И ответ снова не заставил себя долго ждать. Игорь улыбнулся. С Мишей у него всегда складывался забавный диалог. Не как со всеми. Впрочем, ко всем не относилась и она… та, что, по словам друга, хотела с ним связаться.

Он закрыл Word и выключил ноутбук. Сегодня уже ничего не напишется.

Храмов же написал ему:

Краткая история времени хотя бы, там было немало, ты сам знаешь

Философ из тебя пока слабенький, избавь себя от этой глупой тоски, ты ведь сам её придумал

И пусть пишет, я только не понимаю, зачем вы втягиваете меня

В диалоге не место третьему

Скажи, в книге твоей хотя бы будет хороший финал?

Игорь усмехнулся и снова принял эстафету разговора:

Хороший финал?) ты ведь знаешь меня.

Я не философ, я – беспечный ангел. И нет у меня той тоски, кою ты имеешь в виду.

Я никого не втягиваю, к слову.

И ответ:

Надеюсь, хотя бы кто-то там останется в живых

Только вот беспечный ангел был из тех, кто просто любит жизнь, а не прячется от неё. И на ангела ты не тянешь, без обид

Знаю, не докапывайся до слов, это я для красоты слога, или как там вы говорите, грамотеи?

Думаю, она скучает по тебе, моё мнение

Игорь:

Зачем ей по мне скучать? У неё есть Лёша. Мне он не нравится, но и не должен. Это нужно ей. Я рад за них.

Хочется верить, что в живых останется автор, а это уже неплохо.

Миша:

Опять романтизация жертвенности сердца, уязвлённого любовной тоской.

Кстати, классно сказал

Я молодец, тоже язык подвешен

Перестань изображать благородство, пожалуйста

Ты только один во всём мире умеешь одновременно прикидываться и подлецом, и святошей

Удивительно

Вас многое связывает. Мы все столько лет друг друга знаем, я вижу, что вам двоим есть о чём поговорить

Не будь дураком

Игорь не стал отвечать, отложил телефон. С минуту он обдумывал слова друга, затем шумно выдохнул – будто специально так, чтобы кто-то услышал, хотя слышать мог только кот – и, взяв костыль, снова побрёл на кухню.

Настало время кофе. Почему бы и нет? Одиннадцать часов вечера – в самый раз. Всё самое интересное ещё впереди.

Возможно, подумал Игорь, заваривая кофе, он бы мог хотя бы посмотреть, что у них сейчас проходят… хотя бы по истории литературы. Однако секундой позже он сделал вывод, что это плохая идея, которая только способна привести к ухудшению настроения, и без того не особенно радужного. Игорь вообще не любил таких оценочных фраз как «хорошее настроение» и «плохое настроение», он считал, что настроение подвластно разуму, нужно лишь только прокачать необходимый навык, натренировать мозг. В последнее время перепадов настроения у него просто нет, он существует в каком-то особом мирке, временами скучном и унылом, временами забавном и приятном. К тому же, в мирок его вливались и другие мирки, тоже его, но иные, ещё более эфемерные, метафорой ускользающие всякий раз, когда внутренний взгляд напрягался и пытался высмотреть в абстрактной вселенной что-то материальное.

Если ночью не получится уснуть, тогда сяду и накидаю план на новую книгу, подумал Игорь, и на сердце стало чуточку теплее, чем мгновение назад. Когда кофе было готово, он аккуратно, но очень привычными движениями донёс чудодейственный напиток до письменного стола. Вздохнув снова так, что бедный кот на диване опять вздрогнул, он взял в руки телефон и заметил мерцающий белый огонёк, говоривший о новом сообщении.

Так он и ожидал. Опять Миша что-то…

Но сообщение было не от него. Увидев на аватаре отправителя до боли знакомое лицо, тут же воссоздав в сознании живой образ его, Игорь открыл мессенджер.

Привет

Я бы наверное и не написала тебе, но Миша…

Думаю он тебе уже что-то наговорил

Неважно

Я хотела узнать как ты

Мы очень давно не разговаривали

И давно не виделись

Когда Игорь перечитал эти строки уже на третий раз, он отметил вопиющую деталь: слишком мало точек для журналиста (их отсутствие), а также пропуск запятой в крайне важном месте! Беспечный студент Воронов справедливо не считал себя образцовым филологом, да и вообще не особо-то филологом, но такое могло вывести его из себя. Но было исключение. Он прекрасно понимал, что такой человек, как Лиза, может ошибаться только в случае, если находится под действием сильной эмоции, волнения, не чувствует контроля над ситуацией. Игорь задумался. С чего бы ей волноваться, пока пишет ему? Тем более сейчас… не два года назад, а сейчас.

Здравствуй, Лиза. Честно, не ожидал сообщения от тебя.

Да, Миша сказал мне, что ты хочешь поговорить со мной. Я могу понять, почему ты сделала это через него. Правда.

У меня всё хорошо, всё прекрасно.

Надеюсь, у тебя не случилось ничего, что бы могло выбить тебя из колеи.

Как учёба?

Как Лёша??

Последнее сообщение Игорь набрал с неприятным ощущением внутри, как будто кто-то ткнул его в сердце тупым ножом; ткнул не сильно, но так, чтобы вполне почувствовать. Однако дублированный вопросительный знак принёс ему какое-то облегчение, смешанное с чувством гордыни и с тем самым ощущением, когда понимаешь, что задел человека, уколол за прошлую, забытую, казалось бы, обиду, но уколол опять же не сильно, а только лишь для понимания. Лиза вряд ли оставит лишний вопросительный знак без внимания.

Я и сама от себя не ожидала этого

Очень рада, что ты в порядке, Игорь)

Но нет, так говорить совсем невозможно

Не люблю диалоги здесь

Люблю живые разговоры

Может быть, встретимся как-нибудь, поговорим, попьём кофе или чай, на твой вкус?

Невозможно всё, что хочешь сказать, написать текстом здесь

Тогда и расскажу обо всём

Надеюсь, ты согласишься

Игорь подумал: эх, Лиза, текстом можно выразить всё, что угодно, он для этого и существует. Но да, наверное, не здесь.

А запятые вернулись на место, что, наверное, означало, что девушка совладала со своими эмоциями. Воронов не знал, как ему относиться к этому сейчас. С другой стороны, было заметно, что Лиза писала всё менее формально и более открыто, как… как близкому человеку.

Я согласен.

Откровенно говоря, на данный момент я не особо увлечён учёбой, так что выбирай день сама.

А на сегодня всё, мне захотелось спать.

Он не обманывал – спать действительно захотелось, недавняя бодрость куда-то испарилась, исчезла быстрее, чем кофе в кружке. Последнее он написал как-то не раздумывая и был этому рад. Почему-то. Он прочитал последние сообщения Лизы перед тем, как совсем отключить телефон.

Хорошо)

Тогда я подумаю, когда будет удобней встретиться, и напишу завтра.

А про твою учёбу мы ещё поговорим.

Экран погас. По крайней мере до завтра. Игорь оставил телефон рядом с ноутбуком, встал, опираясь на костыль, и добрёл до дивана, вновь потревожив сон вечно спящего Персика. Сел рядом с ним и понял, что свет сам себя не выключит. Кряхтя так, как будто ему было не двадцать один, а шестьдесят, Игорь доковылял до выключателя и медленнее – обратно. Скинув серый халат, он лёг раскинув руки (диван был широким) и, поглаживая урчащего и сопящего кота, стал думать о своей книге. И о Лизе.

Он надеялся, что эти мысли не займут у него слишком много времени. Всё же спать Игорь очень любил, и потому с утра частенько проклинал свой постоянно рефлексирующий мозг.

Если не усну, то пойду писать, повторил он три раза, как заклинание. Но, конечно, никуда он уже не пойдёт. Слишком ленив, чтобы ради своей истории вскакивать ночью, корчась от боли в ноге и ища костыль.

Веки тяжелели, но сон не приходил. А вот мыслей – сколько угодно (и неугодно). Они закружили его в своей карусели, увлекли в это безумное турне, не имеющее видимого края, понесли к горизонту событий. Вот и родители, и школа, и прочитанные в детстве фантастические книги, и его герой, и Лиза. Всё зашлось каким-то бело-оранжевым огнём, вышло вперёд, и убежало, и вернулось вновь. Яркие миражи, планы на жизнь, любовные мечтания, душевные сомнения, ошибки… всё танцевало и окружало его, бегало под потолком, стучало в окно. Вокруг не было ничего, кроме мыслей.

Но и они исчезли. Долгожданное ничто? Нет, пришёл сон, и он не был спокойным.

Вокруг – бескрайняя Вселенная, а он один – маленькое двуногое существо – внутри космического корабля, который так же жалок и незначителен на фоне бесконечных звёзд. Дом – далеко… Можно ли по-прежнему считать домом планету, жители которой по своей воле превратили её в свалку, в непригодное для жизни место? Да. Это дом. Дом, в котором никого не осталось, кроме пыльного призрака человечества, жившего в нём тысячи лет.

Игорь – если только это был по-прежнему он – поймал себя на мысли, которая сейчас казалось самой главной в его жизни, которая заполняла всё видимое и невидимое пространство: Разгерметизация стыковочного шлюза, разгерметизация… мы не сможем пристыковаться к станции… Господи, у нас за спиной десятки земных и световых лет, мы проделали такой путь, и сейчас нас просто выкинет в пустоту, где мы развеемся пылью… забавно. Разгерметизация…

Игорь был уверен, что жизнь его прошла в межзвёздных путешествиях – по-другому и быть не могло. Разумеется. Он здесь.

Где-то далеко, в закоулках мозга, казалось, копошатся какие-то покрытые паутиной образы и мутные воспоминания. Будто бы он всего-навсего хромой студент, который даже не может разобраться в себе, но всё же пытается смотреть на звёзды. Нет, прочь от этого. Всего лишь игра разума… на самом деле сейчас – 2137 год, и перед глазами его – вечная ночь, усеянная холодными огнями.

Жутко… человек повзрослел – оказалось, что Земля – лишь колыбель, которая готовила его к серьёзной жизни. Оказалось, что наше Солнце – свет Атлантиды, согревающий детей; мы родились в этом свете, но умрём без него. Оказалось, что наш дом – вся Вселенная, и вместе с тем нет у нас никакого дома. Мы не нашли рая, и вынуждены создавать его сами. По обе стороны жизни – вечность, а вокруг – обманчивое время, которое всегда было и Богом, и дьяволом.

Игорь прошёлся вдоль панорамного стекла, которое отделяло его от миллиардов километров пустоты, и вдруг понял, что стыковка корабля со станцией VLR-2132 пройдёт успешно, как было всегда. И отчего вдруг у него возникло ощущение близкой смерти? Впрочем, такое бывает, наверное.

Он двинулся к панели управления, над которой голограммами повисли трёхмерные изображения станции, их корабля и белой звезды Вега, в системе которой они и находились. В кресле главного пилота сидел Дэвид, и Игорь обрадовался, увидев его. Почему-то ему казалось, что они не виделись целую вечность. Дэвид угрюмо изучал спектроскопические данные, мелькавшие около голограмм и на сенсорной панели перед пилотом, и Игорь решил пока не беспокоить его. В конце концов, у них ещё будет столько возможностей для разговора. Тем более, в спектроскопии и спектрометрии Игорь не многое понимал. Не его профиль.

Он тихо и мягко поднялся по винтовой деревянной лестнице на верхнюю палубу и столкнулся лицом к лицу с ней. Он знал её, сколько себя помнил. Но почему же именно сейчас ему кажется, что он выбрался из какого-то тяжёлого сна? Гибернация была давно завершена, члены команды пробудились уже сто двадцать часов назад, и естественные последствия дельта-криогенного сна не должны его беспокоить более. Всё так странно.

Но сейчас это неважно. Он вернулся, он здесь – и это главное. Он смотрит на неё. Девушка улыбнулась, карие глаза, хранившие вечную загадку, глядели на него. И ему больше ничего не было нужно. Теперь уже плевать на тьму за панорамой.

Она кивнула, обходя его – Игорь попытался поймать её за талию и притянуть к себе, но девушка ловко увернулась и, смеясь, стремительно, легко сбежала вниз.

Он решил было побежать за ней, но передумал и подошёл к широким книжным полкам, стоящим справа от зияющего тьмой окна и слева от огромной изогнутой сенсорной панели. Эта панель была телом Тезея – Искина, который мог стать хорошим собеседником для любого члена команды и который, казалось, знал всё. Игорь припомнил долгие разговоры бессонными ночами (или днями – в вечной тьме это не имеет значения), припомнил философские прения с Тезеем, который почти как человек мог доказать и опровергнуть Бога, любовь, смерть и всё прочее, что будоражит наши души. Они спорили насчёт природы Чёрных дыр: Игорь наделял их почти мистической аурой (больше в шутку, конечно), в то время как его оппонент, опираясь на свой квантовый разум, много говорил о сингулярности и бесконечном схлопывании четырёх измерений. Всё это прекрасно знал и Игорь, но ведь у чистой сингулярности должна, в конечном итоге, быть хоть какая-то роль.

– Если даже у человеческой жизни нет никакого смысла, то почему особый смысл должен быть у сингулярности? – спрашивал тогда Тезей.

– Но ведь, в конце концов, мы… всё вокруг пришло из сингулярности, разве нет? Быть может, смысл её – порождение миров?

– Друг мой, я не являюсь особенным фанатом софистических прений, но не кажется ли вам, что из ваших слов вытекает закономерный вопрос: в чём смысл порождения миров сингулярностью?

– Это бесконечный круг! – смеялся Игорь. – Но…

– И разомкнуть этот круг можно, только если мы покинем его, – пронёсся по палубе голос Элизабет.

Он был счастлив тогда. Не было ничего в жизни его милее взаимно-тёплых, долгих взглядов с ней и раздающегося на фоне вечно спокойного и приятного голоса Искина, у которого в любом споре был аргумент.

Игорь подавил желание вновь заговорить с Тезеем, зорко наблюдавшим за ним из глубин своих запутанных и бесконечных нейронно-квантовых соединений, и стал рассматривать книги.

Эта книжная полка с настоящими книгами – прихоть Элиз. Во времена, когда миллиарды книг и научных статей существовали в Неосфере, оставаясь там до смерти Вселенной, девушка с каштановыми волосами получала удовольствие от того, что могла пролистать какой-нибудь томик, почувствовать запах былых времён, погрузиться в особый мир. Игорь мог её понять, хоть и считал несколько непрактичным держать сотни килограммов бумаги на корабле, где всё пространство было расписано по мелочам. Так или иначе, на некоторых околозвёздных станциях, в том числе и на VLR-2132, в слабом режиме ещё работали типографии – дань прошлому, от которого мало что осталось.

Здесь – Хокинг, Лем, Симмонс, Голдинг, Уоллес, Бредбери, Оуэрелл и многие другие масштабные представители той профессии, что раньше звалась «писатель» и которая давно утратила свой прежний смысл. Это произошло, наверное, ещё до Коллапса Времени… а после этой даты уже само человечество стало иным. Игорь взял небольшой томик со стихами Джона Китса, забытого поэта, пролистал и, грустно улыбнувшись, убрал книгу на место.

СТЫКОВКА КОРАБЛЯ «ЭНДИМИОН» СО СТАНЦИЕЙ VLR-2132 ПРОИЗОЙДЁТ ЧЕРЕЗ ДВЕ МИНУТЫ

Это был бортовой компьютер, говоривший голосом Тезея… или Тезей выполнял роль бортового компьютера. Игорь всё больше склонялся к тому, что Искин – собственно, и есть бортовой компьютер, однако уходить в эти размышления ему не особо хотелось. Кажется, сейчас есть дела поважнее. Во тьме за бортом мгновенно пронеслись какие-то огни, похожие на маленькие кометы – возможно, новейшие дроны, перемещающиеся со скоростью, что в тысячу раз превышает звуковую, сопровождают корабль.

Вокруг всё замелькало, словно звёздное небо покачнулось. Игорь быстро сбежал вниз по лестнице и уже через несколько секунд стоял около пилотной панели управления. Теперь перед глазами была Вега, ослепительная, бело-голубая сфера, наполнявшая тьму неживым светом. Если бы не сверхтонкая тонировка корпуса «Эндимиона», вся команда бы уже давно ослепла. Странно, что, вглядываясь в темноту панорамных окон несколько минут назад, Игорь не видел и намёка на бело-голубое сияние звезды – а может, просто уже и не помнил… странные всё же дела творятся после дельта-гибернации, которую он раньше очень любил.

Он с удивлением обнаружил, что рядом с ним стоит Элизабет, и её холодная мягкая ладонь – в его ладони. Нежность. Не хватало. Он уже и забыл это ощущение. По потолку забегали какие-то искры…