Троецарствие

По-иному описан в «Троецарствии» Гуань Юй, главное в его образе – верность клятве, данной при братании, он до конца верен Лю Бэю, но не столько как вассал своему патрону, сколько как младший брат старшему брату. Долг для него превыше всего. Как ни ублажал его Цао Цао, как ни старался задобрить подарками, он вернулся к Лю Бэю, едва узнал, где находится его названый брат. Гуань Юй великодушен, он не дерется с уставшим противником или врагом, попавшим в тяжелое положение, в его правилах бой только на равных. Вот почему он великодушно отпускает Цао Цао, имея полную возможность взять его в плен на дороге Хуажундао.

Особенности, присущие каждому герою, находят соответствие и в его внешнем облике. У неистового Чжан Фэя голова барса и тигриные усы, отличительным знаком Гуань Юя является цвет его лица – кирпично-красный, такой, какой бывает у перезрелого финика-жужуба. По легенде, не нашедшей отражения в эпопее, а записанной в 30-е годы нашего века, Гуань Юй родился из крови казненного на небесах дракона – превращение не смогло завершиться, потому что, как это обычно бывает в сказках и легендах, чашку с кровью открыли на день раньше срока. Красный цвет лица в традиционном китайском театре – символ беспредельной верности долгу, и в этом смысле грим Гуань Юя чрезвычайно типичен. Красное лицо считалось отражением «красного» (то есть верного, искреннего, не знающего колебаний) сердца.

Совсем по-иному нарисован портрет Лю Бэя. Если описание внешности Чжан Фэя и Гуань Юя автор эпопеи позаимствовал из народной книги, то облик Лю Бэя он целиком перенес из «Истории Трех царств» Чэнь Шоу. Описание это на первый взгляд весьма странное – у Лю Бэя свисающие до плеч уши, длинные, ниже колен, руки. Разгадка, однако, в том, что, описывая Лю Бэя, историограф III века меньше всего думал создать его реальный портрет, он использовал полагающиеся Лю Бэю по этикету как основателю царства Шу эпитеты, заимствованные из буддийского арсенала. И «уши до плеч», и «руки ниже колен» – эпитеты Будды, возникшие в Индии и «пришедшие» в Китай в первых веках новой эры, когда монахи принялись переводить с санскрита на китайский язык буддийские сутры. Так же как и в средневековой Византии, где императоров описывали с помощью эпитетов, полагающихся Христу, в Китае III–VI веков историографы нередко использовали эпитеты Будды при описании внешнего облика государей. Вот почему из героев Трех царств только Лю Бэй, законный с точки зрения конфуцианцев государь – продолжатель императорского рода, отмечен такой необычной внешностью. Уже потом, когда Три царства прекращают свое существование и на исторической арене появляются представители рода Сыма, которым суждено основать новую династию Цзинь, они описываются с помощью этих же буддийских знаков. В описание внешнего облика героев эпопеи входят и их одежда, и их оружие. Эти описания не соответствуют историческим реалиям, они взяты из устных вариантов сказаний, в которых народные рассказчики красочно описывали одеяния своих героев, свободно перенося их из сказа о событиях XI века до н. э. в сказ о правившей в VII–X веках династии Тан. Каждый герой-воин в «Троецарствии» воюет со своим характерным оружием: Гуань Юй выезжает на бой с мечом Черного дракона, Чжан Фэй – с длинным «змееподобным» копьем, Люй Ву – с алебардой Квадратное небо. Это оружие – такой же знак эпического героя, как и его необычная внешность. Из дошедшего до нас древнего «Трактата о мечах» мы знаем, что у реального Гуань Юя было немало разных мечей, с которыми он, видимо, и выезжал на бой, но в эпопее он всегда вооружен своим мечом Черного дракона, который напоминал древнерусский бердыш – это было огромное кривое лезвие на длинной, в рост человека, рукояти, заканчивавшейся мордой дракона, из пасти которого как бы и выходило лезвие (потому он и назывался мечом дракона). Лю Бэй, как заметит читатель, изображен в «Троецарствии» весьма пассивным. Сам он решений не принимает, объявить себя императором не решается. Нет сомнений, что образ его создан в соответствии с традиционным для конфуцианства представлением о том, что идеальный правитель «управляет, не действуя», за него дела вершат мудрые сановники, которые заботятся о народе. Таким мудрым сановником и предстает в эпопее Чжугэ Лян. Чжугэ Лян тоже персонаж исторический, он один из лучших стратегов раннесредневекового Китая. До нас дошло даже собрание его сочинений, составленное тем же историографом Чэнь Шоу. В образе Чжугэ Ляна в эпопее как бы соединены воедино черты конфуцианского мудреца и даоса-мага.

Он и описан в эпопее как даос. Его отличительным знаком является накидка из журавлиных перьев, а журавль ассоциировался в представлении китайцев с бессмертными святыми даосских верований, которые подымались в небеса верхом на журавлях. И веер из перьев, одним взмахом которого Чжугэ Лян отправляет в бой целые армии, – тоже примета не военачальника, а отшельника-даоса. Чжугэ Лян в эпопее всегда выезжает на поле боя в коляске. Это тоже не случайно, он подражает знаменитому стратегу китайской древности – полководцу IV века до н. э. Сунь Биню. По ложному доносу в царстве Вэй Сунь Бинь был обвинен в преступлении, и ему отрубили ноги. Посол другого царства Ци, тайком увез Сунь Биня к себе, и тот впоследствии руководил военными действиями против Вэй, следуя за войском в коляске. Точно так же поступает в эпопее и Чжугэ Лян. Он не только читает знамения Неба и умеет сам придумывать хитроумные планы разгрома противника, но и может творить заклинания и вызывать, например, ветер и дождь. Знаменитый эпизод о том, как Чжугэ Лян помог полководцу царства У Чжоу Юю разгромить флот Цао Цао, как раз и построен на этом умении. Следует, однако, сказать, что, создавая художественный образ Чжугэ Ляна, автор книжной эпопеи нередко приписывал ему и чужие деяния. Так, например, в главе сорок шестой рассказывается о том, что Чжугэ Лян обещает Чжоу Юю за три дня изготовить сто тысяч стрел. Он снаряжает суда, велит привязать к бортам снопы соломы и ночью с шумом выехать навстречу судам Цао Цао. Воины Цао Цао стали беспорядочно стрелять в приближающиеся, но невидимые в тумане суда, и все снопы с одного борта оказались утыканы стрелами; тогда Чжугэ Лян велел подставить другой борт и получил еще столько же. Так за одну ночь только благодаря смекалке Чжугэ Лян добыл сто тысяч стрел. Из исторических сочинений мы знаем, что подобная история не имеет отношения к реальному Чжугэ Ляну. В «Кратком описании царства Вэй» рассказывается, например, что правитель земель У по имени Сунь Цюань в 213 году, во время войны с Цао Цао, отправился на своем корабле на разведку и подъехал к судам противника. Вражеские воины усыпали его корабль стрелами; тогда Сунь Цюань, чтобы восстановить равновесие, велел повернуться к врагу другим бортом и так избежал катастрофы. В народной книге этот маневр приписан уже Чжоу Юю, причем речь идет не о случае во время разведки, а о сознательной хитрой операции с целью добычи стрел. Ло Гуаньчжун заимствовал этот сюжетный ход, но приписал его Чжугэ Ляну, поскольку это более соответствует логике его художественного повествования и образу хитроумного стратега. Он использовал и различные другие легенды, создав образ всеведущего советника-мага, который сродни аналогичным типам мудрых советников эпоса разных народов, вроде Мерлина из западноевропейских сказаний о короле Артуре.

Иначе обрисованы в «Троецарствии» противники Лю Бэя – коварный Цао Цао и правители царства У. Цао Цао человек хотя и талантливый, но, как и все тираны, подозрительный и коварный. Цао Цао в эпопее – антипод Лю Бэя. Лю Бэй правит с помощью гуманности, в его образе воплощен народный идеал мудрого правителя, Цао Цао поддерживает свою власть насилием. Лю Бэй почтителен к матери, Цао Цао еще в детстве прославился тем, что обманывал своего дядю, у которого воспитывался (эти подробности сняты в сокращенном русском издании). Лю Бэй во всем слушается Чжугэ Ляна, Цао Цао полагается только на свой ум и карает тех, кто осмеливается критиковать его проступки. Цао Цао подозрителен. Он казнит знаменитого лекаря Хуа То, который предлагает сделать ему под наркозом трепанацию черепа (факт реальный, а не вымышленный, Хуа То действительно пользовался снадобьями, которые снимали боль во время операций), Цао Цао убивает слугу, приблизившегося к спящему хозяину, чтобы поправить одеяло. Этот и многие другие мелкие эпизоды, связанные с Цао Цао, были записаны уже в неофициальных сочинениях III–VI веков, откуда их заимствовал Ло Гуаньчжун. Вместе с тем у Ло Гуаньчжуна образ Цао Цао неоднозначен. Цао Цао бывает смел, иногда даже выказывает великодушие к побежденным, иногда запрещает своим воинам грабить жителей покоренных земель. В отличие от фольклора, где герои четко делятся на абсолютно положительных и абсолютно отрицательных, Цао Цао был нарисован автором эпопеи как герой более сложный и противоречивый.

Однако жизнь средневекового художественного произведения, особенно относящегося к так называемой «простонародной» литературе, не похожа на жизнь современного произведения. Почти все китайские книжные эпопеи на протяжении веков подвергались переделкам и изменениям. То же произошло и с «Троецарствием». В XVII веке некто Мао Цзунган, о котором почти ничего не известно, несколько видоизменил текст эпопеи Ло Гуаньчжуна, сделал из двухсот сорока главок сто двадцать глав, придумал для них новые названия на манер двустиший (это соответствовало сложившейся после Ло Гуаньчжуна традиции), уменьшил количество вставных стихов и цитируемых официальных документов, усилил отрицательное начало в образе Цао Цао, снял некоторые мелкие эпизоды и отдельные детали, составил интересные комментарии к большинству эпизодов и к каждой главе. Работу Мао Цзунгана трудно оценить однозначно: положительно или отрицательно. Факт тот, что с этого времени «Троецарствие» стало издаваться только в его обработке. Именно эта версия переведена на многие восточные и западные языки. По ней создавались пьесы для пекинской музыкальной драмы (их известно около ста пятидесяти), для репертуара всех местных разновидностей китайского театра (а их насчитывается более четырехсот). «Троецарствие» Ло Гуаньчжуна в версии Мао Цзунгана стало основой и для поздних сказительских вариантов. Как говорилось выше, народные сказители исполняли сказания о героях Трех царств еще до Ло Гуаньчжуна. После появления его эпопеи они стали пользоваться ею как основой для своих устных выступлений. Выступления эти продолжаются и по сей день. Автор этого предисловия еще в 1959 году на Небесном мосту в Пекине слышал, как замечательный сказитель Лянь Кожу рассказывал о Чжан Фэе, своим криком устрашившем воинов Цао Цао на Чанбаньском склоне, а приехав в Китай в 1981 году, ходил на выступления дочери Лянь Кожу, которая унаследовала мастерство отца. В разных местностях существуют свои школы исполнения «Троецарствия». Рассказывают эту эпопею и восточномонгольские хурчи. Популярна она и в Таиланде, где, как говорят, переделаны главы, повествующие о походах Чжугэ Ляна против вождя южных (видимо, тайских) племен Мэн Хо. Семь раз в эпопее берет его в плен Чжугэ Лян, желая заставить покориться Шускому царству. В этом эпизоде особенно заметно характерное для феодального Китая стремление показать свое культурное превосходство над не знающими культуры «варварами». Так вот, переделывая «Троецарствие», в Таиланде создали свою версию, согласно которой Мэн Хо брал в плен Чжугэ Ляна, показывая свое военное превосходство, а не наоборот.

Видимо, уже в XIV–XVII веках появились и первые иллюстрации-гравюры к эпопее Ло Гуаньчжуна (напомним, что иллюстрированной была и предшествующая «Троецарствию» народная книга). Впоследствии тема борьбы Трех царств заняла свое место и на красочных народных лубочных картинах, которые печатаются с досок и до сих пор. И сейчас еще в знаменитых мастерских Янлюцина (в Тяньцзине) можно приобрести отпечатанную со старой доски и раскрашенную вручную картину с изображением приезда Лю Бэя в царство У для женитьбы на дочери тамошнего правителя. В прошлом веке лубки на темы «Троецарствия» во множестве изготовлялись и во Вьетнаме – так популярно было там это произведение.

«Троецарствие» – самая ранняя китайская книжная эпопея. Она интересна для нас как памятник дальневосточного Средневековья, рисующий исторические события того времени, показывающий народные идеалы и особенности общественной жизни старого Китая, обусловленные конфуцианством и даосизмом. Чтение эпопеи помогает лучше понять Китай сегодняшний, со всеми его сложностями и противоречиями.

Русский перевод «Троецарствия», выполненный по версии Мао Цзунгана, появился впервые в 1954 году. Настоящая книга представляет собой сокращенное издание того же перевода, в котором сохранена основная сюжетная линия произведения. При подготовке этого издания были сокращены многие однотипные эпизоды, бесчисленные описания поединков, многочисленные вставные стихи, сведения, перенесенные Ло Гуаньчжуном из летописи, и исторические подробности, которые требуют для русского читателя большого и сложного комментария. Кроме того, в текст были внесены необходимые уточнения и исправления. Думается, что в таком виде эта старинная эпопея станет более доступной нашему читателю. В книге воспроизведены китайские гравюры из издания «Троецарствия», сделанного с досок в XVII веке, возможно, из того самого издания, которое было привезено в 1821 году в Россию и сохранилось в фондах Ленинградского отделения Института востоковедения Академии наук.

Б. Рифтин

Глава первая
Пируя в Персиковом саду, три героя дают клятву. Разгромив Желтые повязки, братья совершают свой первый подвиг

Говорят, что великие силы Поднебесной после длительного разобщения непременно воссоединяются, а после длительного воссоединения вновь разобщаются.

В конце правления династии Чжоу ^[1] семь княжеств вели друг с другом междоусобные войны, пока княжество Цинь не объединило их в одно царство ^[2]. А когда пало царство Цинь, началась борьба между княжествами Хань и Чу ^[3], завершившаяся их объединением под властью династии Хань.

Основатель Ханьской династии Гао-цзу ^[4], поднявшись на борьбу за справедливость, отрубил голову белой змее и объединил всю Поднебесную.

Впоследствии, когда династия Хань находилась на краю гибели, ее снова возродил Гуанъу ^[5]. Империя была единой до Сянь-ди, затем распалась на три царства. Но до того, как она распалась на три царства, государь Хуаньди ^[6] по наветам евнухов заточал в тюрьмы ни в чем не повинных людей.

При его преемнике, Лин-ди, евнухи стали еще больше бесчинствовать.

И вот появились дурные предзнаменования. Так, в день полнолуния четвертого месяца второго года периода Установления спокойствия ^[7], когда император Лин-ди поднялся на трон, во дворец ворвался порыв ветра, с балки спустилась огромная черная змея и обвилась вокруг трона. Император от испуга упал. Змея исчезла, загрохотал гром, хлынул дождь и посыпался град.

Во втором месяце четвертого года периода Установления спокойствия в Лояне случилось землетрясение. Восемь лет спустя, в первом году периода под девизом Блеск и Согласие^[8], куры запели петухами. В день новолуния шестого месяца во дворец влетела огромная черная туча. Осенью в Нефритовом зале засияла радуга. Обрушились скалы в Уюане.

Советник Цай Юн в докладе государю объяснил превращение кур в петухов тем, что власть перешла в руки женщин и евнухов. Тогда евнухи оклеветали Цай Юна, он был сослан в деревню, евнухи же фактически стали управлять страной. Возмущенный их произволом, народ помышлял о восстании, роем поднялись, точно осы, разбойники и грабители.

В то время в области Цзюйлу жили три брата – Чжан Цзяо, Чжан Бао и Чжан Лян. Чжан Цзяо собирал в горах целебные травы и однажды повстречал там старца, который пригласил его к себе в пещеру, передал ему три свитка божественной книги и промолвил:

– Вручаю тебе изложенные здесь основы учения Великого спокойствия. Возвести народу о них от имени Неба и спаси род человеческий. Если же отступишься, несчастье падет на тебя!

Сказав это, старец исчез.

Чжан Цзяо денно и нощно постигал книгу, научился вызывать ветер и дождь, а в первом лунном месяце первого года периода Срединного спокойствия ^[9], когда на людей напал мор, многих исцелил наговорной водой. Число его учеников и последователей росло день ото дня. Из них Чжан Цзяо создал тридцать шесть дружин, поднял войско и провозгласил себя полководцем князя Неба, Чжан Бао – полководцем князя Земли и Чжан Ляна – полководцем князя Людей. Они распространяли слухи, что Синему небу скоро конец, что на смену ему придет Желтое небо и что в первом году нового цикла в Поднебесной воцарится Великое благоденствие.

– Дни Ханьской династии сочтены. Появился великий мудрец. Повинуйтесь Небу и служите Правде. Наградой вам будет Великое спокойствие! – обратился Чжан Цзяо к народу.

Народ откликнулся на призыв Чжан Цзяо. Четыреста или пятьсот тысяч человек повязали головы желтыми повязками и примкнули к мятежу. Силы мятежников были огромны. При их приближении императорские войска разбегались.

Когда армия Чжан Цзяо подошла к границам округа Юнчжоу, его правитель Лю Янь объявил набор добровольцев.

И вот в уезде Чжосянь отыскался среди добровольцев настоящий герой.

Он не любил читать книги, был великодушен, немногословен, ни радость, ни гнев не отражались на его лице, зато душа была преисполнена великими замыслами и желанием водить дружбу с героями Поднебесной. Высокий рост, смуглое лицо, алые губы, свисающие вниз уши, глава навыкате, длинные руки – все выдавало в нем человека необыкновенного. Это был Лю Бэй, по прозванию Сюань-дэ, – потомок Лю Шэна, Чжуншаньского вана, и праправнук ханьского государя Цзин-ди.

Лю Бэй рано лишился отца, они с матерью плели сандалии да циновки, тем и кормились. Возле их дома росло высокое тутовое дерево с кроной, напоминавшей крытую колесницу, – знак того, что из семьи Лю выйдет знаменитый человек.

Когда Лю Янь призвал желающих вступить в войска, Лю Бэю было двадцать восемь лет. Он горестно вздохнул, прочтя воззвание, и вдруг услышал за спиной громоподобный голос:

– Что это вы так тяжело вздыхаете?

Лю Бэй оглянулся и увидел мужчину могучего сложения, с головой барса, круглыми глазами, короткой толстой шеей и ощетиненными, как у тигра, усами. Необычайный вид незнакомца поразил Лю Бэя.

– Кто вы? – спросил он.

– Я Чжан Фэй, – ответил незнакомец. – Наш род извечно живет в Чжосяне, у нас тут усадьба и поле; мы режем скот, торгуем вином и водим дружбу с героями Поднебесной.

– А я потомок Ханьского императорского дома, прозываюсь Лю Бэй. Вздохнул же я потому, что у меня нет ни сил, ни средств, чтобы расправиться с мятежниками.

– Ну, денег-то у меня хватит! – сказал Чжан Фэй. – А что, если мы с вами подымем деревенских молодцов на великое дело?

Такое предложение пришлось Лю Бэю по душе. Они вместе отправились в харчевню выпить вина. Вдруг какой-то рослый детина подкатил к воротам груженую тележку и, немного отдышавшись, крикнул слуге:

– Эй, вина мне и закуску! Да поживей поворачивайся – я тороплюсь в город, хочу вступить в армию!..

Длинная борода, лицо – перезрелый финик, брови – гусеницы шелкопряда, высокий рост, величественная осанка. Все это привлекло внимание Лю Бэя. Он пригласил незнакомца к столу и спросил, кто он такой и откуда родом.

– Зовут меня Гуань Юй, а родом я из Цзеляна, что к востоку от реки Хуанхэ, – ответил тот. – Там я убил кровопийцу, который притеснял народ, и пришлось мне бежать. Вот уже несколько лет скитаюсь я по рекам и озерам и теперь, прослышав, что здесь набирают войско, явился на призыв.

Лю Бэй рассказал ему о своем плане. Гуань Юю план понравился, и они вместе с Чжан Фэем стали его обсуждать.

– У меня за домом Персиковый сад, – сказал Чжан Фэй. – Сейчас он в полном цвету, и как раз настала пора принести жертвы Земле и Небу. Давайте же завтра совершим церемонию жертвоприношения и соединим свои сердца и силы в братском союзе, чтобы начать великое дело.

На следующий день они закололи черного быка, белую лошадь, воскурили в цветущем Персиковом саду благовония и, дважды поклонившись, произнесли клятву:

– Мы, Лю Бэй, Гуань Юй и Чжан Фэй, клянемся быть братьями, дабы, соединив сердца свои и силы, послужить государству и принести мир простому народу. Клянемся умереть в один год, в один месяц, в один день. Того же, кто нарушит клятву, да покарают Небо и Земля!

После этого они признали Лю Бэя старшим братом, Гуань Юя – средним братом, а Чжан Фэя – младшим братом.

Лю Бэй вооружился обоюдоострым мечом, Гуань Юй – мечом Черного дракона весом в восемьдесят два цзиня а Чжан Фэй – копьем длиною в два человеческих роста, после чего они на грудь надели панцири. С ними было более пятисот деревенских храбрецов.

Через несколько дней стало известно, что предводитель Желтых повязок – Чэн Юаньчжи во главе пятидесятитысячного войска вторгся в округ Чжоцзюнь. Правитель округа Лю Янь приказал отдать под командование Лю Бэя и его братьев отряд из пятисот воинов и послать их на разгром мятежников. И вот братья выступили в поход и расположились лагерем у подножия Дасинских гор на виду у мятежников. Когда оба войска встали друг против друга, Лю Бэй выехал на коне вперед. По левую руку у него был Гуань Юй, по правую – Чжан Фэй.

Размахивая плетью и всячески понося мятежников, Лю Бэй потребовал, чтобы они немедленно сдались. Чэн Юаньчжи пришел в ярость и дал команду своему помощнику Дэн Мао вступить в поединок. Чжан Фэй схватил свое длинное копье и вонзил его прямо в сердце Дэн Мао. Тот замертво упал с коня. Тогда Чэн Юаньчжи подхлестнул коня и, в свою очередь, бросился на Чжан Фэя. Но навстречу ему, вращая в воздухе своим огромным мечом, уже несся Гуань Юй. Не успел Чэн Юаньчжи опомниться, как меч Гуань Юя рассек его надвое. Мятежники побросали копья и обратились в бегство.

Чжан Фэй, Лю Бэй, Гуань Юй

А на следующий день пришла весть от Гун Цзина, правителя округа Цинчжоу. Он сообщал, что город окружен мятежниками, и молил о помощи. Лю Бэй согласился пойти на выручку Гун Цзину и во главе пятитысячного войска двинулся на Цинчжоу. Но победы не одержал, отступил и расположился лагерем.

– Мятежников много, – сказал он своим братьям, – их можно победить только хитростью. Ты, Гуань Юй, с тысячью воинов укроешься в горах слева, а Чжан Фэй, тоже с тысячью воинов, укроется в горах справа. Сигналом к выступлению будут удары в гонг.

На другой день войско мятежников было разбито, а осада с Цинчжоу снята.

В это время пришла весть, что Лу Чжи сражается в Гуанцзуне против главаря мятежников Чжан Цзяо. А Лу Чжи был некогда учителем Лю Бэя, и Лю Бэй решил ему помочь.

Вместе с братьями Лю Бэй отправился в Гуанцзун. Лу Чжи обрадовался ему и сказал:

– Здесь я окружил мятежников, но братья их главаря, Чжан Лян и Чжан Бао, стоят лагерем в Инчуане против Хуанфу Суна и Чжу Цзюаня. Я дам вам тысячу пеших и конных воинов, отправляйтесь туда и разузнайте, что там да как.

Лю Бэй поднял войско и двинулся в Инчуань.

В это время Хуанфу Сун и Чжу Цзюань потеснили мятежников к Чаншэ, а ночью подожгли их лагерь, сооруженный из ветвей и сухой травы. Повстанцы бежали, не успев в панике ни оседлать коней, ни облачиться в латы.

С остатками войск Чжан Лян и Чжан Бао вырвались на дорогу, но здесь им путь преградил отряд во главе с Цао Цао. Он был высокого роста, с маленькими глазами и длинной бородой.

Как-то некий Цяо Сюань сказал Цао Цао:

– В Поднебесной грядет великая смута, и принести мир сможет лишь тот, кто обладает выдающимися талантами. Вам, господин, надлежит совершить это благородное дело.

Двадцати лет Цао Цао сдал экзамен, получил звание лана и был пожалован должностью начальника уезда, расположенного к северу от столицы Лоян. Был он нелицеприятным, нарушителей порядка строго наказывал, будь то богач или бедняк, простолюдин или знатный.

Как только вспыхнул мятеж Желтых повязок, Цао Цао во главе пяти тысяч конных и пеших воинов отправился в Инчуань. Он как раз и преградил путь отступавшим в беспорядке мятежникам, перебил их более десяти тысяч, захватил знамена, гонги, барабаны и множество коней.

Когда Лю Бэй с братьями привел свои войска в Инчуань, Хуанфу Сун сказал:

– Силы Чжан Ляна и Чжан Бао истощены. Сейчас они побегут в Гуанцзун под защиту Чжан Цзяо. Лучше всего вам отправиться туда.

Лю Бэй повернул обратно. На полпути братья повстречали конный отряд, сопровождавший повозку для преступников. Каково же было их удивление, когда в повозке они увидели Лу Чжи!

– По навету евнуха Цзо Фына меня сместили с должности и сейчас везут в столицу на суд, – сказал Лу Чжи.

Услышав такое, Чжан Фэй в ярости схватился за меч. Он хотел перебить стражу и освободить Лу Чжи, но Лю Бэй его удержал.

Лу Чжи повезли дальше, а Гуань Юй сказал:

– Не лучше ли нам вернуться в Чжоцзюнь? Лу Чжи больше не командует войсками, и там, куда мы идем, у нас нет опоры.

Лю Бэй согласился с ним, и они двинулись на север. Шли два дня, поднялись на гору и тут увидели, что ханьские императорские войска бегут и их преследуют мятежники со знаменами, на которых написано: «Войско полководца князя Неба».

– Это Чжан Цзяо! – воскликнул Лю Бэй. – Скорее в бой!

Войско Чжан Цзяо, только что разгромившее армию Дун Чжо и преследовавшее ее по пятам, дрогнуло от неожиданного натиска.

Братья выручили Дун Чжо и проводили его в лагерь. Когда же Дун Чжо узнал, что храбрецы не имеют ни чинов, ни рангов, он стал относиться к ним с презрением. Тогда Лю Бэй в гневе покинул шатер.

– Мы спасли этого негодяя, – возмутился Чжан Фэй, – а он оказался таким неблагодарным! Я не смирю свой гнев, пока не убью его! – И, выхватив меч, Чжан Фэй направился в шатер Дун Чжо. Вот уж поистине:

 
Деянья и думы людей сегодня, как древле, все те же.
Кто может сказать: человек – герой он иль простолюдин?
Попробуй на свете сыщи храбрей и проворней Чжан Фэя,
Который обидчиков всех готов был повергнуть один.
 

О дальнейшей судьбе Дун Чжо вы узнаете из следующей главы.

章节结束^[10]