда захочешь, Сирин, – протянул Рати, отступая в сторону, чтобы позволить мне войти первой. – Я редко бываю здесь, ибо предпочитаю прогулки на свежем воздухе. Все-таки у меня есть привилегия – когда хочу, тогда и гуляю. А не как эти… Лапти блохастые, по недельному расписанию.

– Что ж, спасибо. – улыбнулась я, изучая преобладающий зеленый цвет в убранстве. – Но к чему мне быть здесь, коли тебя здесь не будет?

Ой, как понравился ему мой ответ! Пряча счастливую улыбку за сжатым кулачком, парень зажег еще несколько свечей.

Устроившись у камина, мы разлеглись на меховом ковре. Рати восседал, скрестив ноги, его голубенькие глазки лучились теплом, а я откинулась на мягкий топчан рядом, закинув ноги на его колени.

– Как насчет игры? – предложила я с легкой игривостью в голосе.

Рати приподнял бровь, заинтригованный и в то же время настороженный.

– Что за игра?

Наклонившись вплотную, я прикоснулась теплым дыханием к его уху, нашептывая условия.

– Игра на твою внимательность. Тебе придется по душе. Но если проиграешь, будешь должен мне одно желание. Уговор?

– …Ну что ж, – неуверенно произнес он, хотя я уже видела, как в нем разгорается искорка азарта. – Уговор.

– У тебя будет целых три попытки. Приступим же, – с довольной ехидцей объявила я, накручивая на пальчик прядь своих волос. – К вам приехала мадам, принесла свой чемодан. В чемодане сто рублей и записка с наставленьем. Вам не велено смеяться, не канючить, и не надуваться. Не говорить ни «да», ни «нет», и не… вожделеть меня. Вы поедете на бал?

Рати нахмурил лоб, осмысливая мои слова, и стало ясно, что он не совсем улавливает суть дела.

– Я… поеду на бал, – неопределенно ответил он.

– А! Запретное слово! -воскликнула я, притворяясь разочарованной. Но это было лишь начало моего коварного плана.

– Сирин, я не понимаю смысла этой игры! Давай сыграем во что-нибудь другое…

– Сперва закончим эту. Что ты наденешь на бал?

– Костюм.

– Он будет белым, словно снег? Или черным, как…

Так и захотелось сказать «как глаза Морона», но я предпочла отбросить мысли об этом чудовище.

– Нет, – живо возразил Рати. – Он будет серым.

– Еще одно недозволенное слово – "нет"! Опять внимательность теряешь!

– Но почему?!

– Тебе сказано было, что говорить «да» и «нет» – недопустимо. Забыл наставления мадам?

Мой смех разлился по покоям, подобно звону серебряных колокольчиков, пока юноша хмурился и дулся.

– Ты проиграл игру, мой милый мальчик.

– Что? Но почему?! Я еще даже ничего не сказал!

– Ты надулся. А ведь мадам просила тебя не смеяться и не надуваться. Очень жаль, Рати, но ты не поедешь на бал.

– …Ну и пусть. Балы – скука смертная!

Видя его милое разочарование, я наклонилась вперед, чтобы мягко поцеловать его в губы – отвлекающий маневр, призванный вывести его из равновесия. И это удалось.

– Мадам дарит тебе еще один шанс. Будь внимателен… – прошептала я, заставляя его покорно опуститься на меха, пока мои руки обнимали его за плечи. – Что, если на балу тебя пригласит на танец какая-нибудь другая мадам? Согласишься?

– Не соглашусь, – твердо заявил он, но потупил взор под моим пристальным взглядом.

– Уверен ли? А что, если она окажется более очаровательной, чем я? – в моем приглушенном голосе звучали нотки соблазна, когда я стала тереться о него, чувствуя, как крепнет подо мной его мужское естество.

– Зачем тебе играть со мной в эту игру, если я уже давно проиграл тебе?… Последнее наказание мадам я нарушал бесчисленное множество раз еще до начала игры… – пробормотал он с полузакрытыми веками.

Я улыбаюсь, покрывая поцелуями щеки юноши, в то время как моя рука сдавливает его шею.

– …Так ты будешь с ней танцевать или нет? Отвечай же, Рати.

С каждым моим движением тела решимость его ослабевала, и он безвольно выдавил из себя: – Нет, не буду!

На моем лице расплылась торжествующая ухмылка.

– Проиграл.

Рати хрипло выдохнул и вознамерился было приподняться, но я удержала его на месте.

– Почему же ты не выручил Сияну? – вырвалось из моих уст, и я тут же нахмурилась, потому как не контролировала сказанное.

Глаза Рати округлились, а его острейшие коготки, выскочившие от переизбытка эмоций, ненароком задели мою руку – на ней проступил едва заметный пунцовый след.

При виде этого непреднамеренного повреждения во мне мгновенно взыграл гнев вурдалака: как посмел он уродовать мою идеальную кожу? За такое он должен быть наказан, чтобы впредь проявлять ко мне повышенную аккуратность!

Я с небывалой силой оттолкнула Рати от себя. Он попятился назад, к приоткрытому окну, – жалкая марионетка, попавшая под мою горячую руку, – и, прежде чем кто-либо из нас осознал, что происходит – Рати выпал из окна.

С мрачной улыбкой я проследовала к открытому окну и заглянула вниз. На снегу лежал волк. С шерстью, лоснящейся под лунным сиянием, и глазами, горящими первобытным инстинктом, Рати рванул в лес.

– Ну и ну… Неужели я опять пропустил все веселье?

Дверь со скрипом поддалась, и в проеме предстал Юргис. Его фигура выглядела властно: широкие плечи, казалось, полностью заслоняли проход. Тени играли с его чертами, подчеркивая острые углы скул и лукавый блеск в зеленых глазах.

Мужчина беспечно облокотился о дверной косяк, одна рука лениво вытянулась под голову, другая покоилась в кармане брюк.

– Кирилл из окна сиганул, теперь этот озабоченный крендель – из форточки выпал. Моя-то очередь скоро придет, надеюсь? – с саркастическим подтекстом произнес он, оглядывая комнату с самозабвенным видом.

– Да хоть сейчас! – мои слова прозвучали резко, но, похоже, развеселили его еще пуще.

В одно мгновение Юргис сократил расстояние между нами. Схватив меня за плечо, он с удивительной резкостью крутанул меня к себе. Его руки обхватили меня в районе груди, а спина прижалась к его животу.

– С каждым днем твое поведение нравится мне все больше и больше, человечишка, – прошипел он мне в ухо, обдав горячим дыханием. – Но ведь ты уже и не человечишка толком, не так ли?

– Оставь меня в покое, рыжий. Твоя очередь миновала. Произвести впечатление на меня тебе не удалось. – усмехнулась я, слегка повернув голову, чтобы встретиться с его изучающим взглядом. – Награда за самый худший поцелуй в моей жизни – твоя!

Выражение его лица чуть подернулось – бровь приподнялась в шуточной обиде.

– Даже Рати целуется лучше, чем ты… А как он владеет своим языком! Тебе бы поучиться у него, – вызывающе рассмеялась я, попутно скидывая с себя его руки, будто стряхивая назойливое насекомое.

Юргис чуть качнул головой, словно стараясь переварить услышанное.

– Ты действительно так думаешь? Рати?… Этот коротышка?

– Абсолютно, – отозвалась я с натянутой улыбкой. – Он прекрасно знает, как заставить меня почувствовать себя… желанной.

– Просто у тебя слишком заниженные сексуальные ожидания, – поспешно отмахнулся Юргис, отступая на шаг назад, но не теряя задорного проблеска в глазах.

– О, перестань! Ты просто испытываешь ревность, потому что понимаешь, что никогда не сравнишься с ним в моих глазах.

Он тихонько шикнул на это и наклонился ко мне ближе, понизив голос: – Со мной это не пройдет, девочка. Ревность – не моя стезя, это ниже моего достоинства.

– Ну разумеется, – обольстительно подмигнула я. – Говори себе это на здоровье. Может, и уверуешь.

Юргис с преувеличенным вздохом усталости, смешанным с весельем, покачал головой и полностью отстранился от меня.

– Развлекайся, пока можешь, – бросил он напоследок, прежде чем уйти. – Доброй ночи, деревенская соблазнительница!… И если я тебе приснюсь. А я в этом уверен! Помни, мне нравится, когда красивые женщины находятся сверху. Так что расслабься, тебя это не должно заботить. – он склоняет голову, любуясь моей фигурой. – Потому что ты мне в любой позе приглянешься.

Когда он скрылся в тенях за порогом, мой заливистый смех устремился вслед за ним.

Дай сердцу волю – приведет в неволю

Я скользнула за тяжелую дубовую дверь библиотеки, скрип петель отозвался в тишине. На мне было лишь ночное платье и белая меховая накидка, что так нежно прикасалось к коже.

Прогуливаясь неспешным шагом, я накручивала на палец прядь волос. Библиотека была огромной, заставленной высокими стеллажами, которые жалобно скрипели под тяжестью бесчисленных томов. В косом свете, проникающем через заиндевелые витражи, плясали пылинки.

Я двинулся вглубь лабиринта, ища одну конкретную книгу – по слухам, в ней содержался ключ к снятию метки, омрачавшей мою новую жизнь.

Подойдя к ряду больших окон, выходящих на заснеженные пруды, я заметила Кирилла, бредущего по заснеженной тропинке к садам.

На моих губах возникла улыбка, и я слегка прикусила губу: его появление зажгло во мне искру заинтересованности. Еще за завтраком Агний посоветовал мне поучиться у Кирилла искусству медитации, которое он с недавних пор начал практиковать в надежде обрести внутренний покой. Как мило.

Мысли в голове коварно кружились, когда я наблюдала за его легкой поступью по снегу, каждый шаг оставлял за собой след, который вскоре будет поглощен дыханием зимы.

Я вернулась к своим поискам. Мои пальцы пробегали по корешкам, украшенным позолоченными буквами – названиями, обещающими дать мудрость или заблуждение, – но ни в одном из них не было того, что я искала.

Но стоило мне потянуться за толстой книгой с названием «Летописи Чернобога», как вокруг моего запястья мгновенно обвилась тонкая лента из черного шелка. В попытке вырваться из пут, меня обуяла тревога, и в этот же момент из теней выдвинулись другие ленты, обвиваясь вокруг моих рук и туловища.

Они неумолимо затягивались, отрывая меня от пола и делая беспомощной. Мой рот был опутан, глуша мои крики, а очередная лента заслонила мои глаза, погружая меня в кромешную тьму.

Я погружалась все глубже, пока в окружающей черноте не зажглось мерцающее пламя – вспыхнули красные свечи.

И я обнаружила, что стою по колено в омуте мутной воды.

Свечи зловеще затрепетали, окружая меня со всех сторон, и вода пошла рябью. В ней стали появляться какие-то видения.

Снова… Я оказалась в чьих-то воспоминаниях.

Перед глазами возник образ мальчика с черными вороными волосами и темно-синими очами – Казимир, лицо которого было измазано грязью и отчаянием.

Мальчишка скитался по пустынным улицам в одиночестве, его маленькая фигурка содрогалась от ночной прохлады. Рок судьбы распорядился жестоко – его продали в публичный дом, где набитые деньгами престарелые господа забавлялись с малолетними юнцами.

Действие перенеслось на театральные подмостки, где под лучами красных светильников выступал угрюмый Казимир. Он двигался с изяществом, порожденным презрением ко всему, и сладко пел, невзирая на свою горькую участь. Он выступал перед глазами, которые видели лишь поверхностное и мимолетное зрелище – объект для их извращенного досуга. Смех и аплодисменты были пустым эхом на фоне происходящего, Казимир был в плену этого существования.

И однажды… Мальчик очень приглянулся одному из влиятельных чиновников в этом уезде, человеку, чье влияние определяло судьбы многих людей.

После этой встречи юноша так и остался лежать обнаженным на полу помоста. Он был сломлен – как телесно, так и душевно.

Следующее видение, которое я наблюдала, – это Казимир, висящий в петле на затемненной сцене. Он решил, что это и будет его спасением.

Однако волею судьбы, в театральный зал случайно заглянула пожилая зажиточная барыня. Проворным движением она опустила рычаг веревки и тем самым избавила юношу от гибели.

Из признательности – или, пожалуй, из чувства обязанности – Казимир перебрался в ее роскошное имение по настоянию барыни. Однако то, что должно было стать для него приютом, превратилось в очередную темницу. Пожилая женщина с упоением наряжала его в роскошные женские платья и наносила на его лицо макияж, превращая его в того, кем он не был и кем становиться не желал. Но возразить ему было нечего – она была его спасительницей, а он – ее куклой.

Чувство ненависти к ней копилось до тех пор, пока не стало невыносимым. Казимир люто возненавидел ее не только за ее поступки, но и за то, что она лишила его выбора – барыня решила за него, что он должен жить.

Тогда Казимир разработал план. Когда его хозяйка готовилась ко сну, он поднес к ее постели два бокала – один с вином, другой с ядом. Сам он не помнил, в каком из них был яд.

Наблюдая за тем, как она отпивает, а красный браслет с гранатовым оттенком поблескивает на ее руке, он тоже поднес бокал к губам.

Минуты тянулись, а старушка все хихикала, рассказывая ему очередную историю из своей молодости. Она потянулась за гребнем, чтобы расчесать волосы Казимира, как делала это каждый вечер. Но как только он уселся к ней спиной, послышался глухой удар тела о пол.

После кончины барыни выяснилось, что старушка по какой-то причине завещала все свое немалое состояние Казимиру. Вскоре в Белоярске был возведен величественный собор – самый красивый дом Божий во всей губернии. Кто оплатил сию работу было неизвестно, но именно в этих освященных стенах Казимир встретил ее – Сияну.

Она появилась в соборе в рыданиях, ее печаль была осязаема, пока девушка искала спасения среди каменных колонн и витражей. Когда они беседовали наедине при свете свечей, он потянулся, чтобы вытереть слезу, скатившуюся по ее прекрасной щеке.

Наблюдая за ними с поверхности омута, я испытала непредвиденную волну эмоций: из моих глаз сами собой потекли слезы.

Я напряженно заморгала и отвернулась от видения, но повернувшись обратно, обнаружила, что меня заволокло тьмой.

***

Я резко пробудилась, растерянно озираясь по сторонам, и осознала, что задремала над книгой в библиотеке. В ноздри ударил запах состаренной бумаги, я поднялась на ноги и потерла глаза, чтобы разогнать остатки сна, упорно цеплявшиеся за мое сознание.

«Значит, больше всех ты ненавидишь себя…» – тихо произнесла я.

Я направилась к окну, рама которого поскрипывала под напором порывов ветра. Захлопнув его настежь, я перевела взгляд на раскинувшиеся вдали сады. В уголках моих губ скривилась недобрая улыбка.

Я развернулась и направилась в свои покои.

Платье, которое я выбрала, было из шелка глубокого малинового оттенка, который облегал мою фигуру, подобно второй коже, подчеркивая каждый изгиб. При движении ткань переливалась, ловя отблески света. На плечи я накинула накидку из черного меха.

Макияж я наносила с особой скрупулезностью – каждый штрих краски еще больше преображал меня, превращая в воплощение соблазна. Малиновый оттенок на губах завершил преображение. Я не сразу узнала собственное отражение в зеркале. Это был кто-то другой – наилучшая версия меня.

Я выпорхнула из покоев и направилась на улицу.

Сад представлял собой заповедник, окутанный белым покровом: снег устилал каждую поверхность, как тончайшая вуаль. Среди этого безмятежного пейзажа сидел Кирилл – бледный молодой художник с сизыми волосами, обрамлявшими его лицо, как клубы тумана. Сгорбившись над мольбертом, он погрузился в свой мир, где черный цвет свободно смешивался с белым холстом. В его арсенале больше не было никаких красных тонов.

Я приблизилась к нему, каждый мой шаг был рассчитан на то, чтобы привлечь его внимание.

Когда он наконец поднял глаза, на его лице промелькнуло удивление, сменившееся чем-то более настороженным – смесью восхищения и опаски.

– Могу я присоединиться к тебе? – ласково предложила я, проводя пальцем по краю мольберта.

Кирилл неспешно кивнул: я устроилась на стуле напротив него за небольшим чайным столиком, уставленным кистями и палитрами с тусклыми красками.

– Моя госпожа, я тут подумал, – нерешительно начал Кирилл после минутного молчания, – а не обучить ли тебя медитации… Это могло бы помочь тебе контролировать твою… тьму внутри.

Он устроился напротив меня и аккуратно взял мою руку в свою, его пальцы приятно коснулись моей кожи.

– Медитация – это не столько концентрация, – начал он. – Это и умение дышать.

Я кивнула, наблюдая за тем, как он с сомнением подносит руку к моей груди.

– Не дышите так, – наставил он, в его речи промелькнул намек на разочарование. – Ты дышишь так, будто воруешь воздух. Дыши полной грудью.

Я шлепнула его по руке, так как она начала съезжать вниз.

Реакция Кирилла была незамедлительной – его глаза заблестели от накативших слез, грозящих вот-вот пролиться.

– Да что же ты за мужчина такой, если постоянно норовишь разреветься? – огрызнулась я, поднимаясь с места. Его ранимость ужасно бесила меня.

– …Мужчина? Как же я могу быть мужчиной, если я даже никогда… Никогда… – его голос сорвался на шепот, и он вытер глаза, размазывая черную краску, которая была на кончиках его пальцев – разительный контраст на фоне его бледной кожи.

Я на мгновение замешкалась, приподняв брови.

– …У тебя что, никогда в жизни не было… женщины?

Я смотрела, как он отворачивает голову, и стыд разливается по его щекам.

– Посмотри на меня, Кирилл! – твердо велела я, взяв его за подбородок. Он неохотно подчинился, открыв безупречные черты лица, омраченные выступившей из одной ноздри струйкой крови.

– О, – пробормотал он с невинной улыбкой, – похоже, я сильно разнервничался от твоего вопроса. Ты вынуждаешь меня изрядно тревожиться, моя милая госпожа.

Было что-то обескураживающе чарующее в том, с какой легкостью он принимал свою душевную боль, изображая из нее некий аксессуар.

Я опустилась на колени рядом с Кириллом, коснувшись его коленей.

– Знаешь, – начала я, мой голос был низким и знойным, – трудно сосредоточиться на медитации, когда в голову лезут всякие непристойные мысли о моем мастере.

Слова соскользнули с моих губ, как мед, сладкие, но с оттенком порочности.

Его глаза расширились, в их глубине зажглось удивление.

– …Какие мысли? – тихо спросил он.

– Грязные… Мерзкие, прелестные мысли, Кирилл. – улыбнулась я, поставив локти на его колени и наклонившись ближе. – Мысли о том, как его гениальные руки исследуют каждый кусочек меня. О том, как ощущаются его губы, ласкающие мою чувствительную кожу… о том, как он упирается в меня своим… телом.

Дыхание юноши прервалось, и я увидела, как по его щекам пробежал румянец – восхитительный цвет.

– Расскажи мне подробнее, прошу, – мягко попросил он, с особым трепетом пропуская мои волосы сквозь пальцы.

Я наклонилась ближе, позволяя себе полностью насладиться моментом.

– Я думала о том, каково это – почувствовать тебя внутри, – прошептала я, придавая каждому слову искушающую нотку. – Чувствовать вкус твоей кожи… полностью погрузиться в тебя.

Я протянула руку и коснулась кровавой дорожки на его лице, запечатленной ранее, и медленно накрасила свои губы этим пунцовым цветом, словно помадой, созданной из самого греха.

Кирилл наблюдал за мной с благоговейным восхищением, не осмеливаясь и сдвинуться с места.

– Моя муза… Ты уподобляешься Богу. – вздохнул он, завороженный увиденным. – Смилуйся надо мной… Прошу.

Внезапно что-то кольнуло в груди – жгучее ощущение. Оно словно вгрызалось в меня, оттаскивая от Кирилла.

Не раздумывая, я вскочила на ноги и побежала без оглядки – сердце рвалось наружу, не понимая, что со мной происходит.

Захлопнув за собой дверь, я прижалась к ней спиной, с трудом переводя дыхание. Сбросив с плеч меха, я увидела, как на груди проявляются следы от когтей.

Метка Морана… Теперь она будет портить все мои сладостные утехи с другими? Да чтоб его!!

***

Когда я прогуливалась по лабиринтообразным залам поместья, тени следовали за мной, как мои слуги. Я кусала ногти, пребывая в расстроенных чувствах. Эта метка не только не позволит мне развлекаться со щенками теперь, но и не даст подпитываться от них энергией. Я непременно должна что-то сделать со своей связью с Мораном. И чем скорее, тем лучше.

«Да. Мы должны убить его. Он этого заслуживает». – произнес сладкий голосок в моей голове.

Ноги сами понесли меня все глубже в недра поместья, пока я не набрела на мраморные купальни, поблескивающие при свете многочисленных ламп. Воздух был густым от влажности и земляного запаха, смешивающегося с чем-то цветочным, – разительный контраст. Вид был завораживающим: стены украшали искусные мозаики, на которых были представлены сюжеты о блаженстве и ублажении.

Я уже хотела было уйти, но возникший неприятный зуд в области груди остановил меня – сильное побуждение потянуло меня дальше внутрь, в отделанные мрамором бани.

Словно влекомая невидимой силой, я устремилась вглубь полумрака и насыщенного парами воздуха.