Две недели

Твое счастье мимолетно, если его нет в твоем доме. Оно мимолетно, если однажды на месте добра ты обнаруживаешь суррогат, на месте преданности фальшь, на месте сочувствия – ложь. Дом, как ржа, разъедают невысказанные обиды, утайки и недопонимания; его по кусочкам склеивают великодушие, вера и мудрость.

Мне тридцать один год. Я потеряла ребенка, надежду и дом, а потом заново отстроила свой мир.

Вспоминая сегодня свой путь, я не без удивления для самой себя открываю правдивость того, о чем говорили тайком мои подруги много лет назад, на нашей встрече после выпуска из университета. Это были близкие мне люди – наша дружба совсем недавно отпраздновала свое десятилетие.

«Правильный человек», – говорили они.

Мы сидели в кафе, и я подходила к столику после телефонного разговора с мужем, когда вдруг до меня долетели эти слова.

Я не придала этому значения. В целом я не была уверена, что говорили обо мне, но даже если бы это оказалось так – почему это стало бы для меня оскорбительным? Я отлично училась в школе и институте, я состоялась в карьере через некоторое время после выпуска и почти сразу с началом работы познакомилась с человеком, которого через некоторое время смогла назвать своим супругом. «“Правильный человек”– ну и что в этом, собственно, такого?» – подумала я и улыбнулась девочкам в ответ.

Только много позже я поняла, что правильные люди очень часто терпят крушение. Правильные люди рыдают одни в подушку, голодают, нарушают скоростной режим, курят одну за другой крепкие сигареты, поднявшись после бессонной ночи и силясь собрать себя в кулак перед рабочим днем, конца которому не видно. Правильные люди встают на путь совершенно неправильной, ошибочной жизни и проигрывают тем, кто никаких порядков не знает в помине. Я поняла это, на ошибки разменяв свою семью.

Мы познакомились, когда мне только исполнилось двадцать два: увиделись в галерее. В тот день подруга не смогла составить мне компанию, потому что ее молодой человек в последний момент решил совершить вылазку на природу и устроить пикник. Мне ничего не оставалось, кроме как выйти за порог дома и поехать одной, немного расстроенной.

Когда мне было пять лет, я постоянно говорила маме, что за мной кто-то следит. Впервые услышав от меня такое, она не на шутку испугалась: годы были неспокойные – и еще неделю ходила со мной вместе в детский сад до трех часов дня и вообще ни на минуту не оставляла меня одну вне дома. После оказалось, что это были ночные кошмары, сюжеты которых оседали у меня в памяти и пугали днем. Врач выписал мягкие успокоительные, и на долгое время страшные сны прошли.

Я явственно помню чувство слежки. Я помню ощущение жара меж лопаток и в затылке, когда кто-то обжигает тебя взглядом в полной уверенности, что останется незамеченным. Оно не раз спасало меня от хулиганов в школе, оберегало на темных улицах в юности – и в тот день в галерее именно это чувство определило мою судьбу. Мне не было страшно. Я повернулась лицом к своему предначертанному, оставив Моне, Ренуара и многих других обделенными вниманием, и прикоснулась взглядом ко взгляду серых, слегка прищуренных глаз.

Через три дня, стоя у кассы театра, мы случайно потянулись разом за билетами. Его ладонь накрыла мою и следующие три часа уже не отпускала.