Сердце

Книга «Сердце» финской писательницы Малин Кивели обращает внимание на женщину и ее потребности до, вовремя и после родов. Героиня подробно делится переживаниями и желаниями, связанными не только с материнством, но и телесностью.

«Люблю синяки, на себе и на других. Я вижу в них признак того, что человек пошел на физический риск, нарушив привычный ритм движений. Что такие люди принимают все аспекты жизни — включая и то, что не всякая попытка увенчается успехом».

Поэтическая книга, в которой текст связан с сюжетом, но как-то неочевидно. У новорожденного обнаружен порок сердца – и всю книгу этот факт служит точкой, от которой расходятся круги к образам, ситуациям и событиям в жизни его матери.

Эта проза – словоплетение, транс, бред. Это не мысли, переходящие одна в другую, не история, не образы. Это медитация, «конвульсии языка», «слова-дротики». Это эксперимент. Героиня никогда не работала со словами: она пишет картины. Но этого акта творчества перестало хватать, и она взялась за текст – впервые и бесцельно, безамбициозно, неправильно и внегранично. Она пытается обрести голос, сотворить привычное непривычными средствами.

Она видит свое призвание в том, чтобы «приглядывать за миром». Она фрагментарна, так она о себе пишет. Поэтому в ее словах (а этот текст следует мерить не абзацами, а словами) сны и Бог, и страх смерти, и слабость, и свобода, и блаженство, и левитация – тысяча тем без начала и конца, ни откуда и в никуда. Шуршание словами, забрасывание их в детские обручи как акт самопознания.

Когда я начинала читать, я думала, что героиня – жизнь. Что это текст от лица жизни. Она устрица, и пещера, и голос, и рев, и зерно. И тогда я погуглила концепцию книги, и было написано, что это стихотворение в прозе. Они правы, так и есть, именно так это надо читать: ради того, чтобы ловить, где у лирического героя вдох, а где сбивчивое громкое дыхание. Даже если тема тебе интересна (мне откликнулись слова про безобразное и уродливое, например), текст не позволит тебе извлечь новые смыслы, они ни за тем. Героиня – калейдоскоп, пещера, прохладный напиток, вопрос. Она не мыслитель, не первооткрыватель, она бьет вслепую по пиньяте речи, и ты можешь только ловить ее удары, и видеть перерывы в них, и трогать метафорические вспотевшие ладошки.

Когда люди пишут так (а Клариси Лиспектор была одержима текстом и процессом его создания), мне кажется, что они вышли из всех возможных границ писательства (творчества, искусства), там уже внечеловеческое. Наша задача теперь в том, чтобы их не понимать. Для меня оно великое до любых гуглений, но почти не читаемое. Оно такое, больше для вечности, чем для человека.

«Материнство — вопрос не биологии, а приличий. Поддерживать жизнь в беззащитном существе — это пристойное поведение»

«Сердце» – описание месяца из жизни матери новорождённого Сигфрида, появившегося на свет с каортацией сердечной аорты. Вместе с ребёнком женщина ложится на госпитализацию и несколько недель ждёт плановую операцию. Но мест в реанимации только 12, и каждый день находится кто-то, кому хирургическое вмешательство требуется неотложно.

Как оставаться собой, когда твоя жизнь подчиняется больничному распорядку? Как вести себя с младенцем, который, вполне возможно, не переживёт операцию на сердце? Как слушать о проблемах других, когда, сосредоточившись на хрупкости детской жизни, ты и себя едва понимаешь? У героини «Сердца» нет ответов на эти вопросы, и вряд ли они будут хоть у кого-то, кто попадёт в подобную ситуацию. Чтобы не сойти с ума, постоянно прокручивая в голове всякие «если», она гуляет по берегу Финского залива и фокусируется на собственных ощущениях. Обветренные губы, лопнувшие сосуды, морозный пар и колючие варежки – всё это маленькие спасательные круги, за которые цепляешься из последних сил в надежде спастись от той всепоглощающей тревожности, что каждый вечер ждёт в палате.

При всех достижениях феминизма, женщинам до сих пор кажется стыдным и неприличным говорить о себе, когда рядом лежит беззащитный младенец, не подозревающий, что в ближайшем будущем его ждёт не очередное кормление, а яркий свет и холодный стол стерильной операционной. Какое может быть я? Какие непрочитанные книги и ненаписанные романы? Какой ещё симпатичный хирург или капиллярная сеточка, проступающая из-под бледной кожи, когда твоё дитя может никогда не выступить на детском утреннике или не надеть школьную форму? Но Малин Кивеля уверенна, что только в себе женщина и может отыскать то, что поможет ей не потерять равновесие при любом ударе судьбы.

Кивеля себя идентифицирует с писательством, а материнство - что-то вроде дани обществу. Но все-таки она родила троих детей, вероятно, какие-то радости она для себя все же находит в родительстве. Она описывает изнутри кокон, который облепляет только что родившую женщину, переполненную новыми телесными и душевными переживаниями, тревогой, дискомфортом, усталостью, надеждами, а в случае с больным младенцем, еще и страхом. Такой подробный и достоверный, честный и тщательный дневник рефлексии и телесных переживаний материнства мне еще не встречался.

Как мать, сама долго пребывавшая с детьми в больнице после родов, могу сказать, что в этом дневнике еще очень много материала, которому не дано названия. Я имею в виду травму медицинского вмешательства. Медицина создана предельно рационально - чтобы спасать жизни. И на сантименты там до недавнего времени внимания не обращали, да и сейчас - не везде и не много это уделяют внимание. Между тем, эмоциональные травмы, связанные с пребыванием в стерильных больничных условиях, с хирургическими вмешательствами, в взаимодействием с больничной системой могут застревать надолго неопознанными, неосознанными, скрыто влияющими на состояние пациентов, в том числе, матерей и младенцев.