Сердце Черной Пустоши. Книга 1

Глава 16

От такой грубости я оторопела и некоторое время переводила взгляд с двери на корсет, что фривольно валяется на чужой постели.

Смущенная, словно Бенара в лавке женского белья, я спешно покинула каюту. Лишь, когда лицо обдало соленым ветром, осознала, что оставила корсет на кровати виконта. От мысли, что придется идти по палубе с интимной деталью туалета запылали уши, а когда представила, как вновь возвращаюсь в каюту виконта, стало совсем не по себе.

– Я все-таки заберу корсет, – бормотала я, пока ноги несли меня подальше. – Обязательно заберу. Не ему же оставлять!

Я миновала грот-мачту, а поднявшись по ступенькам, направилась корме. О нападении магнакарид напоминали лишь редкие ошметки панцирей и щупалец, которые уже не выглядят так внушительно. С ними споро расправляются матросы, сволакивая к бортам и выбрасывая за борт.

Я слегка приподняла юбку и осторожно перешагнула через очередное щупальце, но, завидев двух матросов, растерялась.

Не зная, как себя вести, присела в книксене, а они, заметив мое замешательство, бросились на помощь. Один из моряков белозубо улыбнулся и отправил щупальце за борт.

– Благодарю, милорды, – произнесла я после небольшой паузы.

Матросы недоуменно переглянулись, а тот, что постарше, сказал:

– Забавная вы, леди Черной Пустоши.

При этом моряк так широко улыбался, что я сама не заметила, как губы растянулись в улыбке.

Раздался возмущенный писк и хлопанье крыльев. Дракончик шумно приземлился на плечо и, впившись крохотными коготками в ткань платья, пыхнул на матросов серым облачком.

Моряки расхохотались.

– И зверь у вас тоже забавный, леди, – осмелев, сказал младший матрос.

– Он не хотел ничего дурного, – поспешила я оправдать враждебность дракончика. – Просто беспокоится, что потерял меня.

Я провела ладонью по гладкой спинке, вызвав писк дракончика, который, в следующую секунду снова пыхнул на моряков облачком. На этот раз черным.

– Диларион, – проговорила я смущенно.

– Хорошо, что вы такая, – протянул моряк.

– Забавная? – переспросила я.

– Настоящая, – серьезно ответили мне. – Вас любят животные, вас любят люди. Вас невозможно не любить. Черной Пустоши нужна такая леди. Очень нужна.

Не успела я как следует смутиться, тот, что помладше, хитро улыбнулся и, глянув по сторонам, произнес:

– Да и господина виконта половником вы знатно отходили! Сразу видно, не какая-то примороженная фифа, что закатывает глаза и зажимает пальцами нос, услышав хорошую шутку!

Я оторопело захлопала ресницами, чувствуя, что краснею, и поспешила прояснить:

– Ну, во-первых, там не черпак был, а маленькая ложка… А во-вторых, попадется мне боцман! Разные у нас представления о юморе, доложу я вам!

Моряки захохотали в голос. Как ни старалась хмурить лоб и сжимать губы, через секунду тоже захихикала. Чтобы совсем не пасть в глазах матросов, я стыдливо присела в книксене и, пожелав хорошего дня, продолжила путь.

Оказавшись на корме, впилась пальцами в борт и склонилась, глядя на бурление воды, что остается за кораблем. Несколько соленых капель брызнули в лицо, грохот воды заглушил звуки, мысли и чувства. Я стояла какое-то время, опираясь грудью на борт и просто смотрела вниз.

Разогнувшись, поняла, что дракончик испуганно пищит у ног. Он соскочил с плеча, когда перегнулась через борт, и теперь жалобно смотрит снизу-вверх глазками-бусинками.

– Испугался, маленький? – ласково прошептала я и склонилась, чтобы подобрать Дилариона с палубы.

Стоило коснуться гладкой шкурки, меня дернуло в сторону. Не успев сохранить равновесие, я замахала руками и шлепнулась рядом с дракончиком. В глазах потемнело, а в грохоте воды не смогла различить – шумит это внутри головы или снаружи.

Диларион заверещал и вскарабкался на плечо, как белка.

Запоздало покрутив головой, я оглянулась. Матросы все еще драят палубу в пятидесяти шагах, попугай Старпом расселся на рее бизань-мачты и недобро глядит в нашу сторону, а на смотровой площадке в бинокль таращится кто-то из матросов…

– Чудно, Диларион, – проговорила я. – Ощущение, словно меня толкнули. Это от слабости, наверное.

Дракончик заверещал на своем лишь ему понятном языке, а я, подумав, добавила:

– И от голода.

Встав на ноги, отряхнула юбку и погладила Дилариона, который снова устроился на плече.

– Интересно, где у них кухня? – спросила я. – Позавтракать так и не удалось. Вместо обеда мы сами чуть не стали обедом магнакарид, и требовать разносолов сейчас было бы крайне невежливо… Но ведь нам много не надо, правда, Диларион? Просто попросим кусок хлеба с сыром.

При мысли о только выпеченном, ароматном хлебе и нежном сыре рот наполнился слюной, и я решительно двинулась прочь с верхней палубы.

– Он даже не должен быть свежим, – проговорила я, сглатывая. – Достаточно даже просто сухарика… Маленького совсем сухарика. Двух. А лучше трех.

Я спустилась по ступенькам и нырнула под лестницу.

Когда мимо прошло двое матросов, присела в книксене. По лицам видно, сильно удивлены меня здесь встретить, но тщательно стараются это скрыть.

– М-м-м, – промычала я и запнулась, вспомнив, какое веселье вызвало у матросов обращение «милорды», – мм… почтеннейшие…

– Да, леди? – спросил смуглый черноволосый парень, едва ли старше меня.

– Скажите, пожалуйста, где у вас кухня?

– Камбуз, миледи, – поправили меня. – Кухня на корабле – это камбуз. Прямо по коридору и налево первая дверь.

– Благодарю, – проговорила я, вновь приседая.

О том, что кухня, которая, камбуз, впереди, догадалась бы, даже если б не спросила дорогу. Стоило пройти по коридору немного вперед, как ноздри защекотал запах жареного лука, тушеных овощей и свежего хлеба.

Прислушиваясь к гвалту, что раздается из-за широкой дубовой двери, я прибавила шаг. Наконец, решившись, робко постучала.

Мне ожидаемо не ответили, и я, переступив с ноги на ногу, толкнула створку. Камбуз обрушился на меня запахами съестного, лязганьем ножей, черпаков, кастрюль и переругиванием поваров в белых колпаках.

– Я не посмотрю, что во дворцах готовить привыкли! Дышло вам в глотку, а не мускатный орех! Ишь, моду взяли! Магнакариды и без орехов хороши! – восклицал, потрясая внушительным черпаком, детина с красным лицом и красными, налитыми кровью глазами.

– Вагвар! Мегзавец! Дуболом! – отвечали ему, почти одновременно, двое: тонкий и толстый, в идеально белых накрахмаленных колпаках и халатах.

В отличие от первого, оба говорят на смеси южного и восточного наречий с характерной заменой «р» на «г», что встречается только в Лаудании и Висерте.

– Соус бешамель немыслим без мускатного ореха! – возопил тонкий человек, яростно сверкая глазами на краснолицего. – Не сметь пгятать от нас пгодукты!

– Тем более, мы их найти и пегепгятать! – мстительно подтвердил толстый приземистый человек, явно наслаждаясь произведенным эффектом.

Краснолицый запыхтел и принялся раздавать подзатыльники поварятам в колпаках, которые задвигались по камбузу с удвоенной скоростью.

Я ахнула, зажав рот ладонью, наблюдая столь жестокую расправу над бедными мальчишками. Но те ничуть не обиделись. Поварята даже приседать успевают до того, как ручища кока соприкасается с их затылками.

– Чем я так прогневил морского дьявола?! – прорычал краснолицый, споро орудуя огромным ножом. – Если мне, главному коку, на старости лет подсунули этих неженок, которые даже бешамель без мускатного ореха приготовить не могут?!

– Бешамель без мускатного огеха все гавно что бгачная ночь без невесты! – ответили ему, и поварята захихикали, а кок схватился за голову.

– Если бы не мы, чем бы ты, мужлан, когмил столь высокопоставленную леди? – спросил толстый человечек, помешивая что-то ароматное в большой кастрюле.

– Да разве я не нашелся бы, чем мою леди накормить?! – патетично прорычал краснолицый. – Сами видели, леди наша тростиночка, ручки-веточки, непонятно, в чем душа держится! Ей бы румянца, да килограмм десять прибавить. Вот было бы куда ни шло! А с вашими энтими изысками, девчонка, поди, оголодала совсем!

– Вот мы и пгиставлены этому судну, чтобы к концу плавания Чегный пгинц узнал свою невесту! – заявил толстенький.

– Чтобы не встгетил с когабля румяную упитанную кгестьянку вместо изысканной леди! – добавил тоненький.

– Я вам покажу, кгестьянку! – взревел кок.

– Ну, Черный принц меня не видел, поэтому узнал бы любую, – сообщила я, выходя из тени.

На миг камбуз замер. Даже котлы перестали булькать, а сковородки шипеть, но через секунду звуки и движения вернулись, сопровождаемые щедрыми подзатыльниками и командами от главного кока.

Расправа над поварятами не помешала ему широко улыбнуться, как самой желанной гостье, словно это не он только что обсуждал мои размеры и аппетит. Он представился первым, назвавшись Морским Быком, вслед за ним, морщась и кривясь, назвались повара, нанятые лично для меня.

– Висьен, – назвался тонкий.

– Люсьен, – сообщил свое имя толстый. – К вашим услугам, миледи.

– Прошу извинить, что подслушала окончание вашей дружеской и невероятно увлекательной беседы, – произнесла я. – Но правильно ли я поняла: на всю команду готовит один кок, в то время, как у меня два личных повара?

Камбуз сотрясся от громогласного хохота. Смеялся кок, ему вторили трое или четверо поварят, точное количество сосчитать никак не удавалось.

– Во-от! Слышали, убогие? Даже леди озадачена такой несправедливостью! Правильно я вас прищучил!

Он потряс черпаком, как флагом, чем вызвал кислые выражения лиц уроженцев юго-восточных провинций.

– Никто нас не пгищучил, уважаемый, – ответил ему тонкий. – Мы сами вызвались помогать.

– Вызвались они, как же! – проревел Морской Бык, яростно сверкая глазами. – Леди, вон, и то сама в непонимании!

– Сами-то вы не спгавляетесь, – сообщил толстый и довольно шмыгнул носом.

Прежде, чем ссора вспыхнет по новой, я пролепетала:

– Вообще-то я не за этим…

Камбуз снова замер. Стало так тихо, что все отчетливо услышали, как у меня на плече сглотнул дракончик.

– Я просто не могла дождаться ужина, – сообщила я, решив не уточнять, что ни завтрака, ни обеда так и не получила. – Скажите, найдется ли у вас что-нибудь… К чаю?

– Бедное дитя!! – проорал Морской Бык и угрожающе лязгнул ножом о черпак.

Я сама не поняла, как оказалась за столом. На коленях появилась салфетка, а передо мной начали возникать приборы. Количество блюд росло быстрее, чем грибы после дождя.

Юго-восточные повара, словно наперегонки с коком и поварятами принялись заставлять стол мисками, плошками, тарелками и даже кастрюлями. В глазах зарябило от разнообразия блюд и запахов, а Диларион не растерялся и с удовольствием нырнул в угощения, довольно рыча.

Чувствуя, как краснею под пристальным вниманием поваров, я осторожно подцепила кусок белого мяса с блюда, что оказалось ближе всех.

Мне тут же подвинули желтоватый соус. Обмакнув кусок в пиалу, я, наконец, отдала должное стараниям поваров.

– М-м, до чего же вкусно, – пробормотала я и, не прожевав, как следует, отрезала еще кусок.

– А я что говорил?! – пробасил Морской Бык. – А вы все – бешамель, бешамель! Магнакариды, они и с лимонным соком идут так, что аж за ушами трещит! А, леди?! А что мясо ядовитое, так для того и уксуса не жалеем! Нет, леди, вы не бледнейте, пожалуйста. Они ядовитые только сырые, а приготовленные очень даже полезные!

Я захлопала ресницами и закашлялась. Мне тут же постучали по спине, отчего я с трудом сохранила равновесие, едва не тюкнувшись носом в угощение.

– М– магнакариды? – переспросила я. – Это эти… Страшные… Мамочки!

– А как же, леди? – удивился Морской Бык, и даже Висьен с Люсьеном озадаченно заморгали. – Магнакариды это ж самый жир! То есть самое изысканное блюдо! К королевскому столу регулярно поставляемое! Что ж нам, пренебрегать таким подарком судьбы? Вон рагу с ними, с демонами, а вона жареные в сухарях, а вон…

Я успела прийти в себя и промямлила:

– А нет ли… Просто куска хлеба?

Морской Бык обменялся непонимающим взглядом с поварами и даже с поварятами. Затем мне пододвинули блюдо с нарезанным хлебом и сыром. Я с наслаждением впилась зубами в ароматную мякоть, думая, что может, когда-нибудь смогу оценить морской деликатес по достоинству, но не сейчас.

Мне явно старались угодить, предлагая новые и новые блюда с участливым выражением лиц. В одинаковых белых колпаках, они с умилением следили за тем, как я ем, и в груди потеплело.

Я ощутила себя дома, в Авароне, на уютной кухне, полной преданных слуг и крикливых кухарок. Я любила нарочно пропустить прием пищи, чтобы пообедать или поужинать у жарких печей, под шутки и переругивание слуг, одна или с Нинель. Даже под пристальным и неодобрительным взглядом Бенары я чувствовала себя дома. И сейчас корабль, вместе с враждебным морем и далекой гаванью в Черной Пустоши, куда-то исчез. Остался только шумный и невероятно уютный камбуз, сладкий горячий чай, и свежеиспеченный хлеб.

Не успела я допить чашку ароматного чая, как за спиной прозвучало:

– Леди Элизабет. Не будете ли вы столь добры дозволить мне проводить вас в каюту.

В голосе виконта прозвучала едва скрываемая ярость, но показалось, ее не услышал никто, кроме меня.

Я поставила чашку на стол, при этом корабль качнуло и раздался жалобный звон.

Улыбка сама собой покинула лицо, когда я встала с прямой, как жердь, спиной и, вежливо кивнув поварам, обернулась к виконту.

Де Жерон, казалось, не замечал никого, кроме меня. Скрестив руки на груди, он наблюдал, как прощаюсь с поварами и двигаюсь ему навстречу. Стоило подойти, он отступил и, открыв дверь, пропустил меня вперед.

Осознав, что мы одни в темном коридоре, путь в пятьдесят шагов миновала за десять.

Виконт не отставал, и стоило нам оказаться на палубе, заговорил:

– Я предупреждал вас, леди, чтобы не передвигались по кораблю в одиночестве. Чтобы как можно меньше контактировали с матросами и остальной командой. Чтобы…

– Чтобы не ела, не спала, не дышала и не жила! – ядовито закончила я за виконта.

– Я забочусь о вашей безопасности, леди, – процедил он, прожигая меня взглядом насквозь. – Я не шутил, говоря, что вам следует всегда быть на виду!

– Кок, двое поваров и четверо поварят! – воскликнула я и погладила пискнувшего на плече дракончика. – Куда уж меньше на виду?

– Одна, в окружении семерых мужчин, – прошипел виконт. – И без нижнего белья!

– Что?! – опешила я. – Да как вы… Как вы смеете?!

– Это вы смеете разгуливать по кораблю без корсета! – нагнувшись ко мне, тихо сказал виконт.

Со стороны наш разговор, должно быть, выглядел, как вежливая беседа о погоде. А я поблагодарила богов и святое воинство за внезапный порыв ветра, который растрепал прическу и скрыл мои пылающие щеки.

– Вы еще панталоны на мне проверьте! – выкрикнула я и закрыла рот ладонью.

Желваки на щеках виконта заиграли, а я похлопала ресницами и добавила уже тише:

– И корсет вернуть не забудьте. И, прошу вас учесть, если вы в курсе каких-то подробностей туалета леди, не стоит этим бравировать. Никто на корабле не знает насчет корсета, то есть, я хотела сказать, его отсутствия. Так что разговор этот считаю неуместным!

Я привычно присела в книксене, чтобы развернуться и уйти, когда виконт тихо произнес:

– Достаточно, что знаю я, леди. Ваш предмет туалета уже в вашей каюте. А вам надлежит быть более осмотрительной.

– Я буду более осмотрительной, виконт, и позабочусь о том, чтобы носить с собой два комплекта сменной одежды, на случай, если на нас снова нападут магнакариды, или вы вновь решите меня утопить.

– Леди Элизабет, – прошипел виконт.

– А сейчас не смейте даже говорить со мной, – гневно произнесла я. – Или станете применять к беззащитной леди силу на глазах у всей команды?

– Мы поговорим позже, леди, – отчеканил виконт, и, недобро улыбнувшись, добавил: – Ночью.

– И не мечтайте, – мило проговорила я и вновь присела в книксене. – Мне совершенно неинтересно, кто из вас больший весельчак, вы или Роджер. Но клянусь святым войском, вы не переступите более порог моей каюты!

– Леди, – сказал виконт, но я не дала ему договорить.

– Даже если это действительно была шутка, и мне угрожает призрак Вивьен Ру, я справлюсь. Я все-таки маг. Но не смотря на юность и отсутствие опыта в… неважно… я прекрасно понимаю, что опасаться мне следует не призрака третьей невесты Черного Принца, а вас, виконт де Жерон.

Виконт что-то прошипел вслед, но я не расслышала ни слова, решительно направляясь на нос корабля, побыстрее и подальше от виконта де Жерона.

Глава 17

Далеко уйти не дали.

Диларион суетливо заерзал на плече, реагируя больше не на тяжелую поступь, что раздалась за спиной, а на настроение хозяйки. Сердце болезненно сжалось, замерло, а потом понеслось вскачь. Приложив нечеловеческие усилия, я сдержалась, чтобы не обернуться, а также не ускорить и не замедлить шаг.

– Леди Элизабет!

Окрик виконта прозвучал как вежливое приветствие, но мне показалась, что клокочущую в нем ярость заметили все.

Я остановилась. С силой зажмурившись, чуть тряхнула головой, прежде, чем обернуться, а когда развернулась, лицо стало непроницаемо, как маска, и такое же фальшиво-приветливое.

– Виконт де Жерон? – произнесла я, приседая в книксене.

Вид у приблизившегося чуть ли не вплотную виконта взбешенный. Глаза превратились в голубое пламя, губы сжались в одну линию, словно де Жерон с трудом сдерживается, чтобы не заорать. А хищно раздувающиеся ноздри и желваки на щеках могут напугать и Роксолану Бесстрашную.

Но после пережитого я лишь гордо вскинула подбородок и вопросительно посмотрела на виконта снизу-вверх.

– Когда я говорю – вы делаете, леди, – проговорил виконт, с трудом сдерживая ярость.

Его пальцы резко сжались, словно на горле врага, и я невольно отступила на пару шагов. Виконт тут же покрыл разделяющее нас расстояние и продолжил:

– Мои приказы не обсуждаются.

Я сосчитала про себя до десяти, как учила Бенара, и произнесла невозмутимо:

– Приказывать будете матросам, виконт. Хотя и им логичнее слушаться капитана, а не вас. На меня же ваш авторитет не распространяется. Если помните, я леди. Ваша леди, виконт де Жерон.

Глаза виконта налились кровью. Хриплым голосом, который вот-вот сорвется на крик, он проговорил:

– Что вы сказали?!

Я вдохнула поглубже и произнесла:

– Что слышали, виконт. Я леди Черной Пустоши. И если мой будущий муж ваш господин, то я отныне ваша госпожа.

У де Жерона дернулся глаз и уголок рта.

– Черный принц не господин мне, а друг.

Я мило улыбнулась и заверила виконта:

– На мою дружбу даже не рассчитывайте. А если пытались удивить, у вас не вышло. Гораздо необычней, когда ведете себя достойно. Но это, к сожалению, не про вас, виконт де Жерон. И все же, хоть вы и хам, каких мало, я бы советовала вам соблюдать дистанцию с леди Черной Пустоши.

– Если вы ею станете, – хрипло выдохнул виконт, багровея от гнева.

Сердце кольнуло, стук в груди участился.

– Я уже… – начала я, но голос предательски сорвался.

Взгляду виконта вернулась прежняя холодность, он произнес:

– Вы станете леди Черной Пустоши, если доедете до герцогства. Живой.

Последнее слово виконт буквально выплюнул.

– Вы мне угрожаете? – холодно осведомилась я, хотя внутри сжалась пружина, готовая распрямиться в любой момент.

Виконт издал звук, похожий на рычание десяти львиных глоток. Попугай Старпом, задремавший на рее, упал и чуть не ударился о палубу, но успел раскрыть крылья у самых досок. Он поднялся в воздух и принялся описывать круги над нами, истошно вопя:

– Палундр-ра! Бер-регись Дейви Джонса!

Я невольно присела, закрывая руками голову, а виконт оказался совсем близко и принялся отгонять напугавшую меня птицу. На беду виконта, охранять хозяйку ринулся и Диларион. Дракончик, который не успел разобраться, что к чему, взлетел с плеча и цапнул виконта за палец.

– Ах ты гадина! – выругался виконт, стряхивая дракончика с руки.

Диларион взмыл вверх, а виконт сунул покусанный палец в рот и уставился на меня сверху-вниз бешеными глазами.

Я сглотнула и присела в книксене, некстати вспомнив наставление Бенары, которая любит повторять: «Если не знаешь, что делать, делай книксен. Вежливость никогда не бывает лишней».

Вопреки напутствию Бенары виконт не оценил мой порыв вежливости. Глаз его задергался с новой силой, и вынув покусанный палец изо рта, де Жерон отступил на шаг.

– Что вы делаете, леди? – прошипел он в недоумении.

Радуясь, что книксен сработал лучше, чем ожидалось, я снова присела и испуганно пояснила:

– Книксен.

– Я не слепой, леди! – прорычал виконт. – Дьявол вас побери, зачем вы делаете книксен?! Зачем вы, будьте вы прокляты, постоянно делаете книксен?!

Не обращая внимание на пощипывание в глазах от незаслуженной обиды, я мужественно ответила:

– Пытаюсь быть вежливой. Вы спасли меня от попугая.

Виконт выругался так грязно, что в глазах щипать перестало, и я часто заморгала, отводя взгляд.

– Леди Элизабет! – уже тише произнес виконт. – Вы ведь нарочно, да? Признайтесь! Вы издеваетесь?

Я испуганно присела в книксене снова и смиренно проговорила:

– Просто вежливость, виконт. Это называется хорошие манеры. Хотя откуда вам знать это слово…

– Черти меченые! – воскликнул де Жерон. – Мы на корабле. В центре Звездного моря! Чтобы вы понимали, леди, от берега нас отделяют не только тысячи миль, но и косяки магнакарид, акулы, касатки, рифы-людоеды и такие чудовища, по сравнению с которыми магнакариды покажутся этим вашим… Диларионом! За вами неотступно следует призрак леди Ру, настроенный более, чем решительно! Мы постоянно меняем курс, чтобы не встретиться с проклятыми, присягнувшими Караваре! Вы ходите не просто по тонкой нитке, по волоску! И вы, черт побери, приседаете в книксене! В книксене, Элизабет! Манеры!! К дьяволу манеры! Прекратите уже сводить меня с ума!

Я ошарашенно хлопала ресницами, пока виконт говорил. Несколько раз казалось, что не выдержу, развернусь и позорно убегу потому, что на меня никогда не повышали голос. Но на мое счастье, ругался виконт долго, и, когда закончил, успела немного взять себя в руки.

– Ошибаетесь, виконт, – горько сказала я. – Именно здесь и именно сейчас хорошие манеры не просто ценнее золота. Они дороже жизни. Утратив их, я утрачу себя. Я могу потерять все – жизнь, надежду и даже честь… Но останусь при этом собой.

Виконт перевел дыхание и посмотрел на меня устало.

– Жизнь, надежда, честь. Странные у вас приоритеты. Получается, что жизнь вы цените меньше всего? Даже меньше надежды?

Сетуя, что наговорила лишнего, я проговорила, едва сдерживая дрожь:

– Я не собираюсь обсуждать свои приоритеты. По крайней мере с вами.

Прежде, чем виконт успел ответить, спросила:

– Что-то еще, виконт де Жерон?

Де Жерон устало посмотрел на меня и вздохнул.

– Я хотел сказать, что ужин в восемь.

Когда присела в книксене, у виконта снова дернулся глаз.

– Благодарю, виконт, – проговорила я натянуто. – Но у меня нет аппетита.

Затем быстро развернувшись, направилась в сторону каюты, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не зарыдать.

За спиной раздалось тихое:

– Если не выйдете к ужину, клянусь, я приду в вашу каюту, привяжу вас к кровати и накормлю силой.

Я присела в книксене, и произнесла, не оглядываясь:

– Буду вовремя.

Уже подходя к двери, услышала команду, отданную громогласным голосом капитана Сэма:

– Вахту к каюте леди!!

Оказавшись в одиночестве, я облегченно выдохнула, понимая, что больше не надо сдерживать рыдания. Проведя ладонью по щеке и недоуменно взглянув на мокрые пальцы, осознала, что плачу уже давно.

Из окна раздался возмущенный писк дракончика, потерявшего хозяйку. Стоило Дилариону влететь в каюту, я с силой захлопнула ставни. А потом упала на кровать и разрыдалась.

Плакала долго и горько. От жалости к себе хотелось рыдать больше, чем от резких слов виконта. Едва успокаивалась, в памяти всплывали его глаза, которые смотрят злобно и с ненавистью, и волна истерики накатывала с новой силой.

Наверно, плакала бы до самого вечера, если бы не дракончик, который взволнованно перебирает лапками по кровати, сминая покрывало и поскуливает, словно потерянный щенок.

Свернувшись в клубок, я обняла подушку и гнусавым голосом позвала дракончика:

– Дилариод, все хорошо. Все хорошо, де бойся…

Голос прозвучал жалобно, а слова жалко и фальшиво. Я снова начала всхлипывать, перемежая рыдания причитаниями, чтобы не пугать дракончика еще больше.

– Хорошо… Хорошо… Черт побери, что же тут хорошего! Диларион! Вот за что он так со мной? И как я могла? Как могла назваться леди Черной Пустоши? Я же боюсь этого, боюсь, как огня, Диларион…

Дракончик что-то пискнул, а меня осенило.

– Если бы я могла выбирать, знаешь, что бы я выбрала?

Дракончик заинтересованно хлопнул глазами-бусинками.

– Если бы я могла выбирать… Я хотела бы, чтобы это плавание никогда не заканчивалось! – выпалила я и испуганно закрыла рот ладонью.

Тут же каюта содрогнулась от смеха. Жуткий, леденящий, пугающий до одури женский хохот раздался так неожиданно, что я замерла, словно превратилась в статую. В следующее мгновение я забилась в угол, прижимая к груди дракончика одной рукой, а второй сотворила вокруг мерцающий щит.

Хохот умолк, по каюте пробежал легкий ветерок, и снова все замерло, а я поняла, что грохот в ушах, это биение сердца.

Чуть прищурившись, оглядела каюту истинным зрением, но она выглядит также, как и за секунду до хохота: кровать, стол, стул, сундуки, коробки. Если бы несколько секунд назад здесь был призрак, тем более призрак мага, я бы это увидела. Но в каюте пусто.

– Это говорит только об одном, Диларион, – прошептала я. – Или я схожу с ума от горя, или… Или призрачная леди была сильным магом. Сильнее меня. Хотя тетушка называла меня одаренной…

Дракончик пискнул, как если бы ему не понравился ни один из вариантов.

– Я сказала правду, Диларион, – проговорила я. – Я не хочу в Черную Пустошь. Я не хочу, не желаю быть леди Черной Пустоши. Я… Лучше каждый день подвергаться сотне опасностей, и терпеть все это… Только не то, что велит мне долг.

Диларион свернулся в клубочек и зажмурился. Тельце часто вздымается от дыхания, раздвоенный черный язык облизал пальцы. Не знаю, сколько просидела неподвижно, боясь потревожить сон пригревшегося питомца, когда в дверь постучали.

– Ужин через пятнадцать минут, леди, – раздался ломкий голос Конька.

– Благодарю, Марко! – крикнула я юнге, вскакивая с кровати.

Памятуя об угрозе виконта, которую тот, несомненно, претворит в жизнь с изощренным удовольствием хищника, я вскочила с кровати.

Только сейчас увидела свернутый в трубочку корсет, который лежит под подушкой. По телу прокатилась нервная дрожь, а в груди вспыхнула смесь гнева и страха. Когда вспомнила надменное, нахальное лицо виконта, платье, которое он принес, сорвала с себя несколькими движениями, как и белье, и чулки, не желая носить на себе то, чего касались его руки.

Рискуя оказаться привязанной к кровати, наскоро посетила купальню и освежилась. Теплая вода и ароматная пена враз придали уверенности.

Выбежав из омывальной в одном полотенце, я ринулась к походным сундукам. Синее бархатное платье, расшитое раухтопазами и отделанное золотом, бросила на спинку стула, предварительно разгладив его щелчком пальцев.

Нежно-голубые панталоны, длинные, подходящие вечернему времени, с лентами у щиколоток, натянула на синие чулки, сотканные из слюны гаупасских пауков. Закрепила чулки поясом, кружевной верх которого выглядывает над панталонами. Синий лиф, отделанный голубым кружевом, скрылся под полупрозрачной тканью сорочки. Бережно уложив в несколько рядов-складок мягкий шейный платок, скользнула руками в широкие рукава платья. Когда тяжела ткань осела на бедрах, потянула за завязки на спине, утягивая наряд. А потом вспомнила, что забыла надеть корсаж.

Покосившись на тот, что виконт оставил на кровати, покраснела. Затем нахмурилась. Подхватив злополучный предмет, а также ворох остальной одежды, что принес виконт, оставив после себя идеальный порядок, отнесла в корзину для белья в купальню.

– Займусь позже, – пояснила я дракончику, который уже устроился возле двери и поглядывает на меня умильными глазками.

Закусив губу, я склонилась над сундуком с бельем, выбирая корсаж. Выбор остановила на черном, с голубыми розочками. Но не успела взять его, как в дверь постучали.

Я вздрогнула, а из-за двери раздалось:

– Ужин подан, миледи.

– Благодарю! Я уже иду! – ответила я несколько громче, чем следовало бы, и шепотом пожаловалась Дракончику: – Без корсажа, значит, ходить по кораблю преступление. И к ужину опаздывать преступление! И, между прочим, непонятно, что хуже: вызвать порицание и сомнение в собственной добродетели или оказаться привязанной к кровати?

Произнеся последние слова, почувствовала, как запылали щеки.

Наскоро уложив волосы в тяжелую косу, я выскочила из каюты, верно расставив приоритеты.

Виконт при моем появлении встал и отодвинул стул, отпустив матроса, который сопровождал меня до стола, взмахом руки.

Пожелав приятного аппетита дежурным тоном, вновь склонился над своей тарелкой.

– Вы вовремя, леди, – тихо сказал он, не особо старательно пряча издевательскую улыбку. – Ни на минуту не опоздали.

Я невозмутимо положила себе на тарелку салат и, наколов зеленые листья на вилку, ответила:

– Ваши доводы показались достаточно убедительными, виконт.

Хрустнув салатом, с трудом сдержалась, чтобы не зашипеть, как кошка, когда де Жерон весело произнес:

– Отрадно, что наконец, удалось найти на вас управу.

– Не смейте говорить обо мне, как о норовистой кобылице! – возмутилась я.

– О, что вы! Я отношусь к вам с должным почтением, как… к своей леди, – ответил виконт, накладывая в тарелку сразу несколько отбивных.

– В ваших устах «моя леди» звучит двусмысленно и неприятно, впрочем, как все, что вы говорите.

Столовый нож в руке виконта заскрежетал по тарелке, и я любезно посоветовала ему не резать фарфор.

Несколько минут виконт ел молча, отдавая предпочтение мясным блюдам.

Я же, не успев проголодаться после вылазки на камбуз, уныло ковыряла салат, не скрывая, что ужин, как и компания виконта, мне неприятен, и я лишь отбываю досадную повинность.

Думала, виконт так и будет молчать до конца ужина, но он неожиданно и зло произнес:

– Значит, все, что я говорю отвратительно, миледи?

– Бенара любит повторять, что оскверняет уста не то, что в них входит, а то, что из них исходит, – холодно ответила я.

– Готов поспорить, что в уста вашей Бенары никогда и не входило ничего предосудительного, – заинтересованно кивая, подтвердил виконт.

При этом он смотрел мне прямо в глаза, а не в декольте, и говорил вежливо. Даже сказанная им фраза, вопреки всему, была верхом изящества. Но мне отчего-то показалось, что он издевается.